Похищение с пристрастием..?

Вокруг темно, холодно и пусто. Скамандера навязчиво преследует ощущение нереальности происходящего, сюрреалистичность мглы и белёсого тумана, кольцами вьющегося в ногах, голову словно забило болотной тиной до самой верхушки, так, что, кажется, вялые листья торчат из ушей. Думать тяжело. Мысли — булыжники — еле ворочаются, незаметно пропала чёткость, всё будто в мыле и такое мягкое, ватное, крутится, как маленький щенок, вокруг, запутывая сознание всё больше и больше... Резкий громовой раскат, и душа уходит в пятки. Он словно проснулся, вынырнул из чёрной, мутной глубины и полной грудью, со свистом втянул морозный воздух, обжёгший гортань. Снежинка мягко поцеловала в щёку. Осознанное сновидение..? — Hast du alles genau so gemacht, wie ich es gesagt habe? Сердце перестало биться. Удар. Станция. Конечная. Магозоолог не понимает, что происходит, почему перед глазами стоят залы Нурменгарда и какие-то неизвестные ему люди с мутными лицами, словно подёрнутые дымкой. Его вводит в заблуждение то, что он стоит прямо перед группой этих людей, застывших в полупоклоне, а позади него... Позади. Ньют кожей чувствует эту зловещую ауру, кожу пронзает враз тысяча игл, а спина по-прежнему пряма, как палка. Он не дышит. Боится, что если только посмеет шевельнуться, втянуть ядовитый воздух, моргнуть... То всё. — Ja, mein Herr. — Herrlich. Пространство вдруг как-то смазалось, и вот он стоит на заснеженном плато, а вокруг бушует пламя. Скамандер не может сдержать резкий вдох, он оступился, сделал шаг назад, снег громко захрустел, а на сетчатке глаза огнём выжжены бесформенные тела, кучами лежащие на земле. Снег медленно, будто наяву, окрашивался в чёрно-алый, насквозь пропитываясь тёмной, венозной кровью и хлюпая под ногами, словно вода. Скамандер делает ещё один шаг назад, не оглядываясь, не в силах оторвать взгляд от фигуры вдалеке, фигуры, которая размеренным шагом идёт к нему, а кровавая каша под ногами всё хлюпает. Чавк. Чавк. Чавк. Шаг назад и Ньют поскальзывается, падает прямо вниз, проваливаясь в чёрную дыру, хватаясь пальцами за обрыв, стараясь зацепиться, хоть как-то задержать падение, но по рукам лишь течёт чёрная жижа, а он летит в адскую бездну, боясь вдохнуть и выжечь из памяти тот самый дикий взгляд. Холодный, беспощадный, расчётливый. Безумный. Взгляд разноцветных глаз. Волшебник захлёбывается в этой чёрной жиже, кричит, кровь булькает где-то в лёгких, заползая внутрь через нос, рот, затекая в уши, погребая его под собой, а в сознании лишь этот взгляд. Мерлин... Спаси! Всё заканчивается враз. Он просто падает на мягкую перину, чуть пружинит, с силой царапает горло, расчёсывая кожу ногтями до красных разводов и царапин. Ньют дышит со свистом, на висках капли пота, судорожный, ненормальный взгляд, описывающий всё вокруг с толикой животного страха. Однако, то, что парень оказался в старо знакомой спальне весьма странно, его дыхание громкое, с присвистом, но, видимо, он всё ещё спит, иначе, как объяснить ту сцену, свидетелем которой ему пришлось стать. В дорогом кресле вольготно развалившись сидел Геллерт, а на нём сверху извивалось молодое обнажённое тело. Мальчишка, что сидел на его коленях запустил свои цепкие пальчики в ровно уложенную причёску и мягко разбирал светлые пряди, в то время как сам Тёмный Лорд совершенно не участвовал в происходящем, кажется, ему было совершенно плевать и на расстёгнутую рубашку, и на мальчишку, в котором Ньют без удивления опознал молодого Розье, который сейчас с упоением целовал мужчину в шею. А самого мага интересовал лишь стакан со спиртным, который он держал, чуть приподняв, в стороне, чтобы светленький не задел и не расплескал тягучие янтарные капли. Гриндевальд выглядел усталым и напряжённым. Под глазами залегли тени, на дне радужки дремлет дьявольская безуминка, которой только дай волю... И окажешься в аду. Скамандер замер, не мог пошевелиться, оторваться от этого зрелища, сердце рвалось на куски. Значит... Всё это была правда? В груди болело, дышать стало тяжелее. А он же только пережил это всё, претерпел боль, забыл обиду... жить становилось легче! Дьявол. Видимо, не все чувства выжег он калёным железом, чтобы не причинять лишней боли своим родным, тем, кто тоже страдает из-за его депрессии. Магозоолог смотрит, не в силах отвести взгляд, благо слёз нет, лишь болит там, где-то глубоко, там, где раньше было сердце. Он медленно встаёт, каждое движение невыносимо тяжко, но парень берёт себя в руки, подходит всё ближе и ближе, осознавая ясно, как день, что он лишь призрак сейчас, не в его силах, что либо изменить. Больно. Половицы скрипят под ногами, но никому и дела нет. Ньютон подносит руку к лицу мужчины и проводит пальцами по его виску, щеке, скуле... Не касаясь. В сантиметре от кожи. Очерчивает контур тонких губ, разглаживает складочку на лбу, касается кончика носа... Гриндевальд замирает. Ноздри трепещут, мужчина хмурится только сильнее. И тут он просто скидывает мальчишку на пол, не обращая ни малейшего внимания на его визгливые глупые восклицания, вскакивает, проходит прямо сквозь испуганного Скамандера, как будто через привидение, через тень, и останавливается. Чуть поворачивает голову, смотрит, кажется, прямо в глаза, и тихий шёпот пронзает тишину остриём. — Мотылёк..? Шею пронзила резкая боль. Пылинки медленно опускаются вниз. *** — Ньют... Ньют! Его трясут за плечи, магозоолог медленно возвращается в реальность, по кусочкам собирая собственное сознание, перед глазами всё плывёт. — Ньют. — Тесей облегчённо выдыхает, садится рядом и крепко обнимает его, утыкаясь носом в сгиб шеи, громко сглатывает. — Я думал... Думал, ты не проснёшься. Скамандер приподнимается на локтях и, прищурив глаза от яркого света, вопросительно смотрит на Джима, стоящего чуть позади. Колдомедик в своей привычной лимонной мантии смотрит обеспокоенно, с толикой сочувствия. — Ньютон, вы пробыли без сознания около четырёх дней, вы метались в бреду и вам становилось всё хуже и хуже, как... — Уингер удивлённо моргает и по-птичьи склоняет голову набок. — Вы очнулись. Тесей сжимает его плечи чуть сильнее и отстраняется. — Не пугай меня так больше, я же... — сжимает переносицу двумя пальцами, зажмурившись. — Я не смогу без тебя, брат. Не смогу остаться один, я... Аврор резко выдыхает, поднимает голову вверх и какое-то время молчит. — Запомни, Ньют, ты не одинок в этом мире. Тебе всегда есть, куда вернуться. Магозоолог тронут такими словами и, хотя сам всё ещё слаб, кивает, улыбаясь этой небольшой исповеди. — Выпей. — Джим настойчиво пихает флакон с зельем ему под нос, заставляя опрокинуть в себя горькую смесь, за версту воняющую полынью. — Мерлинова борода... — Ньют хрипит, но послушно опрокидывает в себя второй флакон с модифицированным укрепляющим и восстанавливающим зельем. Никогда бы не стал пить эту дрянь, если бы не ребёнок. Уф. — Мы оставим тебя ненадолго, отдохни. И Тесей встаёт, мягко подталкивая Джима к выходу, хотя у того явно всё чешется от любопытства. Забавный воронёнок. Чёрт. Чёртчёртчёрт. Стоило двери закрыться, как из Скамандера будто вынули стержень. Шея до сих пор невыносимо болела, кожу жгло. Голова кружится, но это не мешает волшебнику подняться и, пошатываясь, подойти к зеркалу. Он аккуратно оттягивает ворот свободной рубашки с высоким горлом и шипит сквозь стиснутые зубы. Шея вся расцарапана, а под ногтями видны следы запёкшейся крови. Ньют сглатывает и медленно убирает пряди волос, чтобы заглянуть туда, где было больнее всего. Как физически, так и морально. Мордред. Края шрамов, оставшихся от татуировки, воспалились, покраснели и набухли, а по слипшимся прядям волос магозоолог понял, символ кровоточил. К горлу подкатывает тошнота, сердце бьётся резко, прерывисто, того и гляди — не выдержит, перед глазами начинает темнеть. Он кое-как доходит до постели, аккуратно придерживая рукой уже большой живот. Не такой большой как перед родами, конечно, но до восьми месяцев осталась лишь неделя. Ему нужно меньше волноваться, прав был Сей, сейчас он не один, нельзя быть эгоистом. Хорошо хоть, что за животными взялась присматривать Банти на время его беременности, детёнышам нужен тщательный уход и внимание, которое он обеспечить не в силах. Внутри всё переворачивается с ног на голову, когда малыш пинается и распространяет вокруг эманации волшебной энергии, которые так и говорят: "Папочка, не переживай, всё будет хорошо!" Скамандер тихо смеётся, поглаживая живот. — Ничего, малыш, не волнуйся, просто твой отец редкостный идиот. Он улыбается, когда всё внутри пронзает резкой, режущей болью такой силы, что он не может сдержать вскрика. Дискомфорт начинает медленно нарастать, словно снежный ком, который собирает всё больше белой массы, становится больше, скатываясь по наклонной вниз. Кажется, что всё в очередной раз летит в тартарары. Дверь громко ударяется о стену, Тесей что-то кричит, Джим посылает патронуса в больницу св. Мунго, его куда-то несут, всё происходящее сливается в единую череду событий, а перед глазами всё меркнет. Только почему так тяжело на сердце..? *** — Мистер Скамандер, нам нужно ваше подтверждение. Тесей необычайно бледен, но он берёт себя в руки, сосредоточенно оставляет на пергаменте слепок магии, который работает точно так же, как и простая маггловская подпись. Старый колдомедик насуплено смотрит из под кустистых бровей и неодобрительно качает головой. — А я говорил, что лучшим решением было бы избавится от ребёнка, а теперь... — Молчи, Ланселот! Только отчаянная сила воли удерживает аврора от резких действий, поэтому он просто вылетает из кабинета, хлопая дверью. — Старый козлина! — Скамандер-старший рычит и в бессилии бьёт кулаком в стену, затем ещё раз. И ещё. Пока костяшки не разбиты в кровь. Это всё его вина. Если бы он был добрее, внимательнее... Не пришлось бы стоять здесь прямо сейчас! Не стоял бы выбор, кого спасать. Рычание перерастает в откровенный скулёж, когда мужчина просто падает на пол, на колени и, утыкаясь лицом в ладони, тихо воет. Такой сильный волшебник сейчас, как обыкновенная тряпка, а ну, соберись Тесей, ну же! Грр. Вдруг напряжённых плечей касаются тёплые ладони, мягко массируют окаменевшие мышцы. И горячие руки обнимают его со спины. Аврор всхлипывает, тянет обладателя тёплых ладоней к себе, разворачивает и утыкается носом в тёмную растрепанную макушку, сжимает тонкое тело в своих руках до хруста костей. В носу щекотит летний запах одуванчиков. — Джим, — голос хриплый, сорванный, но он пытается вытолкнуть эти болезненные слова наружу, слова, так необходимые ему сейчас, те, которые он так жаждет услышать. — Как он? Вокруг смердит медикаментами, но этот запах знойного лета делает чуть легче, смягчает боль, рвущую душу в клочья. Боль потери. — В коме. И лишь эти объятия удерживают мужчину от того, чтобы не разорвать кого-нибудь. Мордред, помоги ему... Пожалуйста.