Право Первой Ночи

      Рей хранила свой страшный секрет от барона. Он приехал в Йорк не для того, чтобы затащить её в постель или сделать выговор. Она не смогла сохранить секрет от Маз. Когда утром Рей ковырялась в каше, а вечером — в сыре и копчёном мясе, жена кузнеца следила за ней своими понимающими глазами-бусинками. Она последовала за Рей на улицу и встала, положив руки на узкие бедра, наблюдая за тем, как её рвёт. Незнакомцы на площади осторожно обогнули девушку, когда скудное содержимое её желудка смешалось с рекой грязи и мусора в сточной канаве. Они сочли её больной, и, возможно, заразной. Униженная, Рей вытерла рот о край своего платья, согнувшись пополам. Её солёные слёзы смешались со вкусом рвоты во рту. Маз неодобрительно щелкнула языком. — Si nom caste tamen caute. Рей почувствовала, как её желудок перевернулся — то ли от вины, то ли от запаха мусора и грязи, она не знала. Она не могла говорить по-французски, как Бен, но достаточно сносно изучила латынь за годы послушного присутствия на мессе для того, чтобы понять, что Маз сказала ей — если не целомудренно, то хотя бы осторожно. — Ты не была осторожна или целомудрена, не так ли? — проницательно спросила жена кузнеца. Рей расплакалась, стоя на улице и умирая от боли и унижения. Всегда прагматичная, Маз старалась успокоить её: — Не плачь. Ублюдок барона не будет голодать. Рей знала, что её ребёнок не будет голодать, и она тоже. Бен будет в восторге от её живота, когда тот вырастет, и от их ребенка, когда она его родит. Барон щедро одарит ребёнка подарками и будет нянчиться с ним; он будет благодарен Рей за то, что она подарила ему сына, которого он так сильно хотел. Она думала, что он даже будет благодарен за дочь. Нет, малыш не будет голодать. Он будет сыт. Барон позаботится об этом, а потом вернётся домой к своей законной жене и убедится, что её утроба тоже плодоносит. Рей умрёт не от голода, а от разбитого сердца. — Дети - это благословение, — сказала Маз почти с упрёком. Рей фыркнула, вытирая тыльную сторону носа рукой. Она ответила с горечью: — Тогда Господь щедро благословил меня. — Некоторые женщины не настолько благословлены! — укорила Маз девушку. Рей резко поднял глаза. — Я потеряла четырёх младенцев. — О… — неуклюже выдавила Рей. Ей вдруг стало немного стыдно за себя. В конце концов, таков был мир — она знала, из-за чего рождаются дети, и она знала, что барон может и никогда не женится на ней, если они сделают это. Тем не менее, она позволила ему затащить её в постель. — Как? *** Первая беременность Маз закончилась внезапной и сильной лихорадкой. Следующие три закончились безо всякой на то причины — кто-то захлебнулся кровью, кто-то родился мёртвым. Возможно, она была слишком стара. Маз рассказывала это Рей безо всяких эмоций, наблюдая за тем, как девушка цедит миску соленого костного бульона. В желудке Рей всё переворачивалось, но по крайней мере, её больше не тошнило. — Мужья избивают своих жён, и у них случаются выкидыши… — После долгого молчания проронила Маз. Огонь зловеще потрескивал. — Бен никогда бы не ударил меня, — возразила Рей неохотно. Он бывал груб, но никогда настолько, чтобы на её коже оставались следы и у неё прерывалось дыхание. — Ты можешь упасть с лестницы, — продолжала Маз, как будто не слышала, как Рей защищала барона. — Или упасть с лошади. — О, — Рей моргнула. Теперь она поняла, что имела в виду Маз. Девушка уставилась на свои запятнанные рвотой юбки. Они лежали почти плашмя на её животе. Она не истекала кровью уже сорок три дня. — Ты могла бы выпить чай от нежелательных детей, — продолжала Маз. Рей заёрзала на скамейке. Падение казалось несчастным случаем. Пить чай, убийственный для плода, казалось преступлением. — Разве это не грех? Маз пожала своими узкими плечиками. — Обладает ли младенец душой, прежде чем появится на свет? Рей подумала о мальчике, каким был Бен — ушастым, длинноногим, милым и жадным. Она любила этого мальчика невинно и безоговорочно. Какая бы душа ни была у её ребенка, она была похожа на его душу. — Да. Маз тяжело выдохнула. Казалось, она почувствовала облегчение. — Тогда я буду молиться за маленькую душу. — Маз… — Начала Рей, чувствуя себя необъяснимо виноватой. — Я хочу сохранить это в тайне. Брови Маз поднялись. — От жены барона? Рей вздрогнула. Она ненавидела это слово. — Ты знаешь? — Все знают, — чётко ответила Маз. Рей поморщилась. Она чувствовала себя полной дурой. — Барон не должен узнать о ребенке. Маз нахмурилась. Множество молодых женщин — замужних женщин — прятали плоды незаконных свиданий под плащами и под видом посещения дальних родственников месяцами напролёт. Они делали это, чтобы не рисковать перспективами выгодного брака. У Рей не было таких перспектив и хорошей репутации, чтобы разрушить. — С какой целью? Рей закрыла лицо руками. — Если он узнает, то никогда меня не отпустит. — Рей! — Маз коснулась её тыльной стороны ладони. — Он и не собирается этого делать. — Я не могу… — задохнулась Рей от непрошеного, жалостливого рыдания. Она посмотрела на Маз сквозь пальцы. — Я не могу вечно быть его любовницей — его шлюхой — пока у него есть жена. Маз глубоко вздохнула, как будто внезапно поняла затруднительное положение Рей. Она по-матерински ласково погладила щёку девушки. — Дитя, любить — значит страдать, а страдание — удел женщины. Рей тяжело сглотнула. Она смирилась. — Вы мне поможете? Маз, казалось, обдумывала это. После долгой паузы она критически заявила: — Прятаться под тяжёлыми юбками нет смысла, если ты позволишь барону залезть под эти юбки. Рей наклонила голову. — Я не могу ему отказать. Она могла бы, но он будет умолять, просить и начнёт подозревать. Его руки скоро почувствуют округлость её живота и нежность груди, даже если она откажется снять платье и возлечь с ним. Маз задумчиво пожевала нижнюю губу. — Можно спрятаться под монашеской рясой. *** Барон как обычно поднялся по узкой лестнице и ворвался в комнату Рей, преодолевая длинные ступеньки с лёгкой развязностью. Он был человеком, который знал, чего хочет, и знал, что может это получить. Он приехал в Йорк поздно ночью, через пятьдесят дней после того, как Рей в последний раз сделала отметину на стене и медленно поднялся к ней. Только топот тяжёлых сапог на ступеньках выдавал его присутствие. Рей плотнее укуталась в одеяло. На ней была только тонкая ночнушка — девушка спала, вернее, пыталась заснуть. Наполовину раздевшись, она приготовилась к своевольному, неизбежному соблазнению. Чтобы сделать это тяжелее, чтобы сопротивляться. Бен медленно подошёл к ней. Впервые с тех пор, как он спрятал Рей в каморке на третьем этаже, он не взял её на руки и не расплёл её косу. Он не дразнил её и не приказывал лечь и раздвинуть ноги. Он, казалось, не заметил, что на ней была тонкая сорочка и ничего больше. Барон выглядел сосредоточенно и серьёзно. — Прости меня. Рей заставила себя ответить вежливо. — Не за что прощать. — Ты любишь меня, — продолжал сражаться Бен. — Я этого не знал. Щёки Рей вспыхнули; она поплотнее закуталась в одеяло и попыталась скрыть покрасневшее личико в его недрах. — Не знаю… Щёки Бена потемнели. — Если ты любишь меня… — Я уже сказала, что не знаю! — Рей резко прервала его. Она удивляла саму себя дерзостью и пылкостью. Она не хотела признаваться ему в этой слабости. Она не была уверена в том, что он заметил её слезы. То, как она пряталась от него. Любить — значит страдать. — Если ты любишь меня, — сказал Бен с силой сквозь сжатые челюсти. — Я покончу с этой помолвкой. Я не возьму себе никакой жены. Рей вытаращилась на него. — У тебя должны быть наследники! — Я назову нашего сына своим наследником! — Бен провёл рукой по своим тёмным густым волосам, растрепанным ветром. У Рей возникло странное желание коснуться их самой. Она представила, как он играет с ней, прижимаясь щёкой к её животу. Она почти рассказала ему о том, что если Бог даст, то скоро у него будет сын. Затем барон продолжил: — Я разочарую свою мать, разорву помолвку, заключённую ещё в юности, передам свой титул бастарду, уничтожу своё доброе имя… — Почему? — плакала Рей, ненавидя себя за то, как сильно она хотела, чтобы он выполнил свои обещания. — Потому что я люблю тебя! — Ноздри Бена раздувались. — И да, любить — значит страдать. Я буду страдать из-за тебя. Рей слегка поперхнулась. Она чувствовала гнев и разочарование, исходящие от него, как тепло от солнца. Рей поняла, что барон отвергал её из-за низкого происхождения. Он ненавидел себя за то, что любил её. Рей выпрямилась во весь рост. Пытаясь казаться высокомерной, она сказала: — Я не буду умолять. Она имела в виду, что не скажет, что любит его. Это было бы равносильно тому, чтобы умолять его уклониться от исполнения долга перед семьей и своим бароном, устроить скандал, признав незаконнорожденного ребенка, и сделаться врагом отцу его суженой. Челюсть Бена дёрнулась. Она видела, что он с большим трудом сдерживает себя. — Тебе нужно только попросить. Рей решительно покачала головой. — Я не буду просить тебя об этом. Бен заиграл желваками; его глаза были подозрительно влажными. Когда он начал говорить, голос у него был хриплый. — Тогда о чём ты просишь меня? — Я сказала, что у меня не будет мужа, и у меня его не будет. — Рей глубоко вздохнула. — Я не хочу больше страдать. Я хочу уйти в монастырь. На лице любовника отразился шок. — В монастырь? — Я хочу принять обеты. — Жёстко проронила Рей. Бен внезапно рассмеялся. Он выглядел почти ошеломлённым. — Ты хочешь принести обеты? — Да! — Рей почувствовала прилив горечи. — Я никогда не приму брачных обетов. Я хочу принять религиозный обет. Щёки Бена потемнели. Голос его принял мрачный, насмешливый оттенок. — Это твое призвание? Служить Богу? — Да, — солгала Рей. Бен выругался себе под нос. В гневе он набросился на нее. — Ты служишь мне. Твое призвание брать мой член… В порыве стыда и храбрости Рей ударила барона по лицу. В изумлении Бен коснулся щеки: его глаза сузились, и на мгновение Рей подумала, что просчиталась. Возможно, он побьёт её. Потребовалось большое самообладание, чтобы не обхватить руками живот, инстинктивно его защищая. Низким, опасным голосом барон прорычал: — Я предлагаю тебе всё, и вот, как ты мне платишь? — Я лучше буду монахиней, чем шлюхой! — выплюнула Рей дрожащим голосом. Она знала, что он может затащить её обратно в Альдераан и держать там. Это было его право. Она будет привязана к своему участку земли и измучена его женой. Возможно, их дети даже будут играть вместе, как они с Беном. — Ты никогда не была моей шлюхой! — зарычал Бен. — Разве ты не видишь этого? — Я никогда не стану твоей женой, — выдохнула Рей прежде, чем смогла остановить себя. Рот Бена сжался в тонкую линию. Его дыхание было коротким, сердитым. У неё возникло ощущение, что он так же зол на себя, как и на неё. — Ты просишь слишком многого. Конечности Рей дрожали, как будто на неё дул сильный ветер, хотя на самом деле в каморке было душно и жарко. Она действительно очень хотела этого. Она хотела большего, чем было дозволено женщине её положения. — Поэтому я не буду просить. *** В аббатстве Святого Михаэля обитали ярые фанатички и женщины, которые от чего-то скрывались. Некоторые из них были кроткими богачками, которые больше заботились о музыке и молитве, чем о мужьях и детях — вторые или третьи дочери в семье. Некоторые были вдовами. По слухам, некоторые, даже держали детей в каменных стенах монастыря. Рей погладила грубую коричневую ткань робы на животе, хорошо скрывающей выпуклость нижней части. В монастыре Рей никто не трогал; никто не мог поднять ткань и увидеть изгиб её тела или набухшие груди. Через несколько месяцев Рей родит ребенка в своей келье, на узкой койке под распятием. Только Бог будет судить её. Она знала, что может умереть при родах. Так будет лучше, если ребёнок выживет. Она решила, что отдаст малыша. Она не могла оставить его, защитить и уберечь от невзгод. Рей прекрасно понимала, что этим обречёт ребёнка на такую же несчастную жизнь, какую проживала сейчас сама. В монастыре не было места для ребёнка; её бы изгнали, если бы она оставила его. Так что глубокой ночью она отдаст ребенка Маз — Маз, которая потеряла так много своих детей. Она будет заботиться о ребёнке, а Рей примет свои обеты — освободит себя от грехов — и будет жить в одиночестве. Одиночество, — сказала она себе, — само по себе призвание.