***
Чимин сидел за обеденным столом и нервно смотрел на часы. Его и Юнги отпустили немного раньше с пары, поэтому они первые пришли в столовую. Пухленькие пальчики нервно отбивали такт по железному покрытию, зубы покусывали пухлую губу, а нога от нервов дрожала. Выглядел он отстранённым. — Что такое? — альфа не выдержал. Пак же от вопроса вздрогнул. — Что? — переспросил он, поднимая взгляд на друга. — Что случилось, спрашиваю, — устало ответил Мин. — И не надо говорить, что ничего. Чимин смотрел, не моргая, прямо в глаза. Долго. Думал. В глазах неуверенность, страх. — Я решился признаться Хосоку, — протараторил тот. Юнги в очередной раз вздохнул. Сердце пропустило удар, только внешне альфа не изменился никак. Он знал, что этот день когда-нибудь придет. И вот он, нагрянул, когда Юнги совершенно не предполагал. Сколько уже времени прошло с их знакомства? Месяцев восемь, девять? Юнги не помнил. Но всё это время душа его болела. Было больно смотреть на то, как Чимин отдаляется от него, ходит вокруг Хосока хвостиком и говорит о нём, влюбленно улыбаясь. Возможно, сейчас наступил тот самый момент, когда Чимин мог стать окончательно счастливым, а он, Юнги, мог бы отпустить его. Ведь теперь Хосок будет оберегать его, а Юнги будет стоять за спиной, готовый поймать в любой момент. Чимин же жутко переживал. Хосок был добрым и милым, всегда широко улыбался ему. И да! Он всё время ел те самые шоколадные батончики, которые омега находил в своем шкафчике. Чимин не стал спрашивать Хосока, он ли делал ему такие приятные сюрпризы. Пак просто был уверен, что это Чон Хосок. Сейчас же, Чимин твёрдо решил, надо продвигать отношения. Должен признаться в своих чувствах. Шум в столовой заставил вздрогнуть. Студенты, громко говоря, заходили в помещение. Смеялись, говорили, а кто-то молчал. Заметив яркую макушку Хосока, омега встал со своего места и, сжав кулачки, повернулся к лучшему другу. — Файтин, — сказал Юнги, также сжимая пальцы. Невозможно понять, у кого сдавали нервы больше: у омеги или всё же у альфы. Чимин шёл вполне медленно, но, стоило подойти к Хосоку и увидеть его улыбку, уверенность сразу взяла вверх. Он попросил Хосока отойти в сторону для разговора, чем вызвал у него удивлённое выражение лица. Они прошли в пустой коридор, чуть вдалеке от столовой. Там было тихо, и эта тишина давила. Чимин кусал губу, не мог посмотреть в лицо альфы, а тот начал терять терпение, злился. — Чимин, говори уже, меня ждут… — Хён, — Чон был старше. — Ты мне очень нравишься, и, я думаю, это взаим… Ему не дал закончить громкий смех парня. Тот смеялся громко, заливисто, на весь коридор. Кажется, он даже вытирал слёзы со своих глаз. — Серьёзно? Взаимно? — он усмехнулся, вместо привычной улыбки омега увидел мерзкую насмешку. — Ты, конечно, прости, но я с тобой начал общаться из жалости. Бедняга, кроме Юнги у тебя никого нет, вот и пожалел я тебя. Мало того, что не красивый, так еще и идиот. Чимин-и, у меня есть омега. И поверь мне, даже если бы его не было, я бы с тобой никогда бы не начал отношения. Сначала скинь килограммов… двадцать, потом уже подходи к альфам. — Хён, а как же шоколадки?.. — Чимин, это не смешно. Куда тебе шоколад? Или ты думаешь, что я должен делиться с тобой какой-либо едой? По мне, тебя вообще кормить нельзя, а то скоро в двери не пройдешь. Хосок продолжал, Чимин слушал. Смотрел в стену и слушал. Так больно. Слёзы катились по щекам, а острые слова всё глубже впивались в тело, в самое сердце. Чимин разбит. Как хрупкий фарфор, разбит на части, а сверху не постыдились и наступили на осколки, кроша их ещё больше. Любовь? Её нет. Её не будет у того, у кого отвратительная внешность. Такие люди никому не нужны. — Да, нельзя кормить, хён, — тихо, себе под нос, прошептал омега. Потом, подняв взгляд на альфу, кое-как улыбнулся, вынуждая себя. — Прости. Прости, что я ошибся. Он развернулся и ушёл. А потом бежал. Бежал, что есть мочи, подальше отсюда. Подальше от разбитого сердца, от боли. Он забыл, что его ждёт Юнги, забыл, что оставил свои вещи в университете. Забыл, что обещал себе быть сильным. Потому что он не сильный. Он слабак. Обычный слабак, который не смог изменить самого себя, стал обузой для всех, семьи, друзей. Дома, славу богу, никого не было. Было тихо. Чимин рыдал в голос. Он залетел в свою комнату и упал на пол. Как же он себя ненавидел. Ненавидел свое тело, сущность и слабость. За то, что у него не было силы воли. Ненависть сжирала его и не оставляла. Заставляла в крови своей захлебываться и тонуть. Тонуть в черноте. Рука потянулась к нижней прикроватной тумбочке. Трясущиеся пальцы достали белую баночку с таблетками. Ещё несколько лет назад, когда Чимин был на краю обрыва, он заказал себе таблетки для похудения. Они были запрещены во многих странах, и в Корее тоже. У таблеток тяжёлые последствия, включая привыкание. Они очень опасные. Тогда от рокового шага его спас любимый хён, Юнги. Уговаривал не трогать и не пить, выкинуть. Рука не поднялась выбросить их, но слова хёна поселили в нём некую надежду. Надежду, которая исчезла навсегда и больше не появится. Никогда. В тот день Юнги долго ждал Чимина. Хосок вернулся, а омеги всё не было. Вещи его тут и телефон тоже. Не было возможности связаться с ним. Плохое предчувствие подтвердилось. Чон Хосок, как ни в чем не бывало, вернулся за свой и столик и счастливо целовался с омегой. Юнги понял. Он всё понял. Хотелось пойти разбить лицо альфы нахер, только жалко было марать руки. И Чимин намного важнее. Он принёс вещи Чимину домой, открыл его папа. Сам же омега не хотел разговаривать, и Юнги не настаивал. Главное, тот жив и здоров. Потом омега не появлялся на учебе недели две. И, когда появился, Юнги его не узнал. Тот был похож на зомби. Такой же бледный и почти не живой. Юнги думал, что хуже быть не может. Оказывается, может. Чимин замкнулся. И с каждым днём его состояние становилось всё более ужасным. Мин был в ужасе. В полном шоке, не понимая, как милый и, главное, здоровый омега превратился в… это. Юнги бил тревогу, всё время говорил с другом, пытался отправить его к врачам, но ничего. Одни ссоры. Полгода одни ссоры, где Пак рычал на него, что он в порядке, ему не нужна помощь. Кричал и плакал. Ходил в одних больших толстовках, широких брюках, чтобы ни в коем случае не было видно очертаний тела. Альфа видел, что омега худел, по пальцам и щекам. И это было далеко не здоровое похудение. Юнги видел проблему, а Чимин нет. Юнги хотел помочь, а Чимин отказывался от помощи.***
Джин начал жить своей жизнью. Проглотил то унижение от Намджуна и продолжил жизнь дальше. Возможно, сердце было разбито и болело сильно, только время шло дальше, не обращая внимание на чужие раны, давало их зализать. Прошло уже непонятно сколько времени. Джин всё так же трудился на двух тяжелейших работах. Иногда он подрабатывал на складе. В ночную смену с ещё двумя альфами. Те были настолько же замученные, как и омега, поэтому у них даже говорить друг с другом не получалось. Работа была тяжелой, но платили приличную сумму. За нее Джин мог купить продуктов на две недели вперёд, почти не отказывая себе в чём-нибудь. Сокджин всё так же разговаривал по телефону с папой. Старший омега намекал, что всё идёт к свадьбе и он до безумия счастлив. Джин тоже счастлив за него. Он крайне осторожно обходил вопросы о личной жизни, которые периодически задавал его папа. И, главное, заверял, что всё в порядке, и был благодарен, что папа не видел его лица. Потому что тогда тот бы понял его ложь. Ещё Джину иногда удавалось говорить с дедушками, если те вдруг оказывались у папы дома в тот день, когда он звонил. И, конечно же, с альфой папы. Тот часто спрашивал, нет ли у него проблем, нужны ли ему деньги и так далее. Сокджин отказывался, решив не обременять семью ещё больше, но был благодарен. В университете было всё по-старому. Тяжёлые зачёты и морально плохая атмосфера. Он там один. Просто один, и у него никого не было. Даже чтобы просто поговорить с ним. Стипендию он так себе и не вернул, хотя подходил по всем параметрам. Но ему отказывали, сколько бы запросов он не отправлял. С Намджуном он почти не пересекался. Бывало, что их взгляды сталкивались в столовой, но, кроме холода чужих глаз, он ничего не встречал. Возможно, оно и к лучшему. Сейчас Джин сидел за своим столиком в столовой и не мог поверить в то, что видел. У него в руках было приглашение на вечеринку, которое ему вручил лично именинник. Приглашение на вечеринку по случаю дня рождения одного из одногруппников. Джин не знал, шутка ли это или насмешка, но улыбка того омеги была вроде бы искренней. На него впервые за этот период обратили внимание в таком ключе. Было приятно и страшно одновременно. Он долго думал. Очень долго, и пришёл к выводу, что придёт на вечеринку. Возможно, благодаря ей все наладится? Сокджин верил в это. Вечеринка выходила на вечер пятницы, омега оделся очень красиво, но не броско. Даже по сравнению с другими омегами, Джин выглядел простенько. Народу было очень много. Одногруппник снял пентхаус в одной из новостроек в центре. Дух захватывало. Всё было так красиво. Правильно подобранные украшения приводили омегу в настоящий восторг. Он оставил свой подарок в углу, где и остальные. Омегу немного напрягала атмосфера, потому что он чувствовал липкие взгляды на себе. Слышал свист за спиной и пытался не обращать внимания. Да и вообще, он не привыкший. Забыл, что такое нормальное человеческое общество. Только уже через полчаса он заметил, что находится в окружении алкоголя. Чтобы немного снять стресс, Джин выпил и ещё, и ещё, и ещё. И понимал, что ему кто-то наливал, будто заставлял пить. Понимал, но продолжал. Ещё через некоторое время Джин понял, что не чувствует своего тела. Его качало, и соображать адекватно он был не в состоянии. Чувствовал чужие руки на своем теле, мерзкие губы на шее. Он не знал, нравится ли это ему или нет. Алкоголь ударил в голову. Казалось, он уже ничего не соображал. Вскоре руки исчезли, а его повели куда-то. Наверное, наверх. Кто и зачем, он не знал. И не хотелось. Тело совершенно не слушалось, он, как кукла, шёл за кукловодом. А потом его прижали к стене. — Вот и проснулась твоя шлюшья натура, да, Джинни? — шептал голос прямо в пухлые губы. А омега ловил каждое слово, не понимая их значения. — Намджун… — он никогда не спутал бы его. Знал, что это он. Его голос и его запах. Так близко, так хорошо. Альфа хмыкнул и провёл большим пальцем по пухлым губам, оттягивая нижнюю вниз. — Ещё когда ты упал на меня, в тот самый день, — хрипло начал Джун, смотря только на губы. — Я представлял их на своем члене. Он убрал руку от лица и надавил на плечи омеги. Тот под натиском алкоголя делал все, что ему скажут. Альфа расстегнул свои джинсы и вытащил уже стоявший член. Он поднёс его к пухлым губам и размазал по ним выделяющуюся смазку. А после надавил на челюсть, заставляя открыть рот, проник наполовину. Джин понимал, что задыхается. У него не хватало воздуха. Слёзы скатывались по щекам, а с губ текла слюна с чужой смазкой. Намджун не обращал на это внимание, думая только о своём удовольствии. Он начал двигать бёдрами более резко, пытаясь войти как можно глубже. Глотка горела, челюсть затекла, хотелось просто закрыть рот и, наверное, заснуть. От алкоголя закрывались глаза, а из-за слёз они ещё и болели. Джин серьёзно не понимал, что он сейчас делал. Альфе надоело. Он вытащил свой орган и поднял омегу на ноги. А после опрокинул на кровать, надавливая всем весом на тело. Сокджин смотрел в потолок, не чувствуя, как его раздевали. Перед глазами появилось лицо Намджуна, а на саднящих губах лёгкая улыбка. Как же он его любит. Джун смотрел на странную улыбку омеги и чувствовал укол совести. Сокджин красивый и умный вполне. Что он делал на этой вечеринке, тем более не в самом трезвом состоянии? Злость наполняла его, когда он вспоминал на этом хрупком теле чужие руки. Не его. — Намджун-а… — тихо простонал омега, пальцами хватаясь за чужие плечи. Губы соприкоснулись с чужими. Приятно. Альфа зарычал, пальцами сжимая тонкую талию. Кожа у омеги нежная, бархатная. Она призывает оставлять на ней следы от зубов и пальцев. Намджун не мог налюбоваться на голое и такое открытое тело перед ним. Ноги разведены в стороны, из неразработанной дырочки текла смазка, а грудь поднималась и опускалась, будто омега не мог дышать. Длинные пальцы альфы собрали естественную смазку. Парень под ним глубоко и шумно выдохнул. Растерев смазку, Намджун сразу же проник в дырочку. Она была тугая. Слишком тугая для такой шлюхи, как Ким Сокджин. Будто девственник. Но все знали, что это не так, и Намджун знал. Сокджин — главная блядь университета. Намджун начал разрабатывать омегу более жестко, быстро, нервно. Джин громко стонал, царапал плечи. На лице было выражение боли, а у Нама неопределённые чувства. Нашёл нужную точку, когда поменял угол проникновения. До ушей сразу долетел стон наслаждения. Чужие бёдра начали двигаться навстречу, насаживаться на пальцы, просить большего. А кто такой Намджун, чтобы отказывать? Он вытащил пальцы, устроился поудобней между ног. Взял омегу под колени, а позже резко вошёл наполовину. Омега закричал от боли, заплакал, кусая опухшие губы. А Намджун продолжил двигаться. Не целовал, не ласкал нежно. Только для себя старался, чтобы свой голод утолить. Возможно, сломать омегу ещё больше. Потому что из головы не вылезал. Толчки становились всё более жесткими. Нам чувствовал пик. А омега, несмотря на боль, стонал. Получал удовольствие. Он кончил на живот, тяжело дыша. За ним последовал Джун, чувствуя, как парень сжимает его. Альфа давно не получал такого удовольствия. И уже через пару толчков он кончил прямо в омегу. Он не заметил, что Джин потерял сознание и отключился. Он оделся. Даже не посмотрел на омегу и ушёл, закрыв дверь. Когда Джин очнулся, он чувствовал только боль во всем теле. Болела шея и задний проход. Всё тело было липкое, и кожу неприятно сводило. Несмотря на то, что Сокджин вчера много выпил, и у него разрывалась голова, он всё помнил. Перед глазами пролетел вчерашний вечер, и ненависть к себе затмила все. Джин рвал на себе волосы, кричал, плакал. Ненавидел. И Ким Намджуна тоже ненавидел. Это не было изнасилование, он сам отдался, от этого было ещё хуже. Его просто использовали. Нам не шутил, когда сказал, что придёт, когда захочет потрахаться. Какой же ты мерзкий, Ким Сокджин.