***
Подавленный и смятенный вид ушедшей Мартышки напоминает Сиэлю его самого. Страшно вообразить, в какую переделку парень попал… Едва дверь за Вайлетом закрывается, Черный расстегивает ширинку и пускает струю мочи в унитаз. Его примеру следует Бард. — Спорим, я могу попасть в ту муху? — говорит он. — Я же говорил, что Бард животное, — вздыхает Биг-Бен и качает головой. — Меткость стрелка никогда не подводит! — Ну, палить из лука по мишеням не великое достижение. — Первый кубок среди юниоров был! Толстяк переступает с носков на пятки и обратно. Похож на гигантского игривого малыша. — Не стихи, не стихи, — протягивает он и издали поглядывает на результат стрельбы. — Да и в муху тебе слабо попасть! — Я в нее уже попал! Просто она странная какая-то… — Тогда по-твоему она к фаянсу гвоздем прибита? — Я весь запалм в нее слил, а она не смывается! Вот зараза! — Это не муха. — Черный застегивает ширинку и неожиданно просит Барда посмотреть, что там с его мишенью не так. — А почему не Биг-Бен или не Бэмби? — возмущается тот. — Потому что ты ссал, и смой уже наконец. Оказывается, что мухой был скатыш из черных ниток, чей конец шел под самый край слива унитаза. В глубину. Как затычка. — Если потянуть за ниточку… — бормочет Бард. — Случится нечто плохое, — шепчет Биг-Бен и зловещим голосом вторит: — Выключится свет, например, или откроется потайная комната. — Унитазы и раковины разверзнутся и пропустят в новый, дивный мир? — предполагает Сиэль. — С блэк-джеком и шлюхами. — Да не отвлекайте вы меня! — О, прости, тебе же надо сосредоточиться, чтобы потянуть за ниточку. — Дело тонкое! Я не хочу, чтобы на меня параша заскорузлая повалилась. — «Параша заскорузлая», слышал, Бэмби? То есть, обычная параша нормально, а вот заскорузлая не очень? Обычная параша еще так-сяк, но заскорузлая НЕЕТ… — Ты сейчас за слова отвечать будешь! — Молчу-молчу! — толстяк смахивает слезу от смеха, но правда перестает подтрунивать. Почти: — Быстрее, а то кто-нибудь войдет, а ты ковыряешь — как там поэтизировал? — шоколадные бархатные дюны испаночки… Барду видимо надоедает сидеть перед толчком, и он, наконец, дергает. На нитке повисает уже знакомый пакетик с порошком. Сиэль сдерживает гримасу отвращения. Стоит только вообразить, как кто-то будет этот пакетик с жадностью выуживать и потреблять. — Как и думал, — говорит Черный, — ребята Дэдди. Идут в обход. — А точно не желтые? — Они работают исключительно через кухню. Таков уговор. Если бы они поменяли линию, меня бы оповестили. — И что теперь? Мы не можем игнорировать то, что игнорируют нас. Я имею в виду… — Зависит от того, как ловко мартышка лазает по деревьям, — отвечает Черный. — Ну если она плохо лазает, то я всегда мечтал завести ручную обезьянку! — щерится толстяк. Очень не по-доброму… Еще до ужина объявляют обыск. Все занимают места у входа в свои камеры. Томас, Эдвард и другие с тщательностью ищеек вынюхивают клад. Возможно, даже не один. Однако Сиэль уверен, что самое главное сокровище спрятано у Биг-Бена под матрасом. Сокровище, о котором никто и не подозревает. Интересно, справился ли Мартышка с закладкой? Наверное, его ждет незавидная участь. Наконец, из дальней камеры, на этаже Бэмби, раздается сначала сдавленный шум, глухие удары, а затем крики, полные ярости и негодования. Так звучит отчаяние человека, с которым очень несправедливо обошлись, но ничего и никому доказать он не может. Эти звуки эхом отдают в памяти Фантомхайва. Должно быть, так же со стороны выглядел и он: разъяренный и совершенно беспомощный. — Это не мое! Вы же знаете! Меня подставили! — Не ори, поорешь в карцере. С месяцок. Мимо волокут Дэдди. На долю мгновения кристально-голубые глаза встречаются взглядом с синими. По спине проходит короткий электрический разряд: так через Сиэля, Дэдди с ненавистью и жаждой мести смотрит на Черного. Бэмби чудом удается не отвести взор, а проводить Дэдди с долей бесстрастности. Мужчина успевает бросить ему: — Передай Черному, что я знаю.***
После обыска осужденных отпускают на ужин. Еще никак не может утихнуть шум по поводу случившегося. Темнокожие шушукаются за своими столами и бросают косые взгляды то на желтых, то на Черного. Без своего предводителя взгляды у них воинственно-затравленные. Как ни странно, но самый воинственный взгляд у Вайлета, который должен быть ниже травы и тише воды. Он шумит за столом шоколадок больше всех. Отвлекает внимание от своей персоны, привлекая к ней внимание? «Вот дурак. И правда Мартышка». Альфа полностью игнорирует интерес к своей персоне. Он увлеченно расправляется с булочкой. Сиэль уже не первый раз замечает странную манеру мужчины есть хлебобулочные изделия: выедать начинку, если она есть, и оставлять мякиш. Себастьяна действительно не волнует накал страстей? На его месте Сиэль бы переживал за свою спину, в которую в любой момент может прилететь ответный удар. — Ешь, не сиди, — говорит ему мужчина. Он замечает, что от волнения юноша не притрагивается к ужину. Тогда Сиэль решает отвлечься — аппетита все равно нет — и обращается к толстяку. Уж тому-то хоть мир гори синим пламенем, но время еды — свято; облизывает с пальцев томатный соус. — Слушай, Биг-Бен… я у тебя случайно увидел комикс. — Какой? У меня их много. — «Оркис». — А, этот… — Где ты взял? — А почему интересуешься? — в гетерохромных радужках вспыхивают и гаснут огоньки подозрения. Сиэль тут же встречается со взглядом и карих глаз: они смеются, но Черный не встревает в диалог. — Ну так… тюрьма все-таки, — отвечает юноша. — Да ты видел, какой он старый? — хмыкает толстяк. — Достался мне от прошлого жильца хаты, — ну как достался, я честно отнял — а тому, в свою очередь достался от предыдущего… Тебе всю хронологию тюремных летописей? — Нет, этого хватит. — Хочешь почитать? — Если можно… — Я берегу его как зеницу ока… «Брешешь же!» — Понимаю. — Но за три шоколадки отдам. «Отлично!» — Идет. — Будут шоколадки — будет комикс, но! только почитать. Три шоколадки — три дня. Сиэль думает, что сначала можно и взять почитать, а уже после попытаться забрать на совсем. Чем быстрее комикс окажется у него в руках, в тем более хорошем состоянии сохранится. — Мне и одного хватит за одну шоколадку. — Но я даю только на три дня. — А если я захочу получить комикс навсегда? — А зачем тебе платить столько за комикс, который ты даже не знаешь, понравится или нет? — в заплывших глазках вновь вспыхивают огоньки. Доедая булочку, Биг-Бег даже хрюкает от удовольствия. — Теоретически спросил. Вдруг захочется, — отвечает юноша. В ответ розоватое лицо задорно улыбается: — Ты для начала хотя бы три шоколадки найди, а потом уже поговорим! Сиэль не помнит, есть ли в местном магазине шоколад, поэтому в первую очередь идет туда. — Издеваешься? Тут шоколада отродясь не было. Есть кока и крекеры, — встречает Одноглаз. — От коки язва, рано или поздно, поэтому рекомендую использовать как очиститель, а крекеры остались только с тунцом, от них изжога… Так что будешь? В камере Сиэль встречает Финни. Тот читает какие-то старые журналы, которые по доброте душевной дал почитать Лондон. — Ты знал, что красители для некоторых сортов сладостей изготавливают из жуков? — Да. — Вдруг Сиэлю приходит в голову идея, он оборачивается к подстилке Лондона: — Финни, если чисто теоретически… вдруг вот тебе захотелось шоколада, где бы ты его стал искать здесь? — Если бы я был тобой? — юноша водит носом и мечтательно закатывает глаза: — Попросил бы у Черного… Ты можешь сделать ему приятное, что-то особенное, а он тебе — конфетку. «Что-то хватило мне его конфет». — Нет, давай, с твоей позиции. Нет никакого Черного. Его просто нет. — Ну, с моей позиции все ясно, — не думая отвечает парень. — Иногда Лондон ест шоколад и делится со мной. Правда это уже жеванный шоколад, но ко вкусу можно привыкнуть. Похоже на шоколадную жвачку. «Ну и дрянь! Ясно, с Финни каши не сваришь». Найти Лау легко: он, как обычно, «ловит ветры» во внутреннем дворике. Сначала кажется, что китаец смотрит на играющих в баскетбол, но при приближении, очевидно, что он созерцает голубя на крыше здания. Правда, непонятно до конца, кто именно и кого созерцает. Голубь — Лау или, наоборот. — Лау. Не поворачивая головы к подошедшему, Лау произносит. — А это ты, олененок, выбежавший на луг без присмотра? — Меня Сиэль зовут. — Я знаю, что тебя зовут Бэмби. «Ладно». — Вообще, я к тебе по делу… ты можешь достать шоколад? — О. Наивное дитя, встреченное на закате жизни, — отрада души матерого волка видавшего виды. — Это значит, да? — Нет. У меня просят, что угодно, но только не шоколад, я такой ерундой не занимаюсь. — А знаешь, кто может? Лау пожимает плечами: — А что мне за это будет? — А что ты хочешь? — Ты слышал, что для морского ловца свет жемчуга, сияющий сквозь мутную толщу вод, — запретный плод? Но он так сладок и чист… Сиэль не пытается уточнить, что это означает, а предпочитает ретироваться и как можно скорее. «Не думал, что найти шоколад так сложно. Наркоту и то проще раздобыть». — Ну как, Бэмби? Нашел сладенькое? — спрашивает Биг-Бен, когда юноша садится ко всем за стол. Черный и Бард играют в карты. Толстяк, очевидно, потешается над чужими попытками найти плату. — Всему свое время, — Сиэль отвечает с загадочной неопределенностью и подозревает, что это все влияние китайских речей. Толстяк хихикает. — Значит, гиблое дело. Займи у Черного, раз так. Фантомхайв делает вид, что не слышит и вообще нужно поправить обувь, стелька отошла. Удивительно, но Себастьян ничего не говорит по поводу предложения, а продолжает молча играть.***
Серая трубка щекочет щеку. Сложно представить сколько зэковских щек и ушей касалось и касается ее. Лоснящихся, в рытвинах, с щетиной, рыхлых, гладких, как задница младенца, и просто прыщавых… Сиэль преодолевает отвращение, прежде чем решиться приставить ее к уху. Он набирает заветный номер. Пальцы дрожат от нетерпения. Три гудка… Два… — Ну же, возьми трубку! Ты должен быть дома… Еще два гудка. — Алло? — Слава богу, думал, не дозвонюсь. — Сиэль! Так рад тебя слышать! У тебя… довольно бодрый голос. — Ты хотел сказать, бодрый для зэка? — Извини. Я не знаю, что сказать, в голове так много всего по поводу случившегося. Как ты? — Пока живой. Слушай, я запишу тебя на встречу в субботу, нужно поговорить, сможешь? — Конечно! — Как ты? — Да я-то что, расскажи о себе. — У меня немного времени и поверь, здесь… скучно. Лучше расскажи, что у тебя. Мне это нужно. Пожалуйста. Что угодно… Например, что ты ел на завтрак? Какую-нибудь ерунду. Какого цвета ботинки купил… Это так важно на самом деле. — Блинчики ел. Зеленоватые ботинки купил… так вышло, знаю, что ты бы не одобрил, просто они сочетаются с новым пиджаком… это… да боже, просто ботинки! — Прекрасно. Зеленый — это хороший цвет. Наверное, даже теперь мой любимый. Цвет травы и деревьев. Не серый… «Боже, что я несу!» — А я купил зеленую щетку, — добавляет он. На фоне на ухо дребезжит какой-то паренек, стоящий в очереди к телефону. — А у меня сопли зеленые и таблетки от геморроя, — усмехается он и качает головой. — Что за бабские сюси-пуси! Тут люди по делу пришли поговорить. — Вот это да, теперь у нас обоих есть что-то зеленое… — отвечает Артур на той стороне провода. К счастью, он не слышал чужую реплику. — Не поверишь, как я тут соскучился. — Ох, Сиэль!.. И знаешь, на счет адвоката… Он говорил, что не может ничем помочь. Я думаю, может его поменять? Какой-то он… — Давай при встрече, хорошо? У меня время выходит. И я должен успеть сказать тебе кое-что, я нашел одну штуку, которая может помочь найти кое-кого. — Штуку? — Это комикс. — Боже, какой комикс? Что ты говоришь? — Позже объясню, но это раритетный комикс, он стоит бешеных бабок и… если я смогу передать его тебе, то… — Бэмби, мне очень нужно поговорить! Быстрее! Вопрос жизни и смерти! — доносится тонкий голосок Финни. У него очень встревоженное лицо. — Сейчас! — С кем ты говоришь? Кто такой Бэмби? — Извини, мне пора, Артур. Увидимся. — Буду ждать, Сиэль. Юноша не успевает положить трубку, как ее, с недовольным видом, перехватывает парень. Тот, что с зелеными соплями. Неудивительно, что он говорит о них, у него просто гигантские ноздри, похожие на кротовые норки. Финни стоит как раз за этим парнем и изнемогает от спешности. — Пусти, а? Срочно! — жалобно просит он, но его толкают в грудину. — Заткни пасть, шлюха! Сначала человек поговорит…***
Сиэль прогуливается по двору, стараясь не уходить далеко от стола с Черным и другими. Тихо и бесшумно, словно призрак, к нему подходит Лау. — Подставь руку, — тихо говорит он, почти мурлычет. — Зачем? — Когда дают, не спрашивают. — А что дают? — Меня просили передать тебе это, — из рукава показывается упаковка шоколадного батончика. — Это от тебя? Имей в виду, я не шел на уговор и не буду делать ничего извращенного. Все эти жемчуга, чистые плоды и прочие гадости… оставь себе. — Это не от меня. Увы, иногда нити судьбы не пересекаются плотно с драгоценными камнями, но затрагивают их хотя бы тенью. И уже в этом есть доля радости. — Я не понимаю, о чем ты. — Я о том, что быть второстепенным персонажем в дивной паутине чьих-то судеб — счастье. Хоть и мимолетное. — Я не буду брать! Я не дурак. За это попросят плату, а я не знаю какую. Я ни о чем и ни с кем не договаривался. — Не подставляй меня. Одному человеку не понравится, если я вернусь с полными руками. Тебе нужен шоколад или нет? — Скажи, кто это. — Не могу. — Тогда передай ему, что мне не нужно. Сиэль разворачивается и уходит в сторону своих. Он идет медленно, неторопливо с тем, чтобы резко обернуться и оглядеть лица: не следит ли кто за ним?.. Но — нет. Лау возвращается в желтый домашний круг, а остальные занимаются своими делами. С площадки баскетболистов раздаются возгласы разочарования, кому-то забили в сетку. — Ты чего такой напряженный? Шоколадки покоя не дают? — подтрунивает толстяк. Сиэлю нечего ответить, поэтому он просто наблюдает за игрой Черного и Барда в карты.***
По приходу в камеру он обнаруживает, что на койке лежат три батончика. Финни сидит на полу в одиночестве и тихонько качается из стороны в сторону. Похож на затравленного хорька. — Ты не видел, кто это положил сюда? — спрашивает Сиэль. Финни отстранено качает головой. Вид у него неважный, глаза сильно влажные и воспаленные. Видимо, это как-то связано с тем телефонным разговором. — Ты в порядке? — Сиэль даже забывает об их небольшом раздоре. Светлая голова выдавливает из себя едва различимое: — Личное. — Ясно… — Сиэлю становится неловко находиться в камере, поэтому он решается сгрести чей-то подарок и воспользоваться им. Кажется, что если в руки никто не передавал, а нечто оказалось на его территории, то он как бы и нашел это. Вещь стала его. Биг-Бен не верит глазам. — Нашел-таки! — восклицает он. — Ну, удивляешь, Бэмби! Ну, молоток! Давай сюда мою прелесть! Лоснящиеся ручища тянутся к сладостям, но юноша прижимает их к себе: «Сначала комикс, потом прелести!» Толстяк хочет возмутиться таким вопиющим недоверием к своим, но передумывает и снисходительно машет рукой: — Ладно, пойдем! В камере уже находится Черный. Он лежит на спине и читает, водрузив книгу на грудь. «Надеюсь, он стихи не пишет?» От этой картины Сиэля передергивает. Толстяк достает комикс из-под пахучих глубин матраса и любезно отряхивает от крошек. Затем, прежде, чем вручить Сиэлю, сообщает альфе: — Видал? А Бэмби-то раздобыл чего. Это прозвучало как слова любвеобильной матери, той самой, чей сын впервые завалил мастодонта на охоте и на своем горбу приволок в пещеру. — Ого, наш малыш что-то да смог, — сухо отзывается брюнет. Видимо, он тоже уловил похожую интонацию. Узкое лицо поднимается от книги. — И где же ты их раздобыл? Сиэль ощущает внутреннее удовольствие, когда может ответить Себастьяну нечто вроде: — Это секрет. Связи. — О, ну-ну, — Черный вновь возвращается к чтению, но хлопает ладонью рядом с собой. — Иди сюда, посмотрю твой комикс с тобой. Биг-Бен, предчувствуя, что становится лишним, спешит откланяться: — Пойду, устрою себе праздник живота. Две шоколадки прячутся под тот же матрас, на место где был комикс, а одна — за пояс штанов. Когда толстяк уходит, Сиэль прижимает комикс к груди. У него плохое предчувствие. — Ты же ничего с ним не сделаешь? — С кем? Это вещь Биг-Бена, забыл? — карие глаза щурятся в улыбке. — Или ты успел все просчитать в уме, так, что она уже как бы и твоя?.. Садись. Юноша опускается на край койки. Меньше всего на свете, именно сейчас, он готов заниматься мерзостями с Черным, но брюнет не делает никаких движений в его сторону. — Что за книга? — интересуется Бэмби, лишь бы занять нависающую неловкую тишину. — Да, так, дешевый детектив, чтобы занять мозги… — мужчина откладывает книгу. — Ну, что там у тебя?.. Сиэль разворачивает комикс и садится ближе. — Тебе вряд ли понравится. Все же я читал это совсем ребенком… — В детстве я тоже читал комиксы. Даже учился рисовать, будучи подростком. — Серьезно? У Черного длинные, нервные пальцы, красивая, сильная форма, Сиэль замечает впервые. Это руки пианиста или художника… Но, видимо, все же так вышло, что — убийцы или вора. Кто он на самом деле?.. — Антиутопия, зомби, — отвечает мужчина. — Фантастика тоже неплохо шла. «А мы с братом обожали смешанный жанр» — чуть было не ляпает Сиэль, но вовремя спохватывается и говорит: — А я обожал смешанный жанр. Фэнтези и фантастика.