Тюрьма «Алиент-Крик»

После обеда заключенных выводят во внутренний двор. Он поделен на сектора: площадка с тренажерами, зона со скамейками и столами, с баскетбольным кругом и еще одна — у стены, где собираются курильщики. Сиэль старается держаться новой компании. Он уже ощущает результат нелегкого выбора: больше его не дразнят, не окликают петушком, сосалкой или влажным пончиком. И хотя по-прежнему бросают любопытные, оценивающие взгляды, — молчат. Мимо проходит Крэг, одаривает Сиэля угрюмым взглядом, взгляд словно унижает за стратегический ход: наверное, от зеленого петуха, от намеченной сочной задницы, не ожидается, чтобы в первый же день она напросилась в жены к авторитету. Ничего, говорят тяжелые глаза, мы еще встретимся в камере. Сиэль ощущает страх неизвестности. Он липок и навязчив, это из-за него сердце приподнимается к горлу. Ночью Черного не будет рядом, и, кто знает, как поведут себя сожители? Черному тоже кажется примечательным выражение Крэга; проходя мимо, он задевает его плечом, чтобы бросить: — Смотри, куда идешь, башка. Огромный, бритоголовый верзила прикусывает язык. — Спутал, — буркает он и торопится по своим делам. — Мне сказали, ты в хате с этим? — спрашивает Черный, он оборачивается к Сиэлю. — Его койка сверху. Черный седлает скамью, как лошадь. На соседнюю падают Биг-Бен и Бард. Бард закуривает, одну сигарету передает альфе. Сиэль остается стоять рядом с Бардом и Биг-Беном. Странно: он ощущает себя в безопасности рядом с Черным и одновременно около него же и страшно, а вот его дружки — как золотая середина. Брюнет выдыхает струю дыма в небо: — И почему ты решил обратиться ко мне? Он тебя надоумил? Или кто-то еще? Такой вопрос обескураживает. — Что? Нет! — восклицает Сиэль. — Я здесь даже никого не знаю! — Тебе лучше быть честным со мной и не держать секретов. Потому что я все узнаю, и потом будет только хуже для тебя. — У меня нет секретов. — Ты первый раз в тюрьме. — Да. — Ты здесь никого не знаешь. — Именно. — Но ты знаешь к кому идти и что сделать, чтобы получше устроиться. У Сиэля щеки горят. «Если рассказать Себастьяну про совет Финни, не подставит ли его это? Парень всего лишь хотел помочь и просил не болтать. Откуда я могу знать про их внутренние дела друг с другом? Но если я хочу, чтобы Черный защищал меня, то мы должны сотрудничать, но как ему-то доверять мне, если я умалчиваю?.. Так что же мне делать?!» И Сиэль говорит первое, что приходит в голову: — Я читал про такие места перед тем, как сесть. — «И ведь я не вру, правда изучал». Брюнет цокает языком и прищуривает глаза: — И где же ты это читал? А вот теперь Сиэль ощущает себя идиотом. Когда его жизнь перевернулась с ног на голову, оставалось совсем немного времени, чтобы попытаться привести мысли в порядок. Все равно что с тонущего корабля прыгнуть в дырявую бочку, потому что до шлюпки не довелось добежать. Но отвечать приходится: — В гугле. Кажется, Биг-Бен вот-вот лопнет от волны хохота, которая захлестывает его с головой. Черный складывается пополам, а Бард от приступа смеха давится сигаретным дымом. — «В гугле!» Он читал… в гугле! Ой, не могу! — пыхтит Биг-Бен. Он даже болтает ногами. — Скажи еще что-нибудь, Бэмби, а нет, лучше не говори, у меня внутренности не выдержат! В гугле… дьявол его возьми! Это же надо ляпнуть! Бард машет рукой: — Окей, гугл, как оставить свой зад при себе. — Не-не, окей, гугл, как стать сукой, не ударив в грязь лицом? — Окей, гугл, Черный — кто это? Открываем википедию… — Личная страница Алиент Крик, мать твою! Черный на тебя есть досье в… гу-у-угле. — Ладно, хватит, — Себастьян прекращает смеяться и призывает к этому товарищей. Одного его слова достаточно, чтобы Биг-Бен и Бард успокоились, правда толстяк еще сдавленно кряхтит, сдерживая смешки. Брюнет пальцем подзывает Сиэля ближе, затем хватает за воротник и притягивает лицом к лицу. — Я в курсе, что это был Финни, — вкрадчиво говорит он. — Это я попросил его найти кого-нибудь на замену. Плюс тебе, что не выдал, минус, что утаил от меня. Усек? — Он просил не говорить… — А я просил говорить мне все. Приоритеты расставь правильно. «Лучше не спорить», — Сиэль шумно сглатывает. — «И лучше объясниться сейчас, чем никогда». У Черного меняются глаза: из доброжелательно-хитрых становятся угрожающе-доброжелательно-хитрыми. Без смешивания контрастных посылов, они не выглядят столь опасными. Даже взгляд Крэга не так пугает. Или у страха глаза велики? Габриэль часто повторял: «Ну что ты надумываешь на ровном месте? Не боюсь, так придумаю, чего бояться? Хватит, Сиэль, научись трезво оценивать ситуации». «Трезво оценивать! Ха! И это говорил мне тот, кто упек сюда?» — Мы сотрудничаем, я понял, — кивает юноша. «Самое время, давай!» — Черный? Могу я попросить тебя поговорить наедине? — Мне от своих нечего скрывать, — Черный щурит глаза от солнца. Оно светит прямо на их стол. Кто-то из баскетболистов попадает мячом в Савана, прогуливающегося по периметру: «Твою мать, ты такой большой, чел, как дирижабль!» — «Жирожабль!» Смех, гогот. Саван спешит спрятаться в тени здания. Сиэль прячет руки в карманы. Он не сможет сказать это при всех, поэтому повторяет: — Пожалуйста, это важно. Черный задорно улюлюкает, но поднимается со скамьи. — Кажется, Цыпленку уже не терпится начать. Биг-Бен хихикает: «Ты прямо нарасхват. Мне посторожить вас?» — Сами справимся. Сиэль старается не думать, что оба имеют в виду. Он отходит к свободной стене, где можно спокойно побеседовать, но Черный идет дальше и оборачивается: — Чего встал? — Я думал, тут достаточно. — Внутрь. Может, Сиэль и правда похож на Бэмби? У него колени опять дрожат, он то и дело повторяет про себя заготовленную речь: «Говори четко и по делу, говори уверенно, не мямли. Здесь таких не любят. Пусть он увидит, что я чего-то стою, я — личность, и никто не имеет права обращаться со мной плохо». Охраннику Эдварду, стерегущему на входе, Черный бросает: «Мы обратно», и двери открывают. Сиэль шмыгает следом. Он хочет хотя бы взглядом попросить у Эдварда помощи, передать обо всем, что с ним творится, но — сдерживается. Внутри пустые коридоры, пепельные стены и решетки. К здешнему запаху сложно привыкнуть: хоть он и слишком расплывчатый и многообразный, все равно ни с чем не перепутать. Ощущение липкой, разлагающейся безнадеги. Визуально Сиэль помнит в какой стороне столовая и жилой корпус, но они сворачивают в другую сторону. Черный открывает обшарпанную дверь с тяжелой, длинной ручкой и пропускает внутрь. — Душевая, — зачем-то вслух произносит юноша и настороженно поворачивается к Черному: тот входит следом и закрывает дверь. Сиэль помнит правило: «Не поворачиваться спиной». Его он, конечно, тоже прочитал в гугле. — Тут нам точно не помешают. Ты прямо удивляешь своим рвением обслужить, я так тебе приглянулся? Сиэль скрещивает руки на груди и тут же жалеет об этом. Карие глаза со смешком подмечают это бессознательное движение и защитную позу, но ее уже поздно менять. Выражение лица Черного напоминает лицо брата. Габриэль бы никогда не позволил себе так встать: руки в боки, руки вдоль туловища, но только не так. Это все — прерогатива второго и слабого брата. «Ты как будто все время хочешь спрятаться в домик, как улитка или черепашка. Такое поведение внушает людям, что ты жертва». — «Мне просто так удобно». — «Язык тела — крайне полезная штука, Сиэль, советую изучить». Кто же знал, что это пригодится? — Я еще многого не знаю здесь и не хочу неприятностей, — начал он. — Когда я пришел к тебе там… в столовой, то надеялся получить поддержку… — И? Бла-бла-бла. Быстрее к делу, Цыпленок, на душещипательные вступления у меня не стоит. Я же не извращенец какой-нибудь. — Повторюсь, я не хочу проблем. Я уже понял, что ты здесь главный и… хочу предложить взаимовыгодные условия: я могу платить за свою защиту… тебе. Платить. Глаза напротив выражают одно: «Разумеется, ты будешь платить, еще бы», поэтому Сиэль добавляет: — Деньгами. Я догадываюсь, как у вас все устроено, но думаю, мы можем обойтись деньгами. Все знают, что за все нужно платить, верно? Вот и я не останусь в долгу за твою защиту и буду благодарен… Только за деньги. Без… других услуг. Он не успевает сообразить, как в голову, а затем по ногам что-то больно бьет. Сиэль падает на кафельный пол. Он холодный, как поверхность айсберга, его влажный лед ощущается даже через ткань. Руки больно скручивает, затем в волосы вцепляются пальцы и подымают голову от пола. Чужой кроссовок с силой бьет в живот. Дыхание спирает, а затем что-то колючее расползается по внутренним стенкам желудка. Вдохнуть нет сил несколько секунд, которые кажутся вечностью. — Вставай, — доносится сверху. Этот голос сложно узнать из-за новой, неизвестной ранее интонации. Она не сулит ничего хорошего. Сиэль пытается подняться, и ему грубо помогают: выламывая руки за спину, за шкирку бросают в кабинку душевой. Он влетает в стену, но ненадолго. Та же рука хватает за шею и сдавливает тисками до ощущения жжения. Голова кружится. — Ты за кого меня держишь? — Черный приближает свое лицо так близко, что дыхание щекочет ухо и висок. — Я просто хочу договориться, — бормочет Сиэль, — мы оба выиграем! Я хочу спокойно отсидеть и только! Вторая рука хватает волосы на затылке и беспощадно оттягивает назад с такой силой, что невозможно сдержать крик: — Больно, отпусти! Головой юноши двигают, как башкой деревянной марионетки. — Видишь, это стена. А это — твоя мордашка. Интригующий дуэт, правда? — голос мужчины вкрадчив и спокоен, но от этого еще более страшен. — Как бы мне не хотелось портить столь смазливое личико, Цыпленок, но после твоего откровенно дерьмового предложения, у меня не остается выбора. Поэтому я буду пиздить тебя мордой в стену до тех пор, пока ты не только ответишь верно, но и начнешь соображать в верном русле. Поехали? До встречи со стеной у Сиэля одна секунда, и он непременно ее встретит, если что-нибудь не придумает. Ему несложно предугадать и вообразить жуткую боль, к которой не привык, поэтому он тратит секунду на то, чтобы наполнить легкие воздухом и исторгнуть в безмолвие душевой: — Сука! Я твоя сука! Я понял! — Нихера ты не понял. Думаешь, куда попал? Считаешь, что махнешь пачкой купюр и все на мази? Чем-то выделяешься, и тебя нельзя трогать, или что ты что-то заслуживаешь? Спокойной жизни захотел? А ты ее заслужил? Что ты из себя представляешь? До этой минуты Сиэль не подозревал, как сильно боится боли. Хоть слезы и застилают глаза, он уже не может остановиться. Он повторяет снова и снова: — Я твоя сучка! Сучка… только не трогай… пож-жалуйста… — Не трогать тебя? О, я только этим и буду заниматься. А теперь вбей в свою чудную, цыплячью головку несколько правил: во-первых, ты — мой, во-вторых, ты — только мой. Я делаю с тобой что хочу и когда хочу. Считай, что когда ты протянул ко мне тот чудный платочек, то заключил сделку с дьяволом. Ты ему тело и душу, а он тебе — что? Отвечай. Сиэля больно прижимают к стене. — Безопасность. — Повторим. Кто ты? — Сука. — И что ты делаешь? Стена, душевой шланг, блестящий в свете ламп, запахи дешевого мыла и дезодорантов, пытливый, невыносимый голос смешиваются и скачут на карусели в уме. Вода. Кругом одна вода из слез. Лучше не тянуть с ответом: об этом говорит очередное сжатие шеи и рук. — Что ты хочешь… Я делаю, что ты хочешь. — А ты чего хочешь? — То, чего… ч-чего хочешь ты, — язык заплетается. Видел бы брата в таком состоянии Габриэль: «Неужели тебя так легко сломать? Это даже быстрее, чем я думал!» — Вот умница. Условимся, что если ты предложишь купить кого-нибудь еще, я выебу тебя на глазах всей тюрьмы. Это-то ты запомнишь своей оленьей башкой? Бэмби… Да, такая кличка тебе подходит куда больше. Хватка слабеет, а затем и вовсе исчезает. Сиэль сползает на пол и не может встать: ноги не слушаются. Черный толкает кроссовком его ботинок. — Ликбез проведен, я сегодня добрый, еще вопросы остались? Сиэль мотает головой. Впрочем… — Есть один, — он думает, что хуже быть не может, и он заслуживает знать, стоит ли «сделка с дьяволом» того на что подписался. — Ты точно сможешь защитить? Меня никто не тронет? Черный усмехается: — А ты простимулируй во мне это желание — за-щи-щать — и увидишь. А пока что: несешь сплошную ахинею, за которую заслуживаешь быть битым. Скажи спасибо, что у меня хорошее настроение, и я из тебя дух не выбил. — Спасибо. Черный вновь усмехается. Он садится на корточки рядом и проводит рукой по пряди волос на лбу Сиэля. — Ты симпатичный. Даже очень. Полагаю, тебя еще никто не трогал. Юноша сдерживает в себе порыв отстраниться. К горлу подступает тошнота, он прячет взгляд и прикрывает рот рукавом. — Придешь ко мне вечером, после ужина. — Зачем? — Неправильный вопрос. Попробуй еще. Последняя попытка, а то я начинаю снова сердиться. — Куда? — Сам найдешь. А сейчас мы вернемся во двор к остальным. Имей в виду: это не я, а ты заинтересован в нашем «сотрудничестве», у дьявола в запасе много душ. Биг-Бен встречает вернувшихся, а Бард куда-то пропал. Здоровяк замечает выражение лиц обоих и не сдерживается от того, чтобы не подтрунить: — Ну что, Цыпленок, помог тебе «гугл»? Нет? А хотя бы «мозилла»? Сиэль старается держаться прямо, хотя у него сильно болит живот. Он садится на скамью и ловит на себе взгляды других заключенных. Они чему-то усмехаются или у него разыгралась мнительность. — Не особо… Ни то, ни другое. — Так я и думал. Черный не дошел до их стола, а свернул к группе китайцев. Те держатся особняком, заняв два стола. Сиэль замечает отсутствие альфы только сейчас. Биг-Бен прищуривается: — Знаешь, дам совет, даже бесплатно. Черный — хороший человек, но его лучше не злить. — Это я уже понял, — сипит юноша. — Я о том, — продолжает здоровяк, — что из двух зол выбирают меньшее. Я могу сказать так: тебе несказанно повезло, чувак. Несказанно. Видел бы ты, что вытворяли с остальными смазливыми пай-мальчиками, вроде тебя, ты бы понял, о чем я толкую. Но… еще все впереди. — И не хочу знать… а кто это? — Сиэль просто хочет отвлечь Биг-Бена от разговора. — Где? Китайцы что ли? — Да. — Хитромудрожопые ребята, с ними лучше не связываться, это факт. У них свои делишки с Черным. А вон на той стороне можешь узреть черножопых. Тоже не лыком шиты, но не такие бешеные, как узкоглазые. Тем палец в рот не клади. Сиэлю пришлось повернуться корпусом, чтобы увидеть на противоположной стороне, в спортивной секции, группу темнокожих. Среди них были и голубоглазый негр, и Вайлет, который активно жестикулировал, подбадривая качка со штангой. Один из компании толкнул Мартышку в грудь: «Съебись на хуй!» — «Эй, да ты чего, бро? Чего?!» — «Да ты мешаешь, а у тебя в горле радио застряло!» Кажется, Мартышке тяжело найти свое место даже среди своих. Сиэль вспоминает про остальных новеньких и ищет среди кучкующихся да одиночек. Саван не покидает занятую позицию в тени здания. Депрессивный, взъерошенный мыльный пузырь. Пузырь из черного мыла. Дровосек общается с другими здоровяками, которые со спины — вылитый Крэг. Их отличают только татуировки и количество кожных складок на затылке. А вот Тонкогубый потерялся… Сиэлю требуется время, чтобы отыскать его около охранника. Эдвард то и дело отгоняет его от себя: «Отошел в сторону! Я сказал, в сторону!» Тонкогубый подчиняется, но отходит недалеко. Он и охранник похожи на рыбака и поплавок, который далеко отплыть не может. « Боится остальных заключенных?» В углу двора на земле сидят щуплые ребята вроде Финни. Они ни о чем не разговаривают и ни на кого не смотрят. При свете дня это бледные призраки с втянутыми щеками и синяками под глазами. Кажется, они вот-вот растают. Сиэль уже видел этих ребят в столовой. — А там кто? — Где? — Биг-Бен даже не сразу понимает на кого кивает Сиэль. Его взгляд скользит мимо или сквозь, словно эти люди декорация. — А, это опущенные. — Опущенные? — Хуже подстилок, вроде тебя. Их имеют все, кому ни лень. Можно сказать, совсем конченные. Не смей с ними законтачить, если не хочешь стать таким же, разумеется, но я такого даже врагу не пожелаю. Лучше сдохнуть. «Так вот почему Эдвард преградил к ним путь!» — догадывается Сиэль и ловит взгляд Эдварда. Он все еще смотрит на ребят, как возвращается Черный. — А где Бард? — Тягает гири. Сиэль оглядывается на отсек с тренажерами: Бард действительно занимается с гантелями. Повязал на лоб повязку из носка. — Ходит слушок, что желтые что-то затевают, вот он и готовится, — не то улыбается, не то щурится Биг-Бен. В этот момент он похож на жуткого хомяка — очень агрессивного и очень жуткого. Черный качает головой: — Лау не при деле. Слушок пускают обезьяны. — Вот! Я тоже подумал, что Лау в здравом уме против тебя не пойдет, тем более, ты порешал в их сторону. Тогда держим ухо востро? — Да. Держим. Черный садится на скамью рядом, и от страха у юноши замирает сердце. Он не понимает, о чем оба говорят, но даже немного понаблюдав за двором, можно заметить строгое распределение на группы: китайцы водятся с китайцами, темнокожие с темнокожими, раздроблены лишь белые — самые многочисленные. — Итак, — брюнет обращается к Сиэлю, — дубль два: за что сел, Бэмби? Сиэль пожимает плечами: — Денежная афера, но я не виноват. Меня подставили. — Де жа вю, — хихикает Биг-Бен, — здесь все не виноваты. Кругом как ни оглянись: сплошные монахи, только рясы свистнули, пока купались в райском озере. — Никого не волнует, что ты делал, а что нет, только — за что сел. Ясно? — спрашивает брюнет. — Ясно. — Сколько? — Шесть лет. Раздается свист. Это Биг-Бен: — Не хилая же аферка! Говорила мне бабушка: «Не суди по внешности. И в овечьей шкуре скрывается злой волк!» — Там… много всего замешалось, скажем так. Но дело еще пересмотрят. — И не надейся. Раз ты попал сюда, то хрена лысого потягаешь обратно. Слышал шутку? Что вошло, уже не выйдет. Застрял. Как в зубастой вагинке-троглодитке. Кирдык пипиське. — Что-то не слышал я такой шутки. — А зря, очень правдивая. Ты похоже ничего, кроме Диснея, и не знаешь, а? — Биг-Бен недолго хохочет, а затем рыгает, да так зычно, что в их сторону оборачиваются: — Что-то зря я на диету сел! Ручищи хлопают по свисающему животу. — Это точно, — протягивает Черный. У Сиэля во рту сухо, он все же решается задать вопрос: — А вы сами?.. За что сидите? — на ответ надежды нет, но Черный отвечает и очень просто: — Ограбление и убийство. — А я — за мошенничество, — жирный палец скромно водит по столешнице, — дайте мне компьютер и интернет и я переверну этот бренный мирок. Билл Гейтс во снах не видел таких, как я! — Так ты хакер? — Так, набедокурил немножко на государственном уровне. — А Бард? — А у него спросишь сам. «Вот и попал в компанию», — выдыхает синеглазый. Он косится на Себастьяна, который в первый раз не произвел впечатления среднестатистического зэка. Как там говорила бабушка Биг-Бена?.. Он не знает, на что способны эти ребята. — В итоге тут сидят за что угодно, — Сиэль решает продолжать диалог, — ограбление, мошенничество, убийства, педофилия… — Стой. Повтори, — Черный разворачивает к Сиэлю. «Что я на этот раз-то сделал не так?» — Я имею в виду… — Ты сказал про педофила. Поясни. — Тут такими словами не бросаются зазря, пацан, — кивает здоровяк. — Ну… — У Сиэля взгляд бегает от лиц Себастьяна и Биг-Бена к Эдварду и его Поплавку. Пути назад нет, верно? — Тот мужик у стены. Он уже чувствует, что зря проговорился. Может, лучше вообще рот не открывать? — Тот дрыщ? — У нас дело в суде одновременно проходило. Еще по новостям показывали, нашумевшее дело Леона Марана. Не слышали? Его фамилию быстро вычислили сами горожане. Биг-Бен хлопает себя по коленям, а звучит так, будто рядом взрывается хлопушка: «Вот блин! После того, как Крэг сломал телевизор, нам его месяц уже купить не могут! Все новости пропускаем!» — Продолжай, — кивает Черный. — Вроде девочкам было пять и семь лет. Он их похитил в супермаркете, изнасиловал и закопал где-то у озера. Даже сильно не скрывался, может, поэтому дали всего двенадцать лет. — Всего на шесть лет дольше, чем великому денежному аферисту, — замечает Биг-Бен. И то верно. Черный о чем-то думает, затем говорит здоровяку: — А этот Маран вовремя. Приведи-ка Дэдди и Маркуса. — Ты что-то затеял? — Просто приведи, скажи, дело есть. Биг-Бен охает и тяжело поднимается с места. Он пружинисто и чинно, как важный посол, шагает к группе темнокожих и о чем-то с ними толкует. Черный в это время закуривает сигарету, ветер относит дым прямо на Сиэля, поэтому юноша пересаживается на другую сторону. — Не куришь? — прищуривается мужчина. — Молодец, и не начинай, не хочу, чтобы ты курил. Карие глаза на солнце переливаются оттенками бордового и винного. Они смеются. «Я для него и правда вещь», — думает Сиэль и вновь переполняется ужасом. Кажется, он никогда не кончится. «Все только началось, братишка», — раздается в голове въедливый голос брата. «Заткнись». Тем временем Биг-Бен сонной, но все такой же важной, гусеницей передвигается в секцию тренажеров, к качкам со штангами. У одного из них все тело в татуировках, на груди красуется львиная голова. Интересно, она что-то значит? Они разговаривают недолго. Пара слов. Кивки. Биг-Бен возвращается с выражением выполненного долга. Одновременно с ним к столу подтягиваются четверо: двое со стороны темнокожих и двое со стороны тренажерного уголка. Среди них Сиэль узнает карлика с черной косичкой, который стащил его обед. Черный здоровается коротким кивком. Дэдди — голубоглазый негр, а Маркус — с татуировкой льва. — Дело есть к вам. Я слышал, Дэдди, об истории с твоей младшей сестрой. Сочувствуем, что такое случилось. Очень нехорошо, когда не можешь помочь близким. На фоне темной, почти черной кожи голубые глаза кажутся неестественно яркими, как стеклышки в калейдоскопе или выковырянный из морозилки лед. Они подозрительно смотрят на Черного. — Эту скотину даже не поймали. Он обесчестил мою маленькую Сатин, и ему это с рук сошло! Будь я на воле, то выследил бы гниду и голыми руками размозжил череп! Но это тут при чем? Черный отвечает спокойно: — Будь у меня дочь или сестра я бы поступил также. Есть предложение, которое поможет хотя бы смягчить гнев, отомстить за преступление собственными руками. Совершить правосудие. Согласись, всем иногда это нужно. Дэдди облизывает губы и неопределенно кивает: — И? — Видишь новенького у стены? Все поворачивают головы одновременно: — Рядом с вертухаем? — Бэмби, расскажи, за что он сел. Сиэль теряется. Одно дело поделиться секретом наедине, а другое — повторять мерзость снова и снова. Хотя и понимаешь, что человек виновен, и ты уверен в этом, ощущение причастности к чему-то плохому, не отступает. Оно нависает, как грозовое облако над головой. «Ты делаешь что-то не так, ты делаешь что-то не так», — трезвонит внутри, но остановиться уже невозможно. Синеглазый ловит красноречивый взгляд карих глаз, и в какой-то момент понимает, чего именно от него ждут. Он должен убедительно передать картину. — Этого человека зовут Леон Маран, — говорит он. — В начале лета он выкрал двух сестер из супермаркета и увез к себе в дом, где жестоко изнасиловал на камеру, затем убил и закопал у озера. Девочкам было пять и семь лет. Одна из них была слепой. Маркус с грохотом опускает кулак на стол. На красном, выпуклом лбу проступают вены. — Почему вертухаи скрыли от нас эту гниду? — Думаю, внутренняя политика ужесточилась после прошлой расправы, — говорит Черный. — То-то я в нем сразу крысу увидел, он по углам шкерится, — замечает Дэдди. Он пронзает Тонкогубого взглядом насквозь, благо тот не замечает, так как смотрит в другую сторону. От столь леденящего и ядовитого взгляда даже матерому палачу стало бы не по себе. — У меня дома дочь их возраста, — говорит Маркус. — Малютка Джил. От одной мысли, что мразь вроде той, бродит по земле и может нести потенциальную угрозу моей крошке, вызывает во мне ярость. — Прошлую тварь мы растянули на месяц — подхватывает карлик, — но не на этот раз. Он не заслуживает дышать с нами одним воздухом. Прикончить гниду и сделать это правильно, по заслугам. Есть вещи, которые не прощаются. Черный кивает: — Будет справедливо, если Дэдди порешает. Маркус и остальные помогут. Дэдди задумчиво кивает, он все еще смотрит в сторону Леона Марана. Сиэлю не хочется думать, что может произойти вскоре и чему он поспособствовал. — Вы в деле? — спрашивает альфа. Он обводит всех взглядом. Дэдди снова кивает: «Да», затем повторяет. — В деле, — отвечает Маркус и его товарищ, но как-то странно смотрят на Черного. Что-то им не нравится. — Отлично. Договоритесь между собой, как именно это сделаете, — говорит Черный. Дэдди и его друг уходят. Маркус бросается к Черному: — Этот гнида — белый, и порешать его должны мы! — он едва не шипит. Карлик поддерживает: — Маркус дело говорит. Черный останавливает чужой порыв, выставив перед собой открытую ладонь: — Прояви уважение. К тому же, такие, как Маран, — нелюди. Так о какой дележке может идти речь? Маркусу требуется время, чтобы обдумать, они с карликом переговариваются (из обращения по имени понятно, что того зовут Тодд). Затем зэки все же соглашаются: да, нелюди, да, — справедливо. — Мы поможем им, — цедит он сквозь зубы, — но только потому, что ты попросил. — Уверен, вы с этим справитесь. Маркус и Тодд уходят. Тодд один раз оборачивается: кажется, признал в Сиэле жертву обеденного рэкета. — Как ты лихо провернул, а, — смеется Биг-Бен. — Я понял! Ты подсунул педофила темнокожим, чтобы уладить делишки. — Какой ты догадливый, — ухмыляется Черный. — Дэдди — адекватный парень, к нему прислушиваются. Мы уважили его чувства, теперь мы квиты. — Думаешь, они просто так забудут все обиды? — Нет, но на время это их утихомирит. Мне сейчас не хватало еще стычки. К тому же история из уст Бэмби прозвучала особенно ужасно. Биг-Бен ловит непонимающий взгляд Сиэля и заливается хохотом. Он еще тот весельчак. — Ты только взгляни на бэмбячьи глазки! Он ведь даже не в курсе, что творится! Парень, у тебя глаза, как блюдца или тарелки НЛО! Сиэль ежится: — А что за стычка? — А, — отмахивается Биг-Бен, — не поделили ареал обитания. Шоколадки залезли на территорию желтых, желтые прибегли к помощи Черного. Шоколадки обиделись, так как сочли это несправедливым для своих шелковых задниц. Назревал бунт. Несправедливость разгладили справедливостью. Все шито-крыто. — Почти, — замечает Черный, — я бы раньше времени не решал. «Ареал обитания? О чем они говорят?» Биг-Бен качает головой: — Не люблю я эти потасовки. — Ребята хотят справедливости. — Так-то оно так… — Его убьют? — тихо спрашивает Сиэль. Он почему-то ощущает вину за происходящее. Нет, ему не жаль Марана, но что-то все равно было не так… — Шутишь? Для таких, как он, смерть — это слишком просто, — отвечает Биг-Бен. — Читай по губам: по заслугам. Месть. Уж поверь, сейчас в глазах Дэдди твой Маран — тот самый насильник. Он спит и видит, как оторвет ему позвоночник, вырвет зубы, — один за другим — вставит в ногти иглы, а кишки выпустит бешеной подпаленной крысой-людоедкой. — Биг, ты увлекся, — усмехается Черный, — не пугай малыша. Ему еще даже сказку на ночь не читали. — Простите-извините. «Сказку на ночь?» — Сиэль догадывается что имеется в виду, и к горлу вновь подкатывает тошнота. Он вспоминает, что должен прийти в камеру Черного после ужина, и желудок сворачивается от сосущего чувства отчаяния. Он смотрит в сторону ребят, которых Биг-Бег назвал опущенными. У них вид еще хуже, чем у ничего не подозревающего Тонкогубого: не поднимают глаз от земли, затравлены и опущены на самое дно здешней иерархии. Люди-тени. Мимо проходящий зэк окликает одного из них женским именем: «Саманта, помоешь мой унитаз», и высокий беловолосый парень послушно кивает. Фантомхайв уже мог бы пополнить их ряды, если бы не воля случая: сначала Финни, потом Эдвард. «Из двух зол меньшее», — повторяет он про себя, но это не все равно не помогает. Время идет быстро…