Не прости

Повар не превзошёл сам себя, однако Эно уплетал ужин с большим аппетитом, словно не ел несколько дней. Особенно налёг на пастилу. Из-за ненавистных духов Торх не сразу понял, в чём дело. А ведь бледное лицо и тёмные круги под глазами явно намекали. Сквозь цветочный аромат удалось различить приятную нотку. У Эно совсем недавно закончилась течка, поэтому беседа с Марифом Харро прошла без него. Торх удивился, когда получил приглашение поговорить с глазу на глаз, но всё получилось как нельзя лучше: он убил двух зайцев разом, заодно упросив подписать документ, подтверждавший передачу одной из шахт третьему лицу. Мариф Харро, городской нотариус, слишком долго отсутствовал, чтобы тянуть меха. Дело и без того приняло плохой оборот. После ужина Торх увёл Эно в кабинет и запер дверь, чтобы никто не подслушал ответы на щекотливые вопросы. Тот не противился, только заметно напрягся и прижал к груди книгу. Торх постоял, опершись на столешницу, затем поднял голову и начал: — Отвечу по своему порядку, если ты не против. — По жадному взгляду он понял: Эно не против. Поверит даже в ложь. — Я заподозрил неладное во время поцелуя, — Торх не солгал: запах Эно был ярок, несмотря на смесь цветочных ноток и конского пота, — когда мы были достаточно близки. Окончательно убедился по пути назад, потому что ты вымылся накануне, Лука вычистил костюм… Эно побледнел и часто заморгал. Его губы задрожали. — Всё равно… Прости… — шепнул он и опустил голову, — или не прости. — Он уставился в переплёт — явно у «Книжника» побывал — романа. — Несмотря на это, ты… — А вот с этого начинается вторая часть. — «Правдивая», — хотелось добавить, но Торх вовремя замолчал. Он покачал головой, не зная, как упорядочить сумбурные мысли. — Всё упирается в те же проклятые духи. Там, на берегу, ты меня сильно взволновал — настолько, что не хотелось отпускать. На обратном пути я всё понял. Не понял только, как с этим жить спокойно. Проклинал и судьбу — за то, что не выяснил раньше, и духи, придуманные, чтобы морочить головы. Почему-то считалось, что собственный запах — вонь, грязь, а чужеродный цветочный — признак отличного вкуса и хорошего состояния. Если бы Эно всегда пах собой, не понадобилось бы всё это затевать. — Говори, не томи. — Тот вскинул голову. Признание далось легко, потому что оно всё объясняло. — Ты — мой истинный. — Зелёно-карие глаза округлились после этих слов. — Сам не думал, потому что такие пары — редкость. Эно открыл рот и некоторое время жадно хватал воздух. На мгновение показалось, что он вот-вот упадёт. Не упал, подошёл и уткнулся носом в ключицу, втянул в себя воздух… — Почему я?.. — задал короткий вопрос. «Потому что совсем не искушён в любовных утехах, чтобы различать», — вертелось на языке, но Торх дал иной ответ: — Ваш нюх гораздо слабее нашего. Ты ведь неосознанно тянулся ко мне, не оттолкнул на берегу. — Он прикоснулся к подбородку, вынудил Эно поднять голову и посмотреть в глаза. — Понимаешь, надеюсь, что глупые предрассудки не должны мешать провести жизнь с тем, кого послала судьба. Тот должен понять. Должен обрадоваться, но вид такой, будто сейчас расплачется. Ещё и книгу к груди прижал, будто та была не бульварным романом, но старинным фолиантом. — Я ведь… — выдавил Эно. Голос дрогнул. — Наверное, ты прав: я тянулся. Когда бывали в гостях друг у друга, хотел, чтобы мы хотя бы поговорили. А в загородном доме… — он сглотнул, — чуть не открыл тебе в тот вечер. — Всё-таки услышал стук. — Папа советовал лечь с тобой, когда выпьешь, но я… — мотнул головой, — не смог солгать. Опять всё не вовремя. Они могли провести чудную ночь, теперь придётся дожидаться брачной. Эно слишком наивен, не понял: чтобы ничего не вспомнить, нужно сильно захмелеть. От нескольких глотков вина подобное произойти не могло. Торх не выдержал и обнял подрагивавшие плечи, затем поцеловал светло-русую макушку, пахшую какой-то травой. — Главное, что мы с тобой отыскались, а первым стану или нет, не имеет значения. — Он прижал Эно к груди, крепко обнял. Но тот не ответил подобным. Из-за проклятой книги, больно впившейся в живот. Лишняя она. Мелочь, но казалось, что вклинилась между Торхом и Эно во всех значениях. — Ты не представляешь, насколько мне легче. Надоело постоянно бояться, что оттолкнёшь, — раздалось тихое. Знал бы Эно, что Торху не легче, напротив, хуже — знать, кому едва не сломал жизнь. Всем известен нрав Марифа Харро. Тот всегда говорил, какую выгоду принесёт этот брак, и никогда — насколько замечательный у него сын. Если для Эно всё разрешилось благополучно, то Торх призвал беду на свою голову. Пришлось объясниться с Марифом, заподозрившим подвох в передаче шахты. «Что в этом плохого? — взнегодовал Торх. — В этой шахте приходится приостанавливать работу, потому что высок риск обвала. Отправлять людей на смерть не приучен». Он намекнул, что есть вещи важнее денег. Последних, впрочем, он не был готов лишиться, однако мог, потому что заставлять временно безработных шахтёров терпеть нужду не в правилах семьи Лилоев. Иные ушли в поисках лучшей жизни. Торх погладил русый хвостик, насладился мягкостью немного завивавшихся волос. То, что натворил, он почти исправил. Почти, потому что свадьба ещё не состоялась. А постоянное волнение заслужил. Пока придётся затыкать бывшему приятелю рот. Лучше всего сделать ребёнка как можно раньше, но как пойдёт, так пойдёт. Главное — дождаться свадьбы. Торх склонился и поцеловал Эно в губы. Тот вздрогнул, но ответил по-прежнему неумело. Но не обнял: проклятая книга по-прежнему мешала. Прервал поцелуй Торх. — Родители знают, где ты? — негромко спросил он. — Нет! — Эно улыбнулся. — В последний раз я шалил, когда был маленьким. Получал розгами, но… От его слов стало не по себе. Розги и вообще какого-либо наказания Торх не желал для Эно. — Я провожу, — вызвался он, — заодно объяснюсь с твоими родителями. Как сгладить острые углы, не придумалось. Придётся на ходу сымпровизировать. — Спасибо! — Эно, наконец-то, взял книгу в одну руку, второй обнял. — Ты такой хороший, — шепнул он едва слышно. Торх вздохнул и задумался, насколько радикально поменяется мнение о нём, если вся грязь всплывёт. Но пока не всплыла, нужно действовать, например, ускорить свадьбу. Сегодняшнее появление в доме Харро — чем не повод для этого? Несмотря на то, что Торх дико устал, однако готов к неприятному разговору. Он вывел Эно из кабинета, приказал Кетцу подать верхнюю одежду, после оба покинули дом. К вечеру пошёл холодный осенний дождь. Пришлось натянуть капюшоны и пойти едва ли не вплотную, крепко прижавшись друг к другу. Эно не возражал. Никакого напряжения Торх не ощутил. Пока всё шло хорошо. Былого отвращения как не бывало. Торх утешал себя тем, что если бы не произошедшее, не разглядел бы Эно… …и тут же упрекал себя, что в любом случае после свадьбы всё бы понял. И невинность его истинного досталась бы ему. — Поторопимся? — Эно зябко поёжился. Торх никуда не спешил. — Я люблю дождь, — оправдался он, — потому что в это время малолюдно, а мостовая словно зеркальная. Эно, судя по вздоху, его увлечение не разделял. Или страшился родительского гнева? — Да. И позднюю осень. Помню, — поддержал он разговор. — Может, и я её полюблю. Торх ускорил шаг, но ненамного, а чтобы создать видимость, будто внял просьбе. Прохожих было мало. Мимо пробежал низкорослый толстяк без плаща, в одном сюртуке. Голову он закрыл газетой. Торх хотел что-то сказать, но забыл. Вспомнил уже у дома Харро, но озвучивать не стал: охранник сначала бросился к ним, затем в дом — явно доложить, что молодой господин вернулся. Врата были открыты. Эно отпустил руку и завернулся в плащ, словно тот мог защитить от родительского гнева. Торх не смог его оставить и довёл до двери, уже распахнутой, затем шагнул в дом. Оба Харро замерли на ступеньках. Эно застыл, его страх, казалось, можно пощупать. Книгу он прижал к груди — крепко-крепко, словно ценность. — Добрый вечер! — Хлой живо, как юнец, сошёл вниз. Тем лучше, что Эно похож на него, а не на грузного одышливого Марифа. Будет всегда радовать глаз лёгкостью и изяществом. — Добрый! — Торх почтительно склонил голову. — Простите за то, что я вашего сына украл. Вы ведь тоже были молоды, правда? Сомнительно, что Харро творили милые глупости, потому что сошлись без чувств: так захотели их родители. Было время, когда Торх их творил. Улучал время, чтобы увидеть возлюбленного. С Эно, он считал, такое проделать невозможно — втихаря вломиться в сад и увести. Можно, было бы желание. — Надеюсь, в следующий раз вы соизволите поставить нас в известность, — ледяно произнёс Хлой, — а пока попрошу остаться на ужин. — Вынужден отказаться. Прошу прощения, но я сыт! — Торх почтительно склонил голову. — И Эноарда не смог отпустить голодным, поэтому… Напряжение, казалось, можно пощупать. Эно словно окаменел. — В таком случае ступай наверх, — приказал ему Хлой. Эно отмер и, на ходу сняв плащ, берет и перчатки и сунув их в руки темнокожего слуги, едва ли не побежал по лестнице, обогнул отца и скрылся. Надо бы замолвить словечко, иначе ему не поздоровится. Торх сделал шаг вперёд, но заговорить не успел. — Раз уж вы пришли, не могли бы остаться? — заговорил Мариф Харро. И, не дав времени подумать, приказал: — Аликар, забери плащ и проводи гостя в мой кабинет. Увиливать — трусость. Лучше выяснить сразу, чего хотят Харро. Это Торху вбивал отец с самого детства. Поэтому как бы ни хотелось домой, но пришлось отдать вещи и последовать в кабинет. Благо Харро всегда поили хорошим чаем. С чашкой Торх уселся в кресле напротив Марифа и уставился в одутловатое — отёчное? — лицо. Волосы давно выпали, капельки пота выступили на лысине. Торх помнил Марифа Харро крупным, но стройным, с изящной бородкой и русыми жидкими волосами, всегда зачёсанными назад. Теперь тот другой, а вот голос с металлическими нотками остался прежним, неприятно резавшим слух. Торх не торопился отпить. Мариф буравил маленькими ледяно-голубыми глазками, словно хотел обескуражить вопросом и вынудить поперхнуться. Поэтому осталось вдыхать дивный аромат. — Всегда давался диву, где вы ухитряетесь раздобыть такой чай, — заговорил Торх первым. Мариф цокнул языком и откинулся на резную спинку ольхового стула. — У каждой семьи должны быть свои тайны. Чай — не самая страшная, верно? — презрительно скривил он рот. Хорошо, что Торх не отпил. — Верно, — равнодушно согласился он. — Семейные тайны — на то и семейные, что не должны выноситься из семьи. Последнее слово он подчеркнул. — Хм-м! — Мариф усмехнулся и сделал глоток из своей чашки. — Смотря в каком случае. Видите ли, молодой человек, Эноард — мой единственный ребёнок, а вы, насколько известно, единственный сын своего отца. Так что мы с вами — почти семья. Он был противен, как и холодный Хлой. Торх ошибся, решив, что Эно такой, как его родители. Наверное, тот стал бы таким. Пока молодость играла на руку, но пыл вытравится с возрастом, если задержится здесь или угодит к мужу, подобному Марифу Харро. — Подробнее можно? — Торх мысленно подготовился к каверзным вопросам, поэтому смело отпил. Мариф снова хмыкнул и почесал тяжёлый подбородок. — Раз хотите к делу, будет вам к делу. — Он положил по-детски пухлые ладони на столешницу и склонился, после негромко выдал: — Известно, что вы и ваш отец передали не самую прибыльную, но и не убыточную шахту в третьи руки. Хотелось бы знать, зачем солгали. Докопался, старый одышливый пердун, мерзкий и склизкий. Не будь Харро такими, не создалось бы об Эно дурного впечатления. — Не буду выяснять, со слов каких сплетников вы это выведали, — огрызнулся Торх и поднялся. Оставаться в этом кабинете, нюхать исходивший от Марифа запах не было никакого желания. — Пока Эноард — не член нашей семьи, — напомнил он и развернулся. Он сделал несколько шагов к большой дубовой двери, но резко замер, услышав: — Замечу: вы не вспомнили об этом, когда с ним спали. — Вот она, расплата — упрёк в том, чего Торх не совершал. — Я, собственно, вас позвал затем, чтобы выяснить: вы обеднели и хотите за наш счёт поправить положение? Абсурдное предположение. Абсурдное и нелепое. Всё могло пойти, как задумал Торх, и даже лучше: бессознательный Эно со спущенными штанами, раскрытым покрасневшим входом и семенем в ложбинке — вот лучшее доказательство распутства. Не пришлось бы выслушивать глупые упрёки. Торх растерялся. Со стороны всё выглядело так, как обрисовал Мариф Харро. Правда же совсем иная. Из семьи её не вынести. — Хотите сказать, что у вашего распечатанного сына много поклонников? — собственный упрёк резанул горло. Мариф, ублюдок, не выдал чувств, только сжал руки в пухлые кулаки. Он с ненавистью посмотрел и выдал: — Скажем так: я не люблю, когда мне морочат голову. Ах, да, ваш папа… Хм, покинул вас, — ехидно усмехнулся, — а иных омег в вашей семье не осталось. Но… Неужели никто из обитателей «Трёх лилий» не поведал свою историю? Жадный ублюдок готов продать собственного сына в бордель, только бы получить, а не потерять. Страшная семейка. Отец не зря жалел, что заключил с Харро сделку, по молодости решив, что крепкая связь с нотариусом пойдёт на благо делу. Не пошла, аукнулась спустя много лет упрёками и подозрениями. Но это полбеды: Эно мог оказаться в борделе по вине Торхала, пусть и частичной. Тот, желавший построить свою жизнь сам, почти сломал чужую. Надо исправить это. Торх вернулся, сел и, сложив руки на столешнице, решил: — Вам одного договора мало? Хотите увеличить выкуп за Эно? Опять противная ухмылка. — Хочу, чтобы моё доброе имя не запятналось. Нотариус — должность публичная, поэтому… Торх поднялся. — Я вас понял, — заключил он. — Я не прикоснусь к Эно… — Плохо поняли, — бесцеремонно оборвал Мариф. — Вы не должны были прикасаться к Эно до брачной ночи, но нарушили правила. Поэтому я решил по-другому: вы не увидитесь до дня свадьбы, а мой сын не выйдет даже в сад. И ещё: знаете об условии договора, да? Деньги на развитие шахт Вальдар в своё время получил. Торх знал. Потому что его отец — человек чести. — По договору возврат денег должен состояться не раньше, чем Эно станет моим мужем. — Торха в своё время возмутило то, что за долги отца должен расплатиться он. Это и желание выбирать самому сыграло плохую службу: пострадал Эно, Торх, пытавшийся избежать навязанного брака, теперь жаждал его. — Я не тороплю. Напомню ещё, что по договору вы обязаны вернуть в пятикратном размере, если воспротивитесь браку. Можете быть свободны. Надеюсь, мы поняли друг друга. Торх, закрыв дверь кабинета, замер, озадаченный, к чему был этот разговор и зачем его позвал Мариф Харро. Боялся, что обесчещенного сына бросят? Потому ещё Торх решился на подлог, что выплачивать ничего не пришлось бы, если бы всё пошло по плану. Получилось даже лучше, чем он рассчитывал, но это хуже всего. Торх давно так не напивался, когда понял, кто для него Эно. Осознание, что он едва не сломал жизнь своему истинному, не давало спать спокойно. Благо ему повезло с отцом — человеком чести. — Позвольте вас проводить, — раздалось рядом. Аликара Торх узнал по голосу с акцентом, но разглядел в темноте далеко не сразу из-за полумрака и тёмной кожи. Он бездумно пошёл за слугой, принял плащ и покинул неприветливый дом. Погано, словно побывал в смердевшем нужнике. Дождь закончился. Хотя стояла не летняя свежесть, а осенняя сырость, но на улице легче, чем в доме Харро. Торх не спеша пошёл домой. Остановился у паба, гадая, зайти или… Кошелька при себе не оказалось, поэтому выбор оказался прост. Дома должно быть хоть что-то крепче вина… Так и вышло: вернувшись домой, Торх отыскал бутылку цвенской настойки в кабинете. Наверняка отец припрятал бутылку для себя в серванте. Там же отыскался и грязный стакан. Торх плеснул бурую жидкость и залпом выпил. Нутро обожгло, но ощущение мерзости никуда не делось. Он, злой, взмахнул рукой, благо вовремя угомонился, потому что едва не сбил стоявшую на краю стола лампаду. Немного успокоившись, плеснул ещё… — Пьёшь, — донеслось. Торх вздрогнул. Обуреваемый неприятными чувствами, он не услышал, как вошёл отец. — Нет, танцую, — съязвил он и протянул стакан. — Будешь? Вальдар Лилой покачал русой с проседью головой и, сунув руки в карманы просторного домашнего сюртука, сделал шаг к сыну. — Всё пошло псу под хвост, — заключил он и, потеребив аккуратную бородку, добавил: — Харро расторгли помолвку? Вряд ли, это на них не похоже, потому что мы ничего им не будем должны, если инициаторами выступят они. Или?.. Что могло стоять за «или», Торх предпочёл не думать. — Нет. О позоре Эно никто, кроме его родителей, не знает. Пока, во всяком случае. — О твоём позоре. Ты низко пал, — поправил отец, обошёл стол и сел, положив ногу на ногу. — Не этот мальчик, а ты. — Знаю! — Торху было на себя плевать. Если всё вскроется, станет легче, потому что страх перестанет терзать душу. Но громкий скандал не улучшит положение семьи Лилоев, вынужденных отдать одну шахту. Кризисы можно перетерпеть, временами они случались. Самый худший вспоминался как страшный сон, когда Вальдара обвинили в убийстве собственного мужа. Лилои едва не лишились жилища — и этого, и загородного. Благо кризис миновал, когда в одной из шахт рабочие наткнулись на алмазную россыпь, увы, быстро истощившуюся… Торх не понимал, почему бы отцу не сообщить во всеуслышание правду. Доказать, что никакого убийства не было, легко. Но Вальдар Лилой — человек чести до крайности. Он предпочёл терпеть слухи, но не порочить честь того, кто подарил ему похожего как две капли воды сына. — И вместо того чтобы рассказать, что наговорил Харро, надираешься, — упрекнул он. Пришлось рассказать о разговоре с Марифом и закончить: — Эно запрут до свадьбы. Но этот ублюдок может появиться… — «Этого ублюдка» ты сам выбрал в друзья. — Вальдар взял стакан, к которому его сын так и не притронулся, и отпил. И тут же добавил: — И ты не подумал, что у него могут быть свои планы. — Вот именно. Пока Эно пахнет им… — Торха осенило. — Что, если упросить Харро сыграть свадьбу досрочно? В таком случае и брачная ночь случится раньше. — Нет, — прозвучало неприятное. — Лишние слухи нам не нужны, а они наверняка поползут. Все решат, что мальчик не просто обесчещен, но и беременный, поэтому такая спешка. Всё это не на руку ни нам, ни Харро. Пришла очередь Торха пить. Он сделал глоток прямо из бутылки. Потому что неприятность никогда не приходила одна. Мало беды с Эно, так ещё и шахты Лилои лишились. Чутьё подсказывало: это только начало. Торх отпил ещё и скривился: почему-то пойло обожгло нутро только сейчас. Скорее не чутьё, а страх и стыд торопили сделать Эно своим. — …потом он никуда не денется, — озвучил Торх мысли, — даже если узнает правду. Вздох он услышал, но не повернулся к отцу. — Он может не простить, — проговорил Вальдар, затем поднялся и подошёл к сыну. — И что? — фыркнул тот. — Мы с ним — истинная пара, я говорил. Вальдар качнул русой с проседью головой. — Поверь мне: никакая истинность не прикроет мерзость. Если набросить на кучу навоза прекрасной работы покрывало, то оно не станет красивее, а пропитается дерьмом. Торх оставил бутылку и поплёлся к двери. Он получил упрёк, когда поделился с отцом наболевшим, но нашёл и поддержку: Вальдар согласился, что честь Эно надо спасти любой ценой. Кое-что Торх узнал нового: — Ты удивишься, но твой папа не был невинным до меня. Не я, а он пытался избежать брака со мной, поэтому натворил глупостей. Эти слова вспомнились, когда он закрыл дверь кабинета. «Лицемерие и фальшь, наверное, есть в любой семье», — успокоил он себя. В таком случае стоило поспать спокойно. А утром, наконец, отправиться в ателье. Времени сшить свадебную одежду более чем достаточно.