На страницах моих книг

— Как успехи? — Эва свалилась на диван. — Запоминается что-нибудь? Недовольное и уставшее, выражение лица Киры не сулило ничего хорошего: — Ты вообще знаешь, какой у тебя скучный предмет? Серьезно, — она бросила тетрадь на стол и отъехала, — нудятина какая-то. Зачем это вообще нужно? О, здравствуйте, — вскочив, — с вами Кира Найдёнова, и сегодня мы не будем говорить о новостях и прочей ерунде. Обсудим-ка лучше историю моей профессии! — вообразив себя ведущей, студентка расхаживала по квартире. — А вы знали, например, что... — Ну, все-все, заканчивай этот концерт, — смехом остановила ее Эва. — Понимаю, предмет не из простых, но на первой сессии советую показать себя с лучшей стороны. — А то что? Завалишь? — И еще как, — казалось, Эвелина говорила на полном серьезе, а в карих глазах плясали чертики. — По всем вопросам погоняю. — Знаешь, а пусть. Стипендии меня уж точно не лишат. Нельзя отнять того, чего нет. — Значит, вот так вот просто берешь и сдаешься? Кира всплеснула руками: — Детка, — она перешла на запрещенный прием; уж против этого обращения Эва не могла устоять, — я бы с радостью все это выучила... не будь это скучно до смерти, блин! Ну, серьезно. Как ты преподаешь это годами вообще? Я на тетрадях засыпаю, как только начинаю вдумываться. — Без этого - никак. Хороший журналист должен знать историю зарубежного развития профессии. А ты, — Эва поднялась и, обняв со спины сидящую Киру, наклонилась, — мне кажется, в будущем станешь именно таким журналистом. Девушку словно пробили копьем насквозь. Она попыталась зажать рану рукой, но вдруг поняла: не нужно. Вместе с ударом из нее выбили всю неуверенность, все сомнения. Они оказались на самом острие, нетронутые никем. — Ты правда так думаешь? Сколько раз Кире доводилось слышать, что выбор ее профессии такой необдуманный и глупый, что с ее характером ничего не получится. Волнение семьи понятно, но оно зачастую перерастало в давление, которое вырывало землю из-под ног, било в спину с размаху. И неожиданно во всем этом появился тот, кто сказал, что все получится. — Ну, — Эвелина скосила взгляд в пол, — конечно. А почему тебя это так удивляет? — Нет... не удивляет, просто спасибо, — запрокинув назад голову, она опустила ладонь на затылок Эвы и, когда та оказалась в паре миллиметров, коснулась красно-фиолетовых губ. О любви этой женщины к темным помадам можно было говорить часами. Но это Кире и нравилось в ней - она лучше будет часами подбирать цвет помады, чем потратит это время на «лечение» и вынос Кириного мозга. Эвелина быстро отстранилась: — Не-а, не прокатит, — отойдя, — давай-ка учи историю и основы, а я пока пойду чаю налью. — Блин. Окей, ты меня раскусила, но попробовать все равно стоило, — она снова вернулась к тетради. — Только не клади сахар, пожалуйста. — Не понимаю вообще, как можно пить чай без сахара? Это же какая-то трава с водой получается. — Просто моя попытка в домашних условиях «Бехеровку» сделать! — Ты отступишься когда-нибудь от этого ликёра или нет? — Эва встала в дверях. В ответ Кира только пожала плечами: — Когда попробую - может быть. Женщина с трудом сдерживалась: ведь блефует! И ликёр-то ей совсем не сдался, только дай повыводить с названием, которое показалось Кире до жути забавным. — Хочешь попробовать, значит? Хорошо, идет. — Неужели у тебя и он найдется? — Нет, у меня - нет, но в Праге - завались, на полке любого хорошего магазина найдешь. — Вынуждена тебя разочаровать, — Кира развела руками и вжала голову в шею, — но мы вроде как не в Праге, а в Москоу-сити, так что не думаю, что найду здесь что-то подобное. — Значит, нужно доставить тебя из точки А в точку Б. — Что? — А что? Девушка закатила глаза: пришлось признать, что преподавательница ее опять обставила в собственной же игре. Хотелось немного запутать, а Эва переплела все еще сильнее, и теперь даже Кира не понимала, о чем они говорят. — Нет. На самом деле, я серьезно, — Эвелина подкатила девушку к дивану вместе со стулом и села. — Рождество в Праге - это очень красиво. И я так и так собираюсь туда ближе к Новому году, так что... — Ты хочешь, чтобы я поехала с тобой? — удивление студентка показала всем, чем только было можно: вскинула брови, распахнула глаза и замялась. Хорошо хоть, что рот не раскрыла, а то началась бы в придачу и несвязная речь. — Что-то вроде... да. Все слишком быстро, наверное? Я не хочу давить, если что. — Нет, нет, Эва, ты не давишь, я просто не думала... что ты... ну, вот так. [...ценишь меня.] — Как? — Не боишься, что ли. В смысле, обычно такие отношения проблемные, ты сама так говорила, а сейчас готова взять меня совсем в другую страну. Это... ох, черт, я даже себя не понимаю. Извини. — Ничего. Ты просто подумай. Сессия закончится как раз двадцать четвертого. [...а пражская сказка начинается двадцать пятого.] — Я могу подумать? — неуверенность выбивала из Киры все. Самое последнее поддалось моменту. — Да, без проблем, конечно. Эвелина пыталась понять эмоции студентки, но в ее лице не было ничего, кроме смятения. Но когда рука Эвы опустилась на ладонь Киры и взгляд улыбнулся (только ей удавалось улыбаться одними глазами, всегда отмечала девушка), все пропало, испарившись в незваном тумане. — Мне нужно это все обдумать. — Хорошо. — Я обдумала. Я согласна, — улыбнувшись, выпалила Кира. Быстро чмокнув Эву, она откатилась на середину комнаты. — Только смотри: не покажешь «Бехеровку» - первым же рейсом улечу обратно. Вопросы отпали сами собой. Эвелина рассмеялась, уперевшись руками в колени: — Идет. Хотя знаешь, если без шуток, то это редкостная гадость. — Ну, ладно. Что поделать? Значит, буду закупаться карандашами и ручками. Она все отшучивалась. А радость била в лицо, а Кире становилось все веселее. Потому что... ох, черта с два, Валера с ума сойдет, когда узнает.