***
— Хельге, старый ты жук, во имя фюрера, сегодня ты не сможешь отказаться от нашего подарка! Михаэль высоко поднял свою кружку, выплёскивая на стол пену, попадая ей же на друзей, собравшихся за столом. Сам именинник хмурится. Да, подарков он не любил и каждый год умудрялся вывернуться от очередных презентов. Что в этот раз придумала эта пьяная шайка, состоящая из офицеров СС? Почему-то Хельге уже начал опасаться за жизнь. Не свою, какого-нибудь тощего и голодного пленного. Зачем он ему? Ха, глупый вопрос. По мнению Михаэля, каждому уважающему себя арийцу нужен был такой убогий, чтобы напоминать о собственном величии. Позёр! — Заходи! Русский у него ужасный, но Олег всё же разбирает эту мешанину звуков. Да, не ошибся. Из-за двери тут же выходит парень. Явно из мирного населения, у вояк взгляд другой. Они всегда готовы на смерть. Этот хоть и храбрится, но всё равно боится до жути. — Вот, твой подарок. И не просто русский, смотри, какое чудо выкопал! Он ведь ещё и актёр. Стихи читает, поёт, на сцене, говорят, играл. В общем — твоя сфера. Михаэль скалит белоснежные зубы, смотрит на мальчишку как на трофей, вещь. Хельге такого отношения не поощрял, но спорить было верхом идиотизмом. Оставалось только жестом подозвать к себе новоявленного «актёра». Через пару вопросов удалось выяснить только то, что зовут его Сашей, немецкий знает плохо. Ну, а ещё то, что пленник и вправду актёр, и даже петь умеет, только в присутствии остальных отказался. Да и вообще отказался. Отборным русским матом, за что чуть не получил от Михаэля, но мужчина успел его остановить, заявив, что парень теперь его и бить Сашу всяким пьяным мужланам не даст. Жалко было парня, особенно когда глядел на него то как на черта, то как на бога. В принципе, вскоре Хельге для него и вправду стал и тем и другим.***
— Вот немецкая шваль. Парень, тя звать как? Саша ещё больше вжался в стул, глядя на то, как какой-то солдат выводит Олега. Вот и всё. Как оказалось, «хорошо» — это просто сказка. Легенда. Враки. — Саша я. В горле — ком, а на глазах слёзы. Они-то наверняка думают, что от радости и облегчения. Нет. Он просто представил, что они могут сделать с Олегом, и сразу становилось плохо. — Ну, Саня, хорошо всё. Мразь мы эту сейчас как и всех — бац! И всё. Посмотреть хочешь? Офицер скалится. Как Михаэль. Только зубы у этого мужика жёлтые, один резец вообще отсутствует. Теперь немецкий офицер казался любимей родных, казалось бы. Спасителей, чёрт бы их побрал. Только потом Саша узнаёт, что он на самом деле кивнул. Не отказался, не рванул. Взял и согласился смотреть, как убьют сейчас самого любимого человека. Мать он, конечно, тоже любил. Но она была далеко. Может мертва. А Олег всё ещё тут. Пока что живой. Бледный, в своей винной рубашке, заранее красной. А ещё немного — и с дыркой в теле. И всё — во имя ПраВо СуДиЯ Научить Сашу немецкому не составляло труда. Феноменальная память, плохенький, но музыкальный слух и что самое главное — желание. Желание понять, что его теперь окружает, от кого зависит его жизнь. Парню явно повезло. Хельге никогда не увлекался идеями фашизма, не верил во всё это превосходство рас. Он был человеком искусства и верил только в силу прекрасного. Саша как раз был таким. Стоило его отмыть, откормить и приласкать — сразу же получил не просто красивую картинку, но и отменного собеседника. Конечно, язык он за зубами держал плохо, много язвил, но было это совсем не в обиду, больше как черта характера. Да и в целом, остался он от такого «подарка» только в плюсе. Как окажется потом — в очень большом плюсе, Хельге и представить не мог, насколько крепко привяжется к русскому волчонку, и как Саша в ответ полюбит его. Та ещё картина. Пленник немецкой машины фашизма и немец, хоть и мирный, хоть и просто владелец маленького театра в небольшом провинциальном городке. А вот как сложилась картинка, всего через полгода Хельге уже не представлял свои вечера без дискуса с парнем на тему искусства или истории. А утро нельзя было начинать без Сашеньки под боком, тёплого и всё равно какого-то колкого. В голове глубоко засели мысли, что мужчина ему враг и так нехорошо. Что любить убийцу его народа — нельзя. И наплевать, что сам Хельге в партию не вступал, на фронте не был и вообще от всего этого далёк. Но этот страх и ненависть к немцам был так силён, что периодически мальчишка закатывал ему истерики. Успокоить их было легко, но сам факт неимоверно раздражал. Но любил всё-таки. И когда в город вошли русские войска — остался с ним. До самого конца. Эти «показательные выступления» — расстрелы пленных немцев, военных или мирных, без разбору — пугали всех. Не только коренное население, но и некоторых русских из отряда, но тот самый мужик заявил, что это будет отличным уроком для немецкой швали. Они даже своё оружие в ход не пустили, взяли пару пистолетов из сейфа какого-то постояльца и охотничье ружьё хозяина гостиницы. Как животных. Русские считали — животных. — Хельге… Одними губами, на выходе. Услышал. А может просто почувствовал. Мужчина, прежде глядевший только куда-то в толпу, сфокусировал на Саше взгляд. Улыбался, как будто не у стены смерти стоял, а готовился к выступлению. Непробиваемый! Хотя…очень даже, из защищённого — только душа. Тело абсолютно смертно. — Хельге! Он рванул, тут же спотыкаясь о чью-то ногу, падая прямо в пыль. Уже с земли он услышал выстрел. Выстрел — и тишину. Выстрел был Правосудием.