Не прости

Нужно быть либо отчаянным смельчаком, либо полнейшим безумцем, чтобы отправиться в путь в такую погоду. Эно не мог представить, что этот человек появится здесь даже в погожий день, поэтому удивился сильнее, чем следовало, и не смог выдавить ни слова приветствия. Он не ждал даже Торха, напротив, не хотел, чтобы тот приезжал в то время, когда небеса щедро одаривали снегом и завывала метель. Эно боялся получить весть, что найдено тело замёрзшего насмерть мужа. Вспомнив, что, невзирая ни на что, следовало оставаться гостеприимным, он поднялся с кресла и сбросил с плеч плед, после пригладил распущенные волосы. Бесполезно прихорашиваться. Судя по неприятно скривившемуся рту, Хлой Харро остался недоволен внешним видом сына. — Позвольте, господин, — благо Кульб пришёл на выручку и принял меховую горностаевую накидку, развернул её, чтобы просушить, — за вами поухаживать. Лука, поди сюда! Куда он делся, лодырь несчастный? Хлой протянул ему капор, бросив при этом тяжёлый презрительный взгляд. — Д-доброго дня… — Эно почтительно склонил голову. — Не ждал никого… Странно, что Хлой заявился сюда. Вальдар Лилой — и тот ни разу не приехал. Только Торх время от времени и однажды странствовавший учёный и его телохранитель попросили ночлега. — Заметно, — Хлой покивал головой, — что не ждали. — Кивнув головой в сторону стоявшего с большим саквояжем — значит, прибыл надолго, раз взял много вещей — слуги, уточнил: — Куда их отнести? Хорошо бы Лука пришёл. Не хотелось отправлять Кульба с его больными ногами наверх. Благо гостевая спальня убрана. Эно усвоил данный Хлоем урок — любое помещение, даже нежилое, должно сиять чистотой. Поэтому следил, чтобы Лука протирал пыль, мыл пол и время от времени стелил свежие простыни. Лука явился именно в этот миг и час, на ходу вытирая пухлые ладони полой фартука — готовил обед, судя по запаху, свинину, жирную — настолько, что от мысли о ней замутило. Эно хотелось чего-то лёгкого вроде творожной запеканки или пушистого омлета, которые подавали на завтрак в доме Харро. Всего ничего времени прошло с тех пор, как он вошёл в новую семью, а уже соскучился по блюдам из прошлого, и чем больше времени проходило, тем чаще он вспоминал намазанный топлёным маслом хлеб, купленный Альбо в булочной, который ему позволялось есть после течек. Лука и Кульб хороши, но вкус приготовленной ими еды иной. — Позвольте проводить к камину! — Кульб склонил голову. — Вы наверняка замёрзли. Что вам принести, чтобы согрелись? Обувь? У нас вся выделана овчиной. Или молока с мёдом, или?.. — Подогретого вина. С гвоздикой! — Хлой не стал никого дожидаться, прошёл сам, по-хозяйски уселся в кресло — то самое, любимое Торхом. — Обувь с овчиной бы пригодилась, ваша правда. Он носком одной ноги наступил на пятку сапога из дублёной кожи другой. Ясно, замёрз. Нагретые камни долго не сохраняли тепло в повозке. Если бы не это простое движение, Эно не вспомнил бы про некогда принадлежавшие Эрлону Лилою домашние туфли. Те оказались ему малы, но на небольшую ступню — в самый раз. Когда оба слуги удалились, Хлой выпрямился. Щёки алые, и Эно надеялся, что от перехода с мороза в тепло, а не от злости на него. Повисла неловкая тишина. Все до единой мысли казались глупыми и неуместными. — Могу узнать, что привело тебя сюда? — решился наконец Эно уточнить то, что его взволновало. Глаза Хлоя зло сверкнули, но заговорить он не успел — шаги наверху отвлекли. Лука и Аликар управились и теперь спускались по ступенькам. — Поговорим после обеда, и это на твоё счастье: когда я голоден, могу наговорить лишнего, — отозвался Хлой. — Ты ведь собираешься меня накормить? Его правда. Торх не торопился обнять Эно во время нечастых наездов и возвращений из шахты, и тому приходилось ждать, пока он не поест и не отогреется как следует. После тот во всей красе давал понять, как истосковался — словами, если устал, или жарко, но бережно любя в постели, если остались силы. — Конечно, вы приехали как раз к обеду, — улыбнулся Эно. Благо Хлой не хозяйничал в чужом, пусть и ставшим родным для его сына доме, только попросил тёплую воду и помочь разобрать одежду, чтобы дорожную сменить на домашнюю. К удивлению Эно, промолчал, когда слуги уселись за один стол с хозяевами, только удивлённо вытаращился. Лишь Аликар, отлично знавший своё место, не последовал примеру остальных. Эно успел отвыкнуть от покорных слуг. Если бы не беседы с Кульбом и Лукой, он бы свихнулся со скуки. Верхом и то не прогуляться, даже на Венне — Рольм не позволял после того, как он однажды заблудился и вернулся утром следующего дня. Эно злился на конюха — за ябедничество на него Торху, — но поделать ничего не мог. Пообедал он вяло — появление незваного гостя, пусть и родного человека, перебило аппетит, к тому же свинина оказалась слишком жирной. Даже подогретое вино — пусть для Хлоя, но и Эно не отказался, — пахшее не корицей, а мёдом, не пробудило желание поесть. — Прошу прощения, но гвоздики у нас не водится, — оправдался Лука. В своём доме Хлой бы не потерпел самоуправство, в этом только презрительно скривился и отставил кружку. После обеда Эно вызвался показать ему дом — сначала уборную, которой Хлой охотно воспользовался. Когда они вошли в гостевую комнату, тогда и пришло осознание — Эно ждал нелёгкий разговор, бежать от которого, впрочем, не имело смысла. — Недурно, — Хлой осмотрелся, — только тесновато. И это при всём том, что учёному и его телохранителю — как пить дать эти двое бет пара — хватило места на узкой кровати. — Я лично проследил, чтобы Лука законопатил, — отчитался Эно, когда Хлой подошёл к окну — явно с целью проверить, не дует ли. В камине жарко полыхали уголья. Было тепло, и Хлой снял сюртук и остался в серой, с высоким горлом рубашке и тёмно-коричневых штанах. — Правильно сделал. За такими слугами нужен глаз да глаз. Когда хозяин снисходит до них, они наглеют и начинают бездельничать, — проговорил он. Эно ждал чего-то подобного, поэтому не огорчился. Он сел на стул, опустил голову и сложил на коленях ладони лодочкой. — Надеюсь, ты заметил, что в доме порядок. Если бы они были ленивы, он бы пришёл в запустение. Торх и его отец-то редко здесь появлялись, — вступился он за слуг. Шаг-второй… Пришлось поднять голову, чтобы не беседовать с худыми ногами Хлоя — тот не изменял себе и обделял себя едой — даже за обедом едва поклевал. — Да уж, не слепой, к сожалению, — съёрничал тот. Эно вздрогнул, когда Хлой взял прядь его волос и пропустил между пальцами. — Дом не запущен, это верно. В отличие от тебя. Не удивлён, что твой муж сбежал от тебя. Ты выглядишь неопрятно! Дыхание спёрло от возмущения, Эно вздрогнул. Он? Выглядел неопрятно?! Но домашний костюм чист. Измялся за день, но не требовать же постоянно, чтобы Лука выгладил! — Эти встрёпанные волосы… А если бы приехал не я, а муж? — Хлой сравнивал всех с Марифом, иначе не объяснить его любовь к прилизанной шевелюре. Торх любил распущенные волосы. Кожа головы сладко заныла, когда Эно вспомнил, какой она чувствительной она стала к прикосновениям во время течки. — Он любит меня таким, — оправдался он. Хлой зашипел от злости. Вены на руках вздулись, когда он сжал ладони в кулаки. — Вот, что значит — бесплодно потратить время, — справившись со злостью, ледяно проговорил он. — Мои уроки пропали даром. — Вынудив Эно смотреть себе в глаза, напомнил: — А я ведь тебя учил, что все до единого любят ухоженных мужей. От Торха несло лошадью, когда он возвращался домой верхом, его одежда была запыленной, а волосы — встрёпанными. Эно был рад его видеть любым, знал, что вскоре чистая одежда преобразит мужа, а вонь конского пота смоется водой. — Но я слышал от него другое… — Эно пришлось замолчать: Хлой не позволил ему вставить слово: — …и от большой любви вы живёте порознь! Как же сильно тянуло за язык поведать, почему так получилось! Совсем недавно Эно убедил себя, что его вины в случившемся гораздо меньше, чем он сам предполагал. Если бы не Торх, он по-прежнему считал бы себя грязным и падшим. Внезапно нахлынувшее желание обелить себя затухло, едва успев вспыхнуть. Поэтому Эно лишь молча слушал нравоучения и критику — о безвкусно подобранных вещах. Он пригладил волосы, чтобы создать видимость, будто причёска в порядке, и даже поправил манжеты. Старания не просто оказались тщетными, а, напротив, огорчили Хлоя. Тот покачал головой и зажмурился. Голос надломился, когда заговорил: — Я-то на тебя сердился за то, что не навещаешь нас. Когда увидел Торхала, решил: ты там же, где и он. Ждал весточки — и не получил. Я порывался отправиться в дом Лилоев сам, но Мариф запретил унижаться, понимаешь? — Эно, прекрасно знавший отца, кивнул. Взгляд Хлоя враз стал отрешённым. Придя в себя, тот продолжил: — Всё оказалось хуже, чем я себе представлял. Он спрятал тебя здесь — уж не от позора ли подальше? Придётся поделиться грязной тайной, чтобы папа не думал о Торхе плохо. Эно, проверив, плотно ли заперта дверь, не сразу решился заговорить. Сердце ухало, щёки горели от волнения. — Н-никто меня здесь не прятал… — Он поднял ладони вверх. Вдох-выдох — и он добавил куда решительнее: — Я сам спрятался. — Теперь пылали не только щёки, но и уши. — Я боюсь снова столкнуться… — шепнул он — едва слышно, как ему казалось, и надеясь, что Хлой не разобрал слов, — с ним. — С кем? — уточнил тот. Вскоре недоумение в его взгляде исчезло. Хлой почесал подбородок. — Соврал, значит… Он закусил губу и сел на кровать, было ссутулился, но сразу же повёл плечами и выпрямился — привычки из него не вытравить. Эно ждал вопроса: «Кто он?» — и не дождался. Хлой выпятил нижнюю губу и покивал головой. — Так и думал, что ты переспал с кем-то из близкого окружения. От его слов сердце ухнуло вниз. Раз Хлой что-то заподозрил, почему не поделился догадками раньше? Эно пожалел, что завязал именно этот разговор, и попытался повернуть разговор в другое русло: — Как отец? — Я с ним не делился ни подробностями, ни догадками. Он по-прежнему думает, что тебя взял Торхал. — Я не о том. — А я о том! Не соскакивай с дороги! — Хлой, подойдя к Эно и взяв за плечи, пояснил: — Ты, полагаю, думаешь, что я чёрств, как хлебная корка. Неужели не думал ни мгновения о том, что́ я почувствовал, когда узнал, что моё единственное дитя не рядом с мужем, а невесть где? Спрятался он, дурень… Какого же глупца я вырастил? На мгновение показалось, что он обнимет, как должен обнять любящий родитель — крепко-крепко. Но Хлой Харро не был бы собой, если бы сделал это. Только кривившиеся, будто в плаче, губы и мелькнувшее отчаяние в глазах выдали его чувства. Просить прощения бессмысленно — он не принимал такие просьбы. Оправдываться — тем более. Эно с детства усвоил это. «Не прости», — проговаривал он, что означало: «Обижайся столько, сколько влезет, но меня не трожь». Выволочку — куда без неё? — он в любом случае получал. — Опять… Сколько раз повторять, что так произносить неправильно?! — разозлился Хлой. Выходит, Эно только что произнёс: «Не прости», — вслух. — Как вижу, загородная жизнь тебе не идёт на пользу. Нужно вытащить тебя отсюда, и немедленно. Только этого не хватало! Здесь Эно чувствовал себя в безопасности. Скучал, конечно, по мужу, с нетерпением ждал приезда и упивался каждой лаской, когда они виделись, впитывал её. И сам не оставался в долгу — Торх в один из вечеров поведал, что именно ему нравилось. Хлой порушил безмятежность, «спасая» сына от надуманных проблем. — Не хочу! — Эно хотел бы твёрдо произнести, но выпалил с чувством — настолько велико́ было его нежелание уезжать. Успокоившись, пояснил: — Я не в беде, я… — он взмахнул руками, — здесь счастлив. Не следовало повышать тон. Кульб и Лука внушали доверие, а Аликар проверен временем, но всегда следовало поостеречься. Эно поджал губы и закрыл рот ладонью. Уроки не поддаваться чувствам пропали даром. Хлой не раз сокрушался, что не в силах вытравить их из Эно. Тот ожидал очередного упрёка, но получил горестный вздох: — Мальчик мой, послушай. — И уж точно не ждал ласкового прикосновения к волосам. Вынудив Эно поднять голову и посмотреть в глаза, Хлой всё же отчитал: — Ты выпил лишку — тут я, каюсь, не проследил, — но всё-то осталось в прошлом. Благо ты не лишён совести, но бояться посмотреть в лицо собственному стыду!.. Или Торх… — Он враз переменился в лице, отшатнулся и заморгал, затем шумно вдохнул, отчего ноздри дрогнули. — Пахнешь им, а то я начал подозревать, что у вас ничего не было. — Всё было, — заверил Эно, прикусив язык на словах: «И не один раз». Папе ни к чему знать личные, пусть и сыновние, подробности, — в том числе и течка. — И? — Наконец-то свершилось! Разговор потёк в другое русло — более личное, но не настолько мерзкое. Хлой изменился в лице, его губы дрогнули в улыбке. — Это означает, что я стану дедом? Ладони на плечах Эно показались горячими — настолько, что он стряхнул их. Что, что сказать, если ответа на вопрос нет? — Не знаю… — Эно не солгал. Лука, откармливавший его блинами с топлёным маслом после течки, поделился, что у него кружилась голова, и если в первый раз гадал, почему он, крепкий, падал в обморок, то во второй, совсем недавний, не сомневался. Эно не почувствовал перемен и заподозрил, что случившаяся не вовремя течка пустая. Ещё Лука поделился, что, забеременев в первый раз, начал есть больше, отчего, некогда стройный, превратился в увальня. Аппетит Эно не изменился, одежда не стала тесной. — То есть? — Хлой нахмурился и посмотрел в сторону. — Кто, по-твоему, должен это знать наверняка, кроме тебя? Приехал он, но чувствовал себя так, будто проделал неблизкий путь, Эно. Тот устал от бесполезных разговоров. Хотелось пойти в спальню, взять пяльцы — как выяснилось, Эрлон увлекался вышивкой и оставил после себя канву и мулине — и выбросить этот разговор. Бисера не хватало, Торх всё время забывал о маленькой просьбе. — Что я должен почувствовать? — Эно сложил ладони на животе. Хлой качнул головой. Понял, что именно упустил? — То, что свершилось, мне подсказывало чутьё. Я всегда себя чувствовал хорошо, и этим благо ты урождён в меня, — Хлой говорил так, будто у него было несколько детей. — Тебе что оно говорит? — Ничего! — Эно не солгал. Чутьё молчало, да и он не вспоминал, что соитие могло принести плоды. Всё завершилось на беседе с Лукой, который поделился постыдным секретом: чем чаще пара занимается любовью, тем безболезненнее проходят течки и тем более неявны предвестники вроде боли внизу живота. Соски стали чувствительными к трению одежды, и это усилило подозрения Эно, что грядёт новая течка, которую, вероятнее всего, он перетерпит без мужа. — В этом случае тебе и подавно не стоит здесь оставаться. Что, если ты ждёшь ребёнка и случится беда? Где искать лекаря? — Хлой никогда раньше так не беспокоился за сына. — Брось, что может случиться, даже если я жду ребёнка? — улыбнулся Эно, чтобы подбодрить его. — Выкидыш, например. После третьего раза я едва выжил. Что ты на меня так смотришь? Да-да, твой отец даже подумывал вернуть меня в семью как пустого и аннулировать брак, но я, на собственное счастье, понёс тебя. — Вот почему Хлой говорил о беременности, будто прошёл через это несколько раз. Эно никогда не задумывался о том, что пережил Хлой. Тот всегда казался ему куском льда, а поди ж ты… Ничего страшного не случится, если Эно уедет с ним. С отцом повидаться и правда нужно. Если Мариф Харро плох, то, оставшись здесь, Эно рисковал не увидеть его. Никогда… — Хорошо, я поеду с тобой, — горло засаднило — настолько нелегко далось согласие. Эно прокашлялся, после уточнил: — Когда ты хотел вернуться? — Когда утихнет метель, а это может случиться и завтра, и через неделю, — устало произнёс Хлой. Закрыв глаза, он привычным ледяным тоном затребовал: — Теперь оставь меня. Хочу отдохнуть с дальней дороги. Эно не задело, что папа пытался его подчинить, находясь в чужом доме. Он получил от Хлоя частичку родительского тепла. Эно покинул спальню и прислонился к стене. Голова закружилась — уж не потому ли, что течка не прошла впустую? Скоро он узнает наверняка — Рех Бувс, семейный врач, не ошибётся. Но здесь Эно не пересечётся с мерзким, обесчестившим его человеком. Но… выкидыш… Эно не знал, каково это — потерять ребёнка, но не хотел бы умереть, оказавшись вдали от города без помощи. Теперь ему предстояло обдумать предложение Хлоя. Торх бы решил всё за них двоих, но его здесь нет. Вряд ли он приедет в такую метель. Тем лучше: пусть побережёт себя. Громкий смех вывел из раздумий. Лука вместо того, чтобы заняться делами, веселился. Спустившись вниз, Эно застал его и Аликара сидящими на медвежьей шкуре у камина. — Что здесь происходит? — уточнил он. Круглое лицо Луки пошло багровыми пятнами. Тот неуклюже — резво не позволял его вес — поднялся и обтёр ладони о фартук. — Простите, просто я никогда таких… — кивнул в сторону Аликара, — людей не видел. Каюсь, заело любопытство. — Это каких же — «таких»? — Ну-у… — Лука выпучил глаза, — настолько… чёрных, у которых только зубы, считай, белые. Эно никогда не обращал внимания на зубы Аликара. Тот чаще всего открывал рот, чтобы произнести всего одно слово с акцентом: «Слушаюс». Теперь, к его удивлению, полные губы растянулись в улыбке, обнажив ряд ровных, белых — всем на зависть — зубов. — Где Кульб? — уточнил Эно. — Потрошит птицу. — А ты, значит, развлекаешься! — это выпалил не Эно. Тот вообще не умел таким тоном разговаривать. Шаг Хлоя остался лёгким, ни одна ступенька не скрипнула, пока он спускался. — В нашем доме я бы таких бездельников не держал. Последний упрёк он бросил сыну. — Но это не ваш дом! — Лука сник под ледяным взглядом Хлоя. — Прошу прощения. — Помоги Кульбу, — приказал Эно. — А ты ступай за мной, — позвал в свою очередь Хлой Аликара, после увёл наверх. Оставшись в одиночестве, Эно уселся в кресло и уставился на языки пламени. Угли пылали, ему было тепло и уютно. Этой безмятежности ему не будет доставать, если он вернётся. С другой стороны, уехав, Эно повидает отца, будет рядом с мужем не урывками, а почти всегда. И — это и склонило чашу весов в сторону возвращения в город — окончательно узнает, появится у него ребёнок или нет. Хватит бояться. Надоело… Эно закрыл глаза — и не обнял мужа, не поприветствовал отца. Запах книг ударил в нос, шелест страниц показался музыкой, а улыбка беззубым ртом на изборождённом морщинами лице — самая приветливая из всех, что он видел. Ох, неспроста привиделся господин Хейц по прозвищу «Книжник». Может, он помер и не узнал, понравился ли Эно роман под названием «Не прости». Понравился, и он обязан об этом узнать. Эно непременно зайдёт в книжную лавку, чтобы сказать это. Когда это сделает, он точно не знал. Снаружи завывала метель. Если даже завтра она утихнет, останутся сугробы. Отчаянный Хлой, раз решился пуститься в путь в такую погоду, ничего не скажешь! Эно не настолько смел. Чего доброго, сломается колесо, и не доберутся они до города, а замёрзнуть насмерть ой как не хотелось. Не теперь, когда жизнь сложилась как нельзя лучше. Эно часто думал о Торхале и мечтал, чтобы тот поскорее приехал. Уж не потому ли, что любил? На вопрос он ответить не успел. Послышался стук двери, затем лёгкие шаги наверху. Хлою не сиделось в спальне. Ну вот, придётся выслушать зудёж… Он прекрасно выглядел. Волосы причёсаны и собраны в хвост, рукава шерстяной рубашки одинаково подвёрнуты… Хлой, как всегда, безупречен. — Идём, — позвал он, — покажешь свою комнату. Если в доме, где родился и вырос, Эно считал, что так и должно быть, чтобы Хлой входил в его спальню, то теперь, кроме мужа, не готов никого впускать. Папа казался в ней чужим, неуместным, но ослушаться его Эно не посмел. Взяв свечу, он отправился наверх, после отворил дверь комнаты — своей, а не той, где ночевал под боком Торха. — Роскошью не блистает, но радует, что ты следишь, чтобы толстяк не отлынивал. Старик мало на что годится. Зачем его здесь держать? — Хлой с уставом своего дома вошёл в чужой. Кульб работал на Лилоев очень давно. Он рассказывал, каким был Торх в детстве — сначала пухлощёким малышом, затем, взрослея, вытянулся; как учил того азам письма и простому сложению-вычитанию чисел. Более глубокие знания Торху дали учителя. За всё время пребывания в этом доме Эно воспринимал Кульба скорее как родственника, чем слугу. Родного, душевного, тёплого старика — и выгнать в никуда? — Он отлично готовит и всегда справляется сам, когда у Луки течка, — заступился Эно за неюного слугу. — М-да, плохо у Лилоев со слугами. В глуши, видимо, выбрать не из кого, — проворчал Хлой. Он ошибся. Можно всегда кого-то найти в шахтёрском посёлке, но Лилои предпочитали старых проверенных людей. Овдовевшего и потерявшего сына Луку им в своё время предложил Рольм. — Один стар, второй временами мается течками, в придачу может притащить в дом ребёнка. Догадываюсь, что они здесь, потому что неприхотливы, так? Всё верно. Если иные любили деньги, то Кульбу хватало крыши над головой и еды. — Как по мне, старый, проверенный годами человек надёжнее нового, — не уступал Эно. — Ну за дурачка-то меня держать не надо! — Хлой тихо рассмеялся. — Подлинную рекомендацию от фальшивой я — поверь — отличить смогу. — Бесполезно его переубеждать — уж слишком сильно быт Харро въелся в него. — Могу помочь тебе с поиском новых слуг. Он выдвинул ящик комода. — Не надо! — Эно сам не понял, чему воспротивился — тому, что папа решил порыться в его вещах или сменить слуг. — Как знаешь. Когда придёт время, обращайся. Этот старик… — Хлой вздохнул. — Никто не вечен, а молодого могут взять замуж. — Он вдовец. — Вдовство — это не запрет вступать в новый брак. Если бы папа узнал историю Луки, может, и понял бы, почему тот не хотел выйти замуж во второй раз. Эно делиться ею не собирался — чужую историю жизни он хранил как свою. Он вяло возмутился: — Я, конечно, благодарен за твоё предложение, но, пожалуйста, перестань навязывать свои правила в этой семье! — Он замолчал, осознав, что сорвался на крик, и замер с поднятыми руками, не успев взмахнуть ими. Раньше Эно только внутренне возмущался решениям Хлоя, но не перечил. — Тихо! — Хлой подошёл к нему, заглянул в глаза и покивал головой. — Похоже, твоя течка не прошла впустую. Я тоже принимал мелочи вроде чужих слов близко к сердцу. Навязывание своих правил — это мелочь? Меньше всего Эно хотелось затевать ссору, поэтому он отмолчался и даже решился переодеться. Хлой подозвал Аликара и наказал выгладить одежду к ужину, после усадил Эно на стул и принялся расчёсывать волосы, бормоча, дескать, тот перестал ухаживать за ними, отчего они потеряли блеск. Напоследок перетянул их лентой, после сунул в руку зеркало. Хлой прав. Ухоженным Эно выглядел лучше. Когда переоделся в отглаженную Аликаром — уж не Лука ли тому помог? — одежду, почувствовал себя лучше. Хлой цокнул языком и поправил ворот серо-зелёного сюртука в клетку со словами: — Они все любят ухоженных, как бы ни пытались убедить в обратном. Значит, по-прежнему думал, что Торх запер Эно здесь. Надо, надо рассказать обо всём, заодно — и обелить себя, поведав об опое. Внутри похолодело, когда Эно представил, что придётся пережить кошмар снова, но с души свалится не просто камень, а целый валун. Не сейчас. После ужина… Лука присвистнул, завидев Эно: — Я бы вам посоветовал всё время так наряжаться. Красиво же! — Вот и я ему весь вечер твержу, что нехорошо себя запускать, где бы ни находился! — Хлой готов встать на чью угодно сторону, но не сына. Если уж Лука в постоянно измятом, заляпанном жирными пятнами и измятых штанах и рубашке заметил, что Эно стал выглядеть лучше, тот, выходит, и вправду запустил себя. Тому было достаточно нравиться только Торху — и не приковывать к себе взгляды других… …особенно одного ублюдка, который — как знать? — бы не полез, если бы Эно в тот поганый вечер выглядел безвкусно.