Не прости

Эно повертел головой и повёл плечами, отчего в затёкшей шее хрустнуло, после заморгал, чтобы прогнать резь в глазах. — Спустись! — услышал он. Он закусил губу, после отложил истрёпанный том. — Господин Хейц расскажет и покажет возможному покупателю больше, чем я, — возразил он. — С этим у него нет нужды беседовать. — Если бы Энцо не имел привычки кривить рот, обезображивая и без того лишённое привлекательности лицо, а приветливо улыбался даже самому придирчивому покупателю, книги раскупали бы куда охотнее. Эно поднялся и, отложив том, расправил складки халата. Подойдя к висевшему на стене зеркалу, развязал стягивавшую волосы ленту и, зажав её зубами, пальцами причесался. Приведя себя в порядок, под тяжёлым взглядом Энцо он спустился и встал за стойку, хотя в том не было нужды — тот, кто его ждал, явился не для того, чтобы купить книгу. — Добрый вечер! — Ответную улыбку Эно не поймал, и его осенило: — Ох, прости, я напрочь забыл о встрече. Торх сегодня на диво хорош. Сапоги начищены до блеска, серые шерстяные штаны не успели измяться. И борода аккуратно подстрижена. Эно почувствовал себя оборванцем. — Добрый, — бросил Торх и, повернувшись к сидевшему в плетёном кресле господину Хейцу, уточнил: — Надеюсь, вы не возражаете, если я уведу вашего подчинённого. Насколько мне известно, ему давно пора быть дома. Он всегда недолюбливал «Книжника» и не стеснялся этого чувства. — Нам принесли починить очень старый том прошлого… — вмешался Эно, чтобы предотвратить возможную склоку, заодно — и похвастаться, что ему доверен редкий экземпляр. — …позапрошлого, — поправил Мартин Хейц. — Да, позапрошлого… — Эно пока не освоил тонкости и не мог понять, когда была выпущена та или иная книга, — века, и я заработался. О том, что пора поесть, он позабыл, но его живот — нет, о чём напомнил жалобным урчанием. Господин Хейц, поправив круглые очки и вздохнув, пояснил: — Прости, не прости… Эноард находится здесь исключительно по собственному желанию. — Уткнувшись в газету, он добавил: — С тех пор, как рабство официально отменено, никто никого не может удержать насильно подле себя. Людей удерживает рядом друг с другом исключительно желание, даже если они утверждают, что это не так. Напрасно, ой, напрасно он это проговорил! Торх мог воспринять его речь как намёк на прошлое, о котором Эно не поведал Хейцам. — Дождись меня. Я быстро! — бросил тот и понёсся по ступенькам, на ходу возясь с пуговицами. Халат устроился на спинке рабочего стула. Осталось надеть верхнюю одежду, сунуть ноги в сапоги — и можно уходить. От тяжёлой обуви ссохшиеся половицы скрипели, когда Эно возвращался. На ступенях он замер. Ссоры, которой он боялся, не случилось. Более того, Торх, заглядывавший через плечо господина Хейца в газету, походил на доброго приятеля или родича. Тот в свою очередь тыкал пальцем в колонку со свежей статьёй — той самой, которую за обедом зачитывал вслух. — Надеюсь, вы мне показываете это не для того, чтобы получить ответ непосредственно от меня. — Торх выпрямился. — Поверьте, молодой человек, — Хейц сбросил треклятую газету на пол, туда же отправился укрывавший его колени плед, — за всю мою жизнь я научился быть терпеливым. Для чего мне, по-вашему, собирать бесполезные для дела сплетни, если я рано или поздно обо всём узнаю? Если доживу, разумеется. Только любопытные зачастили. Одна польза от них — они раскупили мерзкие романчики бездарных писателей. Правда, нанесли грязи — мерзкая нынче погодка… Эно спешно сбежал. За целый день ему изрядно надоели «случайные» расспросы, с кем Вальдар Лилой собрался сочетаться браком и где ребёнок, которого тот собрался наречь именем в день собственной свадьбы. Папа ещё не вернулся в город, а слухи уже поползли. Сегодняшний день и дрянная статейка в газете — это только начало. — Я готов. Идём! — Эно взял Торха под руку, норовя увести. — Доброго вам вечера, господин Хейц! — Доброго! — «Книжник» кивнул головой и улыбнулся беззубым ртом. — Запамятовал: завтра у тебя выходной, так? Нет, не так, и у Эно было более чем достаточно времени, чтобы понять: у господина Хейца на диво хорошая память. — Нет. — Ему хотелось починить том как можно скорее. — Завтра увидимся. Он потянул Торха к выходу, но тот, как назло, упёрся именно в этот миг: — Я правильно понял вас? Вы готовы предоставить ему выходной? Эно замер. Ему самому хотелось услышать ответ, а не гадать, почему господин Хейц потеплел по отношению к Торху, по-прежнему не любившему читать и захаживавшему в книжную лавку отнюдь не затем, чтобы купить роман. — Верно. Если раньше Эно, представляясь покупателем, называл добрачную фамилию, то теперь всё время упоминает твою, — ответил «Книжник», как всегда, загадкой. Какое отношение имела фамилия к доброму отношению к Торху, Эно не понял и сейчас не хотел искать ответ. Эндро Пулло позвал молодую семью Лилоев на ужин. Стоило потеряться во времени, и это привело к тому, что придётся сделать выбор — опоздать или нет. В первом случае заставлять хозяина дожидаться гостей — дурной тон. Покинув лавку, Эно запахнулся в плащ. Ветер нёс мокрый снег, и тот засыпа́л улицы и почти сразу же таял, оставляя после себя грязь. Грубые сапоги в такую погоду выручали, одежду заляпать не боязно, но выглядеть в старье страшилищем на фоне элегантного Торха Эно не желал. — Вици огорчён, что напрасно потратил время, отглаживая твой наряд, — заметил Торх. — Не меньше моего… Третий вариант — вовсе не идти в гости — Эно рассматривать не желал. — Предлагаешь мне потратить время на переодевание? — уточнил он. — Я не знаю, что тебе предложить! — Торх резко остановился и взмахнул руками. Судя по его недовольству, он настроен на третий вариант. Эно не задумывался, что возродившиеся отношения окажутся настолько сложными. Торх открыто не заявлял, что не желал, чтобы он проводил уйму времени у Хейцев, но порой выражал недовольство. Семья, невзирая на узы истинности, оказалась хрупкой, и нужно родиться полным дураком, чтобы поверить, что во второй раз она окрепнет. — А я — знаю, как поступить, — решительно возразил Эно. — Эндро Пулло отлично осведомлён, сколько я работаю и как чаще всего выгляжу. До его квартиры и до дома, где жил Эндро Пулло, осталось примерно одинаковое расстояние, и он остановился, после отпустил Торха и уверенным шагом двинулся дальше. Прошло время, когда Эно с радостью бы заперся в четырёх стенах. Теперь слишком много произошло событий — изнасилование, обман Торха, расставание, аборт, смерть отца, и всё это порождало множество сплетен. Эно привык к ним — настолько, что ему всё равно, что скажут другие гости, если те придут, о том, как он выглядел. Благо Торх не пытался остановить его, догнал и взял под руку лишь затем, чтобы прийти в гости вместе. Дверь, ожидаемо, открыл Лимар. Приветливо улыбнувшись, он впустил гостей, после принял плащи. Эно в очередной раз подивился его сходству с Аликаром и озадачился, не приходились ли чернокожие друг другу братьями. Отбросив ненужные мысли, он шагнул навстречу вышедшему Эндро Пулло. — Как же вы вовремя, господа! — поприветствовал тот. Окинув Эно взглядом с ног до головы, добавил: — Эноард, великолепно выглядите, как всегда! Тот стиснул зубы, подавив желание скривиться от более чем сомнительного комплимента как от съеденного целиком лимона. После работы в измятой, пропитавшейся книжной пылью насквозь одежде сложно выглядеть хорошо, особенно на фоне Торха, обряженного в расшитый серебряной нитью тёмно-коричневый жилет, палевую рубашку с ныне модным бантом у шеи. — Благодарю, — сухо ответил Эно и принял у Лимара бокал с вином, после прошёл в гостиную. И замер, уставившись на гостя, сидевшего в кресле у камина. Тот, элегантно одетый, нахмурился и выпрямил спину, завидев Эно. — Пока на стол накрывают, нам, Торхал, есть что обсудить. — Пулло определённо решил поиздеваться, не иначе. — Дадим возможность омегам посекретничать. Делиться тайнами со сплетниками стал бы только дурак, поэтому Эно, сухо поприветствовав вынужденного собеседника, опустился в кресло и отпил вино — лишь капельку. — Доброго вечера, хотя, по-моему, ты шутишь. Судя по твоему виду, дела у тебя плохи и Торхал жадничает. — Следовало ожидать, на что именно этот ублюдок обратит внимание в первую очередь. Сперва Эно взглянул на загрубевшие от постоянного пребывания в них иглы и шила пальцы, после — на тёмно-красную жидкость в бокале, приятную на вкус — Эндро Пулло окружал себя хорошими вещами и красивыми омегами, иначе бы злоязыкий здесь не сидел. То, что случилось, осталось в прошлом, напомнил он себе. Глупо — лишать себя удовольствия от вкуса отменного напитка. — В отличие от тебя, мы с моим мужем пришли вместе! — Эно сделал глоток. Подержав вино во рту, неторопливо проглотил и слизал с губы каплю. — Кейна нет в городе, поэтому я здесь один, — прозвучало тихо и неуверенно. — Он знает, что я ему по своей воле не изменю. — А по его воле? — Эно ухмыльнулся. Его и Илле взгляды встретились, когда оба потянулись к стоявшей на столике тарелочке с шариками копчёного сыра. — Что ты несёшь?! — Тёмные глаза сверкнули, красивый рот искривился. Эно взял понравившийся кусочек первым. Не откусил — уж слишком сильно ему хотелось победить в словесной схватке, куда сильнее, чем есть. — Говорю то, что и так всем известно, — намекнул он на слухи, которые услышал. Вздохнув, тихо добавил: — Мы с Торхалом заключали брак против своей воли, а вот сошлись — исключительно по своей каждый… …и оба готовы снова разорвать отношения, если те не заладятся. Илле резко поставил бокал, почти пустой. Его рука дрогнула, он избегал встречаться взглядом с Эно. — Может, он и по своей воле с тобой, но мне на его месте было бы стыдно брать тебя с собой на такой вечер. — Кейн Алтер пусть и сделал из него собачонку, но язык не укоротил. Эно закрыл глаза, и перед ними всплыл образ прелестного наряда — того самого, который он не надел. Торх сделал замечательный подарок. Придётся постараться убедить его, насколько Эно восхищён. Раньше бы тот принялся бы в красках описывать наряд. Теперь же понимал, что слова прозвучат как оправдание и хвастовство. Эно хотел было добавить, что Илле не смог бы оказаться на месте Торха, даже если бы родился в семье Лилоев, потому что угольные шахты не терпели бесхарактерных тряпок, но не успел: подошедший Эндро Пулло пригласил обоих омег к столу. …Эно надрезал фаршированную яйцом шляпку гриба, отправил в рот и неторопливо, невзирая на то, что был голоден, прожевал, наслаждаясь нежным вкусом. Эндро Пулло знал толк в изысках, убедился он в очередной раз. Ветчина и та оказалась сочной, а не сухой, какой довелось довольствоваться в последнее время. Горячее и вовсе оказалось выше всех похвал. Ягнёнок под соусом из клюквы таял во рту. Наслаждаясь вкусом нежного мяса, Эно бросил взгляд на Торха, чьё довольное выражение лица дало понять — ужин проходил в высшей степени прекрасно… …если не обращать внимания на сидевшего рядом с Пулло Илле, с кислым выражением лица вяло жевавшего. Тот даже потрясающие грибы сдвинул к краю тарелки. Когда подали десерт, альфы удалились. Эно зачерпнул ложку орехового мусса, потом ещё одну… Нежно и потрясающе, и ни твёрдость миндаля, ни кислое выражение лица Илле не испортили аппетит. — Вкусно, — поддразнил Эно, когда Илле отодвинул вазочку. — Советую не обижать хозяина и хотя бы попробовать. Тот не отказывался от сладостей раньше. Замужество сильно изменило Илле Иллиса. — У тебя и без того немного одежды, и то старой. — А вот язык не укоротился, совсем наоборот… — Если располнеешь, и её не сможешь носить. Господин Хлой, помнится, тебе не разрешал налегать на сладкое. — Тряхнув черноволосой шевелюрой, Илле сощурил глаза и, ехидно усмехнувшись, уточнил: — Кстати, его не видели в городе… Сколько: полгода или даже больше? Его отсутствие волнует других больше, чем тебя, сына родного, не находишь? Эно зачерпнул очередную ложку мусса как ни в чём не бывало. Чужое внимание к долгому отсутствию Хлоя Харро он ожидал, поэтому любопытство не помешало ему насладиться нежным вкусом. Проглотив, он пояснил: — Не волнует, потому что мне известно, где он и что с ним. — Знаешь, где его могила?! Эно считал, что оброс панцирем — настолько, что городские сплетни не могли его задеть. Оказалось, ошибся. Илле перегнул палку и знал это, иначе бы не ухмылялся — настолько ехидно, что породил в Эно альфье желание ударить по губам — сильно, до крови. Впрочем, это лишнее. Едва заметный шрамик над бровью дал понять — однажды Кейн перестарался. Проклятье, Эно и половины десерта не съел. И не съест из опасений вместе со сладким проглотить гнев. Отодвинув вазочку, он заявил: — Вынужден тебя разочаровать, он в добром здравии — настолько, что… — он осёкся, осознав, что — почти — сболтнул лишнее. — Ну, что дальше?! — Илле откинулся на спинку стула и, продолжая усмехаться, закинул затянутую тёмно-синей в серую клетку штаниной ногу на ногу. Выпытал-таки, проклятье, подробности. Если смолчать, додумает их сам и разнесёт по городу. — Он, имея взрослого сына, смог выносить и родить здорового ребёнка! — выпалил Эно прежде, чем сумел придумать разумное объяснение отсутствию Хлоя Харро. Признание, как ни странно, принесло облегчение, словно лопнула яичная скорлупа, из которой отчаянно пытался выбраться птенец. Папа ссылался на то, что сынишке следовало подрасти и окрепнуть, только после волочь того в город. Он лгал — в первую очередь себе. Он страшно боялся сплетен… …которых в любом случае не избежать. Чем раньше поганые рты откроются, тем скорее выплеснутся яды, успокоил себя Эно и зачерпнул очередную ложку — и мусс, подслащённый ошарашенным выражением лица Илле Алтера, показался ему вкуснее, чем до того. Отчётливо различалась лимонная кислинка. — Он… что? — Илле рассмеялся, тихо, но невесело, а злорадно. Отдышавшись и поправив волосы, он сложил ладони на коленях и, выпрямив спину, добавил: — Только не говори, что ребёнок от твоего отца. Не поверю. Никто не поверит. — Даже пытаться не стану! — М-да, хороша семейка! Понятно, в кого ты уродился таким… падшим! Не удивлюсь, твой покойный отец слёг, потому что не выдержал тяжесть рогов. Ты-то сам не больно на него похож! Почему — проклятье! — Эно не удержал язык за зубами? Если кому и следовало признаться, то не ублюдку, который не погнушался задеть мёртвого человека. Ярость вскипела, отозвалась стуком в висках и кровавой пеленой в глазах. Не простолюдин Эно, готовый вцепиться в волосы во время первой же ссоры, и всё же желчь забрызгала его, отчего пришлось отложить ложечку, потому что руки задрожали. Илле не просто упомянул в разговоре, а унизил Хлоя Харро, который хранил верность мужу, не считая одной-единственной течки, проведённой с Вальдаром Лилоем. Если бы Илле не задел родителей Эно, тот сумел бы сдержать гнев и не уподобляться ему. Но, как назло, именно в этот миг накопившиеся чувства вырвались, потекли ядом: — Не боишься, что твой муж изобьёт тебя, когда вернётся и узнает — а он узнает, город полон сплетников, — что ты гостил у Эндро Пулло? Ему отнюдь не было стыдно за брошенные прилюдно слова, тем более, что Торх и Эндро Пулло заняты, а Лимар приучен держать язык за зубами. — Что ты несёшь?! — Илле округлил и без того огромные слова. — Говорю то, о чём всем известно. Не более. Эно понял, что попал не в бровь, а в глаз, по внезапной, болезненной бледности Илле. Казалось, ещё мгновение — и тот свалится в обморок. Придя в себя, тот взвизгнул: — Расскажешь ему, я прав?! — Теперь лицо Илле пошло́ уже красными пятнами, нездоровыми. Глаза зло засверкали. — Ну давай, продолжай ломать мою жизнь. У тебя это хорошо получается! Крик привлёк внимание не только Лимара. Альфы оставили дела и покинули кабинет. Эно поймал себя на том, что застыл, словно оглушённый несправедливым обвинением, брошенным в его адрес. Илле в ответ на вопрос Эндро Пулло: «Что случилось?» — выскочил из-за стола, словно ошпаренный, и понёсся к двери и даже попытался отодвинуть в сторону преградившего путь Лимара. Само собой, его силы по сравнению с обученным восточному бою альфой оказались неравными, и он безвольно повис в крупных чёрных руках, после разрыдался, громко, навзрыд. Эно не ответил на вопрос Эндро — не потому, что не захотел пересказывать неприятный разговор. Он растерялся. Илле никогда не позволял себе прилюдно пустить слезу не только потому, что проявлять чувства — неприлично. Он боялся выглядеть плохо с превращённой от слёз в кашицу пудрой на лице. Он перестал плакать, когда Эндро отдал слуге распоряжение заварить успокоительный сбор. Выпрямившись, буркнул: — Не нужен мне никакой сбор. Пусть он… — Илле бросил взгляд опухших покрасневших глаз на Эно, — уйдёт, прошу! Эно почесал подбородок в ожидании ответа. Эндро не разочаровал: — Можешь меня простить, мой сладкий, но решать, кого принимать, а кого гнать из моего дома, только мне. Чтобы узнать, кто из вас виноват в ссоре (скорее всего вы оба «хороши»), мне нужно выяснить, что случилось. На мгновение лицо Илле, казалось, превратилось в гипсовую маску. Он опомнился прежде, чем заговорил Эно: — Ничего особенного! Просто он всегда мне завидовал, поэтому не скрыл радости, когда бросил мне в лицо собранные про меня сплетни о том, что мой муж меня бьёт. От такой наглой лжи Эно опешил настолько, что не смог выдавить из себя и слова в своё оправдание. Он признавал, что раньше завидовал яркой красоте. Став жертвой насильника, он сочувствовал Илле, которому пришлось — и приходится — куда хуже. Оказалось, напрасно… — Завидовал? Я?! Зачем ты на меня наговариваешь? Что я сделал такого, за что ты меня ненавидишь? — возмутился Эно. Теперь лицо Илле пошло красными пятнами. Гнев исказил его, обезобразив настолько, что ничего, кроме омерзения, оно не вызывало. — Что? Наговариваю? — Илле рассмеялся, горько, и его улыбка походила на оскал. — Это из-за тебя Кейн меня посчитал падшим, говорил, что все мы шлюхи, которых надо брать силой, чтобы не строили из себя недотрог… — Недолго помолчав, он добавил: — А ведь он очень красиво за мной ухаживал — до того, как я узнал, что ты с ним!.. Его речь резко оборвалась, сменилась прерывистым дыханием. Мокрые чёрные пряди прилипли к лицу, а пудра окончательно смылась, отчего круги под глазами стали более отчётливыми. Мгновение — и он бросился в сторону уборной. — Прости меня, мой сладкий, но я не выношу истерик, — нарочито спокойно проговорил Эндро Пулло и протянул Лимару кружку. Когда Илле скрылся за дверью, тихо добавил: — Искренне считаю дурным тоном выдворять гостей, которых сам же пригласил, и надеюсь на ваше понимание… Эно разделял его чувства. Ему самому не хотелось, чтобы гости в его доме поссорились. Однако возмущение, порождённое обвинением, что он — косвенная причина избиений Илле, требовало остаться. Умом Эно понимал, что всяческие попытки убедить того в обратном, получатся бесплодными, но желание разрешить конфликт здесь и сейчас он испытывал нестерпимое. Если разрешать конфликт, то на холодную голову, когда Илле успокоится, не будет пытаться задеть или плакать так громко, что дверь не заглушит всхлипы, решил Эно и принял у Лимара плащ… Мерзкая погода вконец решила поиздеваться. Мало мокрого снега, ещё и ветер поднялся. Эно вздрогнул, но не от холода — он замёрзнуть не успел. Сегодня придётся ёжиться под двумя одеялами, а утром, дрожа, нехотя подниматься. — Твой дом в другой стороне, — напомнил он Торху. Он вырвал руку, когда тот попытался взять за неё. — Если думаешь, что оставлю тебя сейчас одного, напрасно! — возмутился тот. — Не потому, что, как ты выразился несколькими днями раньше, что я желаю снова тебя подмять под себя, а потому что боюсь, что с тобой что-нибудь случится! Эно закусил губу, чтобы не улыбнуться, хотя ночная тьма, которую едва мог разогнать дрожавший огонь уличного фонаря, надёжно прятала его чувства. Ему польстила забота мужа… …которому больше не требовалось выворачиваться наизнанку, чтобы загладить вину. — Напомню, что твоими стараниями ни один альфа больше не видит во мне объект вожделения, — намекнул он на метку, спрятанную под серым шейным платком. — Напомню, что не все ублюдки нападают на омегу, чтобы его изнасиловать! Нищим холодно, а сапоги у тебя добротные, хотя и некрасивые… Да и та часть города, где ты живёшь, патрулируется слабо. Идя с мужем под руку, Эно вспоминал последние события. За городом он разбавлял рутину в виде помощи папе с братишкой прогулками верхом. Когда выдалась хорошая погода, Торх даже свозил его в посёлок и познакомил с четой Льюсов, грубой, но простодушной пары. Прибавить частые занятия любовью… Медовый месяц и тот получился не настолько сладким, что неудивительно: его отравляли недомолвки. В городе всё разительно поменялось. Эно напрочь отказался оставить работу у Хейцев и переехать к Лилоям. Его квартира куда беднее и холоднее их дома, но в её стенах он чувствовал себя в безопасности. Торх желал вернуть семейную жизнь в прежнее русло и отказывался мириться с решением Эно не перебираться к нему. Если за городом оба запросто находили общий язык, то теперь каждый настаивал на своём. Как правило, приходилось друг другу уступать, как сейчас, например, когда Эно позволил Торху увести себя из апартаментов Пулло. Добравшись до двери квартиры, он предложил мужу зайти из вежливости, зная, что тому не нравилось его жильё. Торх замёрз, и отправлять его обратно в промозглую погоду было бы верхом неприличия. Он охотно переступил порог и сунул накидку в руки опешившему Вици, слишком болтливому и бесцеремонному для слуги. — И вам не стыдно?! — выпалил тот, встряхивая верхнюю одежду. — Я полдня провозился с вашим нарядом. Думал, что-то случилось, раз вы не пришли и не надели такую красоту. Разве можно так поступать с моими стараниями?! Эно потянул носом. Не показалось: усилившийся запах дал понять — у Вици скоро течка, поэтому тот стал раздражительным. Это означало, что несколько дней придётся прожить без слуги. По этой причине Харро не нанимали омег — и были правы. Оправдываться перед подчинённым Эно не собирался. — Завари чай, — затребовал он. — Мы замёрзли. Он, не терпевший, когда Торх принимал решения за него, поймал себя на том, что только что сделал то же самое. — Будет сделано. К чаю, кстати, остались лепёшки. Пресные, правда, а не как вы любите… — Вици просиял. После десерта, съеденного у Эндро, о пресных лепёшках слышать не хотелось, и Эно отказался. Вици ушёл, и он двинулся в гостиную, намереваясь посидеть под пледом с закрытыми глазами. Его желанию, увы, сбыться не суждено. Если раньше любимое кресло занимал Хлой, то теперь в нём вольготно расселся Торх. Эно молча, не зная, на какую тему завести разговор, подошёл к окну и поднёс к раме ладонь, хотя не имело смысла — ветер свистел, невзирая на то, что Вици раз за разом конопатил щели. Лучше бы они с Торхом ушли в дом Лилоев, но нет же, гордость и упрямство не позволили! Снова выходить на холод Эно не хотел. — Я уже привык, как меня называли, когда мы расстались, и кем считали, когда… Ну, когда все узнали, что я не невинным тебе достался, — заговорил он о наболевшем. Ком в горле он проглатывать не стал, но тот не пошёл слезами, а вырвался взмахом рук. — Но чтобы я оказался виноватым в том, что Кейн начал грубо обращаться с Илле?.. Кресло заскрипело. Значит, Торх поднялся… — Всем, кто «сочувствовал» мне в лицо, я говорил, что ты не падший, — признался он. Вздохнув, торопливо добавил: — А Илле… Он сам шлюха, поэтому судит о тебе по себе. Эно сморгнул. — Ты о пролитом в день свадьбы на белый наряд вине? — уточнил он. — Ты настолько веришь в приметы? Уж не из-за измен ли Кейн избивал Илле? — Не в приметах дело, а в действиях. Илле пытался переспать со мной в день собственной свадьбы. Ты же не старался затащить меня в постель как можно скорее до брака. Ты гораздо честнее его. Эно, мгновение назад мёрзший, ощутил, как прилила кровь к лицу. Вот, получается, в чём крылась причина его откровенной неприязни к Илле. Тот, как выяснилось, покусился на его истинного, а он это не смог не почувствовать. Зачем, зачем тому нарываться на кулак? Скорее всего, чтобы насолить Кейну Алтеру и Эно. Быть может, когда-нибудь тот задаст этот вопрос Илле, а пока назрел другой — уже к Торху: — А ты?.. — И оборвался. — Что — я? Я не смог, и причину ты знаешь. Хорошо, что Эно стоял лицом к окну, а не к мужу, и тот не видел его чувств. Торх не переспал с Илле, потому узы истинности не позволили ему это сделать. Если бы не они, уложил бы того в постель. Эно, уверенный, что до их расставания Торх ему не изменял, а значения, кто у того побывал в постели до брака, не имело, никогда не испытывал чувство ревности. Наверное, то, что он чувствовал сейчас, она самая и есть. Мерзкое чувство, болезненное и неприятное… — Оправдываться не хочу, скажу только, что я пытался научиться жить без тебя любым способом. — Торх взял Эно за плечи… …и тот не вывернулся, требуя не прикасаться. Оба пытались научиться жить друг без друга — как оказалось, напрасно. Однажды семейная жизнь Лилоев уже оказалась отравленной обманом и подлостью. Глупо — позволять ревности разрушить зыбкие отношения. — Что вы обсуждали с Эндро? — уточнил Эно, чтобы сменить тему и оборвать тягучее молчание, прерываемое только свистом ветра. — После чаепития расскажу. — Торх отстранился и вернулся к креслу. Эно поёжился, после запахнулся в наброшенный мужем на плечи плед и уставился в никуда, вслушиваясь в свист ветра.