Не прости

Эно улыбнулся и поприветствовал гостя. Тот, как всегда, прекрасно одет — настолько, что ему показалось — поблёкнет в своей бледно-голубой, наглухо перехваченной у горла брошью с синим топазом рубашке. — Доброго вечера! — Вальдар пришёл на выручку и принял плащ, с которого стекали капли. — Пока не забыл, попрошу прощения за опоздание! — Хлой Харро одёрнул каждый рукав, проверил запонки. — Ненавижу нарушать правила приличия, но порой жизнь заставляет играть по своим правилам. Уже второй раз он изменил себе. В первый не явился вовремя, потому что у Марифа Харро началась одышка, и Хлой остался, пока та не прекратилась. Сердце Эно ухнуло вниз, внутри похолодело, в животе точно комок сжался. — Что с отцом? — задал он вопрос, неуместно-беспокойный для праздника. — О, с ним всё хорошо, насколько это возможно, — отозвался Хлой. — Было дурно мне, но теперь прошло. Действительно, он бледен. Эно свыкся с мыслью о возможной скорой кончине Марифа, но нелады со здоровьем Хлоя его напугали. Меньше всего он хотел потерять обоих родителей. — Позвольте вас проводить! — Вальдар подставил руку, чтобы Хлой на неё опёрся. Эно моргнул, чтобы прогнать наваждение. Хлой отлично смотрелся рядом с Вальдаром Лилоем. Эно прогнал дурные мысли прочь. И Хлой, и Вальдар, по сути, одиноки, но не вдовцы. Вывел из размышлений появившийся в дверном проёме Аликар с большим свёртком в руках. Тот уточнил, куда можно поставить подарок. На этом всё. Хлой Харро — последний гость. Можно уделить внимание остальным. Эно перебросился несколькими словами с Илле Иллисом, с которым общался в детстве — и чьё изящество ставил ему в пример папа. Илле, черноволосый, с угольно-чёрными на фоне светлой кожи глазами, пушистыми ресницами и тоненькими чертами лица и вправду хорош. А ещё он легко двигался в танце. — Огненный опал, — похвастался Илле, повертев рукой так, что грани камня жарко засверкали оранжевыми и красными переливами. Эно взглянул на топаз на его руке, отдававший холодком. Какая разница, что за камень выбрал Торх, если в семье всё хорошо? — Он прекрасен, — высказал Эно мнение, совершенно правдивое. — Медовый месяц в Линпах, подумать только! — Илле закатил глаза и воздел руки кверху. — С них открывается прекрасный вид в низину. Линпы — это хорошо, но уж слишком они далеко. Эно бы не выдержал далёкое путешествие в конце осени, он и без него был счастлив. Вряд ли кто-то вроде Илле оценит прелесть пребывания в загородном доме. Благо Хлой избавил от скучной беседы, всего лишь подойдя и «украв» Эно на несколько слов — наверняка затем, чтобы сделать замечания насчёт внешнего вида. Ожидания он не оправдал. — Делаешь успехи, — проговорил. — Я бы никогда не подумал, что холодный оттенок рубашки будет удивительно сочетаться с тёплыми тонами. Вынужден признать: ты превзошёл даже меня. — Удивлён столь высокой оценке, — улыбнулся Эно, размышляя над тем, как остаться с папой наедине. — Я не услышал сравнения с обитателями «Трёх лилий». — Чш-ш! Перестань нести чушь. Как можно сравнить целомудренность с похабством?! — Хлой забавно сердился, чем вызвал лишь веселье. Ещё свежи воспоминания, как он разорвал любимый шейный платок Эно, заявив, что тот выглядел по́шло. В последнее время Хлой вёл себя странно — не придирался по мелочам, не одёргивал, когда Эно позволял себе лишнюю булочку с маслом или блинчик. Поблажки он объяснил тем, что беременным отказывать не принято, но чутьё подсказывало Эно — дело в чём-то другом. От Хлоя крайне редко от него можно услышать даже заслуженную похвалу. — Рад, что мой наряд пришёлся по вкусу, — улыбнулся Эно. Ему пришлось отвлечься, чтобы принять поздравления с днём рождения и пожелания вроде «всегда так же прекрасно выглядеть, как сегодня» и «подарить Лилоям здорового наследника как можно скорее». Куда приятнее быть просто гостем, а не хозяином торжества. Не пришлось бы беспокоиться, хватит ли на всех блинчиков, тоненьких, в которые заворачивалась самая разная начинка — мясная и сырная, а также сладкая. Чтобы их подать, он даже упросил Хлоя «одолжить» повара из дома Харро. Блинчиков хватило… …а вот белое сухое вино досталось не всем. Теперь недовольный Илле Иллис начнёт высказывать обиды. Он похвастался и огненным опалом, и предстоящим медовым месяцем в Линпах не ради того, чтобы завязать беседу. Он, вне сомнений, пригласит Лилоев на свадьбу, чтобы показать: его празднество получится пышнее, щедрее на угощения и развлечения, чем у Эно. — Почему вы с Торхалом не вместе сейчас? — Илле осмелился задать слишком личный вопрос. — Я бы хотел перекинуться с ним парой словечек. Эно слишком хорошо воспитан, чтобы прерывать беседу мужа с деловым партнёром. Торх не упустил подходящий момент и пригласил того, как объяснил сам: «Праздничная обстановка и разговоры о мелочах порождают доверие друг к другу». Эно бросил взгляд в сторону. Заметив в креслах мужа и усатого немолодого альфу в клетчатом сюртуке, успокоился. — Помилуй! Мы каждый день вместе. — Он поднял руки вверх, будто прося пощады. — Один вечер нас не разлучит. — Брошь, полагаю, его подарок? Вместо ответа Эно погладил синий топаз. Его подмывало уточнить, почему Илле пришёл один. И он бы не удержался, если бы его не пригласили на танец. Эно охотно принял предложение и позволил себя увлечь. Он сплоховал, наступив на ногу партнёру. Хлой рассердится, если узнает об этом. «Из всех навыков ты освоил самый для тебя бесполезный — верховую езду!» — вспомнилась его брань. Танцы нравились Эно — со стороны. Маленьким он глядел на Хлоя, чьи ноги, казалось, если и касались пола, то едва. Он извинился и, сославшись на головокружение, покинул партнёра. Никогда ему не превзойти Хлоя. Тот легко двигался в такт музыке и позволял партнёру вести себя. Эно залюбовался. В последний раз он видел папу в танце очень давно, что неудивительно: тот, как правило, не отходил от грузного одышливого Марифа. Оторванный от мужа, Хлой мог позволить себе круг, и не один. Он и Вальдар и в танце прекрасно смотрелись вместе. Эно принял от Кетца бокал, сделал крохотный — страх, что прошлое повторится, не позволил выпить больше — глоток вина. — Вынужден тебя отвлечь. Эндро Пулло изъявил желание познакомиться. Эно развернулся к мужу… …и понадеялся, что пузатый, с мясистым, блестевшим носом и скулами Эндро не пригласит его на танец. К просто непривлекательным людям Эно отвращения не испытывал, но уж слишком пристально осмотрел тот Эно с ног до головы, будто ощупал маслеными глазками… …и усмехнулся в пышные усы, словно выведал тайну. Как назло, щёки Эно раскраснелись, благо бокал в руках намекнул, что румянец мог проступить из-за вина. — Мне очень приятно. Друзьям мужа всегда рады в этом доме, — слукавил он. — Надеюсь, вам придётся по душе мой подарок. — Что вы, не стоило. Мы же едва знакомы! — Эно взволновался. Кто знает, что и с какой целью подарил этот Эндро? — Что вы? Для меня честь — познакомиться с вами. Широкие штаны не обтягивали бесстыдно бёдра и пах, но Эно почувствовал себя так, будто стоял без них. Его тянуло посмотреть, не раззявлена ли ширинка, и он отыскал повод опустить голову, сделав вид, будто решил проверить, не отвалилась ли пряжка от коричневой замшевой туфли. С ширинкой всё в полном порядке. Эндро не мог разглядеть, что спрятано под одеждой. Проклятье, Эно только-только успел зажить спокойно, узнав, что лишивший его невинности ублюдок уехал. Видимо, место пустовать не будет: он притягивал подобных тому типов. Голова закружилась, он пошатнулся, благо подоспевший Торх успел поддержать под руку и забрать бокал. Странное недомогание, если учесть, что беременность протекала более чем хорошо — без тошноты по утрам, слабости и головокружения. — Прошу прощения. Вынужден его увести в более спокойное место. Вернусь позже, — проговорил Торх. Если он это сделает, непременно поползут слухи, с чего вдруг Эно, никогда не падавшему в обмороки, поплохело. — Зачем? Со мной всё в порядке, — воспротивился тот. — Считаю, что Торхал прав, — встрял Эндро. — Вы бледны. Советую пойти и отдохнуть. Одних слов мало, чтобы настоять на своём, пригодилась бы маска или толстый слой пудры. — Пожалуй, вы правы, — улыбнулся Эно — и сразу же солгал: — Рад был познакомиться. Отдыхать он не пошёл. Это он мог позволить себе раньше, пока был незамужним. Теперь задача следить за торжеством легла на Эно. Хлой… Вот с кем будет приятнее, чем с кем-либо другим, провести время. Лучше, когда рядом кто-то родной, пусть не одобрявший даже половины из того, что делал Эно. Как назло, папа удалился, по всей видимости, домой — Аликара тоже не видно. Правила приличия требовали, чтобы Эно дождался, пока дом не покинет последний гость. Время тянулось, беседа с навязчивым, нагло принюхивавшимся Илле надоела до смерти. Одно хорошее — Эндро Пулло покинул вечер первым, вторым убрались Илле и его родители. Остальные засиделись, благо после ушли гурьбой, оставив беспорядок — спутник празднеств — и сложенные в углу свёртки и коробки с подарками. Развернуть их Эно решил на следующий день — не столько из-за усталости, сколько из-за желания возместить пребывание на людях долгожданным уединением. Он отправился в спальню… Торх уже снял бархатный изумрудный сюртук и распустил ворот рубашки. Бросив взгляд на Эно, хмыкнул: — Я ждал тебя. — Он расстегнул ширинку и стянул бледно-зелёные штаны. — Ты произвёл впечатление на Эндро. — Лучше бы не произвёл, — голос Эно надломился, когда он это проговорил. Его замутило от воспоминаний о липком взгляде. Он сел на край кровати, сунул ладони между коленями и сжал их. Ещё и Илле участливо поинтересовался, когда Эно пошатнулся, не выпил ли тот лишку. Проклятье, словно все знали о позоре, но из вежливости молчали, только пересыпа́ли намёками. С чего Илле взял, что Эно мог перебрать? Уж не с того ли, что видел, как тот впал в беспамятство в вечер помолвки? Эно вздрогнул, когда Торх обнял со спины, и сразу же обмяк. — Милый мой, — тот выдохнул в затылок, — прости, но оборвать связи не смогу: он готов покупать уголь по выгодной — нам, а не ему — цене. Если тебе неуютно от его внимания, сделаю всё, чтобы он бывал в нашем доме как можно реже. Если бы Эно остался за городом, он вообще не пересёкся бы с Эндро Пулло. Почему, почему он такой ведомый? Зачем позволил Хлою уволочь себя в город, по наивности решив, что в скором времени вернётся обратно? Сначала мели метели, теперь началась оттепель, отчего дорогу размыло и по ней не проехать. Вот-вот Турос выйдет из берегов… — Если нужно для дела, пусть приходит, — отозвался Эно. — Постараюсь не попадаться ему на глаза. Пройдёт совсем немного времени — и он огрузнеет и перестанет привлекать похотливых болванов. — Давай не будем о нём, — Торх придвинулся ближе, затем поцеловал в шею. — Даже немного обидно: ты обратил внимание, что на тебя пялился Эндро, но не заметил, как раззадорен я. — Он куснул мочку, затем легонько пососал, вызвав приятные ощущения внизу живота. — В отличие от Эндро, я знаю, что́ на тебе под верхней одеждой. — У меня ощущение, что об этом узнали все. — Эно выпростался из объятий и склонился, запустив в волосы пальцы. Напрасно, ох, напрасно он повёлся на просьбу мужа. Неудивительно, что ощутил на себе липкий взгляд. Стоило одному ублюдку покинуть город, как на его место пришёл другой. — Не дури. Откуда всем это знать? — возмутился Торх. — Но он же как-то понял, что я из тех, кого можно напоить до бесчувствия, а потом… — Эно сам не понял, о ком говорил — о похотливом Эндро или том, другом. — Эндро недавно переехал сюда, но славу о любовных похождениях снискал, — проговорил Торх спокойно, почему-то сжав губы, будто ему этот разговор был неприятен. — Говорят, он исключительно ласков… — Не хочу знать это! — Эно уткнулся в плечо мужа, затем шумно вдохнул потрясающий, лишённый нотки духов запах. — Думаю, для тебя важно будет узнать, что я его предупредил: одна вольность по отношению к тебе — и я разрываю договор с ним, даже если понесу убытки. — Торх погладил спину, ласково и успокаивающе. Оба не торопились улечься. Ноги Эно гудели от усталости, но ему не хотелось отталкивать мужа. В объятиях он чувствовал себя защищённо. Он ожил, когда Торх чмокнул его в макушку, поднял голову и подался навстречу губам. Тот пил нечто покрепче вина и закусывал сыром — и всё это не испортило впечатление от поцелуя, напротив, такой вкус подходил как нельзя лучше человеку, готовому лишиться прибыли, если кто-то посмеет посягнуть на его омегу. Эно позволил стянуть с себя сюртук, чтобы тот не мешал почувствовать тепло мужа, и запустил ладони под рубашку, погладил поросшую мягкими волосками грудь, потеребил сосок, не в пример его собственным, с каждым днём становившимся крупнее и чувствительнее, крохотный; ощутил, как тот затвердел. Он отстранился, но лишь затем, чтобы избавиться от мешавшей броши. Повертев её и полюбовавшись, как переливаются грани, Эно положил её на прикроватный столик. — Ещё раз благодарю от всего сердца. Она прекрасна. — Холодно-синяя, она куда красивее, чем жар опала в кольце Илле. — Только она? — Торх, зайдя со спины, обхватил Эно за пояс, положил ладони на низ живота. — Что ты, нет… Недолго они просто постояли. Время позволяло насладиться теплом ладоней, умиротворявшим и успокаивавшим. Торх не торопился, невзирая на возбуждение, которое Эно ощущал более чем явно. — Что сказал врач? — уточнил он. Лучше бы не спрашивал, не вынуждал вспоминать ощущение чужих пальцев внутри и неприятного давления на живот. Странно, член Торха толще и крупнее, но Эно не испытывал боль во время соития. — Что я здоров. — На самом деле Рех Бувс произнёс более продолжительную и прямолинейную речь, но Эно пересказывать её целиком не решился. — Одна из самых лучших новостей за сегодняшний день. — Торх выдернул края рубашки, помог снять после того, как Эно распустил ворот, затем — разуться, после — снять штаны. Эно знал этот взгляд, полный вожделения. Румянец и часто бившаяся жила на шее подтверждали, что чулки и кружевные подвязки пришлись Торху по вкусу. — Твоё счастье, что пошла мода на такие штаны, — хохотнул он. — И… Чтобы я ещё раз поддался на твои уговоры… Весь вечер чувствовал себя голым. Благо нужды в походе в дальнюю комнату, где его мог застать хотя бы тот же Илле, не возникло. Эно пил мало. …и опасался, что шнуровка ширинки просто-напросто подведёт, что не удивило бы. Если позор лип, то непременно комьями. Вместо ответа Торх взял Эно за руку, подвёл к кровати и сел на краешек, после принялся оглаживать затянутые в тонкую ткань бёдра, помял подвязки. Положив ладони на ягодицы, вынудил Эно придвинуться к нему ещё ближе, после склонил голову и поймал губами головку, полуоткрытую и розовую, вобрал её в рот, пососал. Ноги Эно подкосились от острых ощущений, и он едва удержался на них. Между ягодицами стало влажно. Торх усадил его, возбуждённого до предела, верхом на себя. Придержав за ягодицы, помог медленно опуститься на вздыбленный конец. В течку Эно освоил эту позу, и она ему понравилась: трение головки о живот мужа добавило остроты ощущения. Сейчас, увы, не насадиться до самого конца — Рех Бувс не советовал «резво гарцевать», поэтому Торх задал неспешный ритм. Великолепно — прижиматься друг к другу всеми чувствительными местами, ощущать член в себе. Эно упивался этим чувством, вбирал Торха в себя настолько глубоко, насколько тот позволял — пару раз тот забылся, чем позволил насадиться на себя до самого конца. Торх высказал желание, чтобы Эно всецело отдавался страсти в его объятиях, утверждал, что так и должно быть между двоими. И тот прижимался к животу, тёрся головкой, ловил самые сладостные ощущения… Эно пользовался этим мгновением, пока мог: не так много пройдёт времени — и большой живот не позволит устроиться на бёдрах мужа. Протяжный стон Эно услышал словно со стороны, когда волна экстаза накрыла его. Он сжался, чтобы почувствовать Торха в себе как можно чётче… Прохлада простыни остудила разгорячённое, ещё подрагивавшее тело, помогла Эно прийти в себя. Он открыл глаза, поглядел сначала в потолок, затем повернул голову и уставился на мужа. — Торх, — позвал он, завидев, как тот поднялся и, взяв полотенце, смочил в чаше с холодной водой, после приложил к ещё возбуждённому члену. — Что? — Торхал поднял голову. — Я решил, что в эту дату ночь будет только твоей. — Отшвырнув мокрое полотенце, он улёгся на постель. — Если тебя волнует моё удовольствие, то позволю тебе в мой день рождения одарить меня ласками. Идёт? — Идёт! — Эно улыбнулся, но радость от казавшейся на первый взгляд честной сделки померкла. — Но… Сын должен появиться на свет в то время, когда у его отца будет день рождения. Если и не появится, то Эно раздуется донельзя. — Что? А, ты об этом… — Торх легонько, едва касаясь кончиками пальцев, погладил живот. — Его появление станет самым лучшим подарком. Он поднялся, но затем, чтобы забраться под одеяло самому и укрыть Эно. Тот прижался к разгорячённому утехами телу и закрыл глаза. Воспоминания одно за другим начали мелькать в памяти. Эно не горел желанием сочетаться браком с Торхом. Принял как должное, не более. От замужества ждал только сухих бесед за завтраками и ужинами — чета Харро обедала почему-то порознь — и выходов в свет, но уже не с родителями, а мужем. О том, как заниматься любовью, он имел смутное представление. Родители уединялись только в течку Хлоя — и он думал, что и у него будет так же. Если бы мерзкие воспоминания не отравляли счастье… Ублюдок уехал, но они нет-нет — и напоминали о позоре Эно, порождали опасения, что, если вскроется случившееся, все усомнятся, что он понёс ребёнка от мужа. Хватит… Поганить… Себе жизнь. Торх уснул, судя по углубившемуся дыханию, но ладонь с живота Эно не убрал. Прикосновения были ласковыми — до тех пор, пока лёгонькие поглаживания не превратились в трение, а ладонь из тёплой враз стала горячей, словно у её владельца началась лихорадка. Ощущение из просто неприятных стали болезненными. Эно перехватил руку Торха. Какое? Тот сильнее его. — Прекрати. Мне больно! — взмолился он. Трение прекратилось, но Торх не убрал ладонь, надавил костяшками на низ живота. Боль усилилась. Кое-как Эно вывернулся и сел, опустив голову. Между ягодицами и бёдрами стало влажно. Запахло кровью. — За что… — он расплакался, — ты его убил? Ощутив, что его трясли, Эно открыл глаза. Ясно, кошмар привиделся — настолько пугающий, что виски взмокли, а сердце колотилось как бешеное. — Проснулся? Хорошо, — донёсся голос Торха. Эно опустил ладонь на живот, затем раздвинул ноги и провёл ребром между бёдрами. Боль и кровь — всё осталось во сне. — Кошмар привиделся… — пояснил он. — Я понял. Давай спать, хорошо? Ничего Торх не понял, потому что не захотел понять. Для этого следовало выслушать подробности. Все чувства, все запахи и звуки во сне были пугающе-явными. В этот раз Эно повернулся к мужу спиной, подтянул колени к животу и, хорошенько укрывшись и перетянув на себя (чем вызвал недовольное бурчание Торха) немалую часть одеяла. Он хотел бы забыться, но ему мешало похрапывание, неудобная поза, прокрадывавшийся под одеяло холод. Обнимавшая его рука показалась тяжёлой и горячей, пусть и не настолько, как во сне, но прикосновение не доставило удовольствия. Поэтому, едва заслышав шаги — Кетц, похоже, поднялся, — Эно сел. Дрожа от холода, он принялся шарить ногами по полу в поисках обуви. Как назло, та запропастилась, только звякнул задетый — по счастью пустой — горшок, воспользоваться которым оказалось отнюдь не лишним. Справившись, Эно поднялся, прошёлся, нащупывая ногой одежду. Он помнил, что в порыве страсти Торх сбросил её на пол, но всё, чего добился — ударился пальцами о ножку кровати и стиснул зубы, чтобы не взвыть. Боль вернула память: Торх повесил халат на изножье кровати. Хоть в чём-то повезло… Завернувшись в просторную тёплую ткань, Эно отправился на звук негромкого пения и отворил дверь, отчего Кетц резко отпрянул и едва не уронил подсвечник. — М-молодой господин… — промямлил он. Если бы Хлой остался на ночь, без выволочки бы не обошлось. Встрёпанный Эно в просторном, надетом на голое, не считая чулок, тело халате мужа — наверняка то ещё зрелище. Какая жалость, что спальни несмежные! Дверь между ними значительно упростила бы жизнь, и не пришлось бы щеголять перед слугами в непотребном виде. — Расстели постель в моей комнате, — попросил Эно. — Н-но… — Кетц замямлил. Не проснулся, что ли? Эно вошёл внутрь своей спальни. Дрожавшего пламени от свечи, что держал Кетц, хватило, чтобы рассмотреть обстановку. В кровати лежал посторонний, голова покоилась на подушке. Что? Всё это? Значит?! Эно, проведший добрую половину ночи бодрствуя, глядел, как ворочался чужак, который при близком рассмотрении оказался отнюдь не чужим. — Что здесь?.. — спросонья пробурчал тот. — Пожалуй, пойду. Буду внизу. Кличьте, если понадоблюсь. — Кетц поставил подсвечник на прикроватный столик и спешно ретировался, напоследок довольно громко хлопнув дверью. Эно забрался на кровать, сел, скрестив ноги и завернувшись в согретое теплом чужого тела одеяло. Пусть посторонний думает, что хочет. Это не его постель, а утро зябкое. — Никогда бы не подумал, что ты останешься. — Эно посмотрел на огонёк свечи. — Решил, что покинул дом раньше всех. — Оказалось, задержался допоздна, — последовал ответ, — настолько, что Вальдар любезно предложил остаться на ночь. Эно зацепился за брошенное вскользь имя. Не-ет, он надумал ерунды. Нет ничего зазорного в том, чтобы оставить позднего гостя ночевать. — Не боишься, что поползут слухи? — усмехнулся он. — И это говорит мне тот, кто не боится, что слуги распустят сплетни — правдивые, замечу — о том, что вы с Торхалом весьма шумно предаётесь страсти? — речь сменилась цоканьем языка. — Двери в этом доме никуда не годятся, это я заметил ещё с твоей свадьбы. Упрёка и следовало ожидать. В глазах появилась резь, и Эно, чтобы от неё избавиться, моргнул, затем уставился на пузырёк, стоявший рядом с подсвечником. — Только не говори, что страсть — это распутство, и место ей — в «Трёх лилиях». — Наружу просилось невысказанное. Эно закусил губу, чтобы сдержаться — и всё равно не утерпел, понизив тон, добавил: — Если ты не испытал её, то мне жаль. — С чего взял, что не испытал? Не думаешь же ты, что я буду болтать об этом. Это… не то, о чём следует знать другим, даже родным детям. Удивил. Опять… Хлой Харро в последнее время начал относиться к Эно теплее. Уж не потому ли, что рядом с Марифом превратился в глыбу льда, а когда тот занемог, оттаял? — Отец… — вспомнил Эно. — Для того я и отпустил Аликара, чтобы присмотрел, да не рассчитал время сам. Разгуливать по ночному городу в одиночку — верное самоубийство. Эно улыбнулся. Вот в чём дело, а не в том, что он надумал. Прибавить впечатления от прекрасно смотревшихся вместе Вальдара Лилоя и Хлоя Харро — и домыслы готовы. Хлой, одетый в ночную рубашку Эно, поднялся. Нашарив туфли, пошаркал к двери и отворил её, после позвал Кетца — громко, не боясь никого. — Ты перебудишь всех, — сделал замечание Эно. — Кто бы говорил… — вздохнул Хлой. — Не удивлён, что Вальдар не может уснуть без снотворного. Ты что творишь?! — Он отобрал раскупоренный флакон. — Дай пробку, горе! Скоро станешь родителем, а всё туда же — детское любопытство из себя никак не вытравишь. Снадобье расплескалось, судя по усилившемуся запаху. На языке остался едкий привкус. — Это… — Эно проглотил вязкую слюну, — снотворное? Где ты взял его? Пусть снотворным окажется какой-нибудь порошок, а то, что он слизал с горлышка, другим лекарством, предназначенным для Марифа. — Вот именно, причём сильное. Всего две капли хватит, чтобы уснуть. Боюсь представить, что бы произошло, отпей ты половину. — Хлой закупорил флакон. — Вальдар предоставил не только кров, но и средство, чтобы я смог выспаться как следует. Следовало что-то сказать, чтобы поддержать беседу, но Эно не смог. Он отчаянно гнал дурные мысли и убеждал себя, что прошлое преследовало его по пятам, принуждало бояться, поэтому он учуял знакомый запах, только более сильный и не перебитый ароматом вина.