Не прости

Мебель в приёмной лекаря хотя и была добротной, но лишённой изящества. Усевшись на жёсткий стул, Эно принял чашку из рук Кето, помощника Реха Бувса… …и тут же отставил. Лучше всего приглашать врача к себе, но брал тот за визит на дом больше. Если раньше Эно мог стерпеть запах лекарств, то сейчас тот казался ему нестерпимо-мерзким. — Господин велел вас угостить, — проговорил Кето, поправляя повязку, которая удерживала копну кудрявых светло-русых волос. — Помню, вам нравился кофе со взбитыми сливками. Что-то не так? — Всё хорошо… — Эно не солгал. Кофе со взбитыми сливками, который подавали у Реха Бувса, действительно ему нравился. — Просто… Не хочу и… Проводи меня в уборную. …Когда отпустило, Эно умылся холодной водой из раковины в виде ракушки, пригладил выбившиеся из хвоста пряди и взглянул в зеркало, небольшое, но безупречно чистое, как и всё остальное здесь. Оставшись довольным, невзирая на недомогание, собственной внешностью, Эно покинул уборную. Кето его не дождался, и он, ни разу до этого не напрашивавшийся в уборную у Бувса, заметался, гадая, в какую сторону идти. Дорога отыскалась быстро, но не в приёмную, что и следовало ожидать, а до кабинета, дверь которого попросту забыли закрыть. Эно было развернулся, но встал как вкопанный, услышав голоса. — Поймите: я не смогу утверждать, что у вас после двух выкидышей однозначно будут дети, — этот голос, нарочито спокойный и глубокий, принадлежал Реху Бувсу. — Почему? У других случается больше выкидышей! Даже Хлой Харро смог, а он старый! А я-то молодой и всего лишь второй раз потерял ребёнка! Вы же знаете, какой это позор, когда муж возвращает в семью бесплодного омегу, и ломаете мне жизнь! Как бы дурно горожане ни отзывались о Хлое, но завидовали — тому, кого муж после нескольких выкидышей едва не вернул в семью родителей и кто после рождения единственного на тот момент сына больше не сумел понести — до настоящего времени. — У одних рождаются дети после десятка выкидышей, другие после одного не могут разродиться. Все люди разные, поймите! — Рех Бувс говорил спокойно, но недостаточно тихо, чтобы не стоявший за дверью человек не различил слова: — Буду прямолинейным, хотя вы этого не любите. Ваш муж, к сожалению, урок не усвоил. А раз не усвоил, значит, продолжит над вами издеваться и в третью беременность. Кейн Алтер — жестокий человек. — Неправда, он не бил меня! — …но очень грубо взял в постели — попросту изнасиловал. Дорогой Илле, неужели вы надеетесь одурачить врача, который вас осматривал в тот день, когда вы потеряли ребёнка?! — Хватит, пожалуйста! — Кето! Услыхав зов, Эно метнулся в сторону уборной. Заперев дверь, прислонился к ней. Ещё одна причина, почему врача лучше приглашать к себе, а не тащиться к нему самому: никто, кроме домашних, не узнает, о чём тот говорил. Когда Кето постучал, уточнив, всё ли с ним в порядке, тогда Эно решился выйти и последовал за ним. Благо Илле к тому времени покинул кабинет. Рех Бувс, сидя за столом смотровой, держал в руке перо. — Ну что тут у нас? — раздражённо буркнул он, глядя на помощника исподлобья. — Отравление, похоже, — отчитался Кето, — но не нашими сливками. Он не сделал ни глотка. Видимо, что-то съел до того. — Отравление… — Рех Бувс, макнув перо в чернильницу, торопливо записал в журнал. — При отравлении, дорогой мой, больной выглядит похуже, а у него цвет лица весьма здоровый. Учись, коль мечтаешь врачевать, обращать внимание на мелочи. Теперь ступай. Эно оглянулся, чтобы убедиться, что Кето плотно закрыл за собой дверь. Меньше всего ему хотелось, чтобы его и Реха Бувса разговор подслушал замешкавшийся Илле. Усевшись на стоявший у стола жёсткий деревянный стул, он кратко объяснил причину визита. — Что делать, чтобы я вас осмотрел, вам известно, — устало проговорил Рех Бувс, выслушав его. — Не в первый раз… Эно послушно разделся… Он, хотя не невинный и однажды носивший в себе ребёнка, так и не привык к ощущению в себе чужих пальцев и не любил осмотр, которым не пренебрегали ни Рех Бувс, ни Ярш. — Вы уверены, что течка была именно в указанное вами время? — Рех Бувс свободной рукой надавил на низ живота. — Подозреваю, что вы перепутали дату. — Уверен. Она совпала с датой свадьбы моих и Торха родителей, — напомнил Эно, — а такой день забыть сложно. — Как проходила течка? — Если бы о чём-то подобном попросил посторонний, Эно вспыхнул бы от стыда. — Ну что ж, если раньше я бы вас однозначно поздравил, то теперь — не знаю, что делать после столь крутого поворота в вашей жизни. — Рех Бувс, отойдя в угол, принялся мыть руки. — Одевайтесь. После его слов сердце ухнуло вниз. Эно предполагал, что с ним творилось неладное, иначе бы не пришёл сюда. В том, что он понёс, он не сомневался ни дня после течки. — Что со мной не так? — одеваясь, уточнил он. — Ну почему сразу «не так»? — Рех Бувс потянул носом. — Посмею заверить вас, что всё очень даже «так». Скажу больше: невзирая на то, что вы сотворили, вы способны выносить и родить здорового ребёнка, и не одного. Он прав: обманывать врача — верх глупости. — Хотите сказать, что тошнота и головокружение — это последствия?.. — Эно оглянулся, чтобы в очередной раз убедиться, что дверь плотно заперта. — Аборта — говорите прямо, — потребовал Рех Бувс. — Если мои предположения верны, и вы носите двойню, это объясняет и ваши тошноту, и головокружение, а также то, почему срок беременности кажется больше, чем есть на самом деле. Эно, услыхав признание, растерянно захлопал глазами. Камень с его души упал, когда он узнал, что причина недомогания крылась в том, что он носил не одного ребёнка. Но к двоим детям он не был готов. — Осмелюсь предположить, что вы только что подумали о Ярше, так? — Рех Бувс близоруко прищурился. — Я помню, что живёте вы с мужем скромно, но всё же не советую в вашем случае избавляться от беременности. Очень высок риск, что кровотечение остановить не удастся. В этом случае придётся удалить репродуктивный орган, чтобы сохранить вам жизнь. Всё-то он знал… …даже имя знахаря. — Вам папа рассказал подробности? — осенило Эно. — Нет, он не рассказывал, но навёл на мысль! — Рех Бувс, вздохнув, сложил пальцы лодочкой. — Возраст, потрясения и малокровие… Роды у него не могли пройти удачно, и я думал, что без кесарева сечения не обойтись. Но ваш папа меня удивил. Конечно, я не поверил, будто он в загородном доме обошёлся без помощи. Чьё имя я из него вытащил, думаю, говорить не надо? — Не надо! — Эно от папы слышал имя, и не раз. — Вы так говорите, будто знакомы с ним. — Не «будто», а знаком. Ярш был одним из лучших студентов. В его руках выживали и младенец, и его родитель после самых тяжёлых родов… — Почему же он живёт в лачуге отшельником, а не в городе? — Эно догадывался, что Ярш не тот, за кого себя выдавал — уж слишком тот грамотен для деревенского знахаря, но предпочёл услышать своими ушами, чтобы не ошибиться. — Потому что его лишили лицензии, когда он попался с кюреткой в руке. В сёлах-то и слова такого не знают — лицензия, вот он и уехал туда, где ему рады. — Хрустнув пальцами, Рех Бувс добавил: — И то благо, что не головы лишился. За прошлые заслуги ему оставлена жизнь. Выяснив всё, что хотел, Эно поднялся. — Кстати, — остановил его Рех Бувс, — в вашем случае придётся показываться чаще. Во-первых, срок ещё мал, чтобы наверняка быть уверенным. Во-вторых, двоих детей носить в два раза труднее, чем одного. Пока настоятельно рекомендую хорошее питание и свежий воздух. И не творить глупостей, конечно! — Уймитесь, пожалуйста! — Эно поднял руки. Успокоившись, вдохнул и заверил: — Если бы я хотел прервать беременность, не пришёл бы к вам, а отправился прямиком к Яршу. — Вот и славно. Попрощавшись с Бувсом, Эно вышел в приёмную, дождался Кето и, вручив тому монеты за визит, ушёл. Запах лекарств настолько въелся в нос, что, казалось, улица пропахла ими, а не ароматом цветов. Эно, обряженный по причине тепла, в серую рубашку с высоким, скрывавшим метку воротом и коричневый жилет, закатал рукава. От духоты голова закружилась, и он едва не осел на брусчатку прямо посреди улицы, чуть не угодив под лошадиные копыта. Брань кучера привела его в чувства. Держась за фонарный столб, Эно пришёл в себя. Тепло ладони, которую он положил на низ живота, успокоило. Сунув руки в карманы коротких коричневых штанов, Эно юркнул в переулок, чтобы сократить путь. Торх встретил его у дома. Встрёпанные волосы, измятые рукава бежевой рубашки дали понять — он не стал тратить время на переодевание. — Добрый вечер, — поприветствовал Эно. — Добрый! — Подставив руку, Торх добавил: — Нас ждёт фазан со сливочным соусом на ужин. Вици расстарался. Опять сливки… Поборов приступ тошноты, Эно взял мужа под руку, и они скрылись за дверью парадного входа. …Квартира встретила хозяев запахом запечённой птицы. Эно, изрядно проголодавшийся, сглотнул слюну. Сняв жилет и умыв лицо, он уселся за стол, после заложил салфетку за ворот. Вици принял разумное решение, решив брать уроки у повара Лилоев. Грудка, которую он положил в тарелку Эно, истекала соком, а нарезанная на кусочки тыква не подгорела. — Кетц говорит, что хороший слуга учитывает не только пожелания, но и нежелания господ. Специально для вас я приготовил медово-лимонный соус. — Если бы рот научился закрывать вовремя, ему бы не было цены. — А что со сливочным не так? — Торх потянулся за соусницей и, взяв её, понюхал. — Чеснок не добавлен. Полив бёдрышко, он надрезал мясо. Эно, глядя на него, попросил: — Убери грудку и положи мне ножку. Орехов бы ещё… Лесных. Рот наполнился слюной, когда он представил вкус спелых ядер. Вици послушался, не забыв под нос буркнуть: — Чего нет, того нет, простите. Если оставите деньги, завтра куплю. Эно едва успел забеременеть, а привычки уже успели смениться. Сначала начал воротить нос от сливок, теперь предпочёл бедро совсем недавно любимой грудке. Отрезав кусочек, Эно макнул в соус и отправил в рот. Вкусно, хотя мясо по-прежнему жестковато. — Можно попробовать твой соус? — уточнил Торх. — Конечно! — Эно подвинул к нему соусник и продолжил есть. Торх, окунув кусок в соус, отправил в рот. — Со сливочным вкуснее, — заключи он. — Попробуй… С ним определённо стоило поговорить — хотя бы затем, чтобы он не подсовывал треклятые сливки, от запаха которых ужин просился наружу. Доев, Эно поднялся из-за стола и, попросив Торха поговорить с ним, покинул столовую. Устроившись в любимом кресле, он потянулся к корзине с рукоделием. Он пообещал папе чепчик для Эрна, но теперь его мысли занимали его дети, ещё не родившиеся. Торх не заставил себя долго ждать. Прикрыв за собой дверь, он встал у окна и, прислонившись к подоконнику, уточнил: — О чём ты хотел поговорить? Эно мог подождать — пусть не месяцок-другой в его случае, а меньше, но выиграл бы немного времени. Теперь придётся распрощаться с книжной лавкой: Торх не позволит ему просиживать у Хейцев допоздна и, тем более, лазать по стремянке в поиске нужного тома. И в постели перестанет его брать страстно, входя целиком. В прошлый он раз он боялся, что его сын пострадает. Но обратной дороги нет. Теперь чем скорее завершится разговор, тем лучше. Эно откинул плед и встал, чтобы хоть как-то быть вровень с Торхом, хотя это сложно из-за разницы в росте. В этот раз признание далось куда легче, чем в прошлый. Во время первой беременности Эно не почувствовал, что в нём что-то изменилось, невзирая на предположения Луки, папы и заключения Реха Бувса. Он — проклятье! — даже стыд испытал, когда Торх уткнулся лицом в его живот. Что, если ребёнка нет? Даже врач, пусть и хороший, мог ошибиться. В этот раз, кроме едва заметной улыбки, на лице Торха не появилось ничего, и та исчезла, сменилась грустью в глазах. Он прикоснулся, но не к животу, а к ладони Эно. Взяв её в свою, заговорил: — Я думал, что ты в последнее мгновение сменишь тему и скажешь, что передумал идти на ужин в честь помолвки Альве Веладиса. — Что ты такое говоришь? — Эно меньше всего ожидал смены темы разговора. — Только то, что я успел устать, ожидая, когда ты признаешься в беременности. — То есть ты знал… — Ещё бы не знать, когда Вици то и дело объясняет, почему у тебя изменился вкус и часто портится настроение! — Торх не отпустил руку Эно, напротив, положил вторую сверху. Ну, Вици!.. Придётся его, болтуна, уволить! Тошнота накатила очень некстати. Дождавшись, пока она пройдёт, Эно объяснил: — Я думал, что я нездоров… Зачем тебе знать про беременность, если всё равно потеряю ребёнка? Страшное лучше не знать… — Значит, Рех Бувс развеял твои опасения? — Да! — Эно, ошарашенный услышанным, открыл рот. Торх знал, что он наведывался к лекарю. Значит, он приходил в книжную лавку и узнал от Энцо, что сегодня Эно едва не свалился со ступеней. — Ну так это же славно! Я несколько раз порывался заставить тебя признаться и даже думал, что ты надумал во второй раз… — Он махнул рукой. — Но решил набраться терпения и дождаться, когда ты изъявишь желание «отдохнуть» в загородном доме. Ком встал в горле, к глазам подступили слёзы. Почему и Рех Бувс, и Торх решили, что он желал прервать беременность? Ладно несведущий в таких делах альфа-муж! Но врач, пусть и бесплодный бета, должен-то знать, какая это боль, и не только телесная! Глядя снизу вверх на профиль Торха, потрясающе красивый, Эно напомнил: — Ты пообещал больше не напоминать мне о чудовищной ошибке. Повисло молчание, тяжёлое и тягучее. Торх, глядя на треклятых голубей, процедил сквозь зубы: — Мне надо побыть одному. Когда чувства берут верх над разумом, плодотворного разговора не выходит. Эно не ответил, только глядел в окно и вслушивался в возню и воркование… Когда стукнула дверь, ударил по стеклу, чтобы птицы улетели и не раздражали его. Ну почему беременные становятся настолько чувствительными? Слёзы, солёные и горючие, покатились из глаз. Эно их вытер ровнёхонько тогда, когда в дверь постучался Вици. — Можно спросить? — уточнил тот. Получив согласие, вошёл. — Вам заварить успокоительный чай? — Ты только за этим пришёл? — огрызнулся Эно. — Ступай! …и без Вици с его чаем тошно. — А я бы посоветовал выпить и не лить слёзы из-за узлоносного. Их любовь к собственным детям длится всего одну течку у их папки, как бы они ни утверждали обратное. — Не-ет, однажды я тебя уволю! — Эно ощутил, как отступила обида и резко накатил гнев. Даже лицо запылало. — Ого! Всё же я ошибся: вы очень похожи на господина Хлоя! — Вици широко распахнул тёмные глаза. — Просто поразительно! Даже голос… — Убирайся уже, наконец! — Понял, не надо шуметь! — Вици, подняв руки, отступил и скрылся за дверью. Оставшись в одиночестве, Эно переоделся в коричневый костюм, вылинявший, но уютный. Устроившись в любимом кресле и укрыв ноги пледом, потянулся за корзинкой. Ему определённо будет чем заняться в ближайшие месяцы. Сначала он сдержит слово, данное папе, и вышьет чепчик для братика, после займётся двумя конвертами для младенцев. Эно замер, так и не продев нить в ушко иглы. В прошлый раз он ничего не делал для будущего малыша, словно всё шло к тому, чтобы тот не родился. В этот раз всё будет по-другому. Даже если Торх исчезнет из его жизни, Эно выпутается — сбережения от продажи дома Харро остались нетронутыми. Папа позволил в случае нужды пользоваться ими. К сожалению, живот станет заметен скорее, чем ему бы хотелось, и Энцо его прогонит из книжной лавки. Господин Хейц плох и не заступится за него. Сторонние мысли отвлекли внимание от вышивки. Ойкнув, Эно сунул уколотый палец в рот ровнёхонько в тот миг, когда явился Вици. Поставив чашку на стол, тот выпрямился и, отряхнув просторные холщовые серые штаны, заговорил: — Хотите или нет, но вам успокаивающий чай нужен. Я сам пил такой, когда… Ну, вы помните мою историю. Воспоминания об умершем в родах сыне, судя по помрачневшему лицу, терзали Вици сей день. Эно потянулся к чашке. Чай получился вкусным. Сушёная земляника добавила ему аромата. Вици не торопился уйти — как пить дать вознамерился поболтать. Если раньше он забалтывал молчаливого Аликара, то теперь тот находился при папе, который закрывал, в отличие от Эно, ему рот. Слушать Вици не пришлось: открылась входная дверь, и Вици бросился к ней. Эно вытянулся в кресле и сжал глиняную чашку в ладонях — крепко-крепко. Предвкушая тяжёлый разговор, он осторожно, чтобы от волнения не пролить чай, отпил, после отставил чашку и сел, сложив ладони внизу живота. Торх встал напротив него и, сунув руку в оттопыренный карман, протянул кулёк со словами: — У Мирика нашлись твои любимые. Он, кстати, продолжает носить тот жуткий красный чепец. Помнишь его? Эно вспомнил Мирика, торговца орехами с добрыми серыми глазами, и это воспоминание потащило за собой другое — Торх, чтобы загладить вину, позвал его на прогулку в сквер… Хватит… Пусть дурное остаётся в прошлом, а не отравляет настоящее. Отложив кулёк, Эно поднялся и обнял Торха — крепко-крепко. Он мог бы так простоять, казалось, вечность. Увы, недосказанное заставило разомкнуть объятия. Уставившись на вернувшихся голубей, которые уже не целовались, а просто сидели на карнизе, Эно признался в том, что ещё поведал ему Рех Бувс. Казалось, смятение Торха никогда не пройдёт. Тот, бросив беглый взгляд в лицо Эно, уставился на живот, ещё не заметный. — Двойня, значит… — Красивый рот изогнулся, кадык дрогнул. — Может, и нет, — утешил его Эно. — Он ещё не уверен. Говорит, срок мал, чтобы делать окончательные выводы. Он сомневался, что Рех Бувс ошибся. Мариф Харро — старший из двоих сыновей, родившихся в один день, а Эно — его сын. — Я не о том, — отмахнулся Торх. Шумно сглотнув, он продолжил: — Мы живём не в доме, а в квартире с выцветшими обоями и обшарпанной мебелью. Кейн Алтер раззявил рот на ту шахту, добытый из которой уголь я собирался коксовать, и чинит препятствия на пути к плавке чугуна. Он имеет шанс оставить нас без штанов… А тут… Двое детей сразу… От его слов сердце Эно ухнуло вниз. Чего доброго, на глаза непрошеные слёзы. — То есть ты не рад. — Хотя он подавил чувства, но голос предательски дрогнул. Торх развернул Эно к себе и, погладив плечи, проговорил: — Даже если у Алтера всё выгорит, и он отсудит ту шахту, Льюсы с ним не останутся и уведут большинство шахтёров. Не ему самому же добывать уголь! Всё идёт не так уж и плохо, а ты — «не рад». После его слов от сердца отлегло. Эно испытал чувство лёгкости, невзирая на двоих детей в утробе. Груз недосказанного свалился с плеч, не иначе. Как никогда захотелось орехов — настолько сильно, что он вырвался из приятных объятий. Взяв кулёк, ссыпал в горстку — сперва в ладонь мужа, после отправил несколько ядер в рот. Последний орех Торх не съел, а зажал между зубами. Эно, поняв его желание, потянулся к губам и принял угощение. Прожевав, снова потянулся — уже за поцелуем. Торх ответил охотно и жадно. Он запустил пальцы в волосы Эно, погладил спину… Отстранился лишь для того, чтобы коснуться низа живота. — Можно? — уточнил он. — Конечно. Ты же отец, — улыбнулся Эно, предвкушая приятное тепло на голой коже. — Я не о том. Рех Бувс позволяет утехи?.. — А-а, ты об этом… — хохотнул Эно. — Я его не спрашивал. Но раз он сказал, что я здоров, значит, можно. Торх, опустившись перед ним на колени, приподнял край рубашки. Расшнуровав ширинку, приспустил штаны и коснулся губами низа живота. Эно вздохнул и закрыл глаза, ощутив приятную истому и напряжение в паху. Он возбудился — настолько, что ноги подкосились. Если бы Торх не прислонил его к стене, осел бы на пол. Кое-что общее между прошлой и этой беременностью осталось — Эно хотелось постельных утех. Накануне вечером он охотно отдался Торху… …который, как он ошибочно думал, не догадывался о беременности, поэтому брал его со всей страстью. Крикнув Вици, чтобы не смел их беспокоить, Торх спустил с Эно штаны вместе с бельём, после поцеловал розовую головку. Эно погладил его волосы, легонько надавил на затылок, призывая взять глубже. Торх не повёлся на уловку. Ехидно взглянув на него, покрыл лёгкими поцелуями пах и только после взял член в рот — неглубоко, посасывая, точно леденец. Эно, чтобы подавить стон, порождённый сладостными ощущениями, закусил палец… Почувствовав пульсацию и влагу между ягодицами, он было развернулся лицом к стене, но Торх удержал его за бёдра и взял глубоко — до самого основания, благо небольшая длина члена позволяла. Пикосновение мягких усов к лишённому волос паху, добавило остроты ощущениям… Экстаз получился коротким и острым, и Эно не сдержал вскрик, изливаясь в рот Торху… …Тот помог ему одеться и, подведя, потому что ноги подкашивались, к креслу, усадил. Эно, счастливый, пусть только в этот миг и час, потянулся за орехами. Если раньше он считал заботу Торха порождением чувства вины за содеянное, то теперь та тронула его — до самой глубины души.