***
В столовой на обеде Сиэль узнает новость. Вернее, он видит ее воочию. Блонди стоит за раздачей еды. И с каких пор наркоши работают на кухне? Да еще наркоши, которые жаждут убийства. Ложка меланхолично черпает овсяную кашу и шлепает на миску: «Чавк», миска передается Сиэлю. Короткая улыбка пиявочных глазок-ледышек. Белая косынка напрочь лишает их радужки скромной голубизны. Физиономия моли. «Уверен, она залетела на кухню не просто так». Все знают, что место у плиты занять сложно. Элитная работенка. Сиэль садится к остальным и еще раз оглядывается: ему не кажется, что Блонди наблюдал, как он шел. У Сиэля предчувствие. С ним он ковыряется в каше, аппетит сходит на нет. — Вот так это и происходит, — вслух произносит Бэмби, разглядывая комочек каши. Он, наконец, замечает причину гнусной улыбочки. — Месть. Биг-Бен заглядывает в его тарелку. — Что там? — Он харкнул в мою еду. — Где? Ничего нет. — Вот здесь пузырики, видишь? Пенится подлая слюна расчетливого наркомана. — Естественная влага. И, потом, он бы не смог плюнуть даже если и собирался. Сам посуди: кухней заведует Пабло, — мексиканец, местный авторитетный шеф-повар, — он головой отвечает. И в тарелку накладывают из общей бадьи на твоих глазах. — Я знаю как это делается. Харкаешь в комочек и откладываешь его в сторонку, в бадье — для особого на очереди. Точно тебе говорю, это харч. Пенный, героиновый харч. Бард щурится, в попытке высмотреть в каше лютую человеческую подлость, но бросает занятие. — Разберись с ним по-мужски. Кажется, не кажется, — бей в морду! Там разберетесь. Сиэлю эта мысль нравится, а голос Барда придает какой-то странной уверенности. Хватит это терпеть. В конце концов, у Сиэля есть тыл из ребят. Стоит вывести Блонди на чистую воду при всех, раздуть скандал, чтобы удар чокнутого пришелся на глазах Черного, а не в укромном высиженном месте. Бэмби поднимается со своим подносом и идет на пункт выдачи. — Мне нужно заменить мою кашу, — говорит он Пабло. — В нее плюнул вот этот, — он указывает на Блонди. Пабло шевелит усами и переспрашивает. У него туго со слухом. Сиэль повторяет громче. — Плюнуть? Ты говоришь, мой подчиненный пустил слюну в мою кашу и дал тебе? Харкнул. Изо рта и сплюнул? Так? Пабло даже демонстрирует, только без жидкостей. Его усики подрагивают, а на верхней губе, в ямке собрался пот. Почему-то он серого цвета. Сиэль пожимает плечами: — У него на роже написано, вон как улыбается. Признайся, Блонди. — Поверить не могу! — в сердцах кричит повар. — Ты говоришь, не он плюнул, а я! Я уверен, я этого сделать не мог и мои подчиненные не могли! Клевета. Вздор! Пабло работает в поте лица, а ему такое в лицо! Ему харчок в лицо! Сгусток! Мощная слюна в душу! — Послушайте, я имею право на здоровое питание, а вы не имеете право отказать. Должны соблюдаться гигиенические нормы. Пабло кричит еще громче, привлекая внимание вертухая. Но — непоколебимость: Сиэль ощущает ее, как никогда остро, она упирается ему в зубы и заставляет язык двигаться: — Я имею право на свободу слова и право на безопасность, — чеканит он по слогам. — Есть шанс, что этот повар плюет мне в еду, и я требую другого повара! — Я тебе твое право сейчас в глотку затолкаю правым ботинком. Возможно, повредив зубы. Возможно, твое право будет сходить к дантисту. Но это не точно. Жри что дают. Томас. Сиэль поворачивает лицо и к нему. Что-то внутри дрожит, но не настолько, чтобы сломить решимость идти до конца в борьбе за справедливость: — Если вы не можете предоставить мне… Чей-то локоть толкает говорящего в бок: Черный незаметно оказался рядом. В его присутствии Блонди впервые подает голос: — Он все не так понял. Я ему всего лишь вежливо улыбался. Откуда такая агрессия? Сама невинность. «Ах ты ублюдок, я тебя насквозь вижу! Манипулятор херов! Думаешь, я в твои игры играть буду?» Сиэль кидает в него первым, что попадает под руку — то есть, своим полным подносом. Поднос с глухим звуком летит в стену. Каша стекает вниз, а кружка рикошетом стреляет в витрину. Пабло завывает по-собачьи и ругается на родном языке. Черный хватает Сиэля за шею и оттаскивает в сторону: — Отбой, герой. — Ты лучше своей суке это скажи! Убери руки! — Сиэль даже не говорит, шипит, и делает это прежде, чем осознает, кому именно указывает. Черный не двигает Бэмби в челюсть возможно только потому, что видит страх понимания в глазах. Как озарение — вспышка ужаса. Он всего лишь встряхивает бунтаря за шкирку: — Я тебе сейчас уберу по морде. В карцере еще не был? Заткнись. Сиэль замечает ликование в глазах-ледышках. Почему никто не видит, кроме него? Но под напором, Сиэль вынужден сдаться и «поджать хвост». — Я спокоен. Все! Спокоен. Томас нависает сверху: вернее, у него не хватает роста, но он умудряется создавать такой эффект. Интересно как? — А был ли мальчик Бэмби, или это все сказочка о карцере? — говорит он. Черный его успокаивает: — Все в порядке, мальчишка йогурта переел. Животик расперло, разнервничался. — Пусть договорится со своим животиком. Иначе будет беседовать с ним тет-а-тет в одиночке. Томас ухмыляется и проходит мимо. В пронырливых глазах читается уверенность: «Вы все замолкнете и уберете за собой, иначе последствия не станут себя ждать». Кто-то из поваров поднимает поднос. Пабло бросает презрительный взгляд, так способен смотреть — гневно, унижено и влажно — только художник, которого обидели. Харчок в каше Пабло! Уму непостижимо! Мощный сгусток в душу! Черный толкает Сиэля на Биг-Бена. Толстяк ловит его необъятным животом и уводит виновника суматохи из столовой. — Какая муха тебя укусила, Бэм? — спрашивает он. Сиэль точно знает. Он устал оглядываться и шарахаться от любой тени. Черный ничего не делает. Блонди прирежет Бэмби за углом, и Черный ничего-не-сделает. — Блонди этого добивался. — Он тебя провоцирует, и ты едва не загремел в карцер. Блонди оттуда, хочешь стать таким же? — Мне уже все равно. Может мне в карцере будет безопаснее? — Ты там просто не был. И пока что, Бэм, ты проблемы создаешь себе сам, из которых Черному тебя и выгребать. От такой несправедливости, Сиэль не сдерживается: — Что же я сделал, кроме того, что защищался? И никто — никто из вас — за меня не вступился! Я даже в туалет не могу сходить посрать спокойно, не зная, ждет ли меня его сука на унитазе или нет! Биг-Бен качает головой: — Ты сделал две ошибки, одна хлеще другой (впрочем, как обычно): первая — повелся на провокацию и чуть не загремел, вторая — начал перечить Черному да еще прилюдно. Если ты окажешься пизжен, Черный будет прав, имей в виду! — Вот опять. А если меня прирежут — кто будет прав? А, Биг? Знаешь что? Я не собираюсь тут сдохнуть от руки героиновой шмары! Меня родители не для того растили! На прогулке Сиэль успевает сесть за их персональный стол, как двери распахиваются: во двор выходит Черный; у него быстрая походка. Без слов он сжимает волосы Сиэля на затылке и припечатывает его голову к столешнице, сам нависает сверху. — Если еще раз шикнешь на меня, я сначала выебу тебя во все щели на глазах у всех, а потом вкатаю в этот самый бетон: последнее предупреждение, усек? — это он тихо-тихо шепчет на ухо. Кажется, у Сиэля идет кровь носом. — Я понял… — Громче. — Я больше так не буду!.. Прости! Унижение должны увидеть все, чтобы ни в чьем воспаленном разуме не возникла и толика сомнения о том, а управляется ли Черный со своей сучкой? — Слишком много на себя берешь. Размахался подносами. Сиэля выпускают, он водит шеей и разминает ее пальцами, кожа горит. Мужчина садится рядом и напоследок дает оплеуху по голове. Сначала кажется, что слезы брызжут из глаз от удара, но позже Сиэль понимает, что это от обиды и чувства несправедливости. Господи, чаша несправедливости попросту переполнена. — Косячный диснеевский зверек. Бард и Биг-Бен молчат. Сиэль отирает кровь.***
Блонди поджидает его в коридоре, прямо у дверей в душевую. Щуплая немощная фигура, и почему Сиэлю она доставляет столько неприятностей? — Как жаль, Бэмби. А ведь мы могли стать лучшими друзьями. У нас с тобой много общего… Знаешь, как меня называли в первые дни? Белоснежка. — А потом что? Испачкался? — Сиэль пытается пройти, но тощее тело преграждает дорогу. — Я всегда был рядом с ним, лучшим. А потом появился ты — выскочка и заноза в заднице. — Тебе настолько скучно и нечем заняться? Я тебя предупреждаю: отвали на хуй. — Господи, даже ругаешься, как девка. И подносы кидаешь неважно. Но что ты мне сделаешь? Снова закатишь истерику? — Выебу на глазах у всех и вкатаю в бетон. Голубые глаза расширяются, — Сиэлю кажется, от удивления — но Блонди смеется. — Это его фраза. Это фраза Черного, ты просто ее повторяешь! Смех растет, пока не звенит омерзительными девчачьими нотками. Лучше было молчать. Слова вырвались сами — как одно из самых грозных предупреждений, которые Сиэль слышал. Только вот он не учел, что из его уст оно не будет нести должного эффекта. — Клоун. Я тебя предупредил. Сиэль больше не намерен задерживаться. Он толкает Блонди в сторону и входит в душевую. В ноздри бьют знакомые запахи чужих тел. — Не стоит поворачиваться ко мне спиной, — доносится сзади. Сиэль чувствует приближение. Он разворачивается, но поздно: Блонди сшибает с ног. Сиэль ударяется о влажный кафель: чудом он падает на правое колено, которое принимает весь удар. От тупой мигающей боли хочется завыть. Заключенные бодро стекаются, они окружают дерущихся в кольцо. Когда в ушах раскатывается и растет смех, Сиэль осознает, что начинается представление, которого он боялся и избегал все это время. Его тошнит от ужаса, его сейчас вывернет наизнанку на глазах у всех. Вот так он и умрет, в луже блевоты и крови. Вот… Так умрет? Так все закончится?.. — Ну что ты? Отвечай! Ты вроде как вставить мне грозился! Отыметь на глазах у всех! В руке Блонди сверкает тусклый металл. Он вытаскивает его из рукава на манер Черного. Лезвие рассекает воздух, надвигаясь на Бэмби. Сиэль уворачивается, кожу на предплечье рассекает жгучая полоса. Блонди двигает атакующей рукой быстрее. Еще одна полоса. Когда юноша пятится в живую стену из осужденных, его толкают в спину. Не выйти. — Дерись! Смех. — Вставь ему по самые гланды! Где Черный? Биг? Кто-нибудь? Сиэль замечает в кишащей полосе лиц лоснящуюся физиономию толстяка, он расталкивает людей локтями, пробивая себе путь. В руках полотенце и бутылка «Джонсонс Бэби». — Бэмби! — пыхтит он. Биг-Бена останавливает Бард. Почему? Блонди наносит очередной удар, от которого Бэмби не успевает увернуться: нога таранит живот, юноша падает на пол. Толпа скандирует: «Блонди, Блонди!» Кто-то выкрикивает кличку Сиэля. — Бэмби, вмажь ему! — Сучки дерутся, как дырки! Среди всех фигур, юноша различает единственного человека, способного прекратить драку. Черный. Наверное, его кто-то позвал, так как он никогда не принимает ванные процедуры со всеми. Сиэль бросается к своей защите, но мужчина испепеляет холодным взглядом. Он делает безразличный шаг назад. Тварь! — Сзади, — бормочет альфа. В волосы вцепляются на затылке. — Ублюдок! — Сиэль хватает Блонди за запястье и впивается ногтями в кожу. — Отпусти! — Он мой, ясно? Мы всегда были вместе! — блондин шипит змеей в ухо и издает натужный смешок. Он швыряет Сиэля вниз лицом на тощее, каменное колено и отбрасывает на пол. Из носа капает кровь. — Блонди, Блонди! — Бэмби, вставай! — По дрожащему голосу Финни, кажется, что он действительно переживает. — Лови! Черный толкает кроссовком какой-то предмет. Зубная щетка с приделанным остроконечным лезвием. Похожа на нелепое копье. Этой заточкой Черный убил прошлого недруга. Возможно, в общей сумме, не одного. Сиэль сжимает оружие как можно крепче — уж Блонди попытается его выбить. Либо пан — либо пропал. Он неуклюже уворачивается от пинка, поднимаясь на ноги. Отзеркаливание. Спустя несколько попыток ему удается ухватиться за светлые патлы, тогда Сиэль бьет чужим лицом о свое согнутое колено. Блонди этого мало, он обхватывает Сиэля за талию и валит. Они возятся на полу. Сиэль кусает руку, Блонди кричит и отпихивает соперника ногой. Сиэль прыгает на Блонди с кулаком, но промахивается — увернувшийся от удара, соперник отвечает кулаком в лицо. Какое удачное отзеркаливание! В глазах расплываются зернистые пятна. Если Сиэль не ответит сейчас же, он уже не ответит никогда. С диким воплем он бросается на Блонди. Заключенные смеются. Для зэков возня двух сучек сродни драке котят. Они шипят друг на друга, машут неуклюжими лапками и пытаются ободрать носы. Наверное так это и выглядит со стороны. Сиэлю больно, и в голове от страха, адреналина, крика, ужаса и боли что-то вибрирует и гудит. Если он сейчас потеряет сознание, для него все точно будет кончено. Поэтому он с яростью и изо всех сил колотит Блонди всем, чем может. Пока может. Блонди защищается, покрывая голову руками. Ему удается выгадать момент и толкнуть Сиэля ногой в живот. Еще раз. Снова. Сиэль падает и скукоживается на полу: от удара из глаз сыпятся искры. Несколько секунд, которые кажется вечностью, он не может дышать. Он забыл, как это делается. В желудке пульсирует огненный шар, не меньше. Он больше не встанет, нет, не встанет, у него нет сил. Блонди возвышается над поверженным, как та самая Белоснежка: весь белый, с глазами-льдинками. В глазах читается приговор. Он такой же мутный, как и происходящее. «Вот и все», — думает Сиэль. И он не знает почему, но тело начинает двигаться само. Последнее противостояние против обреченности? Сиэль замахивается заточкой. Для Блонди, потерявшего бдительность, это оказывается фатальным. Лезвие попадает по ноге, рассекая штанину. Времени достаточно, чтобы подняться. Бэмби из последних сил бьет Блонди в живот. Отзеркаливание: снова, снова, еще удар! Он роняет согнувшегося юношу на землю и садится верхом. Скорее, скорее!.. Прижимает лезвие к горлу. На нем удивительно тонкая кожа. — Не рыпайся. Блонди сдавленно смеется: — Кишка тонка. Ты же… Бэмби. Когда лезвие вдавливают в щеку, из раскрывающейся раны течет. Сиэль продырявливает кожу и на второй щеке: кровь в виде шаровидной вытянувшейся капли, совсем как в дешевом кино. У Блонди скачет кадык, когда он пытается сглотнуть слюну. Сиэль царапает и его. — Еще раз сунешься, и я тебя прикончу. Признай поражение. — Зачем? — Вслух. Или я убью тебя, клянусь. — Ты победил, я проиграл, доволен? — Громче: кто победил? — Ты! Сиэль встает: в висках пульсирует шум, он настолько живой, что становится страшно. Победитель все еще сжимает заточку. Чтобы забрать свое оружие, Черному приходится приложить силу: с виду слабые пальцы вцепились мертвой хваткой. Тут же на подхвате Биг-Бен и Бард, они хлопают выжившего по плечу.***
Сиэль отдыхает в камере. Они с Черным оказываются наедине. Черный прячет заточку в своих вещах. Рискуя, он носил ее с собой — значит, знал, что есть угроза? Или он переживал за свою шкуру? Что это было? «Меня только что чуть не убили. И я — чуть не убил». Но: «Кишка тонка!» — Блонди прав. Сиэль не смог бы перерезать чужую глотку. Его бьет крупная дрожь. Он продержался строго до порога хаты, и теперь от бравого юнца мало что осталось. Он сплевывает в раковину с кровью и хочет упасть в койку, забыться сном, но понимает, что не так легко. Если с Блонди все кончено — хотя бы на время — осталась еще одна неразрешенная вещь. Он поворачивается к мужчине. — Ты не помог мне. Я столько терплю от тебя, и ради чего?.. Ты стоял и смотрел! На лицо Черного набегают тени. Сиэль не может остановиться: — Что? Выебешь меня на глазах у всех? Давай, трахни меня хорошенько! Слей свой спермобак! Мне плевать! Черный толкает его к койке, сажает и излюбленной хваткой сжимает за шею сзади. — Убавь пыл, петушок, а то, смотрю, расхорохорился. Подумай вот над чем: если ты постоянно жмешься к моей ноге по всякому пустяку, пожалуй, тебя ничего не стоит мочкануть, едва я отойду поссать. Смекаешь? А сейчас расслабься и пойми, наконец, что произошло. Сам. Все сам!.. Он оставляет его в камере. Сиэль сидит так неизвестно сколько времени. Один раз его навещает Биг-Бен, под предлогом: «Забрать заначку, сладенького захотелось». — Бэмби, ты дуешься на нас? — А как думаешь? — Черный сказал не лезть, и это… Он контролировал, ты не думай, Блонди не успел бы тебе… а ты молодец, живчик! Молоток! Сиэль кивает, лишь бы его оставили в покое. Забавно, но когда толстяк уходит, внутри накатывает чувство облегчения. Конечности еще дрожат, но уже от общего перевозбуждения, а не от страха смерти. Разжимая и сжимая кулак, юноша вспоминает, как стискивал заточку альфы и как именно наносил удары: смазано, но отчаянно. Внутри впервые открылся скрытый резерв, черная коробка, о которой не подозревали. Это было похоже на инстинкт загнанного в угол зверя — драться до последней капли крови или погибнуть. Сиэль не смог бы себе простить столь пошлую концовку: он еще не отомстил Габриэлю, а значит, еще рано умирать. Кажется, теперь он даже понимает, что имел в виду Черный. Чем черт не шутит, Сиэль впервые смог защитить себя. Сам. Все сам. Снаружи раздается странный шум: похоже на очередное происшествие, только вот не слышно вертухаев. Где едкие выкрики вездесущего душки Томаса? Сиэль выходит на шум. У сетки, ограждающей главный коридор, столпились зэки. Черный и остальные там же. — Что происходит? — О, наш перец вышел! — Бард стукает кулаком о кулак Сиэля. Подумать только, к нему уже относятся немного иначе. — Неважно выглядишь. Зато теперь ты — главная сука среди всех сук! — Вот спасибо. — «Всю жизнь мечтал о столь почетном статусе». — Новеньких ведут, — отзывается Биг-Бен. Он жует «Пикник». Почему-то Сиэль ощущает волну уверенности и… боже, он подходит к сетке вплотную и глядит с остальными на входные двери. Еще никого не заводили, но — вот-вот. Первым заходит Томас, за ним шеренгой бредут новоприбывшие. Гремят отворяющиеся решетки и скрипят захлопывающиеся. Сиэль улюлюкает вместе с остальными, он цокает языком и дразнит плосколицых, перепуганных зэков. Зелень. Совсем недавно он был таким же, но уже не теперь. Кто из них проявит себя, а кто сгинет сквозь призму бетонированного эха? — Свежее мясо! — Бард перекрикивает толпу. С его заточенными зубами это звучит как реальная угроза. Горстка разношерстных людей продвигается под надзором вертухаев. Не оглядываться, не реагировать, но — страх ведь не спрячешь. Сиэль готов поклясться, он ощущает чужой ужас кожей и втягивает ноздрями его раздражающие эфемерные испарения. Коллективный страх осязаем. Но — осязаемо и коллективное возбуждение. К счастью, Сиэль занял вторую общность, та, что с возбуждением. И… Ему это нравится. Он вливается в часть единого организма — да, это иллюзия, но она живет, хоть и недолго. Среди новичков выделяется шпала с длинными волосами, они покрашены в буйно-красный цвет. Неужели трансвестит? Вот кому точно писан приговор, бедняга, но это все неважно. Ор оглашает тюрьму, которая на несколько минут ожила чуть более нужного. — Петушочек! — Эй красотка, я тебя заждался! — Ох, найду себе женушку! — Красноволосая бестия моя! Сиэль тоже горланит: «Новенькие!» и хохочет. Он вжимается пальцами в сетку и трясет ее. На компанию смотрит Черный. Сиэль встречается с ним взглядом: мужчина приподнимает брови, качает головой и уходит к себе, побыть в тишине. Сиэль чувствует себя проказником, которого только что миновала суровая кара. Биг-Бен и Бэмби переглядываются. Оба спрыскивают со смеху: папочка не наказал шалунов. — Гляди, — бурчит толстяк и трясет сетку с криком: — Эй ты, сука, да ты! По тебе звонят мои колокола! — Скажи, что ты ее большой папочка. — Я твой Биг-Биг-Дэдди! Дааа! — Ууууу! — воет Сиэль и трясет, трясет сетку… Все будущие сучки напуганы. Ужас они с ребятами видят по серым неживым лицам, и… это доставляет радость.