***
Шин распахнул глаза ни свет, ни заря от какого-то непривычно сильного, почти болезненного ощущения тяжести внизу живота. Сначала его это озадачило, но через секунду бывший робот вспомнил, что теперь он человек, и успокоился. Такие людские проблемы решались просто. Но… Что-то было не так. Даже легкие и осторожные телодвижения причиняли странные неудобства. Как будто одежда за ночь стала меньше на несколько размеров и давила… Что еще за напасть? Взгляд Шина упал на Со Бон, которая от его возни начала просыпаться… ЧЁРТ!!! Парня буквально вынесло в ванную со скоростью света. Он прижался лбом к холодной поверхности зеркала и постарался отдышаться. Снова — теоретическое знание того, что происходит, никак не помогало ему решить задачу на практике. Эмоции захлестывали, глуша слабые попытки разума подать голос. — Да что ж это такое… — пробормотал Шин, глядя на отражение своего сконфуженного лица с ярким треугольным румянцем и роскошным фиолетовым фингалом на левой скуле. — Почему меня трясёт? Я в шоке?.. Я в шоке. В шоке я! О-о-ой… — он зажмурился и стукнулся головой о стекло. — Если даже я в шоке, то как на это «восстание машин» отреагирует Со Бон? Разозлится? Испугается? Опять обзовет извращенцем? Но я же не хотел! И что делать?.. Что делать, ему подсказала абсолютная память робота, который всю жизнь изучал мир людей и в теории знал ну почти всё-всё. Ледяной душ мгновенно остудил пылающую голову и благотворно повлиял на остальную анатомию. Растерев кожу полотенцем докрасна и снова посмотревшись в зеркало, Шин увидел, что его губы искривлены в саркастической усмешке, и это делает его просто невероятно похожим на Шина-прототипа. — Животное, — сказал он своему отражению. — Поздравляю, Нам Шин-3, ты теперь самое настоящее животное! Класс млекопитающие, отряд приматы… Обезьяна! Точно. Шинпанзе… — и впервые в жизни захохотал.***
Когда Чжи Енхуну сообщили, что VIP-пациент самовольно покинул больницу и исчез, обычно спокойный молодой человек пришел в ярость. Что вытворяет этот бестолковый?! Воображает, что всё еще робот, и если вдруг что случится, то его с легкостью починят? — Ну, попадись только… — процедил сквозь зубы взбешенный председатель. — Цепью прикую! Разумеется, он прекрасно понимал, куда именно в первую очередь захочет отправиться Шин. Это ему крайне не нравилось, но уже поздно что-либо предпринимать. Он узнал о побеге гораздо позднее вечернего обхода — за это время могло произойти всё, что угодно. — Ча Хён Джун! — игнорируя вежливость, рявкнул он, врываясь в ординаторскую. — Какого черта?! — И я тебя люблю, дорогой друг, — фыркнул в ответ врач. Енхун грозно сверкнул глазами: — Как могла охрана упустить его среди бела дня?! — Послушай, выходить из палат и гулять в парке пациентам не запрещено! Кто знал, что Нам Шину приспичит погулять за пределами нашей территории? К тому же он как-то умудрился миновать охрану и не попасть под объектив видеокамер… Такое чувство, что молодой господин Нам отлично знал, где расположены камеры наблюдения, и какой у них обзор… Точно по слепым зонам прошелся, ни шагу в сторону не сделал! — Проклятье! — Перестань ругаться, — осадил Енхуна Ча. — Ты ничего этим уже не изменишь. И, думаю, не стоит так сильно за него волноваться, господин Нам потрясающе живуч. Знаешь, я как следует проверил результаты его осмотров и понял, что внезапная остановка сердца в столь молодом возрасте у здорового человека может произойти только по одной причине: он старательно и целенаправленно убивал свой организм алкоголем и/или наркотиками достаточно длительное время. И тот факт, что его сердце без проблем запустилось снова, говорит о многом. — Прибью гадёныша… — Чжи с трудом взял себя в руки и уже достаточно спокойным шагом вернулся к машине. Что ж, если гора не идет к Магомету… Тренажерный зал «Чемпион» и его обитатели выглядели сонно. Тренер Кан с помощниками таращились на молодого бизнесмена так, будто это именно Чжи сбежал из больницы, а не кто-то другой. Кан Со Бон с ними не было. По просьбе Енхуна, тренер набрал ее номер, но безрезультатно: телефон девушки молчал. И по GPS отследить не удалось. Председателю ничего не оставалось, как с извинениями откланяться. Но не тот был у него характер, чтобы вот так просто сдаваться. Он развернул бурную деятельность, поднял, на ночь глядя, данные с видеокамер прилежащих к больнице улиц и ближе к утру вычислил-таки примерный маршрут перемещений беглеца. А конечная точка поисков заставила его схватиться за голову: лав-отель! Худший из возможных сценариев! Но и самый очевидный. Матерясь сквозь зубы, Енхун уже собрался приказать охране готовиться к выезду, как ему поступило сообщение от доктора, что беглец вернулся сам. Так же нагло, как исчез. Нам Шин чинно сидел на кровати спиной к двери и на стремительно и шумно вошедшего в палату опекуна никак не отреагировал. — Какого дьявола ты… — начал было Енхун, но тут же умолк, озадаченно разглядывая словно застывшего в позе лотоса непослушного «больного». Шин смотрел куда-то в пустоту, на его неподвижном лице жили только глаза, в которых отражалась льющаяся из распахнутого окна пронзительная синева высокого и чистого утреннего неба, придавая им аквамариновый оттенок и обостряя выражение глубокой печали… Что? После своих ночных похождений этот недоробот как бы довольным должен быть, — а он печалится? О чём, интересно? Енхун неторопливо снял пиджак, аккуратно повесил его на спинку стула, уселся рядом с Шином и спросил слегка насмешливо: — Никак, продинамили тебя? Тот плавно перевел взгляд на гостя и без тени улыбки сказал невпопад: — Я совсем забыл о ней. Как я смог? Для меня ведь только два дня прошло, не два года… Но она просто улетучилась из моей головы, лишь сейчас, просматривая данные памяти, я вспомнил, что она умерла… — А… — Чжи понял, что Шин говорит о покойной Лауре и не нашелся с ответом. А ведь правда — для него всего-ничего времени миновало с той страшной ночи, когда включился обратный отсчет секунд его жизни. Председатель с содроганием вспомнил прошлые события, вспомнил безудержное горе и запоздалое бесплодное раскаяние Шина-человека, которое он безжалостно глушил алкоголем, и в итоге… предпочел исчезнуть. Как бы теперь еще и этот не скатился к тому же… — Смерть — это тоже часть человеческой жизни, — все-таки проговорил Енхун тихим голосом, не глядя на друга. — Родители уходят раньше детей, так уж устроен мир. Гораздо хуже, когда дети уходят первыми… От этого не оправиться. Шин продолжал молча смотреть куда-то в запределье, словно видел нечто, невидимое другим. В памяти Енхуна снова сами собой всплыли фрагменты давно минувших дней: как Нам Шин-3 зависал, погруженный в изучение собранной информации, запечатленной в собственном мозгу, транслируя перед внутренним взором кадры воспоминаний. Но ведь теперь всё изменилось. Теперь он не робот и не может того, что мог раньше. Кажется… Он ведь не прокручивает сейчас в голове последние минуты жизни Лауры?! — Я не был ей сыном, — губы Шина тронула едва заметная горькая улыбка. — Она забыла об этом на какое-то время… А зря. Ведь если всё началось с меня, закончиться должно было тоже мной… Люди должны жить. Роботы — нет. У всех свое предназначение. Енхун вдруг разозлился. Что, мать вашу, здесь вообще происходит? О чём толкует этот чудила? Хоть Чжи и был сиротой, он понимал, какие чувства испытывают люди при потере родных. Хорошего мало, но, чёрт возьми, не до такой же степени! — Мне иногда думается, — теперь голос председателя звучал сухо и трескуче от сдерживаемого гнева, — что я единственный адекватный человек среди моего ближайшего окружения. Среди жалеющих себя болванов с неоправданным комплексом вины! Один даже предпочел свалить в небытие — не могу его за это похвалить! Так намеренно гнобить свой организм, жить, убивая в себе эту жизнь!.. Но и упрекнуть не могу, потому что вернулся ты. Сумел как-то подтолкнуть остановившееся сердце собственной волей к жизни. И ожил! Однако и тебя уже заносит. Что на тебя нашло? Ещё вчера ты был полон необузданной энергии и страсти, что случилось во время твоего побега? Со Бон ведь узнала тебя, иначе вы бы не остались на ночь в любовном отеле! Тогда что? Не молчи, идиот, если тебя что-то мучает, выскажись, проорись, башкой о стену побейся — и живи дальше! Из глаз Шина, удивленного этой вспышкой эмоций обычно невозмутимого друга, вдруг потоком хлынули слезы. Следуя только что услышанному совету, он закричал: — Людям дано так много! Слишком много! Я даже не предполагал, что так бывает… Люди имеют всё для счастья! Но совсем не ценят этого, гоняясь день за днем за чем-то большим! А потом люди умирают… И после смерти уже нет ничего… Ни того, за чем гнались, ни того, что имели… Я… не ожидал, что став человеком, не смогу удерживать в памяти ничего, кроме самого себя… Мне было так хорошо, я испытал немыслимое раньше счастье — и что? Весь остальной мир, лежащий за рамками этого моего эгоистичного, персонального блаженства, просто перестал существовать… Трагедия, случившаяся с мамой, испарилась из воспоминаний, словно ее и не было. А ведь мама больше уже никогда не сможет почувствовать себя счастливой… Чжи со вздохом почесал нос. Всё, что мог сказать, он сказал. Сейчас Шин сам должен пережить это новое для него понимание действительности. Принять себя таким, каким он теперь является — обыкновенным человеком. Со всеми плюсами и минусами, недостатками и несовершенствами. Но в одном Енхун был уверен на сто процентов: в эгоцентричную сволочь Нам Шин не превратится никогда. А если так рассудить — он вообще человеком-то станет? В смысле, нормальным, как все? Этот его неподвижный взгляд куда-то вовне изрядно председателя напрягал. Он всё никак не мог отделаться от ощущения, что Нам Шин, как и прежде, просматривает данные на невидимом, внутреннем экране… Стоп. Он же так и сказал! «…Просматривая данные памяти…»! Неужели… Ну, дела-а-а… Да нет, бред. Органические мозги не способны на… Да? А что мы знаем-то об этих органических мозгах? Возможно, они как раз и способны на такое, что с легкостью превзойдет любую технологию… и магию. И если это так… Определенно, Шину будет, чем заняться, в этом Енхун не сомневался. Председатель решительным жестом обнял друга за поникшие плечи и ободряюще произнес: — Скорбь по ушедшим — это нормально. Но не взваливай на себя вину за чужой выбор. И не приравнивай себя к Господу Богу и Судьбе, жизнью и смертью ты не распоряжаешься. Поэтому просто живи сам и делай лучше жизнь окружающих. Поверь — это твой главный талант. Ты всегда это умел лучше всего, приятель.***
Тренер Кан пропустил момент, когда Со Бон вернулась домой, и удивился, услышав доносящиеся из её комнаты странные звуки, похожие на смех. Не сдержав любопытства, Кан приоткрыл дверь и замер, как вкопанный. Его дочь энергично укладывала вещи в большой розовый чемодан и смеялась в голос. Что ещё за новости? Совсем кукушкой поехала? И вообще — где это она всю ночь шаталась?! — Ты что делаешь? — вопросил тренер. — Куда намылилась? Бон вздрогнула — радостно хихикая сама с собой, она не заметила, как отец вошел. Посмотрела на него блестящими глазами — давненько Кан не видел у неё такого огонька во взгляде! — и ответила, не переставая улыбаться до ушей: — Папа, я переезжаю! — Не в дурдом, надеюсь? — подозрительно сощурился папаша. — Больно странно себя ведёшь… — Зато ты такой же, как всегда… Не в дурдом! Я возвращаюсь на работу в РК-групп. Кан открыл было рот, но, вспомнив свой давешний разговор с журналисткой, сразу же его захлопнул. Вкус к жизни! Что-то ему подсказывало, что дочь вновь его ощутила… РК-групп? Ну-у… Кто знает, возможно, работая там, Со Бон сумеет наконец отпустить прошлое? Клин клином, так сказать… Не мстить же она собирается чёболёнку? Да нет, она ж не дура совсем-то? И потом, пожелай она чего-то эдакого, давно б уже могла попробовать — два года, чай, прошло. И вот, спустя два года… — Что-то случилось? — до папаши наконец дошло. — Чжи прибегал с утра пораньше, взъерошенный, как дикобраз. Это как-то связано с тем парнем? Со Бон отвлеклась от чемодана, выпрямилась и сказала, посерьезнев: — Связано. Тот парень… Нам Шин — он теперь будет другим. Он действительно полностью изменился. Более подробно я пока не могу объяснить, но очень скоро ты всё узнаешь и сам увидишь. А сейчас мне пора.