За мгновение до...

— Не обращай внимания! Невероятным усилием воли Гермиона подавила панику. Уроки от старшего Малфоя снова хорошо ей послужили (собственно, как и всегда): как дышать, что думать, куда направлять движение мимических мышц, чтобы выглядеть настолько не заинтересованной происходящим, насколько это вообще возможно. Статуи в атриуме Министерства покажутся эмоциональней! Снейпа, между прочим, очень сильно хотелось убить. Вручить саперную лопатку и заставить собственноручно закопаться, не дожидаясь радостного конца интриги.* Она столько раз говорила о своей любви, о том, что делается все ради любви, а не мира во всем мире. Не ради мести, не ради гипотетической справедливости или чьей бы то ни было выгоды. Кажется, можно было уже прислушаться и не говорить гадости ради красного словца. Как раз молчание — золото. И в этом случае тоже. Одним словом, Снейп (если не дурак) должен был реабилитироваться. И реабилитироваться по возможности правильно. Ему не нужно было извиняться за то, что не может пока с уверенностью признать факт чувств. Чушь собачья! И без того было понятно, что испытываемый им душевный сумбур сравнивать ему не с чем. Он и так говорил про лишнюю откровенность и болтливость, вызванные желанием доверять кому-то живому, помимо себя. В ситуации, когда и себе не доверяешь, рискуя попасть то под обливиэйт, то под империус. В таком клиническом случае, как со Снейпом, это было больше, чем признанием в любви. Секунд десять он не дышал. Продолжительная пауза между вдохом и выдохом закончилась горячим сопением. С большой долей вероятности Северус находился в крайне нестабильном состоянии, когда любой человек (каким бы магом и двойным шпионом не был) способен наломать дров. Внезапно он отпустил ее, заставив упасть в бесконечную пропасть и услышать свист ветра в ушах. И сразу же обнял снова — как будто поймал. Еще крепче, чем прежде, буквально вышибив дух. — Если бы я мог так закрыть тебя от всего мира… — Я здесь. И чем ближе буду, тем надежнее. — Я понимаю. Что ж, понимание со стороны Снейпа было достаточной щедростью. Конфликт можно было считать исчерпанным. Скорее всего, так бы и закончилась эта ночь: крепким сном, во время которого любовники бессознательно, синхронно переворачивались, чтобы оставаться как можно ближе. А утро, бесспорно, сыграло бы на их поле, запустив физиологию к общей радости. Но только не сегодня… Приблизительно в третьем часу ночи Гермиона проснулась от жажды. Оценив свое положение относительно партнера на этом узком ложе, она отметила, что имеет смысл его немного расширить, раз уж они спят вместе все чаще. Северус дорожил тишиной и спокойствием, которые теперь дарил его дом. Он предпочитал спать у стены и не пробуждался за ночь ни разу. Гермиона откинула край одеяла и уже спустила ноги, как вдруг в комнате материализовался патронус в виде лиса. Лис нетерпеливо топтался на одном месте с воплями и ругательствами. Перемежая английские слова словами на непонятном языке. Снейп подскочил. Сна как не бывало. Гермиона перестала разглядывать истерящий патронус и воззрилась на обнаженный предмет своих грез. Голубоватые блики ложились мазками на кожу, делая рельеф мышц более контрастным. Мышцы ног были напряжены словно у бегуна на старте. Руки, сжатые в кулаки выглядели вовсе не изящно, а устрашающе. Его худоба не отменяла сухого мышечного каркаса. Внимательный взгляд беззастенчиво упал на плоть. Она поймала себя на странной мысли, что и не возбужденной она кажется красивой. Хоть, впрочем, любование атрибутами мужественности не совсем подходило к случаю… И она взглянула в лицо, стараясь прочитать его истинные мысли. — Что? Что он говорит?! — ей совсем не нравилось то, с каким выражением Северус смотрит в пустоту. — Он говорит, что нечего залеживаться. Вот каким лесом идут иногда планы просто отдохнуть. — А точнее? — она начинала негодовать. — Это значит, и врагам иногда нужна моя помощь, — испортив все очарование нагой беззащитности, он спешно принялся одеваться. Ни секунды не раздумывая, стала натягивать одежду и Гермиона. Снейп не реагировал на ее суету. Ровно столько, сколько требовалось, чтобы привести себя в порядок. Лишь поправив воротник, он обернулся и спросил будничным тоном: — А ты-то куда? — С тобой! — она применила почти беспроигрышную тактику чистой улыбки. Должно быть, она выглядела безрассудной авантюристкой. И Снейп мог осадить ее одним словом. Гермиона пока еще не понимала, хочет ли она действительно влезть в его вторую жизнь и, тем самым, нарушить ее зыбкое равновесие. Поэтому, действовать кавалерийским наскоком было легче всего. Она во все глаза, не мигая, смотрела на своего шпиона. — Хорошо. Слушай — того, кого мы не называем, там не будет. Но есть и те, кто тебе не понравится. С Долоховым тебе встречаться уже приходилось… — Разве он сможет меня узнать? — спросила, выпятив грудь и задрав нос. По носу и получила довольно чувствительный щелчок. Внезапно взгляд героя потеплел. Северус не то, чтобы поплыл, но пришел к каким-то приятным умозаключениям. — На память Антонин никогда не жаловался. А ты — всегда ты! Даже под слоем грима и без волос. Лично я могу узнать тебя просто по самому стуку сердца… Но довольно: дальше от лирики и ближе к делу… Думаю, ты можешь помочь. С этими словами, совершенно внезапно раскрываясь эмоционально, он протянул ей руку. Ладонью вверх. И, больше ничего не объясняя, дернул ее в душную темноту. А вот свет, льющийся из камина, Гермиона увидела уже в просторной комнате. Только он скорее не лился, а яростно полыхал, отбрасывая на стены беспокойные тени. Натоплено было так сильно, что по вискам потекло, и лоб (как в парилке) покрыли капли. Одна из них, сорвавшись, затекла в угол глаза. Защипало. Гермиона досадливо мотнула головой и огляделась. Мебель была разбросана в пылу борьбы. Пол устилал обрывок бархатной занавеси. А сочные следы свежей крови покрывали все, куда бы не падал взгляд. В двух метрах над землей, насаженный на шалаш из нескольких скрещенных копий, которые безобразно торчали насквозь, трепыхался вполне живой оборотень в состоянии трансформации. С его морды капала пена, налитые кровью глаза вращались, оценивая обстановку. Он порывался напасть. Но боль кое-как сдерживала чудовище. — Как давно? — спросил, не здороваясь. — Четверть часа, как нашли и растащили, — вещал мужчина высокого роста. Гермиона не помнила его внешность в подробностях. Разве что у него была борода, а теперь он предстал гладко выбритым. И все же, сомнений у нее не было: Снейп разговаривает с хозяином дома — с Долоховым. Если на вскидку, лет тому было однозначно больше, чем Северусу. А, судя, как хорошо он сохранился, то и все пятьдесят. Эмоции на лице были самыми странными. Она давно не видела кого бы то ни было, получающим удовольствие от такого адского зрелища. Говорил же он, тем временем, глядя только на нее. Под этим взглядом хотелось скукожиться до размеров болонки. На секунду она задумалась: чего же не хватало для победы таким отчаянно властным, доминирующим мужчинам, наделенным богатством и положением в обществе? И тут же сама ответила на свой вопрос. Во-первых: они были в меньшинстве. Во-вторых: они позабыли пообещать счастливую и безопасную жизнь в равенстве и братстве всем остальным. Она чуть не завела песню, мол, так вам и надо, но опомнилась, вслушиваясь в разговор. — Крови потерял много? — монотонно перечислял Снейп. — Довольно-таки… — Регенерация уже началась? — Да нет, вроде бы… — Тони, русское «да-нет» — для меня слишком расплывчатая формулировка! — Крупные раны кровоточат, слипаются только мелкие. Но он холодный. Я решил согреть его. Хотя, возможно, и опрометчиво. — Мысль дельная, конечно. Но вот чтобы пережечь яд, лучше было залить кипяток ему прямо в вены. — Северус, твои шутки, к сожалению, понимаю только я. А мои родичи не хуже меня изъясняются по-английски, — Долохов еле заметно терял терпение, как и Гермиона, догадавшаяся, что бороться предстоит с заражением ликантропией. — Хорошие мальчики огневиски с кем ни попадя не пьют, — заметил учительским тоном и обратился к Гермионе. — Белла, сумеешь проверить кровь всех родственников в этом доме на совместимость с кровью раненого? — Я смогу! — вскинул руку черноволосый худощавый паренек. — Практика в Мунго второй год. — Я могу начать готовить антиликантропное зелье! — выкрикнула она впопыхах и повторила, потупясь. — Начать… — Сделай лучше кроветворное, — поправил он мягко, без нажима. — И позови домовика из школы. Он принесет достаточное количество готового состава. Антонин сноровисто ухватил нежданную гостью под руку и, словно по воздуху, утащил вон из комнаты. В коридоре было контрастно зябко. На помещении были мощные изолирующие чары. Она попыталась вырваться, но онемела от услышанного. Мир перевернулся… — Если ты, грязнокровная выскочка, сотворишь с ним хоть что-нибудь!.. — он брызнул слюной в лицо. — И если он потеряет бдительность и сорвется с того тонкого лезвия, по которому идет, я с тобой собственноручно сделаю то, что делают с выбракованными из помета мелкими сучками… Утоплю в помойном ведре! Гермиона молча протянула для рукопожатия свободную руку. И, лишь получив его, спросила: — Зачем вам?.. — Я не дурак. И хочу жить, а не гнить в тюрьме. Ведь, если я помогу вам, могу надеяться на легкое забвение относительно своей персоны. — Идет! — ответила Гермиона, выскальзывая из неприятно цепкой хватки. Через пару шагов они оказались в уютной домашней лаборатории. Работа закипела, а домовик доставил необходимый состав. Долохов проверил его на пригодность, походя просматривая вещества на полке и черкая в пухлом блокноте. — Почему вы так уверены в моем происхождении? — спросила она буднично, продолжая готовить совсем не трудоемкое зелье. — А я не уверен. Я и сейчас не уверен. Маггловские выродки тоже защищают свои права. Но полукровная, а тем более чистокровная ведьма, выцарапала бы мне глаза. Да и Северус наверняка бы выбрал маггловку. Зачем ему возиться с чистоплюйками из наших? Гермиона, склоненная над котлом, не видела, как Долохов подошел. От прикосновения большого пальца под носом, стирающего испарину, она подпрыгнула и зашипела от негодования. Ответом ей был дьявольский хохот. — Ишь, какая! Брось его, приходи ко мне, — предложил он, посмеиваясь. — Я люблю повеселиться… и умею. А он измучает тебя, а потом уничтожит. Этот человек не любит никого, кроме себя! — Ошибаетесь, — она понимала, что это обычный треп, пусть и весьма странный для данных обстоятельств. Вечерок явно не был томным. — Хорошо бы! Я ведь вас совсем не знаю, — отвечал он внезапно холодно. Пальцы затряслись над очередной склянкой. Он странно потянул носом и прищурился. — Смертью несет. Поторопитесь, умоляю! Через несколько минут, не до конца уверенная в качестве состава, она сломя голову влетала в комнату. — Опаздываем, — процедил сквозь зубы Снейп. В руках его сверкнул длинный стилет, который тут же запорхал над телом, находящимся в агонии. Увидев, сколько может быть крови, Гермиона тихо выпустила воздух из легких. Человек стал уже белее мела, черты заострились. Рядом, не обращая внимания, во что именно становится коленями, рухнул студент-целитель. Наскоро, пока еще можно было, подключил допотопного вида систему и принялся переливать свежую чужую кровь. Несколько других магов произносили над телом врачуемого заклинание, останавливающее кровотечение и способствующее заживлению ран. С восторгом она осознала, что авторство его было приписано Северусу. Через некоторое время в теле обескровленного мужчины оказалось довольно свежей крови, а кровотечение было практически остановлено. Воздух звенел от разнообразия незнакомой целительной магии. Антиликантропный и кроветворный состав получили все, включая оборотня. Которого сковали и сняли с пик. Она впервые видела вблизи легендарную живучесть тварей, раны которых затягивались на глазах. — Что не живется спокойно? —  хватая существо за вытянутую пасть и задирая морду, зловеще спросил Антонин. Со страшным треском череп начал видоизменяться на глазах, как, собственно, и весь скелет. И еще крик. От такой неподдельной боли, которую нельзя было сравнить ни с нанесенными увечьями, да вообще ни с чем. — Зелье отняли, не выдают… — прохрипел оборотень.