Не прости

Торх пропустил кружево между пальцами. Прекрасная работа. Наверняка Эно будет выглядеть превосходно в этом белье. Непогода явно решила разлучить двоих из одной семьи. Можно, конечно, отправиться в путешествие, но Торх ещё не выжил из ума. Он — единственный наследник Вальдара Лилоя и уж точно не идущий на поводу у чувств безумец. Это в сказках благородные рыцари преодолевали препятствия и даже воскресали благодаря живительной силе любви, а явь-то иная! В ней смерть забирала раз и навсегда. Торх сложил вещицу, повертел в руке подвязку, приложил к лицу… Сделает это, когда стянет её с Эно. Выбросив из головы стройную ногу в тоненьком чулке, Торх увязал бельё и спрятал в нижний ящик комода. Эно, скорее всего, смутится, когда получит такой подарок, но непременно наденет. С каждым — к сожалению, в последнее время нечастым — разом, когда они с Торхом укладывались в постель, он становился более раскованным, и всё реже ему приходилось напоминать, что именно и как приласкать. Прошедшая течка раскрепостила Эно. Услыхав внизу голос Вальдара, Торх покинул спальню. Отец зол, отметил он, губы недовольно поджаты, а рот неприятно искривился. Ну вот, сейчас начнёт отчитывать — как в день, когда Торх предложил продать шахту, приносившую убытки, а не доход. — На ловца и зверь бежит! — «поприветствовал» Вальдар. — Нужно поговорить. Разговор, судя по тону, предстоял неприятный. Чем, проклятье, отец в этот раз недоволен? Торх исправил ошибку, заключив брак с Эно, взбучку за то, что оставил того за городом, получил. — Что стряслось? — уточнил он, войдя в кабинет следом за отцом и заперев дверь. Вместо ответа тот ударил ладонями по столешнице. Ясно, не столько зол, сколько в отчаянии. Торопить Вальдара с ответом нельзя, тот лишь пуще разозлится, если Торх прицепится с расспросами как репей. Молчание продлилось долго. Торх успел опрокинуть рюмку крепкой рябиновой настойки — подарок одного из партнёров. Спиртное не только согрело его нутро, но и помогло успокоиться. Вторую рюмку Торх протянул отцу — и тот взял. Пока он гадал, кто мог отказаться от их угля, Вальдар успокоился и заговорил: — Ты знал, что он в городе. Торх моргнул. Значит, ублюдок приехал раньше времени, невзирая на метель. — Отчаянный, — Торх хрипло рассмеялся, — всегда был отчаянным: мог поставить на кон всё — и выиграть. — Я об Эрлоне. — Взгляд Вальдара стал колючим, губы сжались в тонкую линию. Только время от времени подрагивавший подбородок выдавал чувства. Видимо, отца понесло в храм — его, отнюдь не до одури веровавшего. — Я что, по-твоему, днями торчу в храме, чтобы знать, здесь он или нет?! — Ох, не следовало злиться. Ни разу вспышка гнева — настолько сильная, что рюмка опрокинулась и из неё вытекло несколько капель настойки — не сыграла на руку. — Хорошо, — Торх опустил руки, — скажу: он благословил Эно, а тот мне рассказал позже. Если бы он торчал в этом… монастыре своём, откуда ему было бы знать о предстоявшей свадьбе? Поэтому я догадывался, что он наезжал сюда намного чаще, чем один раз. Не удивлюсь, если следил за нами: их, монахов, не различить в их мешках, к тому же они глушат запахи. — Мне почему не сказал? …потому что свадебная эйфория накрыла с головой. …потому что не хотелось отравлять праздник. — Потому что не думал, что тебе следует знать это, — нашёлся Торх. Пожав плечами, добавил: — К тому же видел его не я, а Эно. В моей жизни он не появился. — Да он из неё не уходил! — Вальдар некрасиво скривил лицо. Покачав головой, добавил: — Я ошибочно считал, что ты вырос. Но ты творишь такую дичь, что я упорно вижу в тебе отрока. Взять хотя бы нежелание заключать брак… — Прекрати! — Торх ударил кулаком по столу, после добавил уже тихо: — Я всё исправил. — Я тоже так считал. Правда, исправил чужую ошибку, а не свою, — ответ Вальдара прозвучал настолько неожиданно, что Торх резко вздрогнул, будто кто-то ему за шиворот напихал снега. Нежеланный разговор потёк в другое русло. Теперь уходить не хотелось, пока не выяснится, чью ошибку исправил Вальдар Лилой и почему та истерзала его. Торх отодвинул стул и сел, положив руки на колени и тем самым дав понять, что готов выслушать отца. Тот не заставил себя ждать. Пощёлкав пальцами и, глядя не на сына, а на алевшие угольки в камине, начал рассказ: — Договорные браки — традиция, и нас с Эрлоном она не обошла. Эта дурацкая «традиция» помогала созданию семей, но не способствовала разжиганию страсти. В постель двое из пары ложились лишь во время течки, чтобы зачать ребёнка. Торх встречался в «Трёх лилиях» с теми, кто, устав от воздержания, приходил за утехами — и утешением. С Эно ему повезло, и неясно, появилась ли бы страсть, не окажись они истинной парой. — Насколько мне помнится, ты ложился с ним не только в течку! — Торх повёл бровью, дав отцу понять, что, хотя и был мал, но знал, откуда берутся дети. Что изменило Эрлона, он не знал. — Да, я влюбился в него, — Вальдар махнул рукой, — но не взаимно. Эрлон меня не любил, поэтому отдался Натану Алтеру, чтобы я от него отказался. Да-да, моему самому главному конкуренту! Ублюдок поглядывал на него маслеными глазками при всём том, что у него были и муж, и сын! Насколько всепоглощающим должно быть чувство, чтобы согласиться скрыть позор омеги! Вальдар не потерял бы ничего, если бы отказался заключить брак. «А испытывал ли отец настолько сильное чувство?» — осенило Торха. Кто угодно обморозился бы после измены. Неспроста шахта Натана Алтера перешла во владения Лилоев. — Натан — юркий тип, изворотливый. Если бы не Мариф Харро и его связи, я бы остался в проигрыше, в придачу снискал бы славу рогоносца, — добавил Вальдар напоследок. — Что именно он запросил, ты понимаешь. Торха подмывало спросить: «Что, если бы в семье Харро появился альфа или бесплодный бета? Или он бы родился бетой или омегой? Или в одной — а то и в обеих — семьях вообще не появились дети?» Какое это имело значение, когда он просто-напросто повторил судьбу родителей? С той лишь разницей, что вступать в навязанный брак не хотел не Вальдар, а Эрлон. Торх, поймав себя на том, что его неверие в родовые проклятия пошатнулось, решил сменить тему. — О чём вы говорили? — хрипло уточнил он. — Ни о чём. Он попросил меня подвинуться, чтобы подмести под скамьёй. Я узнал его голос, а он… — Вальдара перекосило от этих слов. — Он ни жестом, ни словом не дал понять, что узнал меня. Не нравится мне его незримое присутствие. Торх, получив разрешение удалиться, покинул кабинет. Он как ни силился, так и не смог проглотить вставший в горле ком. Неприятно — быть залогом, вещью, наградой для того, кто в своё время помог отцу прибрать к рукам шахты конкурента, нагадившего ещё и в отношения. Каким бы прекрасным ни получился итог, но воспоминания, что семейная жизнь началась с вранья отравляли душу. Торх, почувствовав на себе пристальный взгляд блёклых глаз, отбросил мысли — и хорошие, и дурные. — Принести что-нибудь? — уточнил Кетц. Приблизившись и понизив тон, добавил: — Может, заварить успокоительный сбор для вашего отца? Он работал в доме Лилоев слишком давно, чтобы понять, в каком настроении хозяева. — Чай не поможет. Неси самое крепкое, что есть в доме, — с этими словами Торх отлепился от двери и удалился. Раньше он считал, что Эрлон лишь мелькнул в его с Эно жизни и исчез, теперь засомневался. В висках застучало, кровь прилила к щекам. Рябиновая настойка оказалась забористее, чем он думал. Кетц удивился, услыхав просьбу: — Но-о-о… Такой снегопад, будто небеса разверзлись! Но меховой плащ и сапоги по требованию приготовил. Собравшись, Торх покинул дом. Кетц прав. Снег валил крупными хлопьями. Наверняка в солнечный день горожане катаются на коньках на замёрзшем Туросе. Если распогодится, Торх проверит, как Эно держится на льду. Сейчас на улицах малолюдно. Только стражи прохаживались — они в любую погоду следили за порядком — и монахи, как обычно, в скрывавших тела робах несли корзинки со снедью нищим. Торх на мгновение остановился. Никого маленького роста, отметил он и подавил желание броситься вслед за ними. Вряд ли они что-то скажут ему. Ушедшие в монастырь избавлялись от всего, что у них было в мирской жизни — имён, статуса, семей… …и детей. Эрлон, как и прочие, играл в милосердие — кормил бездомных, возился с сиротами. И предпочитал не думать, что оставил своего сына, пусть и начавшего взрослеть. Принесённая отцом весть пробудила дремавшие воспоминания. Торх жаждал избавиться от нравоучений раз и навсегда, и чем больше он их выслушивал, тем сильнее хотел, чтобы Эрлон исчез. Его желание исполнилось, но он, тянувшийся, как ему казалось, к Вальдару, скучал — по ласковым поглаживаниям волос, по урокам. Эрлон остался недоволен тем, что его сын лишился невинности без чувств, с продажным человеком из «Трёх лилий». После признался в опасениях, что Торх подцепил дурную болезнь, да тот не пожелал его выслушать. Тот не слушал советы и делал всё наоборот. Если правила диктовали одеться в светлое, он выряжался в тёмное, чтобы позлить папу. Если тот запрещал заводить дружбу с непотребным человеком, он заводил… Торх, поймав себя на том, что закоченел, выдохнул, выпустив пар. Он не чувствовал ступней, колени не гнулись. Паршивая привычка — углубляться в мысли в такую стужу! Торх настолько увлёкся, что не заметил, как встал перед храмом. Только скрежет деревянной лопаты вывел его из раздумий. Монах, сгребавший снег, замер и выпрямился, будто пытался сойти за статую. Заминка и невысокий рост выдали его с головой. Слова, которые Торх хотел бросить в лицо этому человеку, растерялись по пути. Он стоял столбом и кутался в плащ. Поняв, что ничего путного из встречи не выйдет, Торх развернулся и пошёл прочь. Он мог ошибиться. Невысоких людей не так уж и мало. К тому же Эрлон Лилой для многих умер. Пусть остаётся неживым. Ветер взвыл именно в тот миг, когда Торх развернулся. Не-ет, его собственное имя ему почудилось — уж слишком хотелось, чтобы его окликнули; хотелось услышать хоть какое-то объяснение ухода Эрлона из семьи. Остановило его у двери с вывеской в виде раскрытой книги желание согреться — господин Хейц по прозвищу «Книжник» рад видеть всех в любую погоду, если не умер, конечно. Он, седенький, с изборождённым морщинами лицом и беззубый, запомнился Торху таким с детства. То, что горожане задавались вопросами о бессмертии, подтверждало — «Книжнику» очень много лет. Пахну́ло теплом, когда Торх вошёл в лавку. Господин Хейц поднял голову лишь после третьего, самого громкого, приветствия. Может, он и бессмертен, но возраст его не пощадил, и он оглох. Он поправил дужки очков. — Добрый, добрый… — покивал головой и отложил сложенные вдвое листы бумаги и шило. — Редкий гость пожаловал ко мне. Читать ты никогда не любил. Что верно, то верно. Пристальный взгляд, брошенный из-за толстых стёкол, красноречиво дал понять: «Книжник» не поверит в байку, будто пристрастия Торха изменились. — Я себе не изменяю. Мой муж любит, и я пришёл сюда, чтобы выбрать ему подарок, — нашёлся тот. Благо мошна при нём. Покупка спрячет его желание погреться. — Мужу подарок, говоришь? — Кустистые седые брови сошлись у переносицы, нижняя губа «Книжника» дрогнула. — Поздноватенько ты, молодой человек, опомнился. Эноард уже выбрал себе подарок. Что он несёт? Хотя чему удивляться? Старики частенько выживали из ума. — С тех пор прошло много времени. — Торх вспомнил даже название книги, которую Эно прочёл несколько раз — «Не прости». — Как говорил один мой приятель учёный: «У времени нет величины. Для кого-то оно до предела растянуто, для иных — ужато». Сумасбродным он был, конечно, как прочие гении, но лишь сейчас понимаю, как он прав… — «Книжник» покивал головой. — Одно нас с тобой объединяет: у нас длинные сутки. Но если я маюсь бессонницей, то ты — одиночеством. Одиночеством?! Старик явно выжил из ума. — Вы ошибаетесь. У меня и Эно — Эноарда — всё прекрасно, — разуверил его Торх. — …настолько, что ты не знаешь, куда он захаживает. То-то его утром сопровождал чернокожий слуга — до чего же дурацкая мода на них! — из дома Харро, а не ты. Этого не могло быть. Старик что-то напутал. — Как — утром? — уточнил Торх. — О-о-о, молодой человек! — «Книжник» поджал губы и покачал седой головой. — Не говори, что я не разбираюсь в отношениях, потому что у меня никогда не было ни их, ни семьи. Ко мне ох как много пар захаживало! Если до этого мне показалось, что между вами и Эноардом пролегла трещина, то сейчас убедился — между вами целая пропасть. Сумасбродный старик наговорил ерунды об истинной паре… …но посеял сомнения, развеять которые Торх мог лишь одним способом. Спешно распрощавшись с господином Хейцем, он вышел в стужу. Ветер нёс снежинки в лицо, вынуждая жмуриться и кутаться в накидку. — Погода неподходящая для прогулок, советую вернуться домой, — посоветовал городской страж. Торх не воспользовался его советом. Какая разница, куда идти, если расстояние от книжной лавки до его и дома Харро одинаковое? Почти у цели у мелькнула мысль, что ворота могут быть закрыты, а звон колокола в завываниях ветра слуги могли не услышать. Добравшись, Торх с облегчением понял, что мог войти свободно: судя по всему, Харро кого-то ждали. Торх подошёл к двери и постучал дверным молотком. Та быстро распахнулась, будто человек стоял за ней. — Э-э-э… Прошу прощения? — глаза — Альбо, кажется, звали этого слугу — округлились. — Это должно означать, что я не могу повидать своего мужа?! — Торх замёрз, ему не терпелось попасть в тёплое нутро дома. Его не ждали, хотя с некоторых он приходился родственником семье Харро. — Прошу, проходите. — Альбо распахнул дверь. — Господин Эноард наверху. У него врач, — пояснил он, принимая верхнюю одежду. Торх обмер. Неужели случилась беда? Но если бы с Эно случилось нечто страшное, он бы не отправился за книгами, успокоил он себя. — Вам нужно отогреться как следует, — распорядился Альбо. — Покажу место, где вы сможете дождаться господ. Мог бы не провожать. Торх знал этот дом. И не сомневался, что окажется в том же зале, что и в вечер помолвки, сегодня тихом, только уголья потрескивали в камине. — Принести что-нибудь? — услужливо уточнил Альбо. — Чай или?.. — Или, — решился Торх. — Немного. На два пальца. Он уселся в кресло и уставился на языки пламени. Поданное чуть позже спиртное взбодрило его, согрело изнутри. Голова немного закружилась, к щекам прилила кровь. Захотелось укрыть ноги пледом и задремать. Торх, надевая кольцо на палец Эно, ожидал ощутить холод ладоней и, вероятно, их неприятную липкость. Но почувствовал их тепло и мягкость, что его удивило: такие руки — и у холодного, будто ледышка, человека. Он неспроста выбрал топаз, переливавшийся холодной синевой. Вспомнился миг, когда Торха, надевшего кольцо на палец Эно, кольнула совесть, что он затеял нечто более мерзкое, чем шутка, даже дурная. Он прогнал её прочь, уверенный, что спасал себя от навязанного ему брака… …который всё равно состоялся. Но отношения отравлены — страхом, что всё вскроется, и угрызениями совести. Развернуть бы время вспять — и Торх бы потратил его, чтобы получше узнать Эно. Увы, обратного хода нет, даже гении вроде приятеля господина Хейца не знали, как это сделать. В воображении Эно не отпустил руку с надетым на палец кольцом. Торх сжимал ладонь, ощущал её тепло и неотрывно смотрел в зелёно-карие глаза. Шаги и голоса вывели его из наступившей полудрёмы. Хотелось прижать Эно к груди — крепко-крепко, но Торх сник под колючим взглядом Хлоя Харро. Придётся это сделать в доме Лилоев, затем — выпытать, почему Эно взбрело в голову покинуть загородный дом. Заодно — отчитать. Тот мог погибнуть, замёрзнув насмерть. Торх сдержанно поздоровался. — Быстро расползлись слухи, — улыбнулся Хлой. — Я даже не успел отправить весточку в ваш дом. — Полагаю, вы были заняты! — Торх закусил губу, чтобы подавить рвавшееся наружу негодование. Времени написать и передать послание хватало. Эно потратил его на поход в книжную лавку, а не в дом Лилоев. Неужели он обо всём узнал? Внутри у Торха, пусть и согревшегося не без помощи алкоголя, похолодело. Эно выглядел точно так же, как и до свадьбы — волосы прилизаны и собраны в хвост, складочки на рюшах рубашки как на подбор ровные. Хорош, но одежда словно сковала его. — Именно, — поддакнул Хлой. — Если за городом Эноард не знал, куда себя деть от скуки, то здесь у него дел предостаточно. Например, уделить внимание отцу. Мариф вида не подаёт, но он скучал… Очень. Неужели? Слабо верилось, что Мариф Харро, выстраивавший отношения по принципу «выгодно или нет», мог скучать по ком-либо, даже по сыну. — Я всё объясню, — встрял Эно, — когда мы останемся наедине. Голоса и шаги вынудили Торха проглотить рвавшиеся наружу слова. Реха Бувса, лечившего многих знатных горожан, он узнал. Тот, провожаемый Аликаром, покинул дом. Эно не выглядел больным. Никакой бледности и синевы под глазами, на щеках румянец — здоровый, а не лихорадочный. Такой оттенок лицо приобрело за время, проведённое за городом. Если Эно останется здесь, оно поблёкнет. — Ты как себя чувствуешь? — задал Торх вопрос — вежливости, а не личный. — Отлично, — Эно улыбнулся, — слишком даже. — Об этом вы поговорите после ужина. Аликар, приготовь гостевую спальню! — распорядился Хлой. Торх не сразу понял зачем. Осознав, возразил: — Эно отправится домой. — Ещё чего! В такую погоду… — В такую погоду он добрался сюда! — Торх помнил, что перебивать неприлично, и сделал это намеренно, чтобы позлить Хлоя с его забитой правилами приличия головой. Тот осёкся, заломил запястья и пожевал губы. — Пожалуйста, не ссорьтесь и позвольте решить это мне! — Эно даже встал между родителем и мужем. Поглядев сначала на первого и остановив взгляд на лице второго, пояснил: — Я не останусь здесь. Торх не без удовлетворения отметил, как на лице Хлоя Харро заиграли желваки. — Хорошо, но уйдёте только после ужина. — В конечном итоге тот переиграл. Поесть и вправду не мешало, к тому же повар в доме Харро хорош, а пробуждённый алкоголем желудок затребовал еды. — Что произошло? — Торх мог бы дождаться возвращения домой, но уж слишком сильно ему не терпелось выведать подробности. — Как ты додумался отправиться сюда? — Мы выехали очень рано. Метель не мела. — «Мы» означало, что Хлой исполнил обещанное и, выведав, где Эно, пустился в путь. Торх знал, что он напористый, но не думал, что настолько, чтобы рисковать и своей жизнью, и сыновней. — Она могла застать вас в середине пути! — Но не застала же! — Хлой прошёлся взад-вперёд, раздражённо размахивая руками. Пытался взять себя в них? — Не стану повторяться, что я думаю о вашей жизни порознь. В этом доме ссоры ни к чему. — Я сам так захотел, — голос Эно дрогнул, — и ты знаешь почему. Торху польстило заступничество, пусть и бесплодное. Гнев Хлоя был бы объясним, если бы тот ни о чём не знал. Но ведь знал! Именно тому Торх подсунул приготовленную загодя записку, предназначенную для отца. Сделал ставку на то, что Хлой постарается скрыть позор своего чада — и не прогадал. Торх, чтобы не глядеть на о-тестя, уставился на Эно, на котором красовался тёмно-зелёный жилет с розовым живым — неужели Мариф позволяет срывать? — цветком в петлице. За городом, в домашней, измятой за день одежде и с распущенными волосами тот казался уютным. Сейчас, когда каждая складочка на вещах отглажена и расправлена, Эно был тем, кем рождён — неприступным целомудренным, невзирая на замужество, омегой. Хорош, этого у него не отнять. Приглашение Альбо за стол сняло напряжение. Торх, взяв Эно под руку, направился в столовую. Он дал себе зарок, что нравоучения не испортят аппетит. Хлой молчал, не считая немногословных требований подать что-либо. Не говорил и Эно. И Торх не произнёс ни слова, не считая высказанного вслух восхищения мастерством повара, запёкшего гуся так, что тот таял во рту. Мариф Харро за стол не сел. Значит, слухи правдивы. Он совсем плох. Зато Эно здоров, судя по тому, с каким аппетитом уплетал мясо и запивал его глинтвейном. Зачем в таком случае ему понадобился врач? Осталось всего ничего — добраться домой и задать прямой вопрос. Напоследок Торх утёр рот, отложил салфетку и попросил Эно собраться. — Ох, напрасно я отпустил Бувса… — Хлой поцокал языком. — Скорее всего уши застужены. Неудивительно: мерзкая погода, могло продуть. Можно предположить, что он говорил о ком-то другом, включая себя. Но он бросил красноречивый взгляд на Торха. — Не беспокойтесь, у меня всё в порядке, — отозвался тот. — Да-а? А разве не слышно, как завывает метель? И правда выло, Торх не обращал внимания на посторонние звуки. Придётся оставить Эно здесь… Он принял предложение переночевать в доме Харро. Удручало, что в гостевой спальне, но утешило, что Эно вызвался показать свою. Оба удалились под недовольный взгляд Хлоя. Если Торху не доведётся переночевать в месте, где вырос Эно, то хотя бы посмотрит. Спальня оказалась тому под стать — светлой, невзирая на скудный дрожавший огонёк лампы. Кашпо со свисавшим с него растением дало понять о происхождении цветка в петлице. Уютно, безупречно — настолько, что Торх не захотел сесть в предложенное кресло, чтобы не измять бледно-голубую накидку. Слухи, что Хлой Харро держал на коротком поводке слуг, подтвердились. Торх всё же сел, сжал ладонями колени. У него накопилось много вопросов, но задал он самый волновавший: — Зачем тебе понадобился врач? Ты болен? В ответ получил улыбку: — Нет, здоров. Слишком даже. — Но ведь что-то у стряслось! — Торх давно усвоил истину: если понадобился врач, значит, здоровье подорвалось. Эно подошёл к нему и уставился сверху вниз. — Уверяю: ничего не стряслось. То есть стряслось, но хорошее… — Неужели нельзя сказать без намёков? — Если быть кратким, то я рассказал Хлою о течке, и он предположил, что она принесла плоды. Торх поймал себя на том, что не задумывался о последствиях. Он с трудом представлял себя отцом. Если бы Эно позабыл про треклятые духи, он, вероятно, уловил бы изменившийся запах. Некогда предки чуяли беременных. Нюх с тех пор у альф не настолько остёр, но некоторые улавливали малейшие изменения. Торх не мог разобрать сторонних запахов, только цветочный аромат бил в ноздри. — Принесла? — уточнил он, рассматривая живот Эно. Никаких изменений в фигуре он не заметил и ждал краткого: «Нет». — Принесла, — услышал ответ. Желание сбылось. Вероятно, Эно огрузнеет к тому времени, когда ублюдок вернётся. Один он мог бы уйти к родителям, затребовать расторжения брака, но теперь, с ребёнком в пузе, останется с Торхом. — Тогда тем более глупо тащить тебя сюда! — возмутился тот, чтобы хоть что-то сказать. Взяв Эно за руки и подняв голову, добавил: — Ты рисковал не только собой. — Я испугался, — вздохнул тот, — что может случиться выкидыш, а мне никто не поможет. — Откуда мысли о дурном? — Наверняка Хлой внушил. Мариф взял его в мужья раньше, чем Вальдар Эрлона, но, тем не менее, Эно на несколько лет младше Торха. — Наслышан. Торх легонько сжал ладони, тёплые и мягкие, и закрыл глаза. — Никогда больше не делай этого, — попросил он. — Чего именно? — Не рискуй собой. Я собирался отправиться за тобой в скором времени, но ты меня опередил. Теперь, когда всё более или менее утряслось, Торх мог себе позволить не бояться хоть некоторое время. Ему предстояло привыкнуть к мысли, что он — почти отец, и смириться с этим. И начать Торх готов прямо сейчас. Он положил ладони на поясницу Эно, вынудил подойти близко-близко и прижался лицом к пока ещё плоскому животу.