А если бы...

Потолок настолько белый, что перед глазами начинает плыть. Обито и без этого с трудом разомкнул тяжёлые, почти неподъёмные веки, но от белого потолка становилось ещё хуже. Хотя он этого и ожидал. Почти. Слышал он от старых родственников всякие сказки про "свет в конце тоннеля", и закономерно ожидал увидеть именно его - после того, как на тебя падают огромные валуны размером чуть ли не в пять раз больше тебя самого, иначе не бывает -, но, почему-то, тоннеля не было. Был только свет да странный угол обзора, под которым и так плывущая лампа казалась больше сбоку, чем должна была. До Обито доходит лишь спустя минуту - точно, у него же больше нет левого глаза. Он отдал его Какаши. Потому и угол обзора непривычный, потому и глазницу левую саднит. Только вот слепяще-белый потолок это не объясняет ни в коем разе. Обито мысленно спрашивает у мира, умер ли он, но мир не отвечает. Вместо этого только ветер поблизости всколыхнулся на мгновение и замер снова, оставляя летний воздух будто бы нетронутым и неподвижным вновь. - Очнулся, надо же. Этот голос Обито ни с чем не спутает - с самой Академии его слышит, даже чуть высокомерные нотки казались привычными и почти родными. Только вот сейчас их нет - голос Какаши усталый, с оттенком облегчения и почти радости. Обито не помнит, когда последний раз слышал в голосе Какаши столько положительных эмоций за раз; обычно не было ничего, кроме равнодушия или злости. Но сейчас, почему-то, всё по-другому. - Какаши? - не совсем уверено зовёт Обито, а после моргает и слепо поворачивается, неуверенный даже, с той ли стороны он слышит голос. Белый потолок перед глазами - глазом теперь, - сменяется такими же белыми стенами, белой дверью и пепельным с чёрным пятном. Пепельное с чёрным пятно, кажется, кивает головой, а после не двигается. Обито думает, что если он не умер и это реально Какаши, то тогда та определённо ждёт чего-то. А может и не ждёт - может, раздумывает над чем-то сейчас, глядя на него, на Обито, своими теперь двухцветными глазами. Наверное, она думает, что Обито жалкий - всегда же так думала, постоянно, и упоминать об этом при каждом удобном случае не брезговала - тоже. Потому Обито словно бы заранее кривится, хотя от этого жеста половину лица сводит такой болезненной судорогой, что Обито не сдерживается и глухо стонет - звук эхом отдаётся в горле и ощутимой вибрацией доходит до самого мозга. - Рано тебе ещё рожи корчить, прекращай. Голос наконец приобретает знакомый Обито тон - чуть насмешливый и укоризненный, всезнающий, и это неожиданно успокаивает. Наверное, Обито всё-таки не умер и, наверное, всё всё-таки хорошо. По крайней мере Какаши видится всё такой же засранкой, хотя зрение к Обито до сих пор не вернулось до конца. Но чтобы понять, что Какаши осталась Какаши, Обито даже смотреть не надо. - Опять ты со своими нотациями, - недовольно бурчит Обито, хотя собственный голос чудится ему гораздо более хриплым, чем раньше. Это звучит странно, но поделать с этим ничего нельзя. И в горле тут же начинает драть - хочется закашляться, но Обито сделать себе этого не даёт. - Только я очнулся... - Как ты себя чувствуешь? Обито ошарашенно замолкает и быстро-быстро - в меру своего нынешнего состояния и самочувствия, разумеется, - моргает, силясь разогнать ужаснейший туман перед глазом и увидеть, наконец, лицо Какаши. Потому что теперь Обито точно сомневается в том, что жив, пусть даже и боль во всём его теле абсолютно точно реальна - Какаши, которую он помнил и знал, никогда не волновало то, как чувствовали себя её товарищи. Какаши обычно машет на них небрежно рукой и говорит: «Только не мешайтесь под ногами»; Какаши обычно не навещает их, если они вдруг были при смерти. Чёрт, а Обито точно был при смерти? Или это всё - одно большое гендзюцу, в которое его поймал враг? Они ведь с Рин проделали тоже самое, верно? Сомнения теперь грызут Обито, зрение которого всё же проясняется немного - теперь серое с чёрным пятно имеет более чёткие очертания: теперь можно различить тёмную безрукавку и её высокий ворот, который прячет под собой половину лица стоящей у кровати Обито Какаши; получается разглядеть серебристые волосы, не сдерживаемые сейчас жёсткой резинкой и потому спадающие на чужие плечи тяжёлой волной. Видимых черт лица Обито разобрать всё равно пока не может - не хватает чёткости, но даже это небольшое прояснение его немного радует и обнадёживает. Будь это гендзюцу, его только-только пробуждённый Шаринган наверняка бы взбунтовался, верно? Одолеваемый смутными сомнениями, Обито молчит и прислушивается к собственным ощущениям. И впервые с того самого момента, как открыл глаз, понимает - у него каждая мышца гудит, каждая клетка почти горит. Разве что левая рука с ногой, почему-то, ощущают себя нормально. Обито только через секунду вспоминает о том, что камень, который его чуть не убил, его левые руку и ногу просто не трогал. - Болит всё, конечностей почти не чувствую, - всё же сообщает Обито и моргает ещё раз. Теперь он видит, как Какаши обречённо вздыхает и скрещивает руки на груди. Обито в любой другой бы ситуации вспыхнул бы возмущением и негодованием, наверняка бы сказал ещё про Какаши пару ласковых, но сейчас, почему-то, этого делать совсем не хочется. - А что у тебя с руками? Какаши опускает взгляд на собственные руки, которые обмотаны плотным коконом белёсых бинтов. На почти белой коже Какаши это выглядит... даже гармонично, хоть и совсем не правильно. - Повредила каналы чакры, - буднично сообщает Какаши тем временем, снова скрещивая руки. Выражение её лица как-то меняется, но Обито пока за этим проследить вообще не способен. - Использовать стихию земли хоть и не слишком сложно для меня, но камень, придавивший тебя, был огромен, да ещё обвал начинался снова. Из-за этого давление в каналах было слишком большим. Обито переваривает эту информацию очень долго и тщательно, с особым упорством повторяя про себя реплику Какаши. И с каждым повторением Обито словно бы открывает для себя новые грани этого короткого монолога - в интонации, в самих словах, в паузах между ними, он находит каждый раз что-то новое. И всё это "новое" такое яркое и оглушающее, что Обито ловит себя на мысли о том, что просто не успевает всё это осознавать. Перемен кажется ему слишком много, и всё - за раз. - Значит, я всё же не мёртв, - медленно и тихо говорит Обито, за что получает недовольный смешок. Но Обито плевать - сейчас он совсем не чувствует, что всё так же, как обычно. - Ты меня с того света вытащила. - Тебя с того света вытащила госпожа Тсунаде, - говорит Какаши, не меняя положения и по-старчески сварливо поправляя зачем-то Обито. Обито коротко и слабо кивает, показывая, что он слышит и слушает, и улыбается исключительно левым уголком губ. - Опоздай она хоть на минуту с твоим лечением, то тебе бы пришлось полностью ампутировать правые конечности. А я тебя просто из-под камня вместе с Рин достала, и Минато-сенсей до госпиталя подкинул. Обито замирает, почти не дышит короткое мгновение, осознавая - Рин, Какаши назвала имя Рин. Она жива, значит; значит, она скоро к нему придёт. Значит, Какаши выполнила обещание, данное Обито за минуту до того, как он потерял сознание и, казалось, жизнь. Какаши защитила Рин, и от этого факта в груди становится теплее, а на душе - гораздо легче. Было бы отвратительно, пожертвуй Обито собой и не исполни его последнюю на тот момент волю Какаши, верно? - С Рин всё в порядке? Какаши замолкает, молчит недолго - всего мгновение, за которое Обито успевает испугаться -, а после гораздо тише, мягче говорит: - Да, - успокаивающе говорит она, и это такое простое слово заставляет Обито испытать небывалое доселе облегчение. Ему даже на мгновение чудится, что тупая пульсирующая боль во всём теле отступает ненадолго. - Ты скоро её увидишь. Словно в подтверждение её слов дверь палаты открывается, и в узком проёме Обито видит родные каштановые, короткие волосы. Рин оглядывает палату одну короткую секунду, после которой шумно выдыхает и залетает в палату, вопреки всему даже шторы оконные не всколыхнув. Обито кажется, что она парит; всегда парила. - Какаши, ты не должна была покидать свою палату! - говорит она взволнованно, желая подхватить было Какаши под руку и увести из палаты, да только Какаши не даётся - уворачивается легко от девичьего хвата и складывает руки в карманы своих простых чёрных штанов. - Твои каналы чакры ещё не восстановились, и госпожа Тсунаде ещё не осмотрела твои руки! - Мои руки не так уж сильно и пострадали, - бурчит недовольно Какаши, а после кидает взгляд на Обито, ожидая увидеть привычную пассивную агрессию и обиду, какая сверкает в ониксовых глазах каждый раз, когда Рин проявляет внимание к Какаши. Но вместо этого она видит лишь облегчение, что заставляет её саму расслабленно и тихо выдохнуть, качнув головой в сторону Обито. - У вас, медиков, сейчас будут совсем другие заботы, гораздо более серьёзные. Рин тут же замирает, а после - поворачивается к Обито. И Обито видит, как в уголках её глаз собираются мелкие, прозрачные капли слёз. Он успевает испугаться - чёрт, он только что одним своим видом заставил Рин плакать! -, но этот глухой страх тут же испаряется, когда Рин кидается к нему, хватая его за правую ладонь - заключённую в настолько плотный и жёсткий кокон бинтов, что Обито даже немного больно, - и счастливо выдыхая. - Слава богу, - говорит Рин, не сдерживая широкой улыбки и теперь катящихся по щекам слёз. - Я так боялась, что ты не очнёшься! - Я позову госпожу Тсунде, чтобы она осмотрела Обито, - говорит Какаши, и ровной походкой направляется к выходу из палаты. И Обито ей даже благодарен сейчас, потому что Рин, которая утирает слёзы рукавом одежды и второй рукой продолжает осторожно сжимать его не двигающуюся ладонь, выглядит просто волшебно. Наверное, потому что она цела, здорова и так счастлива.