this is a trick

Ойкава отводит четыре пары и собирается предаться созерцанию стен в пустом кабинете кафедры, поглощая максимально возможное количество кофе. Куроо приходит, когда от первой кружки остается половина. — Сугавары нет. — Ойкава дергает сложенными на письменном столе ногами в начищенных итальянских туфлях. — Привет. — Вот и хорошо, не хочу видеть его сейчас. — Куроо падает на стоящий сбоку от стола Ойкавы диван. — Привет. Ойкава хмыкает с интересом. — И чем же тогда обязан? — Ой, да брось. Я что, не могу к тебе заехать просто так? Мы ведь дружили с тобой, разве нет? Ойкава скользит глазами по потолку — думает — держит паузу. — Трупешник подсунуть мне хочешь? — улыбается. Куроо выдыхает устало. — Хочу. — Ну, это я всегда за, допустим. — Ойкава пересаживается на диван. — Но сначала расскажи мне, что там с Сугаварой? Куроо прикусывает щёку — думает. Головой качает. Удивительно, но он даже не старается выглядеть бодро или уверенно — как делает обычно. — Что с ним не так? Голос человека, уставшего биться в закрытую дверь. — Куроо, — Ойкава зовет его, вынуждая посмотреть в глаза. — С ним не так всё. Но вины в этом его нет. Куроо снова качает головой, трёт лицо ладонями. — Вчера утром он сказал мне взять с собой экспертов. Мне действительно пришлось ехать проверять одно место, но, разумеется, я бы не стал просто так таскать с собой всю группу. Но блядь, там была отрезанная голова! И как, чёрт возьми… Я могу понять многое, но я ищейка, Ойкава. Эти совпадения не могут не рождать во мне подозрения. — Куроо встает, зачесывает спадающую челку пальцами назад, подходит к окну. — Вечером я приехал к нему, выяснить всё, да и хотел попросить помочь с этим делом. Мы не договаривались о встрече, и… он был под чем-то, и это точно опиаты, очень похоже на героин, я видел такое раньше. Я вспылил, конечно же, и он меня выгнал. Но ты пойми. — Он поворачивается. — Он дорог мне, и если он сидит на героине… Или на чём-то еще. Это не шутки, и с этим что-то нужно делать, пока не поздно. — Это не героин. — Ойкава перебивает. — договори до конца, я потом объясню всё. Куроо хмурится, но кивает. — Он позвонил в три часа ночи и заставил срочно ехать на окраину города в заброшенную недостройку. И что ты думаешь? — У Куроо взгляд совсем больной, потерянный. — Там труп. Без головы. Думаю, наш. Ну или четвертый. — Обессиленный смешок. — И его ты хочешь мне подсунуть, я правильно понимаю? — Куроо в ответ кивает только. — Хорошо. Значит по порядку: наркотики. Это не героин, это лауданум. Понимаю, звучит неожиданно, но всё же. Принимает он его очень редко, только когда становится совсем невыносимо. — Лауданум? Да откуда? И что это значит — сосвсем невыносимо? — Все эти видения, очевидно, не даются ему легко. — Ойкава пожимает плечами. — А откуда лауданум… ну, у него остались друзья из якудза, из старой жизни, кто приторговывает всяким, скажем так. Достают по старой дружбе. Куроо ощущает себя так, будто вся эта информация физически продавливает ему голову изнутри. Сугавара и видения. Сугавара и якудза. Серьезно? — Это лишь сотая часть, ты вообще уверен, что тебе нужно всё это знать? — Тон Ойкавы вдруг как-то неуловимо меняется, становится жестче. — Тебе Сугавара зачем? Куроо смотрит в его глаза и пытается честно ответить себе на вопрос: зачем ему Сугавара? Они «вместе» уже почти год, но он ничего о нем не знает. Суга не пускает его дальше постели, закрывает дверь перед носом каждый раз, как Куроо пытается стать чуть ближе. Он ему не нужен. А Сугавара Куроо? Очень хочется ответить «нет». Но не получается. Куроо устал смертельно, биться в закрытые двери, он не хочет знать, что происходит с Сугаварой, Куроо хочет перестать раниться о него, но… — Он мне нравится. Больше, чем должен. Больше, чем хотелось бы. Ойкава смотрит тяжёлым взглядом внимательно, долго, и выдыхает, прикрывая веки. — Ладно, хорошо. Мне этого достаточно. — Ойкава тоже подходит к окну. — Я бы сказал, что тебе следует все узнать у Коуши напрямую, потому что, не зная о нем ничего, ты только навредишь, но он ведь сам ничего не расскажет. — А тебе рассказал? — При всей вопросительной интонации, это утверждение. — Куроо. — Ойкава опасно прищуривает глаза. — Есть границы, за которые переступать не стоит. Мы никогда не будем с тобой обсуждать наши с Коуши взаимоотношения. Я скажу только то, что тебе не о чем волноваться и ревновать смысла нет. Куроо смотрит в окно несколько долгих мгновений и кивает. — Ладно. Извини. Ойкава возвращается на диван, Куроо усаживается на подоконник. — Мы с Коуши учились вместе до тех пор, пока он не исчез в начале второго года старшей школы. Не то чтобы мы вообще общались тогда, просто знали друг друга. Когда он пропал, его искали, городок небольшой, все включились, много разных слухов ходило, а потом все резко закончилось. Замолчали все как по указке. Сугу не нашли, про отца тоже было неизвестно, хотя и ходили слухи, что его убили. Встретил я Коуши спустя годы уже здесь. — Ойкава делает паузу. — Его отец с детства дружил с ныне покойным главой одного влиятельного клана якудза, думаю, тебе не будет трудно догадаться с кем. — Ойкава смотрит многозначительно. — После смерти своей жены — матери Коуши — Сугавара-старший завел с кланом общие дела. Он же нотариусом был, сам понимаешь, человек полезный. Всё было вполне неплохо, пока не случилось банальное — межклановая война. Контору Сугавары-старшего расстреляли шестерки из конкурирующего клана, никто не выжил. Сугу забрали с собой. Покойного кумитё в городе не было, и доложили ему не сразу, так что пока он приехал, пока нашел Сугу, прошло несколько дней. Что за эти дни Коуши пережил — не известно. Он никогда не говорил об этом. Но как-то обронил, что долго лечился, и я так понимаю, не столько физически. Ойкава делает паузу, вытаскивает пепельницу из нижнего ящика стола, сгоняет Куроо с подоконника, открывает окно и достает сигарету из пачки. — Разве здесь можно курить? — Куроо принимает предложенную сигарету. — Сигналки не работают. — Ойкава скашивает глаза на датчики дыма. — И сюда сегодня больше никто не придет. Ойкава затягивается, выдыхает и продолжает. — Он жил у покойного кумитё на правах среднего сына. Его пристроили в другую школу, где он все-таки доучился. Кумитё воспитывал в своих сыновьях преемников, а Коуши пытался отгородить от влияния клана. Но Сугавара не был бы Сугаварой, если бы не делал всё по-своему. Насколько я могу судить, покойный глава для Коуши — далеко не самый последний человек в его личной иерархии привязанностей. Но всё же, после школы он сбежал из дома, и ему в этом помог младший сын кумитё. Зачем Коуши это сделал, чем руководствовался, я не знаю. Я встретил его в этот период, и… он был уже тем, кем является сейчас. Он тогда бродяжничал, экспериментировал с веществами и вёл довольно-таки свободный образ жизни. Мягко сказать. Спустя год поступил в университет, и об этом мы с ним тоже не говорили. Ойкава прикуривает вторую сигарету и молчит некоторое время, погруженный в воспоминания. Куроо, несколько выбитый из колеи прошлым Суги, даже не пытается что-то сказать. — Видения у него появились после того, как кумитё его спас. Сначала были только сны, но позже это распространилось и на явь. Никто не заставляет тебя верить в это, знаешь. Любой психиатр поставит ему диагноз за такие выкидоны. Коуши очень не просто с этим жить. Куроо задумчиво и потерянно кивает головой, Ойкава приподнимает его голову за подбородок, говорит в разы мягче: — Пусть привезут тело мне в бюро, я посмотрю. Куроо улыбается в ответ бледно. Когда он уходит, Ойкава закуривает вновь, снимает телефон с блокировки и открывает диалог. «Мне тут птички на хвосте принесли, ты труп ночью нашел». Сугавара молчит долго, ждёт, видимо, продолжения. Ойкава усмехается. Куроо даже жалко, он зря влюбился в Сугу, едва ли тот откроется ему хоть немного. Ойкава потратил годы, чтобы узнать хоть что-то о Коуши, но и специфика их отношений изначально была совсем не такой, как у Куроо с ним. Сложно, всё очень сложно. «Сегодня он будет у меня». «Труп, в смысле». — отправляет Тоору вдогонку и ставит на телефоне блокировку, не ожидая ответа. Ойкава стоит, подпирая поясницей подоконник в секционной бюро, когда вваливается недовольный Сугавара. — Сволочь ты. — Хмуро бросает довольному Ойкаве, который знал, что кое-кто не упустит эту загадку; кивает головой на обезглавленное тело. — Это оно? — Это оно. — Ойкава делает приглашающий жест рукой. Сугавара осторожно подходит ближе, хмурится, осматривая. На груди трупа вырезаны по кругу цифры. — Это что? — Сугавара заинтересованно наклоняется ближе к ранам. — У других тоже такое было? Известно, что это? — Нет, цифры вырезали только на этом. Куроо сказал, что они без понятия, что это. — Материалы по другим телам есть? — Не у меня. — Ойкава пожимает плечами, а Суга морщится, понимая, у кого эти материалы. — Ладно. Допустим. — Коуши распрямляется, поворачивается к Ойкаве. — И? — Тот смотрит вопросительно. — Ты всё же решил помочь Куроо с этим делом? — Губами вытаскивает очередную сигарету. — Ты слишком много куришь. — И снова возвращает внимание убитому. — Тебе всё равно на это. — Тоору фыркает смешливо, руки на груди складывает. — Ты, паршивец, от серьёзных разговоров увиливаешь. — Да. — Суга просто пожимает плечами. — Ладно. Я попробую посмотреть. Сугавара поджимает губы, сжимает-разжимает кисти рук несколько раз. Настраивается. Будто на это можно настроиться. Он протягивает левую руку к вырезанным цифрам, как только его пальцы касаются рваных краев раны — Сугавара падает на кафель как подкошенный. — Коуши! Ойкава бросается к нему, берёт в ладони его лицо — глаза закатываются белками, Сугавару трясет мелкой дрожью. Он чувствует теплые руки Ойкавы на своем лице, а потом только тьму… Звук рвется, искажается, время проносится перед глазами со скоростью поезда, сливаясь в одну навязчивую ленту. Суга стоит у дома кумитё, рядом с ним мужчина — один из приближенных людей покойного главы. Хороший человек, Коуши он нравился. Почему в прошедшем времени? Как же его звали? Он улыбается, тянется пальцами к пепельным волосам Суги, треплет мягко. Он что-то говорит, но у него будто звук выключен — шум улицы, мира нарастает невыносимо — Коуши зажимает уши и оседает на асфальт, зажмурившись. Руки от ушей отдирает уже Ойкава: они где-то на заброшенной стройке, вокруг ночь, а у Ойкавы испуганные глаза и руки в крови. Он обхватывает лицо Сугавары ладонями и говорит тихо: — Слушай меня, услышь. Запомни. Это важно. Peccat- Ойкава резко захлебывается кровью. — Коуши! Слышишь меня? Коуши! Суга слышит голос Ойкавы и моргает — перед ним перепуганное лицо без крови на губах, за ним потолок секционной. Вернулся. — Ну слава богу! — Ойкава помогает ему сесть. — И часто ты так отключаешься во время видений? В голосе Ойкавы неподдельная тревога, а Суге и самому немного не по себе, если честно. Раньше он почти никогда не терял сознание во время видений, теперь же это становится традицией. — Личность установлена? Какая у него фамилия? — В первую очередь, ему нужно подтвердить догадку. А, в идеале, опровергнуть. Ойкава морщится недовольно, но не противится, тянет документы с подоконника. Сугавара старается не думать о том, что Ойкава на грани смерти в его видениях слишком часто появляется. Страшно допустить мысль, что это будущее, а не абстрактный образ. — Ямамото. Мицуо Ямамото. Ямамото. Точно. Сугавара прижимает ко лбу кулак, закрывает глаза. — Ты его знаешь? — Ойкава осторожно гладит его по колену. Мицуо Ямамото. Младший брат Ичиро Ямамото. Того самого мужчины из видения. — Довелось когда-то. — Сугавара встаёт на ноги не без труда, опирается руками о металлическую столешницу. — Есть бумага и ручка? Ойкава не спрашивает, просто приносит ему что нужно, залезшему с ногами на подоконник. Суга принимает бумагу на планшетке и тянется к карману халата Ойкавы за пачкой сигарет. Тот щёлкает зажигалкой и прислоняется плечом к стене сбоку, наблюдает. Он почти уверен, что Сугавара видит именно его. Но почему-то не говорит. Ойкава рассматривает его молчаливо: круги под глазами, кожа бледная совсем — ничего нового, конечно, но Ойкаве навязчиво кажется, что всё становится только хуже с каждым днем. Суга не терял так часто сознание. Он пришел в себя, но выглядит так, будто внутренних ресурсов не осталось совсем. Сугавара переписывает цифры с тела и стучит колпачком по планшетке задумчиво. Зачем он этим занимается, это дело его совсем не касается. Но слишком много Ойкавы в видениях. Если есть хоть какой-то минимальный шанс его спасти, Сугавара попробует. Итак, цифры. Если по часовой сверху, получается: 9 1 4 2 2 9 4 9 1. — Можешь работать, мне он не нужен больше. — Кивает он Ойкаве. И Ойкава незамедлительно приступает к работе, пока Суга мучает цифры. Ищет последовательность, складывает, умножает, делает все то же самое, но в обратном порядке. Никаких мыслей, кроме шифра. Он сверяет цифры с разными алфавитами, переписывает, зачеркивает, снова подставляет буквы — ничего не получается. Проходит, видимо, достаточно времени: Ойкава садится рядом на перекур. — Ну что? — Кивает на исписанные листы. — Я не понимаю. — Коуши совсем потерянный. — Не получается. Ерунда какая-то. Ойкава смотрит на цифры какое-то время, тоже подключается к головоломке. — А если некоторые числа здесь составные? — В смысле? — Поворачивает голову Суга. — Ну, смотри. Девяносто первой буквы в алфавите нет, но есть четырнадцатая. Два раза повторять не надо, Сугавара снова бросается черкать бумагу. — Invidia. — Суга переводит взгляд на Ойкава. — Что-то знакомое, но я не уверен. — Латынь. — Ойкава двигается ближе, бормочет тихонько под нос. — invidia, invidia… зависть. — Смотрит удивленно. — Точно, это зависть. Сугавара молча жует губу, слишком много плохих предчувствий за день. Вытаскивает телефон из кармана, набирает последний вызов. — Первый и второй трупы. Очень внимательно сейчас, Куроо. Были ли какие-то цифры на них? На одежде там, я не знаю, где-нибудь. — И тебе хорошего дня, Суга. — Куроо звучит в трубке самым задолбанным человеком на земле. — Первый — мимо, а у второго во рту была записка с цифрами. Ты что-то понял про них? — Я не уверен. — Суга покусывает кончик ручки. — Пришли мне фото записки. Позвоню позже. Куроо ворчит свое усталое «ладно», а спустя три минуты приходит файл с фотографией. Цифры в два столбика. Если по каждой строчке и слева направо, то: 1 3 5 4 9 1. Сугаваре хватает минуты: — Аcedia, если не составлять числа. Такое слово есть? Скажи, что да. — Суга смотрит на Ойкаву, и взгляд его не предвещает ничего хорошего. — Я бы сказал, что я не справочник латыни, но да. Есть такое слово. — Ойкава смотрит как-то обреченно. — Уныние. Это грехи, Коуши. — Сердце сбивается с ритма, картинка наслаивается, у Ойкавы из секционной течет по губам кровь Ойкавы из видения, мигают лампы дневного света под потолком. — Не Peccatum mortale, это Peccata capitalia. — Главные грехи. — Сугавара говорит это шепотом, пока наслоившееся видение исчезает, и перед ним снова здоровый Ойкава. И освещение в порядке. — У первого трупа тоже должны были быть цифры. Ойкава не сводит глаз с Суги, пока тот снова возится с телефоном. Ему почему-то очень страшно. Ойкава сглатывает ком в горле и отворачивается, утыкаясь взглядом в раскуроченный им труп, и слышит за спиной: — Куроо. Отвези меня на место, где нашли первое тело. Это срочно.