За мгновение до...

Со скоростью, превосходящей трансгрессионную, Северус помчался обратно в Хогвартс. С одной стороны ему было интересно, нашла ли Грейнджер диадему. С другой стороны он уже обдумывал, как запустить огонь без участия Драко, Крэбба и Гойла. Теоретически: ничто не мешало заняться этим добрым делом немедленно. Но мысль о человеческой жертве была не так уж и нелепа. А в условиях боя значительно удобней будет притащить тело какого-нибудь негодяя. Думать о смерти детей не хотелось. Слова Гермионы будущего и так легли черной несмываемой вязью на душу. В частности потому, что она совсем не собиралась прилагать усилия по спасению таких друзей и соратников, которыми были на протяжении лет Фред или Люпин с Тонкс, чей ребенок остался сиротой. И вновь пришлось одергивать себя. Для спасения всех душ необходимо было уходить намного дальше вглубь времен и пытаться не допустить самого появления Волдеморта. Произнеся его имя (пусть и не вслух), он ужаснулся, что натворил непоправимое. Но тишина и удивительная для учебного года пустота замка продолжали действовать на нервы. Он подумал, что скоро не выдержит. Пространство звучало монотонно и тревожно, звенело, словно сработала и никак не могла умолкнуть невидимая сигнализация. В этом случае болтовня Грейнджер виделась почти что лекарством. «Впусти меня к Грейнджер!» Подумал он почти так же шумно, как назвал имя врага. Ему казалось, что он и вовсе орет в тишине с истерически-молитвенными нотками. Ведь поволноваться, безусловно, было за что. Выскочка могла немедленно отправиться искать товарищей. И наткнуться на пустующую башню. Равнодушных в ней не водилось. Дети давным-давно жили в той же Выручай-комнате. Но попасть из реальности в реальность можно только снаружи. И необходимо знать, куда проситься. В месте, где все спрятано, ученики точно не ночевали. На каменной кладке проступила дверь. Он воровато оглянулся, вспомнив, что акция явно не относится к публичным. Все боги злоумышленников были на его стороне. Значит, дело правое и мы победим… Грейнджер искать не пришлось. Она сидела неподалеку, соорудив насест из вороха каких-то разномастных тряпок и подушек. На коленях держала весьма вычурный поднос, а на нем лежало несколько аппетитных пирожков. — Будь осторожна! Кто знает, сколько лет этой снеди… — пошутил он философски. — Мистер Снейп! — она подскочила, с грохотом роняя свой обед. — А я подумала… Я, признаться, уже не знала, что думать. Это же издевательство какое-то! Предположим, я выйду отсюда. Вход открыт. Но куда отправлюсь? Умолять горгулью пропустить меня? С вашими паролями не так все просто. — Опять я виноват?! — он даже руками всплеснул от смеси нагрянувшего негодования с облегчением. — Допустим, я не условился, когда буду забирать тебя. Но разве так трудно догадаться, что сегодня же? Разве я оставлю обладательницу самого беспокойного шила в попе на такой срок, в который оно сумеет задать не нужное мне направление? Внезапно она подошла так близко, что с высоты роста ощутим стал запах ее волос. Провела еле заметно по рукаву, будто щупая материю. Ей невыносимо хотелось прикоснуться. И она решилась. Сиюминутная прихоть обнять его коротко и крепко чуть не обернулась для Северуса опасным штопором фантазии. Впереди уже маячил ароматный летний луг. Совсем такой, на котором они детьми любили лежать с Лили, разглядывая облака. Но детское чувство, полное восторга, невысказанности и воздушной чистоты, сродни бегущим по небу облакам, не вязалось со вкусом окалины и крови на губах, с горечью пепелища и смрадом тлена, которыми был наполнен воздух будущего поля боя. Да и он заметил за юной девой формирование того порочного, что так грубо и так честно сшивало его воедино со старушкой Гермионой, несмотря на все ее «чувства». Сейчас он мог с горькой усмешкой сказать, что вновь не верит в любовь и ее взаимность. Ведь секса, желания и страсти было столько, что с лихвой хватило бы на семь жизней без всякой эфемерной любви. Возможно, поэтому он начинал подмечать зачатки привычного и такого вожделенного порока в невинной девочке. Сколько оставалось до того отчаянного шага, за которым не останется выбора? Как быстро финал войны приведет ее к осознанию внезапной конечности жизни?.. Он был готов к тому, что в этот миг сердце лопнет, как созревший Кардамине*. И он не успеет осознать, каково это умирать так. Красиво ли? Достойно? Или лучше пасть от Авады Лорда? Честнее ведь… И он смял такие знакомые локоны, совсем недавно украшавшие голову иной Грейнджер, представшей перед ним в осенний ветреный день. Почти инстинктивно захотелось ощутить заодно тепло ее губ. Будут ли они все еще пахнуть сдобой и лакрицей? Что вспыхнет при этом, подобно сухому пороху, он не просчитывал. Не брался. Гермиона была умна и прозорлива. Она столь же часто действовала от ума, как и от сердца, порой импровизируя. Кровь — сок совсем особенного свойства… Он узнавал ее. И потерял разницу. Нелепо. Страшно. Уютно. Она приоткрыла рот. Но сочла жест за невинную ласку, сродни той, какой обычно треплют по голове собаку. И затараторила, пытаясь поскорее облечь в понятную оболочку сухих слов то, что следовало бы преодолеть сурдопереводом. — Профессор, я… Я испугалась. Пространства этой комнаты огромны. Совершенно непонятно, чем руководствовался прячущий диадему молодой Сами-Знаете-Кто. Я столько думала, что голова разболелась. А когда проголодалась, она сама преподнесла мне эти пироги. Так что мы можем все еще съесть их. — Я не голоден, — отвечал печально Снейп, чувствуя, что, несмотря на мертвую хватку, она ускользает. — Хочешь, просто поговорим? Наши слова тогда останутся спрятанными здесь, как и все эти вещи. — Честно?! — Как на министерском допросе… — парировал он с сарказмом. — Уж лучше как с врагом, которого скоро уничтожишь собственными руками, — съязвила она, чем больно его уколола. — Ты никогда не чувствовала себя изгоем? — начал он буднично, как будто не спрашивал ничего обидного. — Гриффиндор, куда меня направила шляпа, никого не выделяет, — отвечала она неопределенно. — Именно поэтому ты и пыталась всячески выделиться? Отправилась за троллем в одиночку, рискуя жизнью, например? — напомнил он довольно жестко. — Я переоценила свои силы… — Ну, а я свои получается недооценивал. На меня предпочитали не обращать внимания. Определенный интерес я вызывал только как объект насмешек для небезызвестных личностей. Именно в такой обстановке порой открывается короткий и понятный путь. Такая привлекательная дорога, что ее невозможно обойти. Она сулит выгоду, признание, возможность творить, и другие безграничные возможности не отягощенные моралью. Ты просто движешься вперед, не чувствуя земли под ногами, пока почву окончательно не выбьют. И приходишь к запоздалому пониманию, что никто не равен Богу. Что даже Воскрешающий камень — лишь насмешка, полученная из рук Смерти. А любовь — единственная созидающая сила, которую стоит хранить… О нет, он не был страшен, произнося свою тираду. Напротив, на лице Снейпа присутствовала скорее одухотворенность. Грейнджер смотрела и с ужасом, и с состраданием, и с умилением. Она не могла похвастаться подобными озарениями лишь потому, что окружавшая ее атмосфера и так полнилась чувством безусловной дружеской любви, по силе сравнимой лишь с братской. Взаимопомощь и взаимовыручка давали базовое представление о мире, как об одной доброжелательной семье. Нельзя сказать, что она не сталкивалась с врагами. Но все они казались сделанными из картона, одномерными и победимыми. Иначе три друга ни за что не пошли бы на авантюру, в которую их втянули ради одной цели: привести Мальчика-Который-Выжил в руки самой смерти. — Вы кого-то потеряли? — спросила она осторожно, не довольствуясь одной лишь ролью слушателя. — Но ведь это — недоразумение… Люди меняются! Всегда можно извиниться, если от чистого сердца. — В данном случае — нет… — Смерть… — она поежилась. — Смерть… Есть такая фраза: «Смерть — всего лишь еще одно приключение…» Но вернувшихся оттуда, чтобы рассказать за вечерним чаем, что же там с ними приключилось, нет. Посему я отношусь к ней так же, как и все. Можно только свыкнуться с мыслью, что скоро умрешь. — Но почему?! — воскликнула она горячо, напоминая саму себя в попытках убедить его в начале событий изменить мир в угоду себе. — Потому что я окончательно запутался! — Это заметно, — она сложила губы бантиком. — Мы все еще не сообщили мальчикам о чаше. Снейп присел на корточки. На секунду она испугалась и отступила. Но поняла, что он пытается таким образом стать меньше и принизить свою значимость. — Ты не представляешь себе, с каким удовольствием я бы не отвечал за половину тех обязанностей, что мне вменили по стечению многих обстоятельств. А теперь я думаю, как нам обойти множество ловушек, возникающих, как по волшебству, в наше неспокойное время. — Он вздохнул, поднялся и продолжил. — Если ты вернешься к ним, они тебя вряд ли отпустят снова. И правды ты им скажешь столько, сколько они захотят. Я ручаюсь, что эти юноши созрели для некоторых непростительных. Ведь Гермиона говорила, что в банке они наложили Империус на гоблина и глазом не моргнули. Хотя бы к этому осколку правды он мог ее приготовить. Более того Снейп остро чувствовал, как Гарри семимильными шагами движется к природе своей связи с Темным Лордом. Он все чаще и яснее ощущает его внутри себя, словно инородное тело, доселе неподвижное, но вздумавшее зашевелиться. По-хорошему следовало встречаться с Гарри, а не с Гермионой. Ведь пройдоха, ведомый отчасти чужой волей, уже держал в своих руках диадему, пряча злосчастный учебник, который довелось испортить покорному слуге, осмысливающему весь этот узел взаимосвязей, хитросплетений и шуток судьбы. Которые как назло замыкались не то на нем, не то на Грейнджер, возвышающейся маяком над всем этим морем парадоксов. — Юноши зреют для мужских поступков, — как-то недобро сузила она глаза. — Ну, а девушки приходят к заключениям иного рода… — Что доверять мужчинам опасно, и все они, мягко говоря, не честны, — попытался смягчить он шуткой очевидное. — В том числе, — согласилась Гермиона. — Поэтому, я оставлю свой маленький секрет в Месте-Где-Все-Спрятано. Разумеется, он был готов к тому, что произойдет. Лучше подготовиться ко всему и сразу, чем сойти с ума от недоумения и сомнений. На всякий случай мастер двойной игры даже принял за аксиому ее искренность. А все потому, что девочка виделась ему чистым источником, кристаллом, не испорченным огранкой времени. И к тому, что сердце подведет в самый неожиданный момент от переизбытка нежности и радости, он тоже сумел морально подготовиться. Грейнджер была смела. Она встала на цыпочки и потянула его чуть вниз, схватившись рукой за затылок. Уже одно то, как беззастенчиво ее пальцы запутались в его волосах, с какой силой она преодолевала мнимое сопротивление с его стороны, хотя страх здесь испытывала только она, не могло не настроить на нужный лад. Ее жадные мягкие губы встретились с тонкими, сжатыми в ниточку, неподвижными губами настоящего махинатора. Ведь ответить на ее поцелуй он жаждал с удивительной силой. Как будто не было иной Гермионы, с которой утопай в лобызаниях сколько душе угодно. Сердце работало со скоростью и напором шатунов Хогвартс-экспресса, унося в неизведанную даль. Умом он понимал, что они оба (Гермиона-Белла и Снейп на своей стороне, никому не прислуживающий) перехитрили сами себя. — Понятно… Невыносимо было наблюдать ее перевернутое лицо. Как будто она спрыгнула с Астрономической башни, но вместо того, чтобы разбиться, приземлилась удачно и безопасно. А ведь собиралась покончить с собой! Снейп схватил ее за плечи. Она попробовала вырваться и увернуться. Выкрикнула: «Предатель!» И нырнула в омут возвращенного со всей страстью и пылом поцелуя. Для верности он оглох и зажмурился, пытаясь представить иное лицо, более мудрое, яркое и харизматичное, иные волосы, за которыми не спрячешься. Он с усердием попытался воскресить так же фантазии о Лили, ведь по типажу девушки были схожи. Но и внутри и снаружи, и в ликующем разуме, и в руках он держал и целовал совсем не сдержанно одну единственную Гермиону Грейнджер — всезнайку, заучку и максималистку настоящего времени. Которой точно под силу было сплести две реальности в одну!