Музыка к главе - Alexandre Desplat - Severus and Lily
Название главы имеет отношение не только ко второй части главы
Как прямолинейный - и в этой прямолинейности порой неимоверно упрямый - человек, Серговна если и не понимала чего-то в других людях, так это прямолинейности не до конца искренней. Когда вроде бы все прямо и наизнанку, а на самом деле не сказано ничего. Даже личадеевские молчаливую замкнутость и зацикленность внутри себя Аня выносила куда проще, чем людей, только пытающихся казаться открытыми, но на деле такими не являющихся. Под лежачий камень - предположим, все того же Личадеева - вода проницательности, как ни крути, протечь сможет, а вот прыгающий вокруг булыжник, вроде бы кричащий всем своим видом об открытости, одной проницательностью не ухватишь. Тут нужен был инструмент потоньше, который не всегда оказывался под рукой. Музыченко говорил много и обо всем. Сама любящая - и умеющая - поговорить Серговна особо не перебивала. Вставляла свои несколько предложений при удобном моменте, а в остальное время прислушивалась, приглядывалась, изо всех сил пытаясь разобраться, что же из себя представляет Музыченко. Он одновременно и нравился, и не нравился ей. Ее цепляла его разговорчивость: люди, которые могли разговаривать больше нее, Серговне встречались нечасто. Но это же и раздражало: Ане тоже хотелось говорить, высказываться, но Юра говорил так много и так плотно, что возможностей представлялось мало. Говорить. Высказываться. Самовыражаться. Может, ему и не хотелось ее самовыражения? Серговна, слишком опытная в понимании людей, этот вариант отмела почти сразу. Поставила на то, что Музыченко скорее ее побаивается и от того старается произвести впечатление всем сразу. Всем, что в нем есть. И получалось так бурно и одновременно, что Серговна не позволяла себе перебивать. Понимала, чувствовала, что не стоит. Ощущала, что и сам Юра все прекрасно понимает сам. Понимает и не перестает говорить. Заговариваясь и выдавая порой ненужную и бессмысленную информацию. Сам сценарий свидания пришелся Серговне по душе. Не то, чтобы в нем было что-то из ряда вон выходящее: напротив, все было банальнее некуда. Кино, короткая прогулка по заснеженному, но уютному городу, а теперь они сидели в небольшом пабе, что пытался казаться ирландским: зеленые и красные цвета, крепкий запах пива и чесночных гренок, нарисованные на стенах лепреконы и трилистники, а бармены - все как на подбор, высокие, бородатые и приветливые. Серговне все это нравилось куда больше, чем попытки предыдущих ухажеров удивить ее дорогими ресторанами или большими букетами роз. В пабе было тепло, уютно и тихо - посетителей было совсем мало из-за буднего дня, а незатейливая музыка на фоне не отвлекала. Один из бородатых барменов с улыбкой поставил перед Музыченко и Аней две больших кружки с пивом - каждая на пол литра. - Наконец-то можно выпить просто пива, а не сидеть и делать вид, что разбираюсь в вине, - воспользовавшись паузой в юрином монологе про несовершенства современных кинозрителей, произнесла Серговна. - И часто тебе приходится делать такой вид? - опершись локтем на барную стойку, Музыченко повернулся к Ане. - Неужели тебя всегда водят в заведения, где подают только вино? - Ну знаешь, в заведение, где подают ТОЛЬКО вино я бы с удовольствием сходила, - Серговна облизнула с губ пивную пену. - Но, увы, таких у нас в городе нет. - Я бы поспорил, - Музыченко усмехнулся, неожиданно для Серговны глядя на нее очень пристально и внимательно. - Мне кажется, я успел побухать во всех заведениях - и почти заведениях - этого города, и я уверен, что в парочке из таких мест меню состояло исключительно из вина. - Сводишь как-нибудь? - Аня улыбнулась, сделав еще глоток пива. -Там наверняка очень весело. - Я-то готов хоть сегодня, - Музыченко и не думал сводить с Серговны глаз. Он вдруг перестал много и безостановочно говорить и только смотрел, в ожидании ответа. Серговна медлила с ответом. Она просто смотрела на него. На его темные внимательные глаза и черные, густые брови. На тонкие губы и бокал пива в его руках. У нее вдруг появилась мысль, что она бы пошла за ним, куда бы он не позвал, даже если это будет что-то безумное. Но потом разум взял верх. Она - Серговна, и ей не пристало бежать за малознакомым мужчиной, что бы он не предложил. Ее надо завоевать. Хотя бы откровенным разговором, который пусть и продлится десять минут, но в нем будет больше искренности, чем во всем, что сегодня уже успел высказать Музыченко. Сможет ли Юра ей это дать до конца свидания? *** Что бы ты увидел в зеркале Еиналеж? Они полулежали на диване с бокалами вина в руках. Аня опиралась спиной о колени Паши, глядя на него сквозь белое вино. На коленях у нее лежала коричневатая книжка, на обложке которой мальчик-волшебник пытался поймать снитч. А на фоне бегали единороги. - Не знаю, - Паша лениво пожал плечами, глядя на девушку. - Мне всегда казалось, что это из разряда - не узнаешь, пока на самом деле не посмотришь в это зеркало. Ведь, - Личадеев медленно сделал глоток вина из своего бокала, - как там написано? Самые горячие желания вашего сердца или что-то вроде того? Это же что-то подсознательное. То, что одновременно на поверхности, является неотъемлемой частью тебя, но о чем ты в повседневной жизни почти не задумываешься. Аня убрала от глаз бокал и с мягкой улыбкой взглянула на Пашу. Она умела так улыбаться - понимающе, почти сочувственно. - Ты постоянно задумываешься о… всяком в повседневной жизни. Ты все время о чем-то думаешь. - Тебе кажется. На самом деле моя голова большую часть времени занята размышлениями о том, что произойдет в следующей серии какого-нибудь сериала, - закатив глаза, отмахнулся Личадеев. Выпитое вино уже давало о себе знать, но его было не слишком много - оно только расслабляло. - С этим я не спорю, - Смирнова взмахнула рукой, в которой был бокал. - Но это не мешает тебе порой выдавать длинные цепочки размышлений о том, о чем ты якобы не думаешь. - Так ведь подсознание же, - Паша пожал плечами. Пожалуй, он был пьянее, чем ему казалось. Все-таки, они пили уже вторую бутылку вина, хоть и на двоих. - Это из тех мыслей, что появляются сами по себе, отдельно от моей осознанности. Они просто формируются. - Ну так сформируй мне, что бы ты увидел в зеркале Еиналеж. Действительно, что бы он увидел? Личадеев закрыл глаза, откинув голову на подушку. Он не видел, как Аня внимательно смотрит на него. Смотрит на изгиб бледной шеи, на которой отчетливо была видна бьющаяся в такт сердцебиению жилка. Смотрит на губы, которые он в задумчивости облизывает, и на растрепанные волосы. И на длинные ресницы, и на ключицы, видные, потому что майка на нем очень старая и растрепанная. Паша лежал и старался ни о чем не думать, понимая, что с каждой секундой задумывается все сильнее. Что он увидел бы в зеркале, которое отражает самые глубокие желание человека? Что-то, что сделало бы его по-настоящему счастливым. Что это может быть? - Может, - Личадеев поднял голову, открыл глаза и встретился с внимательным, любующимся взглядом Ани. - Мне кажется, я увидел бы там себя, только младше. Лет пятнадцати-шестнадцати. Когда уже научился чувствовать, но это умение тратилось на что-то, что делало меня беззаботно счастливым. - Что это было? - спросила Аня без зависти или ревности в голосе. Она всегда умела чувствовать такие моменты. Моменты, когда дело было не в ней, а в чем-то, что скрыто глубоко в человеке. - Что делает тебя счастливым? - Делает? До сих пор? Ты думаешь? - Я знаю. Она всегда знала, чувствовала и понимала его. Насквозь. Разве не за это он в нее влюбился? За то, что она не пыталась делать вид, что понимает. За то, что она действительно знала его, как будто могла прочитать если не все его мысли, то по крайней мере их часть. - Ну знаешь, конечно, я могла бы предположить, - сказала Аня с улыбкой, пока Паша собирался с мыслями, - могла бы предположить, что ты увидишь себя в этом зеркале с каким-нибудь Гламдрингом наперевес и с остроконечными ушами, распевающим песни на эльфийском языке. Паша не удержался и рассмеялся. - Ну знаешь, это скорее был бы Нарсиль, - он хмыкнул и допил вино. - Или даже какой-то безымянный меч. Мне по душе больше Сэм и его подвиги. - Но это не значит, что ты не мечтаешь быть Арагорном, хоть ты и совсем другой, - Аня тоже улыбалась, но продолжала смотреть куда-то в основание его души. - И то правда, - согласился Личадеев, постепенно переставая улыбаться. Он уже налил себе новый бокал и сделал глоток, прежде, чем продолжить говорить. - Я бы увидел себя в том зеркале шестнадцатилетним с велосипедом рядом. И поля на заднем плане. Поля, проселочные дороги, по которым можно ехать и ехать, на которых никого нет, кроме меня, пыльной земли, лесополосы и какой-нибудь...сельскохозяйственной культуры по другую сторону от меня. Настала очередь Ани смеяться. - Сельскохозяйственная культура, - ее тихий смех продолжал звучать, мягко и приятно. - Личадеев, ты в своем репертуаре. Спасибо, что не стал перечислять каждую культуру отдельно, - она зашевелилась, выпрямилась, встав на колени и отставив свой бокал на тумбу на другой стороне кровати. - Пшеница, - Аня с улыбкой забрала у Паши бокал и поставила его рядом со своим. - Кукуруза, - девушка, все еще улыбаясь, забралась к Личадееву на колени. - Картофель, - пока Паша, буквально открыв рот, наблюдал за ее действиями, девушка поерзала и опустилась ниже, теперь усевшись ему на пах. - Что там еще есть? Не дав Паше ответить, Аня подалась вперед и поцеловала его. Ее теплые, мягкие губы, как всегда, на несколько секунд выбили из его головы все мысли. - Подсолнечник, - выдохнул Личадеев уже в поцелуй. Пожалуй, именно подсолнечное поле было бы в его зеркале Еиналеж. Но Аня была слишком мягкой и близкой, чтобы думать об этом дольше пары мгновений. - Ты забыл свеклу, - усмехнулась Смирнова, плавно и неторопливо двигая бедрами. Паше показалось, что из него выбили весь воздух - дыхание вдруг сбилось. Аня умела несколькими движениями избавить его ото всех лишних мыслей. Что бы не занимало его голову, о чем бы он мучительно не размышлял днями напролет, желание овладеть ей - это то, что могло сделать его счастливым и относительно спокойным на несколько минут. Или часов. Ни одной девушке до нее это не удавалось. - Как у тебя это получается? Он спросил вслух, задыхаясь в ее шею, целуя нежную кожу, чувствуя, как податливое тело прижимается к нему. - Спрашивать и не отвечать на вопрос самой, - не пришлось долго думать над следующей фразой. Да он бы и не смог сейчас придумать лучшей отмазки для своего вопроса. Возбуждение добралось до каждой части его тела. И до мыслей в том числе. - Прямо сейчас я бы увидела в этом блядском зеркале тебя раздетым, - низким, непривычно звучащим, голосом ответила Аня, когда Паша снял с нее майку. - А в более глобальном смысле… - Личадеев чувствовал, как она дрожит. Чувствовал даже языком, которым касался ее сосков. - Если говорить в общем, то я не знаю. Я думала об этом и не знаю, что сделало бы меня настолько безоговорочно счастливой. Паша поднял голову, скользнув губами по ее шее. - А что, если бы ты была тем самым человеком, что увидит там просто самого себя? Он обхватил девушку руками и резко перевернулся, укладывая ее под себя. - Это точно нет, - Аня снова улыбалась, целуя Личадеева жадно и настойчиво, больно кусая его за нижнюю губу. - В моей жизни есть ты, это не даст мне увидеть себя в том зеркале. Уже снимая с Ани нижнее белье и спускаясь поцелуями вниз по ее телу, Паша понял, что в ее словах куда больше смысла, чем он может осознать своим возбужденным сознанием. Но ему так хотелось пробовать ее кожу на вкус поцелуями и языком, что он решил, что подумает об этом позже. Тогда, когда перестанет хотеть чувствовать получаемое ей удовольствие. Тогда, когда вернется к размышлениям, что съедали его день за днем. А сейчас он хотел думать только о ней. И ничего - и никого - не могло быть в его голове. Им там сейчас было просто не место.