За мгновение до...

Итак, получив полную свободу действий, Гермиона призадумалась, а стоит ли… Ей казалось — она целую вечность не провожала так мужчину. Северус проснулся до зари. Выскользнул незаметно, но недооценил внимательность женщины, только что получившей львиную долю желаемого. Не успел он плеснуть ледяную воду из-под крана в лицо, отфыркаться и бесшумно помянуть Мордреда, как в зеркале появилось заспанное, но такое милое отражение. Снейп с благоговением немедленно принялся благодарить того же самого персонажа, что не подтолкнул его посмотреть, на что похожа юная женщина, только вставшая из теплой постели. Их общей постели… В ней не должна была оказаться другая. Становилось понятно, что все испытанное выпало на его долю ради одного чуда. Хотелось так думать! Попробуй он раньше зажить обычной жизнью взрослого мужчины, вероятность, что все потекло бы совсем иначе, зашкаливала. Помыслы этой женщины были сконцентрированы на нем. Она желала, чтобы он выжил, жил, да еще бы и получил такое незнакомое удовольствие от жизни. А еще: у нее кругленький кончик носа, яблочки скул и практически рыжие волосы. Они крутились мелким бесом и были скорее каштаново-рыжими, но все равно… И в тоже самое время Гермиона не была идеальной красавицей и совсем не напоминала Лили. Он резко повернулся и поймал эти мягкие, чуть расквашенные сном (лицом в подушку) губы. А Гермиона зевнула от неожиданности прямо в момент поцелуя. — Так рано… Тебя там что, пересчитывают вместе с портретами? — Мне надо уйти, — отвечал он, немедленно почувствовав давление всего небесного свода на плечи. — Хорошо. Кто бы сомневался? — она заколола волосы шпилькой на затылке и потянулась к умывальнику. — Какой же замок ты применишь теперь? — Я больше не планирую запирать дом. Есть у меня в арсенале режущее проклятие, срабатывающее в паре с паролем. Но мне нравятся твои пальчики. Как все вместе, так и каждый по-отдельности. К тому же я и в самом деле стараюсь свыкнуться с твоим правом строить игру: понятно, что помимо чтения надо еще чем-то заниматься. — Северус, я почти придумала, как замаскируюсь, — заверила Гермиона. — Ведь у нас не так много времени, чтобы помочь нашему трио бежать из подземелий Малфой-мэнора. — Чем же тебя не устроила история с Добби? Ты ведь говоришь, он спас вас. — И погиб геройски… Теперь я думаю, что череду событий следует прервать именно с этого места. Я не хочу подставлять собственную спину под пыточное проклятие от Беллатрикс. А эльф мне дорог, как единственный представитель своей расы, наделенный свободной волей. — Я пока плохо представляю себе, как это можно сделать. Я не был свидетелем вашего пленения, — напомнил Снейп. — Я подумаю над этим хорошенько. Если попытаться избежать плена, мы не вызволим Луну и мистера Олливандера. А гоблин не поможет нам с чашей в сейфе Лестрейнджей… — Когда я впервые осмысливал твой рассказ, мне показалось, что все это дурной набор случайностей, совершенно случайно не влекущий за собой неминуемого провала. Но, если мы нарушим эту логику, не станет ли все окончательно безнадежно? — Иди! — приказала она внезапно. — Я запомню это утро! И ты запомни, потому что все равно ничто не будет уже таким, как прежде! — Мне кажется, ты преувеличиваешь! — заметил он на прощанье. Снейп трансгрессировал, не дожидаясь предложения позавтракать или следующего поцелуя, способного парализовать самую сильную волю и заставить остаться на неопределенно долгое время.

***

Гермиона несколько раз возвращалась к зеркалу и пробовала немного подтянуть глаза. Она сжимала нос и щеки, но неминуемо видела себя. Да и черт с ним! Было одно беспроигрышное средство стать кем-то совсем другим. Визуально оно меняло внешность совершенно безобидно, обратимо, но радикально до неузнаваемости. Через час у нее была остриженная без малого под ноль голова и черная краска для волос в кармане. Кроме того Гермиона покрасила и выщипала брови, тщательно намазалась автозагаром, сочтя апельсиновый результат далеким от совершенства. Зато его можно будет выдать за проклятие или редкую болезнь. Она трансфигурировала очки из столовой ложки и решила, что ее теперь и сам Драко Малфой не узнал бы. Другое дело, что обмануть Гарри и Рона почти не представлялось возможным. Ведь это была просто-напросто крашенная и стриженная Грейнджер. А следовало еще и подготовиться к реакции Снейпа, которому она, кажется, нравилась не только внутренним миром… Привыкнув немного к себе новой и подумав, что выглядит вызывающе и по-своему сексуально, она решила, что играть следует на стороне зла. Начал формироваться вялотекущий план, в котором Снейп вдруг становился кем-то не тем. Не привычным экзальтированным монахом. А типичным пожирателем, имеющим совершенно человеческие черты. Не чуждым сластолюбия. И это означало, что с него спадала аура неблагонадежности, возникающая согласно его исключительным свойствам характера и роду деятельности. Ведь от человека, поступающего нетипично и ожидать можно всякого. Приобретая любовницу и тем самым расфокусируя внимание злодея, он становился одним из многих. Основная проблема состояла в том, что она не помнила четко, когда и что случилось. Даты плавали, расходясь в неделях, а то и месяцах. В постоянном страхе, угнетении, без планов и надежд, да еще и хронически голодные, они будто вечность проходили по пустошам. Скитания хоть и были относительно недолгими, но такими трудными и монотонными. Совпадение времени находки меча в озере беглецами с их со Снейпом отчаянной провокацией, совершенной с ее подачи, можно было отнести к вмешательству нарушенного пространственно-временного равновесия. Она уже наблюдала этот фокус несколько раз при прошлом использовании хроноворота. И не только улитка, но и эпизод с волчьим воем, и вызовом патронуса кем-то с противоположного берега озера. Те другие Гарри, Рон и Гермиона просто не могли знать всего, что натворила пара путешественников во времени. Как и эти не подозревали о нежданной поддержке с воздуха. На данном этапе могло оказаться, что она подстраивает совсем иной вариант течения событий, а не улучшает качество старого. Не помогает избежать излишних трудностей, а, создавая новые, вычеркивает их. Но ведь помимо уничтожения крестражей, находящихся в неодушевленных оболочках (одного живого и исключительно опасного — в змее), был еще и Гарри — как вместилище осколка души злодея. А его, как ни крути, убить должен был сам Волдеморт. Без этого ключевого события, все остальное можно было считать мышиной возней. Момент убийства Северуса в хижине предшествовал восшествию Поттера на личную Голгофу. Следовательно, нечего было мешать герою на его трудном пути. А Снейп, живехонький и радостный, даже делящийся воспоминаниями, вызывал радость только у нее нынешней, с приобретенным за долгую жизнь багажом знаний, а не у той Гермионы, которая даже не удосужилась вернуться. Которой было дело до чего угодно, но только не до почившего профессора. Это потом, помнится, она до странного долго проплакала над фактом, что тело такого человека улетучилось вместе с пламенем. И все не могла понять, что же еще ей хочется сказать ему. Ведь хотелось высказать не признательность за заслуги перед магическим сообществом, а дать как следует в нос — за то, как можно было все время рядиться самозабвенно в такого отъявленного негодяя?! Она с бешеной скоростью проворачивала целые нагромождения подобных мыслей, мешающихся с воспоминаниями. И приходила к одному выводу — отдаться на волю случая. А уж будет он тщательно спланированной акцией, или нагрянет внезапно, можно было только подождать да обсудить с невольным напарником в ее миссии добра. Рассуждать за Снейпа Гермиона не бралась. Она чувствовала, что ей удалось добиться таких изменений его самоосознания, возродить в нем такие стороны натуры, которых до этого и вовсе не было. Только что она окончательно слепила и обожгла в горниле страстей совсем другого, собственного Снейпа, которому ее план мог как понравиться, так и вызвать бурное сопротивление. А еще и волосы эти… Она взъерошила жесткие черные обрубки, торчащие словно перья мокрой вороны… Не ожидая его визита, она до самого вечера чертила бесчисленные схемы. На листках, пестрящих стрелочками, чаще всего ничего не складывалось. Потому что свершенное было чудом, либо же наработкой более замысловатого стратега. Но обсудить с Дамблдором некоторые коррективы плана не представлялось возможным. Да и мог ли старый маг предугадать, каким образом они станут добывать чашу? То, что дерзко ограбят надежнейший банк и вырвутся оттуда самым немыслимым образом, на уши не натягивалось. После этого, вдоволь наигравшись в следователя, она приступила к написанию арифмантических формул. Тех, которыми просчитывалось все. Ее изыскания изобиловали столькими переменными и неизвестными, что подставляемые числа оказывались в явном меньшинстве и роли для прогноза не играли. Но ей удалось добиться кое-чего. Все закономерности срабатывали относительно Рудольфуса Лестрейнджа. В него упирались невидимые дороги судьбы. Но к нему еще следовало подобраться. А степень его безумия рядом с такой женой оценить было трудно. Ближе к вечеру усталая Гермиона, у которой строчки слились в одну, прилегла на секундочку на стол, подстелив руки под лицо. И словно в черную яму провалилась. Разбудил ее леденящий душу тон визитера. — Палочку на стол! И без глупостей! — Ты пришел? — она подняла голову и улыбнулась обезоруживающе. — Сколько действует твое оборотное? Но это не может быть оно! У меня здесь нет… Да и… — он прищурился, сокращая расстояние и хватая ее за подбородок. — Я вижу теперь, что это ты. Но какого черта?! — Это не колдовство, а маггловские штучки, — стараясь разрядить обстановку, она рассмеялась. Но Северус продолжал электризовать воздух, заставляя ее волосы стоять дыбом и шевелиться, благо теперь им было проще простого жить своей жизнью. Глаза его все еще были холодны, а лицо беспристрастно. Он медленно убрал руку и сел напротив, сохраняя расстояние и отчужденное выражение. Взял несколько верхних листков и перебрал их, особенно не углубляясь. — Люблю точные науки, — медленно, нарочито растягивая слова… — Я тоже! — она попыталась излучать добро, радость и веселье всем своим видом, осознавая, что просчиталась. Возможно откат наступил настолько существенный, что всего наработанного непосильным трудом придется достигать заново. — Я не понимаю женщин! — констатировал он внезапно. — Что за страсть к метаморфозам? Воспользовались бы оборотным, если надо. Я ведь явно вижу, что у тебя созрел план. — Начал формироваться. Но для его осуществления нам нужна абсолютная достоверность и неограниченное оборотным зельем время. Как ты находишь проделанную мной работу над внешностью? — Ты выглядишь старше, — он замялся. — Изменилась почти до неузнаваемости. Но ты… Вдруг напряжение спало со звуком порванной струны. — Такая порочная… Она и представить не могла, что стол будет сдвинут в сторону. Что Северус не захочет медлить ни секунды, чтобы его обойти. А после — обжигающий поцелуй, ищущие руки. Жирный след автозагара на воротнике сорочки. И звериный стон над сахарной белизной груди, чуть припудренной несколькими крапинками веснушек. Только ночью, когда бессвязные словечки, перемежаемые поцелуями и стонами, закончились, когда она успела умыться ко сну и они вновь прижались так тесно, что можно было подсмотреть чужой сон, Гермиона решилась задать свой по-девчоночьи дурацкий вопрос-утверждение: — Я так боялась, что ты меня разлюбишь!  Секундная пауза сопровождалась спокойным дыханием, долетающим в шею под ухо. А потом: — А кто тебе сказал, что я тебя люблю?..