За мгновение до...

Следующий визит Снейпа произошел раньше, чем она ожидала. Прошло два дня с момента отвратительного приключения на озере. Гермиона мысленно хмыкнула. Иначе как нетерпением его поведение назвать было трудно. Существовала, правда, мизерная возможность того, что, ввиду нарушенного хода событий, Злодей победился волшебным образом. Но вероятность столь малая! Легче было как раз помечтать о налаживающихся отношениях… Но и это было почти неосуществимо! Только она посмела решить, что герой с перепугу продемонстрировал все плохие качества, как стало во сто крат хуже. И сколько бы она не желала тем ублюдкам горя, значительно сильнее было желание вразумить их, отвратить от зла. И это она не знала, что за участь их постигла после предательского удара в спину. Однако, так устроена человеческая психика: мы многое прощаем своим кумирам, детям и, прежде всего, тем, кого любим. А поводов проникнуться страданиями этого Снейпа, а не того, которого они наблюдали со своей колокольни будучи детьми в бегах, с ношей непомерной ответственности на плечах, было хоть отбавляй. Время неумолимо двигалось к вечеру. Тени от предметов удлинились, а комнаты наполнил удивительный серо-голубой свет. Перламутровый, как нутро раковины, с жемчужными переливами в лиловый и бледно-розовый: пасмурное небо все равно пропускало солнце. В Алисином Зазеркалье, должно быть, такие вечера существовали. Гермиона пребывала в задумчивости. Ужин остался нетронутым. Она навела беспорядок в тарелке и вряд ли бы смогла при этом сказать, чем сегодня потчуют. Разговаривать, делиться мыслями, спорить — как раз запала не было. После очевидной потери патронуса она уверилась, что все идет не так, как надо, а даже слишком тяжело. Но хозяин дома явился и о вторжениях предупреждать не собирался. Снейп принес с собой свежий воздух напитанный сыростью. Она шагнула навстречу — принять мантию. Сам Северус вблизи пах мандаринами и дорогим алкоголем. Так странно, что аж неловко стало. Гермиона поднесла руку к губам словно на них все еще присутствовал шлейф того одностороннего поцелуя. Лихой и чуть вмазанный Снейп нравился ей ничуть не больше привычного — усталого и злого. А все потому, что она совсем потерялась, не зная, чего ожидать. В принципе, домогательства она бы как-нибудь стерпела. Ханжество — отрицать наличие этой стороны жизни. И хотя Северус считался знатным схимником, за давностью лет его обет мог претерпеть какие угодно изменения. — Не стой столбом! — бросил он сварливо. Но тут же реабилитировался, пожалуй, даже слишком чопорно. — Я не опоздал к ужину? — Как раз вовремя, — она искала подвох по привычке, разглядывая пристально. — Ха! Есть я не собираюсь, — он стянул серые лайковые перчатки и положил их в карман. — У Малфоев отличная еда. Да и общество может быть вполне полезным и приятным, если не сопряжено с «общим делом». Гермиона попятилась. А на входе в кухню вообще вынуждена была вжиматься в дверную коробку. Их разделял жалкий сантиметр и целая пропасть. Сейчас в голове у Снейпа могло твориться что угодно. — Ты что! Рассказал? — она ощущала отвратительные липкие щупальца страха немедленно опутавшие горло. — Я вот все думал, — он поискал глазами стул, но предпочел облокотиться о столешницу и разговаривать повернувшись спиной к собеседнику. — Как мне к тебе обращаться? Ты, очевидно, сменила девичью фамилию? И по имени неудобно, согласись. Что в случае обращения к телу, что к разуму… — Обращаться к телу минуя разум вообще неприлично в случае с мыслящим существом! — она вспылила: это придавало сил. — Если меня допечет. Или если мне захочется… То я не посмотрю и стану называть тебя горшком, и в печку засуну. Потому что проще взять и превратить тебя в горшок: горшки не болтают и не провоцируют людей на совершенно лишние подвиги! Предвосхищая твой очередной умственный экзерсис — я не могу назвать Люциуса даже приятелем, не то что другом. Если бы мои, так скажем, карьерные успехи не впечатлили его и не были выгодны, меня вряд ли бы принимали в том доме. Я знаю, что считаюсь среди пожирательской братии чуть ли не единственным наперсником Темного Лорда. Но они переоценивают и мое влияние на него, и мою значимость в его глазах. Он с шумом выдохнул воздух и сел за стол. — Почему ты считаешь допустимым оскорблять меня? — она чувствовала: за его пьяной бравадой кроется нечто большее. — Я уже говорил. Причем неоднократно. Мне не нравится перспектива, которую ты передо мной открыла. Я не знаю, не понимаю и, главное, не хочу выдумывать, что делать в том случае, если останусь жив. — Твоя смерть никем не предсказана. Я рассказала о ней только потому, что видела ее. Но тогда, в ненаступившем будущем сомнения не было в обратном. И ты не знал. Значит, наверняка думал, как поступить после того, как все закончится. — Хочешь знать правду? — он поморщился. — Я до сих пор совершенно уверен в победе зла! Сама посуди: если бы добро восторжествовало, я б на твоем месте не лез что-нибудь менять. Даже по прошествии многих десятков лет. В целом, я рассчитывал попытаться сделать свою жизнь и работу не настолько ужасной, какой она могла стать, а попутно, возможно, облегчить участь еще нескольких несчастных, на кого моментально не падет гнев Повелителя. — Вот видишь, ты хороший… — Спорный вопрос. Я полагаю, что при победе правильной стороны, система приготовит мне тюрьму, которую через некоторое время великодушно заменит на изгнание. Следовательно, я теперь сижу, смотрю на тебя, всю такую воодушевленную, и думаю, что делать ноги следует прямо сейчас. Посему, пока я предлагаю: Боливия, Никарагуа или Китай?.. — Как раз те места, где наша внешность будет вызывать лишнее любопытство. — В таком случае, мы можем отправиться в Россию. Конечно же, если тебя не страшат дикие земли и дикие нравы тамошних колдунов. Когда каждое слово имеет силу черпаемую из неиссякаемых источников и не требующую проводников. Туда, где все еще есть связь миров. Правда, настолько зыбкая, что требует ставить на грани стражниц, провожающих в мир мертвых. Европа давно ушла в сторону голых формул, утеряла связь с землей и мирами ее окружающими. Мы преобразуем магию тем, что выцеживаем ее натужно, по капле, сквозь проводники, имеющие прямое отношение к первозданной магии. Когда-то и друидам была подвластна вся эта, до сих пор бьющая ключом, сила. Но, знаешь ли, я не хотел бы обуздывать ее. Оглянуться не успеешь, как на тебя самого натянут ярмо… — Весьма романтично и не имеет никакого отношения к ситуации, — деловито заметила Гермиона. — Лучше поешь, выпей за наше здоровье и за успех затеянного предприятия. А я тебе расскажу, что будет дальше. — Правда? Он вдруг воззрился на свою гостью с такой детской непосредственностью, как будто и впрямь собирался слушать продолжение интересной сказки. — Ну, я ведь знаю, что для тебя представляет интерес и чем еще придется заниматься. И будет ли дело таким… — она запнулась, — сложным… — Ты меня заинтриговала! Признаюсь, мне одного меча хватило. Настолько провальной операции на моем счету ещё не было. Я прямо не понимаю, как вам до сих пор удавалось уходить из-под носа у опасностей. А в городе их было во сто крат больше. Или вас преследует сумасшедшее везение, или Старик устелил всю дорогу до победы золотыми кирпичами. — Северус... — она замялась. — Можно я все-таки буду называть тебя по имени? — Я поднимал риторический вопрос. Мне неудобно, поэтому я собираюсь ограничиться — мисс Грейнджер. Представлять тебя убеленной сединами старушкой не самое приятное занятие. Возможно, если бы мы состарились бок о бок… Но я, пожалуй, ничего не стану представлять. Я был в твоем разуме. Этого достаточно. И при самом поверхностном осмотре диагноз неутешительный. Я не люблю людей, которые занимают свою жизнь суетой без особенной цели. Мне непонятно, чем ты была неудовлетворена! Некоторое время он вздыхал, рассматривал трещины на потолке, в которых она давно усмотрела отрывок карты звёздного неба. Несколько раз мельком глянул в окно. Но погода не предвещала ничего хорошего. Дождь в колдопрогнозе предрекали к концу недели, в чем на сей раз не расходились с маггловскими синоптиками. — Так... пустяки, — Гермиона быстро собрала волосы и вслепую заплела косичку. На глазах блеснули предательские слезы. — Я… Мне… Неужели ты не чувствуешь? Легилименция требует изрядной доли эмпатии. — Почему же?! Я чувствую, что противен тебе. Что не оправдал возложенных на меня надежд. Рыцарь в сияющих доспехах на поверку оказался поражен под ними проказой. А ты справедливо отшатнулась. Пессимизм заразен до невозможности. — В какое время тебе нужно появиться в школе? — спросила обреченно. — Такой решительный взгляд! Прямо сейчас! Она чувствовала, что хмель полностью выветрился. На его место пришли флюиды страха и демоны сомнения. Он справедливо побоялся, что сболтнул лишнее. С девочкой так легко было предаваться самым странным размышлениям, облекая их при этом в словесную форму. Оценивая и вкушая новую сентенцию. Сил нет, как хотел пожаловаться, что никаких сил уже не осталось! А приходилось вести светские беседы, балансируя на грани сарказма и грубости, откровенности и откровенного вранья. К примеру: куда бы он уехал, от собственной совести? Чтобы позже ужалить себя подобно скорпиону, погружающему смертоносное жало в собственную голову, переполненное ядом воспоминаний и несбывшихся надежд. Тщетно. Пока она не давала однозначного ответа. — Тебе необходимо остаться! — она чувствовала лихорадочный жар собственных щек. — Ну-ну… — Так будет лучше! — Для кого? — с издевкой оглянулся Снейп. — Ты отдохнешь, отрешишься от суеты и грустных мыслей. Ведь это единственное спокойное, стертое из памяти, место. Здесь само время останавливается. Исчезают чувства, и мышление будто погружается в стазис. И это именно то, что тебе нужно, для того, чтобы понять меня. — Как неожиданно! Какое странное ощущение места. А сколько самокритики! Уважаемая мисс Грейнджер, я не умею выключать голову, тем более погружать ее в состояние стазиса… И если это единственная возможность понять тебя… — Прекрати, пожалуйста! Я в твоем сарказме не нуждаюсь. А вот тебе действительно надо отключиться ненадолго. Внезапно она поняла, что эта перепалка напоминает ей ворчание старых супругов. Как будто Снейп всегда был рядом. Вероятно, и в Люциусе она увидела когда-то отголосок Снейпа, не менее язвительный, но не такой злой. Гермиона подхватила хозяина под руку и по-свойски отвела прямиком в спальню. Она не ощущала момента потребности. Телесное еще не нужно было им. Внезапно она пересмотрела рацион своих желаний. Хотя, напоминая о реальном опыте, плотское желание вспыхивало периодически. Северус, не тушуясь, принялся избавляться от одежды. Остаток ли хмеля сделал его более раскрепощенным, либо он не рассматривал ее как женщину. Он стянул рубашку через голову, угнездился в постели и, натягивая одеяло на плечи, уставился на гостью странным взглядом. — Слушаю тебя. Ты обещала сказку на ночь. — Разве я обещала сказку? Я расскажу тебе быль. Но это страшная история на сон грядущий, — она подмигнула, но на самом деле считала так же. — Хорошо! — Северус кивнул благосклонно. — Я не люблю вранье, а, значит, страшная история будет в самый раз. — Так вот, после того как мы получили меч и открыли крестраж, который таскали с собой… — О-о-о… Я предполагал, что это будет ужасно. Но не настолько же!.. — Слушай, — она отмахнулась. И только когда его глаза стали слипаться окончательно, чему способствовала монотонная, периодически перемежаемая нравоучениями, речь, она резюмировала внезапно: — В общем, как ты уже понял, мы и дальше занимались всем сами. Я понятия не имею, какую роль ты еще мог сыграть в нашем поиске. Защищал ли ты нас, или тебе и дела не было? Мы только и можем, что попытаться преобразовать наши дальнейшие приключения. И я теперь не совсем уверена, что это вообще стоит делать. Подождем и ударим по ключевому событию. То есть спасем тебя. — Остановись, — приказал он четко. Ни тени сна не было на лице. — Вопреки твоему мнению мне необходимо подумать, а не погрузиться в сон разума. Все еще разглядывая ее он помедлил. В его взгляде было много нового, хотя некая доля презрения, впрочем, тоже сохранилась. Несколько качеств характера боролись за главенство, но побеждала пока что комфортная оболочка мизантропии.