На страницах моих книг

В мыслях не было ничего лишнего; все, что приходило в голову, попадало в цель, вот только непонятно - что было той самой целью и зачем в нее било? Хотелось просто раствориться в моменте и остаться навсегда в минуте, когда все сомнения превратились в снег, который не вскружит голову метелью. — Твой дом действительно классный. Правда, та картина меня чёт пугает, — Кира ткнула пальцем на портрет в стиле «а-ля Пабло Пикассо». — Это подарок папы. И знаешь, мне честно самой жутковато бывает от нее. — Твой отец разбирается в картинах? Или просто любитель? Эвелина вместе с Кирой расхаживали по комнатам; одна вспомнила, как чертовски ей не хватало этого места, а вторая изучала маленькие уютные комнатки, которые так отличались от общежития. — Он искусствовед. Всю свою жизнь посвятил этому и, сколько его помню, работает в своем музее. Кире хотелось спросить о матери Эвы, но почему-то реакция женщины отталкивала эту мысль подальше. Создавалось впечатление, что именно о ней говорить и не хотелось. — Если тебе, конечно, интересно, — девушка остановилась в гостиной, — просто так, я не навязываю. Может, однажды у тебя всплывут вопросы и о моей семье или что-то типа того, то, — стараясь не «палиться», она напоминала героиню хорошей комедии, — мой отец водитель, да. — Милая, мне интересно, — подавив смешок, Эвелина подошла ближе, — правда. Просто больше мне хочется узнать о тебе, а не о других. — Ну, в детстве я вообще-то мечтала о собственном автосалоне, чтобы чинить папины машины и, как в киношках, выкатываться на фигне на колесиках из-под тачки и ругаться на других механиков. О, а еще хотела носить такой синий комбез, как у них. И кепку козырьком назад. Знаешь, типа бруталка-механик. Первые секунды Эва старательно подавляла в себе желание рассмеяться, но, когда все стало слишком явным, прикрыла рот рукой. — Ой, да пожалуйста, можешь смеяться, — махнув рукой, Кира свалилась на диван. — Все угарали над этим. Ну, типа «Ты же девочка. Какой автомеханик? Одумайся». — Нет, это не смешно... хорошо, очень смешно, — опустившись рядом, Эвелина приобняла ее за плечи. То, как она закинула ногу на ногу, не могло не броситься в глаза студентки. Стоит отдать женщине должное - выглядеть потрясающее - это, видимо, ее удел. И даже в простом фиолетовом свитере и брюках она смотрелась невероятно. — И все мы иногда мечтали об очень странных вещах. Думаешь, я с детства хотела стать преподавательницей в университете? Вначале я собиралась покорить сцену, а уж пото-о-ом... — Сцену? И кем же ты хотела быть? — Ответ «второй Геленой Вондрачковой» тебя устроит? Кира иронично сдвинула брови к переносице: — Актриса какая-то? — Чехословацкая певица. И актриса тоже. Правда, я ее только по песням знаю, поэтому... — пожав плечами. — Не знаю. Наверное, каждый о таком мечтал. — А какая у тебя была любимая песня? — Наверное, «Lasko Ma, Ja Stunu», — тот незнакомый еще Кире акцент, с которым Эва говорила на чешском, не мог не цеплять. Было в нем что-то особенное. — Я была в твоем возрасте или около того, когда впервые услышала ее. Упоминание о разнице нависло резко и неприятно; оно не давило, но создавало не самую приятную атмосферу. — Так, ну, эту тему вообще стоит опустить, потому что... да наплевать на нее, Эв. Я бы лучше песню твою послушала, — поднявшись, огляделась Кира. — Можешь включить, или мне поискать в Интернете? — Нет, у меня есть. Но тебе вряд ли понравится. — Уж поверь: все, что не дабстеп, мне понравится. Эва откопала в кармане пальто телефон. — Дай-ка мне, — Кира - мастер-ломастер в деле! - отыскала в сумке зарядку и подключила мобильный к маленькому радио. Наверняка с «братскими» отношениями Эвелины с техникой она и не знала, что тот поддерживает не только функцию играю-одну-единственную-радиостанцию-и-мне-все-равно, но и другие вещи. — Теперь можешь включать. — Ну, уж если и позориться со своим музыкальным вкусом, так на весь дом. — Не стыдись того, что тебе нравится. Стиль песни был совсем далек от предпочтений Киры. Но было в ней что-то такое; может, то, что она нравилась Эве, а может, совсем другое - не понять. — Потанцуешь со мной? — Не-е, я не умею, — девушка выставила руки вперед, — ни за что. — Сомневаюсь, что в носках ты оттопчешь мне ноги. — Я еще тот медведь, так что не будь так уверена, — нервный смешок стал пустым звоном, когда Эвелина попыталась расшевелить ее. — Серьезно, я вообще не умею. Максимум - с одной ноги на другую переступить смогу. — Давай, значит, попереступаем. Кира замялась, но как только поняла, что никто не раскритикует за ошибки, сдалась. И поддалась. — Знаешь, ты очень... хорошо топчешься на месте. — За минуту я успела три... нет, — зажмурив глаза, — теперь четыре раза наступить тебе на ногу. Эва улыбнулась, заправив прядь русых волос Киры за ухо. И в этом жесте было гораздо больше, чем во всех громких словах, фразах и обещаниях. Взгляд, всегда полный серьезности, стал непривычно мягким; нежность искрилась так ярко, что не заметил бы ее только упертый, отрицавший все истины. Сердце бешено забилось. А Кира верила в прогноз погоды и тому, что говорят по «ящику», и ей вправду казалось, что пройтись под лестницей - плохая примета, а разбитая тарелка - к счастью. Ее наивности хватило бы на десятерых, и только с Эвелиной получалось отличать правду от вранья. Дыхание обожгло щеки. Эва редко делала первый шаг, но в тот момент сама осторожно шагнула навстречу. А студентка все старалась понять: почему музыка играет, а она ее не слышит? Кончики пальцев коснулись подбородка Киры, и, приподняв его, Эвелина прикоснулась к манящим губам. Странные мысли вроде «как здорово, что мы почти одного роста» и «стой на месте, а то все ноги ей оттопчешь» мелькали в голове. И резко пропали, исправившись. Девушка несмело скользнула пальцами по талии Эвы, спустилась на бедра и выжидающе остановилась. Но никакой негативной реакции не последовало, и сорвались последние запреты. Ничто не тянуло вниз, на самое дно. И если говорить о восприятии... Она пахнет свежестью океана и бесконечными приливами. В ее волосах, темных и спутанных, до сих пор остался запах цитрусовых - тот самый со Староместской площади, а глаза сверкали по-особенному, не как у всех, словно тысячи звезд, упавших с неба во время ночной грозы. Когда, выйдя на балкон в жутком холоде, не замечаешь мерцания в иссиня-черном небе и становится не по себе. Она пахнет весной. Свежей сиренью неожиданно морозного мартовского утра и ромашкой. Как чай, только совсем другое: также согревающе, но это вовсе не успокаивает, а наоборот, будоражит каждую клеточку тела, приводя в реактивный режим все процессы. Бесконтролье, беспомощность пред нею, безмолвие - все это ужасно раздражало Киру, но думать иначе, чувствовать и быть она не могла. Сходящие с ума не молятся и не просят прощения у Всевышнего - они живут, наслаждаясь своей эйфорией. Всю жизнь она анализировала, рассчитывала, прогнозировала будущие шаги, боясь ошибок, но сейчас не думала: ей хотелось хоть раз - один чертов раз! - почувствовать что-то другое, отходящее от привычного. Новое всегда пугает - да, и уход с головой под воду мог оказаться для нее губительным. И, проснувшись через месяц, Кира могла бы назвать это главной ошибкой своей жизни, могла бы пожалеть миллион - нет! - бесчисленное количество раз, но в то же время, возможно, спустя тот же месяц она бы засыпала с мыслью, что риск оправдался; игра стоила свеч. И мозг окончательно отключится, и дыхание участится. Лишь сердце бешено не заколотится: все это чушь о любви. Не сила заставляет его биться быстрее, а волнение и восторг, которые сопровождают любое другое чувство: будь то ожидание или обыкновенная предательская месть из-за угла. Любовь не особенная, особенные - люди, которые ее дарят. Дарят в нежных поцелуях и крепких объятиях, в трепетной заботе, в улыбке, похожей на солнце. И не думать, не прогонять сотни раз в мыслях ее улыбку Кира не могла. С ней все трудное становилось легким, хоть порой случалось и противоположное. Противоречивый эффект, шаг вперед - шаг назад, стояние на месте и... и черт с ним! Той, что думает, не все равно, но той, что чувствует, плевать. В ней скрыто противоборство этих двух, но исход битвы предрешен заранее: вторая победит. — Я люблю тебя, Эва. И это именно то, что Кира имела в виду. Ни сентиментальные фразы, ни героические поступки, ни серенады под окном, а постоянную готовность пожертвовать собственными идеалами и принципами, забыть о себе и сконцентрировать весь мир, все чертово пространство, материю вокруг той, что будоражит мысли и туманит сознание ароматом цитрусовых и приливов... Не нужно никакое время, чтобы понять это. Выбросить годы на разъяснения - это не Кирин метод. Это не знания, которые накапливаются постепенно; оно сбивает с ног сразу. Отведя взгляд в сторону, Эва промолчала. Ответ и не нужен был. [— Ты знаешь.] [— Я знаю.]