***
— Отец-командующий сказал идти к отцу-императору со всем, что не смогу вынести сам, — произносил тихо маленький лорд, садясь в ногах Линь Яня. — Я пришел. У Шеня белая кожа, серебряные волосы и алые глаза. Он обгорал на солнце, а зрачки не выносили яркого света. Маленький лорд прятался по теням, переживая обязательные церемонии под открытым небом с невероятным терпением, достойным уважения. У него была слабость, а у императора — тяжесть многих тысяч душ и взоры их глаз, беспрестанно обращенные на него. Он на слабости права не имел. — Отец-император, — дергал мальчик изумрудного павлина за рукав. — Отец-командующий был выдающимся воином? — Ты прав, дитя, — он брал сына на руки, садил себе на колени. В личных покоях — можно. У своего трона он держит дитя в строгости, не подпуская за положенную черту. В хитросплетениях бесчисленных залов и коридоров они были Сыном Неба и маленьким лордом, но здесь, под обманчивой защитой стен опочивальни, они становились отцом и ребенком, которому дозволено немного капризничать. — Как тогда он справлялся с солнцем? От яркого света так больно… — принц укусил губу, пряча взгляд. Он сын воина, он не должен показывать слез обиды. Но императору нравится слабость — он сам лишен подобного под бременем происхождения, а потому наслаждается чужими её проявлениями, искренне им завидуя. Он поворачивает дитя лицом к себе и пытливо смотрит на расстроенного Шеня. Посмотри на меня, говорят его кисти; ты можешь быть слабым рядом со мной, приказывают глубокие сапфировые глаза. И сын подчиняется отцу. Поначалу он смущается, но вскоре привыкнет. Линь Янь ведет кончиками пальцев по полюбившимся белым прядям, убирая волосы в несложную прическу, задевает еще не раскрывшийся гребешок на затылке — вкрапления алых перышек на волосах альбиноса кажутся раной, которую все время хочется закрыть, растереть между пальцами, чтобы понять, что никто не причинил его сыну боль. С затаенной надеждой мальчик смотрит на него, как на сошедшего на землю небожителя, у которого есть ответы на все вопросы мира. — Сяо Шень, — произносит Линь Янь. — Фэй Мэй хранил много секретов, не выдавая мне своих слабостей. Но одно я знаю точно — его глаза всегда были в сурьме. Вскоре маленький лорд Шень начинает ходить с веками, выкрашенными в черное императором собственноручно — сурьма оттеняет его насыщенные коралловые глаза и будто делает кожу еще белее. В новом облике маленький принц стал еще более похожим на Фэй Мэя, и от этого железные когти сжимают сердце Его Величества. Он смотрит, не отрываясь и не выдавая свое сожаление. Знает о его чувствах только один — юный белый павлин с волосами, заплетенными императором, одетый императором, укрытый императорским крылом от всех невзгод. И если солнце причиняет ему боль, Сын Неба велит светилу не опалять. Придворные сплетничают, что лорд Шень — жемчужина при драконе. И не умолкают об этом, пока даосские ученые не создают фейерверк. Тотчас общее внимание переходит на невиданное чудо: яркие огни, подобные тысячам звезд и сотням цветов, распускаются в вышине по велению колдунов-алхимиков. Ни один большой праздник теперь не обходится без огнецветов, расцветающих на полотне темно-синего неба. Именно в этих огнях маленький лорд находит нечто драгоценное. Когда загораются фейерверки, его глаза тоже полыхают. — Мне не больно на них смотреть! — Шень едва сдерживается, чтобы не начать радостно прыгать на руках Его Величества. Его счастья только камни не видят. — Такие яркие и… и большие! — Красивые, — Линь Янь сам не сознает, как начинает улыбаться. Принц держится за его плечи, не замечая, что выдергивает темно-изумрудные волосы отца. Император даже не морщится — его прическа это малая цена за искренний восторг белого павлиненка. — Фэй Мэй, ты хотел бы подчинить себе весь мир? — Ха-а? — главнокомандующий равнодушно окидывает взглядом свиток в руках императора. — Разве не Сыну Неба принадлежит вся Поднебесная? — Может и так, — Линь Янь улыбается, прикрывает глаза, словно в своей голове он вообразил нечто приятное. Генерал подсаживается совсем близко, протягивая пиалу со спиртным. Им нельзя, день в самом разгаре, но Его Величество покорно принимает вино. Сейчас белый нефрит в столице, а это редкое событие. В такие моменты государь готов принять из рук Фэй Мэя даже черствую булочку. — Тебя это тревожит? — белый павлин кивает на нераскрытый свиток. Им нет нужды озвучивать его содержание: такие послания приходят только из тюрьмы Чор Гом. Не далее, как несколько суток назад в ней был заточен особо опасный преступник по имени Тай Лунг. Император некоторое время рассматривает свои руки с пиалой в них, а затем опустошает ее, лукаво улыбаясь. — Нет. Игривое настроение берет верх. Он вдруг выхватывает початое вино из рук друга и опрокидывает в себя. Генерал тут же пихает его в бок. — Эй, это мое! — Нет уж, брат Мэй зазевался, такова твоя расплата! — они с глупыми воплями катаются по полу кабинета императора, словно едва оперившиеся дети. Свиток с донесением из тюрьмы падает и раскрывается, уподобившись ненужной тряпке. Белый нефрит дергает государя за хвост, за что получает коленом под ребра. Зеленые и белые перья разлетаются по дорогому ковру, но им обоим неприлично весело. Вести себя так — в высшей степени неблагопристойно, но рядом с белым павлином таких понятий просто не существует. Он наслаждается своими причудами, и с ним Линь Янь чувствует себя дикой птицей, не обремененной ношей обязательств. Ровно через год Фэй Мэя не станет.***
На разум императора медленно опускалась тягучая пелена. С каждым днем его душа становилось все более и более неспокойной, словно лишь сейчас, три месяца спустя, он начал понимать, что белого нефрита больше нет. С тех пор, как главнокомандующий Фэй занял свою должность, он все чаще и чаще пропадал, подавляя мятежи, обороняя границу. Линь Янь привык, что друг всегда возвращался. Лишь сейчас, когда понимание начало крепнуть в его сердце, он не вернется, лишь тогда его душу начало разрывать на части. — Зачем ты рвешься рисковать своим хвостом всюду, где появляется хаос? — зеленый нефрит с укоризной смотрит на друга. — У тебя только-только родился сын, позаботься о нем. — Ах, Ваше Величество, вам ли не понимать, как тяжко сидеть в этом болоте? — патетично возводит руки Фэй Мэй. Линь Янь понимает. Его руки тоже болят от нетерпения, чтобы вновь взяться за клинок и отправиться на свободу, но он не может. Он заковал себя в тяжелое одеяние дракона, собрал все свои черты, что не благопристойны для Сына Неба, и всех их отдал белому нефриту. И генерал крепко держит эти чувства, как самое ценное сокровище, возит с собой в рукаве, как талисман. Он долго-долго смотрит, а затем фыркает, взмахивая рукавом, как ни в чем не бывало. — Так уж и быть. Возьму небольшой отдых. А-Шень и впрямь нуждается во внимании. И не только он, повисает в воздухе невысказанное. Линь Янь улыбается про себя. — Тем более, кто-то ведь должен научить его держать меч? Эти бездари его даже говорить научить не могут. — Дурак, ему два года! — не сдерживается император, но осекается под громкий хохот белого павлина. Его снова подловили. Верно, думает Сын Неба. Проворочавшись половину ночи на простынях, он все же бросает попытки уснуть. Стаей голодных шакалов его терзают непрошеные, но такие нужные мысли. Сяо Шень не должен пострадать. Он должен научиться быть умнее, хитрее, лучше всех. Император не позволит погибнуть единственному дорогому ему существу.***
Сяо Шень с восторгом держится за тяжелую саблю. Он едва ли может ее поднять, но даже простое прикосновение к рукояти доставляет ему удовольствие. — Это правда оружие отца-командующего? Я правда-правда буду учиться искусству меча? — конца-края нет его счастливому изумлению. Линь Янь легко поднимает немаленькую саблю с широким лезвием, широко взмахивает и демонстративно морщится, как привык рядом с Фэй Мэем. — Верно. Ты обязан уметь это. Но твое оружие будет иным. Его всегда поражал выбор оружия главнокомандующего. Павлины, как и любые птицы, обладали довольно легким телосложением и не могли похвастать необъятной физической силой, как те же тигры или носороги. В бою их главное преимущество — ловкость и скорость. Но белый нефрит выделился и здесь. Вместо боевых вееров, кинжалов и игл он избрал тяжелый односторонний меч, которым не всякий силач сумеет долго махать. Словно насмехаясь над всеми, он легко рубил саблей доспехи, словно те были сделаны из тончайшей рисовой бумаги. Удар его кулака запросто мог уложить даже мастера Крокодила. Но учитывая все это, Фэй Мэй никогда не хвастал своей силой и не стремился доказывать свое превосходство на каждом встречном. Фэй Шень унаследовал лучшие качества своего отца. Он мог бы гордиться. — Осталось убедиться, досталась ли тебе от генерала его огромная сила, — мягко, почти незаметно улыбается Его Величество. И в это мгновение маленький лорд осознает, что крупно влип.