Не прости

Торх отчаянно желал, чтобы этот день закончился, невзирая на то, что ничего дурного не произошло. — Я не наивный юнец, чтобы надеяться, что ты отыскал меня, потому что перестал презирать, — произнёс его собеседник тихим, хорошо знакомым с самого раннего детства голосом, отчего давно забытые, казалось бы, воспоминания всплыли в памяти. Папа прекратил рассказывать сказки, посчитав, что его сын для них уже вырос. Тому же, напротив, хотелось их слушать снова и снова… — Непростая оказалась задача, — съязвил Торх. — Сначала я, как проклятый, несколько дней стерёг тебя у дверей приюта, а после не смог поговорить. — Я находился в монастыре, а после… — Эрлон вздохнул. — Нам нельзя тратить время на пустую болтовню с мирянами, даже с родными детьми. В первую очередь хотелось выведать, как ему удалось отлучиться. Не исключено, что святоша солгал, будто пошёл в храм, но по пути заблудился и добрёл до сквера в общем и до скамьи, на которой восседал его сын, в частности. — Уверяю: буду говорить строго по делу! — Торх проследил взглядом за взбиравшейся по стволу дерева белкой. Воспоминания, как Эно кормил её, нахлынули внезапно, будто ушат воды опрокинули на голову… …и одновременно осенило, почему сегодняшняя дата навеяла грусть. Ровно год назад состоялась помолвка. Ровно год назад Торх попытался её расторгнуть так, чтобы выйти сухим из воды. — Я никуда не тороплюсь, даже если за это буду наказан. Можешь мне не верить, но я по тебе скучал, — признался Эрлон. — Прекрати! — Торх поднял руки вверх. — Я здесь по поручению отца. Вальдару — проклятье! — следовало в своих любовных делишках разобраться самому, а не поручать столь деликатное дело сыну. Не желая слушать жалкие оправдания, Торх торопливо выложил просьбу отца. Завидев белку, сунул руку в карман и нащупал пару лесных орехов. Ощущение, словно он поменялся жизнью с собственным отцом, не покидало его. Если сначала он жаждал разорвать узы неудачного брака, то теперь поймал себя на том, что они его не тяготили. Напротив: вдовцы и омеги, чей возраст приближался к тридцати, переставшие надеяться на замужество со свободным альфой, перестали липнуть, когда слухи о предстоящем разводе в семье Лилоев стихли. — Развод… — разобрал Торх шёпот даже в шелесте листьев. Хрустнули суставы пальцев. Вот от кого он унаследовал привычку. — Никто из моих собратьев не расторгал брак, и я не знаю… — Эрлон откровенно заюлил. — Ну так узнай! — Торх откровенно злился. — Ты-то постоянно торчишь в храме, в отличие от меня! — Хорошо… — Эрлон, поднявшись, одёрнул подол робы из серой грубой ткани. — Думаю, мне будет позволено завершить тянущееся из мирской жизни дело. Вопреки ожиданию, он не ушёл, а встал как вкопанный перед Торхом. Тот отвернулся, не желая больше ни видеть его, ни разговаривать. Когда Эрлон покинул семью, Вальдар ушёл в себя. Как же Торх ревновал отца к бутылке с янтарным содержимым! Как же хотел поддержки от родителей… …и как был счастлив получить её от Кейна Алтера. «Да уйди уже!» — мысленно выругался он. День близился к вечеру — ко времени, когда парк заполоняли подвыпившие гуляки, но сомнительно, что монаха кто-то тронет. От Эрлона не исходило запаха, родного и тёплого, знакомого с детства, отчего он особенно казался чужим. — Сынок, прошу… — Тот, как назло, прилип, словно репей. Торх не отстранился, не отвернулся. Напротив, уставился в осунувшееся лицо. Эрлон состарился, сильно. Хлой Харро, его ровесник, выглядел гораздо лучше. — Что ещё? — раздражённо уточнил Торх. — Позволь… — Эрлон не озвучил просьбу. Слова и не потребовались. Торх не увернулся от поцелуя. Даже желания отереть лоб не возникло. — Не прости. Мне это не требуется. Я счастлив оттого, что просто поговорил с тобой. Бросив слова прощания, Эрлон надел капюшон и спешно удалился, оставив сына наедине со сновавшей белкой и шелестом листвы. Торху тоже следовало уйти, но он не сдвинулся с места. Он словно оцепенел. Скамья из-за ливших в последнее время дождей отсырела, и серые камлотовые штаны вымокли насквозь и неприятно прилипли к телу. Не спасло даже плотное нижнее бельё. Белка поняла, у кого можно выпросить угощение. Она ничуть не боялась, и Торх, достав очередной орех, протянул ладонь, понаблюдал, как она схватила угощение и удрала вверх по стволу дерева — как пить дать запасалась на зиму. Ещё сегодня казалось, что решение Вальдара Лилоя разбить собственную семью — верх глупости. Только поговорив с Эрлоном, Торх осознал, что хранить то, чего нет, не следовало. Папа стал совсем чужим. Он заглушил не только омежий запах, но и тепло, которым умел одарить родитель своего ребёнка. Если бы Торх не избегал встреч, осознал бы это куда раньше. Он бодро пошёл по аллее, отметив, что сил прибавилось. Точно тяжёлые кандалы свалились с ног и камень с души. Домой не хотелось, и Торх бесцельно слонялся по городу, вглядывался в лица парочек, среди которых далеко не все выглядели счастливыми. Сначала Вальдар расторгнет брак, а после придёт время его сына. Пора перестать прикрываться мнимой выгодой. Мариф, с которым Лилои боялись ссориться, мёртв. Торх давно заверял документы у нового нотариуса… …который даже купил дом, ранее принадлежавший Харро, и даже перевёз в него семью. Торх уставился на поскрипывавшую от ветра вывеску книжной лавки. Заходить внутрь он, несомненно, не намеревался — та заперта. Морось привела в чувство, и Торх поспешил домой. Не лето, как-никак. Дожди холодные, и свалиться с простудой, а то и воспалением лёгких ему не улыбалось: добыча угля в самом разгаре. К тому же дома ждала бутыль с драгоценным янтарным напитком… Торх ускорил шаг, но не потому, что дождь усилился, а потому что под ложечкой засосало. Добравшись до дома, он, вымокший насквозь, охотно бросился в тёплое нутро. Но дать указание Кетцу разогреть ужин и приготовить сухую одежду не успел: тот, едва успев пожелать доброго вечера, сразу же доложил о госте. — Он хотел побеседовать с господином Вальдаром, но согласен и на разговор с вами, — закончил Кетц речь. Торх скрипнул зубами, чтобы подавить раздражение. Проклятье, он по пути к дому воображал, как, сытый и переодетый в сухую одежду, устроится в кресле с газетой в одной руке и бокалом в другой, но его желанию сбыться не позволил человек, встреч с которым без необходимости он избегал. Желание выставить незваного гостя растворилось, едва зародившись: дождь не прекратился, к тому же изрядно стемнело. Гость явно не скучал, пока его дожидался. Закрыв книгу (будто у Хейца не начитался!), положил её на столик, торопливо поднялся и пригладил измявшуюся рубашку. — Добрый вечер! — Голову не опустил, напротив, вздёрнул подбородок и уставился в глаза. — Прошу прощения, что без приглашения, но разговор очень важен для меня. Сказалась, ой как сказалась на нём торговля книгами и общение с покупателями. Эно отвык опускать голову, хотя и волновался, потому что теребил пуговицу коричневого, вышедшего из моды сюртука. — Я понял, что важный, раз ты решил дождаться не отца, так хоть меня, — усмехнулся Торх. В животе заурчало, и он добавил: — Предлагаю побеседовать после ужина. Кетц сказал, что ты давно дожидаешься. Думаю, голоден не меньше моего. На лице Эно заиграли желваки. Тот посмотрел на огонь, только после ответил: — Согласен. — И крутнул обручальное кольцо. В иное время в ином месте этот жест не показался бы насмешкой, но не сейчас, когда Торх пригласил собственного мужа на ужин в своём же доме. Выпить ему по-прежнему хотелось, но не при Эно. Не хватало только выставить напоказ свою слабость! Разговаривать на голодный желудок Торх не желал, поэтому, велев Кетцу позвать, когда стол будет накрыт, удалился к себе, где переоделся в сухую рубаху из серой шерсти и просторные штаны, сменил чулки, вытер волосы почти насухо. Он успел расчесаться, когда Кетц постучал… Эно не выбрал другое место, а уселся на прежнем. Сюртук он снял, и если бы не рубашка из простецкого льна, могло бы показаться, что в молодой семье ничего не произошло: не было ни признания в жуткой ошибке, ни того, что после за ней последовало… …но и страх, что Эно обо всём узнает, отравлявшего отношения, больше не отравлял жизнь. Торх всегда занимал за столом одно и то же место. Эно мог пересесть и попросить переставить приборы, но не сделал этого. Лучше бы по-прежнему обижался и отодвинулся. В этом случае его запах не ощущался бы так явно. Вот она, причина, почему ощущение, будто Торх окунулся в прошлое, враз испарилось, едва зародившись. Не в рубашке дело и не в выработавшейся привычке смотреть прямо в глаза. Эно напрочь позабыл о духах. «Но от его папеньки разило ими», — вспомнил Торх последнюю встречу с Хлоем Харро и наколол запечённый кабачок на вилку. — Как же вкусно! У меня ощущение, словно я вернулся домой! — Эно произнёс это с восторгом и улыбнулся. Неужели истосковался и понял, что́ потерял? Если и так, дорога в этот дом ему закрыта. Торх в очередной раз поймал себя на том, что простил бы измену. С решением убить сына он не смирится никогда. — Никогда не задумывался, насколько важен повар, — добавил Эно, после откусил от намазанной топлёным маслом булочки. Проклятье, надо же было впустить в голову глупые мысли, рассердился Торх сам на себя. Он-то подумал, что Эно истосковался по его дому, устав от крохотной квартирки. Оказалось, недооценил того: соскучился тот по повару, ранее работавшему у Харро. — Мой отец тоже был счастлив, когда Хлой порекомендовал его, — ответил он. — Не спорю: мы не прогадали, когда его наняли. По счастью, разговор за столом прекратился и обошлось без взаимных упрёков. Наевшись досыта, Торх увёл Эно в кабинет и, предложив сесть напротив него, устроился за столом. Он молча ждал начала разговора; глядел то в зелёно-карие глаза, то на теребившие обручальное кольцо пальцы… Незабудки на рубашке Эно слишком изящны для грубой ткани. Что странно, лён ему шёл и не умалял былое изящество, на фоне грубости не только узор, но и черты лица, и завитки волос казались мягкими и плавными. — Слушаю, — не выдержал Торх испытания молчанием. Эно несколько раз моргнул, словно опомнившись, после заговорил: — Пропал мой папа. Он и господин Вальдар сохранили добрые отношения, в отличие от нас с тобой… — Давай по делу! — Торху меньше всего хотелось слышать напоминания о том, насколько неудачной получилась его семейная жизнь. — Хлой не сказал тебе, куда уехал. Я правильно понял? — Он сощурил глаза, пристально вглядываясь в лицо Эно. Тот не отвёл глаза в сторону и даже перестал теребить злосчастное кольцо, устроив ладони на коленях. — На Арнезийские воды. Я так думал, но… — судорожный вздох ненадолго оборвал речь, — деньги от продажи дома остались в ячейке банка. Он взял, но недостаточно, чтобы оплатить даже неделю пребывания в пансионате, а его нет уже долго. И ни одного письма… Эно заморгал. От взгляда Торха не укрылось, как дрогнули его губы. Не хватало, проклятье, чтобы расплакался. Если раньше можно было его обнять, проговорить ласковые слова на ухо, то теперь неясно, что с ним делать. Получается, Хлой Харро солгал родному сыну, куда уехал. Крепкие отношения, нечего сказать! Доверительные! Вальдар год назад посетовал, что вырастил ублюдка, когда узнал, кто стоял за изнасилованием Эно, но остыл, и ему Торх мог доверить любую тайну. Харро же другие. Каждый из них принимал решение самостоятельно, не советуясь с остальными. Что самое поганое, Эно перенёс эту привычку в семью Лилоев. — До поездки он упомянул, что господин Вальдар поможет ему с экипажем и охраной. Вот я и решил, что твой отец может знать, куда он уехал… — Он поднялся, подошёл к стеллажу с книгами. Ни одну не взял, только застыл, точно статуя. Одежда, надетая на нём, поизносилась, но тело осталось прежним, а линии — плавными. Торх не мог сидеть, пока Эно стоял, поэтому поднялся. Некоторое время он глядел на огонь в лампе, размышляя, выкладывать ли правду. С одной стороны, Хлой неспроста скрыл от сына, куда уехал. С другой — Вальдар не просил хранить тайну. Эно вздрогнул, когда Торх зашёл за спину и взял его за плечи, но не отодвинулся, а замер, точно успокоился. — Допустим, я знаю, где он, — негромко проговорил тот, — и уверен: с ним всё в порядке. — В каком таком порядке?! — Эно вырвался и, развернувшись, уставился в лицо Торха. Его глаза сверкали от гнева, на шее часто билась жила. — Как он может быть в порядке, если?.. Его плечи поникли, он успокоился и тихо, но не настолько, чтобы не разобрать каждое его слово, добавил: — …он ждёт ребёнка… Повисла тишина, напряжённая и тягучая. Она показалась долгой, почти вечной. Она давила на виски и порождала головную боль. — Что? — Торх меньше всего ожидал услышать что-то подобное… …пусть и объяснимое. Наконец злосчастное напряжение распалось на осколки. Эно продолжил: — Я узнал совсем недавно. Рех Бувс подтвердил, но после того, как я задал этот вопрос ему в лоб. Папа упросил его молчать. Торх сглотнул. Как никогда захотелось выпить, но не горячительного, а воды с лимоном и мятой, чтобы освежить горло. Хлой Харро мог забеременеть от кого угодно, успокоил он себя. Но в этом случае Вальдар не вертелся бы рядом и не укатил бы в загородный дом, поручив все дела сыну. — Ай да отец!.. — Торх не выдержал и рассмеялся, отнюдь не от радости. Ошеломлённый взгляд Эно привёл его в чувство. — Что ты так вытаращился? Хочешь сказать, будто не задавался вопросом, кто ему сделал ребёнка? Или наивно полагаешь, будто это твой отец расстарался из последних сил?.. Подойдя к дубовому стулу, Эно плюхнулся на него, облокотился на столешницу и положил на ладонь лоб. — Второе, если честно, — дрожавшим голосом признался он. — Я надеялся до последнего… Но твой отец… — Непорядочный мерзавец, как все Лилои? — Торх не сдержал сарказм. — Не посмел отказать попросившему помочь справиться с течкой омеге. Помог, нечего сказать, на наши головы! Странно, что у Хлоя только один ребёнок. И он, и Эно способны понести едва ли не с каждой течки. Значит, и детей в семье Харро должно быть не меньше десятка. «Может, у Марифа рано завял стручок», — зародилась догадка, которую Торх, ясно, озвучивать не стал. — Нет, я не считаю его таким, я… — залепетал Эно, — благодарен ему — и тебе — за помощь с похоронами отца, но… Просто не укладывается в голове. Торх устал и хотел пойти в постель, хотя знал — не уснёт. Он хотел оборвать затянувшийся разговор прямо здесь и сейчас и отправиться отдыхать. Увы, придётся выйти в сырость и холод — отпустит пришедшего в одиночку омегу в ночь только последний ублюдок. Придётся проводить Эно. Решение пришло так же быстро, как огорошила его весть о беременности Хлоя Харро: — Уже поздно, и я предлагаю остаться на ночь здесь. Комната, где ты жил, свободна. …и в ней даже остались кое-какие вещи от прошлой совместной жизни. — Ты прав, но… — Эно замер с открытым ртом. Только пальцы, крутнувшие обручальное кольцо, выдали, что он по-прежнему живой, а не статуя. — Если боишься слухов, то… — Торх усмехнулся, — наш брак не расторгнут. — Хорошо, но при одном условии. — Ну вот, началось… — Мне рано утром нужно к Хейцам. Хотя папа не забрал деньги, но их лучше поберечь… — Передам Кетцу, чтобы разбудил тебя, — заверил его Торх и, подойдя к двери, отворил её. Он покинул кабинет следом за Эно. Распорядившись, чтобы Кетц позаботился о спальне и тёплой воде, направился к камину, после уселся в кресле. Без бутылки и бокала непривычно таращиться на языки пламени, отметил Торх. Однако сегодня забыться не было ни желания, ни необходимости. Напротив, хотелось, чтобы голова оставалась ясной. Хлой неспроста выбрал место, где ему не нравилось. Он до жути боялся дурных слухов, на это Торх и сделал расчёт, когда передавал ему заготовленную для отца записку во время помолвки. Он далеко не глуп и понимал, что никто в своём уме не поверит, будто он успел понести от Марифа Харро. Хлой наверняка потопал по проторенной его сыном дорожке прямиком к Яршу… От мыслей отвлекли шаги — не привычные тяжёлые, а лёгкие, поэтому у Торха, пусть и витавшего в облаках, не создалась иллюзия, что вернулся отец. Ноздри дрогнули, когда нос уловил хорошо знакомый омежий запах без примеси чужака-альфы (Эндро Пулло всё-таки не солгал). Эно опустился в кресло — то самое, в котором восседал его беременный папенька незадолго до своего отъезда. — Хочешь к нему поехать? — уточнил Торх, чтобы напряжённую, тягучую, липкую тишину. — Не знаю! — Эно качнул головой. — Главное я выяснил: он жив и, надеюсь, здоров. Он замолчал и уставился на языки пламени. Торх последовал его примеру, заодно — поймал себя на мысли, что в кои-то веки беседа не закончилась взаимными упрёками. Эно не обвинил Вальдара в том, что тот воспользовался состоянием, когда его драгоценный папенька оказался не в силах отвернуться от члена с узлом. Значит, должен понимать, что натворили дел оба. Обидой, тяжёлой, как раньше, от него не веяло. Последние события не располагали к беззаботной беседе, однако… …попытаться поговорить определённо стоило — хотя бы затем, чтобы ожидание перестало казаться вечностью. — Как поживает господин Хейц? — уточнил Торх. Его меньше всего волновало здоровье «Книжника», поэтому вопрос дался с трудом. — Он любит отвечать на этот вопрос так: «Не дождётесь!» — Эно повернул голову. Нахмурив светлые брови, уточнил: — Насколько мне помнится, ты его недолюбливал. — Может, если бы папа заставлял меня читать не, скажем, про деяния Великого Вета, а сказки, я бы, возможно, полюбил книги. Хейц краснел, когда я заявлял, что его книги — тоска смертная. А я его боялся, не знаю почему. — Поймав себя на том, что только что рассказал личное, Торх закусил нижнюю губу. Странно, что подобный разговор не состоялся, пока они с Эно жили вместе. — А я мечтал жить в его лавке, — улыбнулся тот. — Мне, маленькому, казалось, что он только и делает, что читает дни и ночи напролёт. Не спит, не ест… — Значит, твоя мечта сбылась? — Не совсем. Я-то не живу там. Да и времени для чтения гораздо меньше, чем хочется мне. Господину Хейцу порой приносят настолько истрёпанные тома, что он без слёз не глядит на них. Приходится приводить их в порядок, а после… «…продавать гораздо дороже, чем та мелочь, которую твой драгоценный «Книжник» отдал за том», — мысленно завершил Торх. — …знакомиться с содержанием, чтобы посоветовать её покупателю, — завершил Эно. — Но я не люблю спешить, а если читаю, погружаюсь в мир. Энцо меня ругает, говорит, что книга давно бы стояла на чьей-то полке, если бы не моя медлительность. Господин Хейц, правда, заступается за меня, и за это Энцо любит меня ещё меньше. Значит, некрасивого очкарика, родича «Книжника», звать Энцо. — …а ещё не любит за мои отлучки, — добавил Эно. — Обещает заменить меня бетой, но желающих занять моё место не находится. Ещё бы! О жадности Хейцев не говорил тот, кто их не знал. Бесконечные попытки сбить цену до неприлично низкой на рынке, споры со сборщиками налогов — это лишь крохотный список. Торх не сомневался: они и Эно взяли только потому, что тот не знал настоящую цену своему труду. К тому же тот любил свою работу. Зелёно-карие глаза блестели во время рассказов о книжной лавке. «Поэтому ты прибился к Эндро Пулло, чтобы прийти в себя как можно скорее и пойти работать», — накатило раздражение. Торх отвернулся, опасаясь, что выражение лица выдаст его чувства. — Давай прекратим этот разговор, — предложил он, услыхав шаги. Мгновение — и Кетц доложил, что тёплая вода и постели для обоих господ готовы, и откланялся — совсем как во времена, когда молодая семья Лилоев ещё не распалась. Поднявшись, Торх подошёл к Эно и протянул руку. Тот предложение принял. Встав, замер, недоумённо глядя. Не следовало этого делать, но привычка, треклятая, сработала. Нахлынули воспоминания, когда Торх воображал, что помогал подняться огрузневшему Эно. Такому не бывать… «Зато отец расстарался!» — Торх вообразить не мог, что однажды у него и Эно появится не сын, а общий брат. Со стороны ситуация наверняка бы выглядела нелепой и забавной, если бы всё произошло не в его семье. — Поздно уже. Идём спать, — предложил он. Эно кивнул и отпустил руку, и его жест развеял иллюзии, что время повернулось вспять и они вернулись в прошлое. Уже стоя у двери спальни, Торх бросил Эно: — Спокойной тебе ночи. — И тебе приятных снов, — ответил тот, после скрылся за дверью. Войдя в спальню, Торх опустился на постель, уставился сперва на подрагивавший огонёк свечи, после на чашу с водой. Он погладил щеку, хотя напоминать себе, что он в настоящем, не было нужды. Раньше они с Эно ночевали в одной постели в объятиях друг друга, и слова им были не нужны… …даже пожелания доброй ночи.