Живые отблески

В чём несомненное преимущество Гильдии магов? В том, что большинству её членов откровенно всё равно, чем занимается кто-то другой, пока дело не дойдёт до грубого и откровенного нарушения устава. Затей они что-то подобное в той же Гильдии бойцов, кто-нибудь да поинтересовался бы, зачем это сэра Протектор тащит в подсобные помещения чужачку… но они не в Гильдии бойцов, о нет, и это очень, очень неприлично развязывает им обоим руки. От Галь (вообще-то, она предпочитала полное имя, но Диссамси совершенно не представляла, как выговаривать его в порыве страсти) пахнет характерным для зачарователей запахом разреженного воздуха с ржавым металлическим привкусом и чем-то неуловимо-нежным, цветочным, напоминающим о родном Сиродиле. Диссамси целует её нетерпеливо, жадно, нагло вторгаясь в приоткрывшийся рот, распускает аккуратно подобранные светлые волосы…и аромат окутывает Диссамси невесомым облаком, как поздняя весна, как запах тигровых лилий у водоёма, как вечер, затерявшийся в нестройных вымощенных светлой брусчаткой улочках… она рвано выдыхает, когда влажные губы касаются кожи за ухом. На щеках у Галь горит румянец, в чёрных глазах пляшут и резвятся оголтелые скампы, а руки с маленькими тонкими пальцами шарят у Диссамси под одеждой, настойчиво лаская грудь. А за стенкой, не способной полностью изолировать их от внешнего мира, Ранис степенно говорит с неким посетителем. Диссамси не может сдержать ухмылки, совершенно, наверное, похабной, когда задирает яркую, крикливо-жёлтую мантию и опускается на колено. Галь упирается одной ногой в деревянный ящик, и от его скрипа, чудовищно громкого среди тихой подсобки, они обе напряжённо замирают, тонкие пальцы сжимают плечо… но ничего не происходит, и Диссамси скользит руками по узким бёдрам и ягодицам, крадя тихие, довольные постанывания. Галь массирует ей кончики ушей, пропуская по телу дрожь, отдающую в низу живота. Хотелось бы ей растянуть удовольствие, довести себя и её до исступления долгими, ленивыми ласками, но у них совершенно нет времени, поэтому Диссамси прочерчивает дорожку жадных поцелуев от коленки до верху, и пальцы следуют по ней, завершая путь в горячей влаге, настойчиво раздвигают складочки губ, ласкают сначала медленно, и в нарастающем темпе… …когда пропадают пальцы, так непростительно мучавшие её чувствительные уши, когда стройная нога соскальзывает с ящика ей на плечо, Диссамси понимает, что пора, и на мгновение отстраняется: Галь смотрит куда-то в потолок, закрыв рот ладонью, сдерживая вибрирующий в воздухе стон, а бёдра напряжены и дрожат так, что кажется, будто вот-вот упадёт… …два, а затем и три пальца двигаются резко и быстро. Диссамси ловит каждый её стон, готовый спорхнуть с припухших зацелованных губ: каждый стон отдаётся вибрацией где-то в груди и гораздо, гораздо ниже. Галь опирается на неё почти всем весом, и когда она вздрагивает, впившись в шею ногтями, не сумев подавить протяжный крик, Диссамси чувствует это всем телом, и запускает руку уже себе в штаны. Пальцы и ноги не слушаются, время растягивается, закручивается внутри тугим узлом жара и желания, расцветает багрянцем в темноте, вырывает гортанный, несдержанный стон, когда тонкие пальцы вновь принимаются за её уши... Где-то громко хлопает дверь. Галь тихо вскрикивает, зажав рот рукой, а Диссамси… Диссамси напрягается всем телом, замирает, застывает, вжимается щекой в бархатную кожу живота, и буквально на миг, на одно лишь мгновение, когда последнее движение, наконец, возносит её... ей вдруг думается, что, будь она мужчиной, внезапные порывы страсти воплощать было бы гораздо проще. Какое-то время – не слишком долго, меньше, чем хотелось бы – они молчат, дышат и слушают чужое дыхание и далёкие, приглушённые голоса совершенно ничего не подозревающих магов. Затем Гальбедир чопорно поправляет помявшуюся мантию, ловко подбирает светлые волосы, а Диссамси надевает сброшенную нетчевую куртку. – Мне мало, золотце. Встретимся сегодня ещё? – предлагает она, опираясь плечом на стену. – В «Восемь тарелок», после семи? Гальбедир молчит, лишь улыбается лукаво, и что-то в мыслях взвешивает. – Только не опаздывай, – говорит Гальбедир с довольным, лучистым прищуром, мазнув напоследок влажным поцелуем изгиб шеи. – Я не люблю долго ждать. Но они обе, конечно, придут туда гораздо раньше.