Чёрные слёзы

Судьба любила Эраста. Судьба убила Эраста. Его квартира никогда не отличалась обжитостью. Минимализм и аскетизм — прекрасный набор для столичного следователя. Ему говорили, что квартира человека отражает его внутренний мир. Эраст представлял, как выглядело бы его жилище, если бы оно и вправду так. Много глубоких винных тонов, чёрное и красное дерево, тяжёлый шёлк. Это идеально описывает то, что творится в сердце. Это идеальный Яков. Перед последним уходом из квартиры он открыл окно. За двое суток спальню занесло снегом. За двое суток его тело само стало как снег. Белое и холодное. Ставшее на пару сантиметров выше. При жизни Эраст незаметно, но горбился. При жизни Эраст не любил снег. Но он сам превратился в него. Какой пассаж, господа! То письмо пролежало в почтовом ящике почти полгода. Его нашли новые жильцы. Какая-то трепетная лирическая девочка тонкими пальцами взяла некогда белоснежный конверт. Он отдавал холодом и уголки его окончательно смялись, буквы расплылись. Письмо внутри осталось идеальным. Убийственно идеальным. Что было в том письме? Что бы взял в руки Эраст, если бы тогда вернулся домой, а не стал очередной снежинкой чёрного Московского неба? Он узнал бы, что на небесах стало на одну звезду больше. Яркую, с острыми краями, отливающими красным. Многие думали, что место ему в аду. Но судьба любила Эраста. Она позволила им быть вместе на земле и на небе. За что судьба любила Эраста? За льдины глаз? За холодные пальцы? За лёгкое заикание и твёрдый голос? За душу, насквозь пропитанную алым железом любви? Судьба просто благоволила этому трепетному мальчику и готова была идти на его поводу, стать верной змеёй. Разящей врагов и ласковой к хозяину. Судьба выполнила его главную мечту. Всегда…всегда! Всегда быть вместе с Яковом. Даже если тот умрёт. Умрёт от горячей пули. И ещё одной. А может и ещё парочки. Судьба не помнит, помнят чернила и бумага, помнит дерево и земля. Ей, наверное, совсем не важна была бы эта душа, кроваво чёрная, но сладостно тянущая чужое сердце. Никто, даже сама судьба не назвала бы душу Эраста белой. Много лет назад, когда судьбе только пришлось отпустить эту душу в мир, она была цвета городского неба. Этот оттенок судьба когда-то создала специально для этой души, которая впоследствии стала Эрастом Фандориным. Когда он пришёл обратно, убитый ярким, начищенным до блеска ножом — тогда то его душа была совсем иной. Глубокий Карминовый. Здесь было всё. И алая страсть, и собственный почти белый свет, и красная чернота брата и даже много-много любви, которая для судьбы всегда была пурпурной, чтобы там не говорили люди. Люди любят говорить. Эраст предпочитал молчать, как и его покровительница. Лишь один человек мог заставить его без умолку говорить. Рассказывать о делах и быте, о буднях и самых интересных преступлениях. Яков зажигал в нём то, что было в Эрасте от человека. Делал пламя, в которое его брат бросался с головой и жил там всё время, что видел вишнёвые глаза. Сладко-кислые, как спелая вишня, в них утопала сама судьба. Кто создал их? Сам дьявол расставил ловушку. Он не учёл одного. Что не только судьба любит Эраста. Что его умеют любить и люди. И ни одна чернота не сможет спрятать огонь, который разжигал в Гуро его младший брат. Запретное и постыдное — оно росло из года в год, со временем начав согревать не только его самого. Но и опалило небесно голубую душу. Не сожгло и не убило. А только навеки привязало к себе так, что сама смерть не смогла разлучить их. И ради этого Судьба убила Эраста.