На страницах моих книг

Серый взгляд был полон сожаления. Он боялся оторваться от тетради и заметить над собой пустые безразличные глаза. Они были карими; они принадлежали той, которая не обращала на Киру никакого внимания. Эвелина Юрьевна рассказывала об истоках современной журналистики, о первых редакциях и газетах, но все пролетало мимо Киры. Все пустое, все ничтожно; только взгляд над ней реален, только он имеет власть. Он правит, пусть и бездарно, нечестно. Валерка уставился на доску. Раньше в нем никогда не замечалось такой внимательности, и это - странно, но - раздражало Киру. Самой себе она отчаянно признавалась, что, окажись на его месте, шансов у нее было бы гораздо больше. Душа - поэтам, романтика - писателям, а ей и думать было сложно об учительнице. Такие никогда не обратят на нее внимание и... не секрет, что существуют определенные рамки, которые не теснят Киру, но могут ограничивать Эвелину Юрьевну. И вопрос не о возрасте или статусе - это не так важно; дело в сути отношений. До безумия смешным представлялся ей момент, когда все внутреннее выплеснется наружу. Она рассмеется, она не пожалеет чувств, назвав сумасшедшей, больной. От таких мыслей хотелось бежать; их случайно не оставишь в кафе, не стряхнешь с шапки, как обманчивый ноябрьский снег, не смоешь в душе. Они незримо следуют по пятам, ступают по Кириным следам на асфальте. Это мнение ей давно знакомо, еще с тех времен, когда вопрос впервые поднялся в ее доме. Он был брошен невзначай, но отдарком Кире все же стал негатив родителей. С того момента установилось правило - молчать. Впервые девушке захотелось выбросить на занятии что-то эдакое, в стиле Валеры, чтобы ее заметили... заметила. А смелости не хватало, а Эвелина Юрьевна продолжала слоняться из стороны в сторону, не обращаясь к ней взглядом. За окнами серело небо; внутри все освещалось тем приятным тусклым светом, какой отбрасывает солнце за грозовыми тучами. Спасительным звонком закончилась лекция. Схватившая рюкзак Кира впервые выскользнула из аудитории первой. Но не тут-то было. Чертов закон подлости (и природная рассеянность) заставил ее остановиться: она забыла куртку. Недовольно выдохнув, девушка поспешила вернуться. Пришлось тесниться сквозь студенческие массы, что шли, наплывали навстречу. В аудитории витали свои-чужие думы. И весь мир осел в мыслях, словно порох после разгрома, когда в дыму не видишь и не слышишь ничего, кроме серости и звона, не стихающего в ушах. Эвелина прикрыла глаза в надежде отогнать надоевшие мысли прочь, но они, усилившись в стократно, лишь рассыпались на части, въедаясь в каждую частичку уставшего тела. — Простите, — женский голос вырвал Эвелину из мыслей; она обернулась: возле дверей, робко вжавшись в проем, застыла Кира - надоедливая девчонка, которая думала, что все знает. — Я забыла куртку. Вы не против? — она кивнула на аудиторию. Преподавательница сухо хмыкнула: — Пожалуйста, — указав рукой. Кира кивнула и быстро шмыгнула к своему месту. Накинув черный жакет, она заторопилась уйти, но одно неосторожное движение Эвелины Юрьевны заставило ее остановиться: встав из-за стола, она неосторожно опрокинула на пол папку, и белоснежные листы документов разлетелись по аудитории. Кира, понимая, что в очередной раз нарвется на грубость, вызвалась помочь. — Держите, — она распласталась по полу, собирая все упавшие листы. Преподавательница лишь коротко кивнула, спасая документы и складывая их обратно в папку. Девушка собрала всю бумагу, постучав о край парты, сложила их в стопку и протянула Эвелине Юрьевне: — Не стоит благодарности, — она кротко усмехнулась, собираясь уходить. — Спасибо. Кира иронично вскинула брови: — Ого! Вы и так можете! Неожиданно... да, неожиданно. Замечание студентки не вызвало в Эвелине желания грубо ответить - напротив, она ожидала от нее чего более язвительного. Вацлав остановилась в паре шагов от Киры: — Немного неуместное замечание с твоей стороны, не находишь? — Нет, не нахожу, — пожав плечами, улыбнулась девушка; ее ответ был уверенным и резким, но эмоции, как ни крути, выдавали слабое волнение: есть - значит есть, его никуда не деть. — Ну, оно и понятно. Ненавидишь меня, верно? А тут такой шанс. Кира удивленно сдвинула брови к переносице: — Шанс? Не понимаю, как эти бумажки можно связать с каким-то шансом... — она смущенно залезла руками в карманы брюк. — Но ладно, пусть, — короткая улыбка. — И я вас не ненавижу. Напротив, вы даже мне... симпатичны в какой-то степени, — Кира окрестила преподавательницу двусмысленным взглядом и шагнула за пределы аудитории, оставив Эвелину Юрьевну в полном непонимании: разве с ее отношением к студентам - и в частности к самой Кире - ей можно симпатизировать? Саму девушку собственный ответ удивил не меньше. Будь проклят в ней романтик. И если алкоголь - это яд, то ей предстоит выпить его не один десяток литров, чтобы отравить того самого романтика внутри себя. Но его не убить, не выжечь сигаретами, не задобрить сладким. Он каждый раз напоминает о своем существовании и умоляет сердце чувствовать... зачем-то. На университетском крыльце Киру подкараулил противный моросящий дождь. Тут-то белая полоса - приятный разговор с преподавательницей - сменилась черной. — О, класс, — девушка всплеснула руками, и ноги скользнули вперед. Она еле удержала равновесие. — Для полного счастья осталось разбить нос, и все будет просто прекрасно, — нервно отряхнув несуществующую грязь, она поспешила к остановке. Сокурсники решили переждать дождь в столовой. Навстречу безразлично шли люди (серые, в одинаковых плащах, что отличались размерами); небо продолжало гнать глупую меланхолию, и дождь усиливался. «Везение» на этом не заканчивалось: как только вдалеке показалась остановка, Кира опомнилась: навеса на ней никакого не было. — Блеск! — шаг замедлился. По расписанию следующий автобус должен был подъехать минут через двадцать. Смысла торопиться больше не оставалось, да и куртка вымокла насквозь. Кира опустилась на скамейку остановки. Раз мокнуть, так всему - и джинсам тоже! Дождь выбивал все мысли. Кире казалось, что он, напротив, по законам мелодрам должен нагонять думы, и на секунду девушка даже вообразила себя драматичной героиней... и начала задумчиво смотреть вдаль, представляя себя персонажем из какого-нибудь подросткового сериала. Хоть сейчас подъезжай с камерой и снимай, но. Над Кирой неожиданно навис черный зонт. — Хороший способ прогулять лекции. Вздернув голову вверх, она неожиданно поймала над собой улыбку. И не абы чью, а Эвелины Юрьевны. — Прогулять? Преподавательница села рядом: — Схватить простуду, чтобы не ходить в университет, конечно, надежный способ, но стоит ли он того? — она смотрела куда-то в сторону, на автобусы, на прохожих - куда угодно, но не на Киру. — Я не настолько сумасшедшая, — фыркнула девушка. — Нет, в школьное время я, не буду скрывать, играла перед мамой спектакли, выдумывая себе головные боли, температуру и прочую чепуху, но чтобы намеренно губить свое здоровье... не-е-е, — Кира усмехнулась. — Приврать - можно, а вот всерьез... — Значит, ты просто сидишь и бессмысленно мокнешь здесь? — наконец, взгляд Эвелины обратился к студентке. Та улыбнулась, глупо и слишком мило; так улыбаются безумцы, так радуются сходящие с ума: — Ну, почему же бессмысленно? Я жду автобус. — Не проще ли было переждать ливень в университете? — Как говорится, всегда идите сложными путями: на них у вас меньше конкуренции... а если говорить по-честному, то я просто лоханулась, — короткий смешок, и неожиданно лицо учительницы озарилось секундной улыбкой. В ней было гораздо больше, чем в самом громком смехе. — Я и смотрю, что ты слегка прогадала с погодой сегодня. — Да уж... слегка, — рука опустилась на джинсы, которые хоть выжимай. — Такое чувство, будто в Москве-реке искупалась. Молчание оборвалось вопросом: — Кстати, а как тебе столица? Студентка немного опешила: среди всех первокурсников и бестолковых лиц Эвелина Юрьевна запомнила, что именно она не местная. — А Вы что, знаете наверняка, что я не москвичка? — Нет, не знала до этого момента, — догадки Киры рухнули. — Просто ты не совсем похожа на здешнюю... немного тихоня, что ли. — Ну, спасибо на добром слове, — рассмеявшись. — А вообще да, Вы правы. Я не отсюда. И от Москвы не в таком восторге, как мне ее описывали. Слишком как-то здесь все... быстро, непонятно и сложно. Не совсем мой город, — она поправила шапку. — Тогда почему решила поступать? — Свалить хотелось. Скажем так, моих родственников лучше любить на расстоянии, — Кира поспешила уточнить: — То есть не подумайте, они хорошие люди, просто очень тяжелые. С ними сложно жить двадцать четыре на семь под одной крышей. — Понимаю… точнее примерно понимаю, о чем ты говоришь. У меня таких проблем, конечно, не было, но не ты единственная, кто по этой причине переезжает в другой город, — Эвелина впервые за долгое время казалась живой. — Вообще каково это – впервые оказаться вдали от дома? — Сначала было страшновато. Сама себе накручивала плохие мысли, парилась по мелочам, а потом… ну, как-то попривыкла более-менее. — Скучаешь? Кира повернулась: — Если честно, то переменно. Когда-то прямо очень, до жути, а когда-то, наоборот, даже радуюсь, что оказалась далеко. Ливень продолжал барабанить по зонту. Ботинки Киры все уделались в грязи. — А Вы? — взглянув на преподавательницу. — Вы скучаете по родному городу? — Думаешь, что я не местная? — Фамилия выдает. — Ну, это да, верно выдает, — Эвелина Юрьевна пожала плечами. — Вообще-то я бы с радостью вернулась обратно, устроилась бы в какой-нибудь пражский вуз и преподавала свой предмет там, но по собственной глупости два года назад заключила договор с нашим университетом, и поэтому приходится работать. — Поэтому так серчаете? — вопрос прозвучал – и только тогда Кира поняла, что ляпнула лишнее. Преподавательница выглядела подозрительно спокойно. — Извините. Я вообще люблю говорить, не подумав. Как тогда, в коридоре, так что… — Нормально. Слышала местные легенды о себе, — отмахнувшись. — Не удивишь. И нет, дело не в этом. Это моя привычная манера поведения. Я хочу, чтобы студенты делали осознанный выбор. И понимали, что журналистика – это не просто. — Верно, конечно, но… Вам не кажется, что обучение не должно быть похожим на постоянное давление или дурацкую пытку? Чем сложнее преподносится материал, тем больше в дальнейшем люди будут искать подвохи в простых вопросах. И оттого жутко тупить, — усмешка. — Везде важно найти золотую середину. — Ты интересно говоришь, но студенты – народ особый. С ними и политика другая. К остановке подъехал автобус. Вымокшие насквозь люди поволоклись за открывшимися дверями. — Часто Ваш автобус ходит? Эвелина Юрьевна взглянула на дорогу: — Только что уехал. — Так, а чего Вы тут сидите? Ехали бы, а то неизвестно еще, сколько дождь продлится. — Поэтому сиди под зонтом и жди свой, — взгляд преподавательницы опустился на испачканные в луже сапоги. А рассудок Киры сказал: «До свидания» - как только понимание всего ударило в больную голову. И все-таки сходящие с ума не молятся. Они наслаждаются своей эйфорией… которая пахнет утонченными духами и говорит слишком строго о простых вещах.