***
…Сорок девять, пятьдесят… Только бы не сбиться со счету. Цифры — неоновые вывески, как в ночном Лос-Анджелесе, всплывают в воспаленном сознании и гаснут. Внутренним взором Блонди старается не задерживаться на их очертаниях, его задача — сконцентрироваться и отвлечься от того, что пульсирует в крови. Очередная капля пота катится вниз, попадает в уголок глаза, и — щиплет. Напоминает совесть. Смехотворное наказание, ведь Джен умер. Джен умер не по его вине, но мог ли он это предотвратить?.. Как ни странно, больше всего пугает не сомнение, а — потенциальная возможность. В теории. Если бы не один человек, который успел появиться в жизни Блонди, то, кто знает? он бы сейчас лежал у толчка и подпирал плечом голову товарища передозника. — Джен, Джен… Мы же договаривались, кретина кусок! Мы же обещали бороться вместе! Разумеется, Джен уже не мог ответить. Он впустил в вену белесого зверя, дьявольского пса, и теперь, должно быть, скачет верхом на нем прямиком в Ад. Дорога героинщиков вымощена пыльцой ангелов. Зрачки напоминают тарелки НЛО плашмя. Руки и ноги обмякли, как у соломенного чучела. Сам Джен, как инсталляция несчастливого детства. Его внутренний ребенок отлетел вдаль, разбрасывая ангельскую пыльцу, отражение горизонта можно поймать в глазах. Блонди тоже хочется погладить пса. Ему кажется, вены и жилы в его теле вздулись, как бы навстречу потенциальной игле. На конце иглы танцуют ангелы, сколько их?.. Может стоило посчитать этих блудников, а не треклятые неоновые циферки?.. Войди в меня, игла. Присунь мне. Это лучше, чем секс. Это лучше, чем я. И уж, конечно, жизнь. И Блонди бы, сдался. Он бы подхватил иглу Джена, если бы не… «Я поверю в Бога, я уже почти в него верю, ибо как иначе объяснить случайности встречи?» Новенький пришел всего-то месяц назад, а уже открыл на многое глаза. Не Клод Фаустус ли — избавление от недуга? Он сам признался, что не иначе, как господне провидение привело его в Алиент-Крик, тогда как сам Клод бывший его прислужник? Случайности не случайны, и Клод Фаустус — его новый друг. … Сто один, сто два… Не прекращать считать, если он собьется, придется заново. Он начинал уже раз двадцать. Блонди прячет лицо в коленях, поэтому не замечает тени, нависшей сверху. — Ответь мне честно, — раздается голос, — ты употреблял, или я зря трачу на тебя время? — Клод присаживается рядом. Он достает салфетку, купленную у Одноглаза, и протирает очки. Он тщательно следит за стеклом. Блонди и не знал, насколько сильно ему нравятся очкарики. Кажется, они внушают доверие, хоть их сила и отличается от силы кулаков, которым Блонди отдавал предпочтение ранее. Клод невероятно умный парень, и он его вытащит. Точно вытащит! Надо только следовать за ним. Собственно, об этом они и договорились. Он пообещал. Юноша поднимает воспаленные глаза: — Клянусь… Я нашел Джена в туалете, он уже ширнулся, я хотел его отговорить… и только, Клод! Он уговаривал и меня, знаешь, как уговаривал? Как будто сам дьявол ему язык напомазал: сладкие речи, и мне казалось, что я схожу с ума!.. И как рад, что отказался! Представляешь, Клод? Утром бы обнаружили уже три трупа! Как я рад, Клод, что встретил тебя, твоя поддержка очень многое значит. — Меня не устраивает тот факт, что ты переговаривался с наркоманом в туалете. Даже эти случаи должны быть исключены. Тебя нельзя оставлять одного ни на минуту. Один шаг в бок, мальчик, и ты — в трясине. Алоис кивает, он понимает, о, он так понимает! В красных глазах еще стынет яркий лед, он выплакал столько слез! Клод дотрагивается до его лба, и на мгновение Алоису кажется, что этого достаточно, чтобы стало лучше. —У тебя жар. Снова. — В медпункт пойду, попрошу лекарства и натреплю на грипп. — У них глаз наметан на ломку. Мы не можем рисковать. Блонди пожимает плечами, вариантов нет. Ему становится хуже, скоро он не сможет и двух слов связать. Его уже начинает трясти. Лишь бы Клод не отвернулся от него в этот период! Мужчина находит решение: — Лучше иди к себе и ложись, а я где-нибудь раздобуду лекарства.***
В туалете Сиэль старается привести лицо в порядок. Под правым глазом подтекает кровь, кожа припухла, похожа на размякший под дождем детский рисунок: сначала Черный ударил кулаком, а затем разрезал кожу своим орудием, которое он именно сегодня вытащил из тайника, чтобы держать при себе. Если бы не случай с трупами передозников, Сиэлю бы так не досталось. Хватило бы только кулака. — Черт… Лезвие заточки рассекло кожу тоненькой прямой, как будто ужалило насекомое. Черный схватил Бэмби за волосы на макушке и так сильно оттянул голову назад, что в глазах потемнело и посыпались искры. — Око за око, — отчеканил он и медленно провел металлом по коже лица. Первый раз. — Я случайно же!.. Но лицо Черного выражало уже укоренившуюся между ними истину: «Не умеешь врать». — Если бы ты случайно задел своими зубками мое достоинство, я бы тебя извинил, с кем не бывает, верно? Но поскольку ты сделал это нарочно, мне придется ответить тем же. Сиэлю надо было промолчать. Он до сих пор не понимает, что на него нашло. В какой-то момент он как будто забылся: запамятовал, что его ждет, что уже было… — Тоже прикусишь мой член зубами? — он даже усмехнулся, шумно сглатывая и демонстрируя альфе беззащитный кадык. От удара по ноге, Бэмби потерял равновесие и шлепнулся на пол. Затем лезвие оказалось у лица и оставило яркую, сочную отметину. Во второй раз. — Если бы я лично не возился с дантистом для твоих зубок, — произнес мужчина, — я бы непременно их тебе выбил прямо сейчас. — Извини. — Кажется, что тебе они не нужны. — Извини, — повторять снова и снова, все, что остается. Когда его отпускают, как плешивого щенка, он сбегает в туалет, чтобы зализать раны. Заживет, конечно, но… он и правда вздумал огрызаться? «Чокнутый псих!» — усмехается собственному отражению и не понимает, на кого это больше похоже, на Габи или на него самого? Сзади раздаются шаги, в отражении пластины мелькает высокий брюнет. Бэмби не оглядывается. — Я отработаю, только больше не надо бить! Ты можешь не верить, но я случайно задел тебя зубами. — Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь, да? Всего-то пошел по малой нужде. — Голос не принадлежит Черному. Слишком резкий разворот заставляет наблюдателя посмеяться: у Сиэля должно быть бестолковое выражение смятения. Умник в очках, который не любит черный цвет. Как его… Клод, кажется? Он отдаленно напоминает Себастьяна. Во всяком случае, у них одинаковый рост, похожая комплекция и цвет волос. — Неприятно оказаться в таком месте, будучи интеллигентом, — добавляет новенький. Сиэль фыркает: — Да уж. Я не тебе говорил. — Догадываюсь. Хотя бы потому, что меня еще никто не кусал. Сильная рана? — Он подходит к раковине, чтобы помыть руки. — Тебя не касается. Сиэль наблюдает за тем, как Клод медленно разворачивается к нему и задает весьма неожиданный вопрос. — А мне нужна твоя помощь. У такого человека, как ты, может заваляться жаропонижающее или обезболивающее? А лучше и то, и то. Я не так давно здесь и толком никого не знаю. —Такого, человека, как я? — Сиэль не верит своим ушам. — Зачем тебе? — Для одного человека. — Отведи его в медпункт. — Не могу. У меня есть деньги, и я могу купить тебе, что захочешь. — А для кого конкретно? — Блонди. Ты его знаешь, не так ли? — Не так ли, — передразнивает Сиэль. Он готов послать Клода, — вот уж кому он точно помогать не будет! — уж пусть крыса помучается, но… передумывает. Разве Блонди не наркоша, который может что-то знать? Да и у Сиэля в закромах действительна припасена таблетка обезболивающего: подгон от Биг-Бена, когда болел зуб. — Может быть и найдется… Если взамен узнаешь у своего дружка, кто нынче барыжит. Я имею в виду два жмура. — Я спрошу, — обещает Клод. В сортир заходят люди, и Сиэль велит ему оставаться на месте. Он идет в свою камеру. Таблетку он прячет в тумбочке, в пустой пачке крекеров: пришлось сложить пачку бесчисленное количество раз и приплюснуть книгами. Он избавится от заначки перед большими-большими обысками. Тоже неплохо! — Держи, — передевая таблетку, рука касается руки. Горячая, как у Себастьяна. — Я не останусь в долгу, — уверяет Клод. — Таким, как мы, надо держаться вместе. Мы не созданы для этого мерзкого места и людей.***
Биг-Бен едва поспевает за Черным. Сегодня альфа не в духе: еще бы, кто-то за его спиной разводит грязь в спокойном течении тюремного существования. — Не злись так! Найдем мы всех, кто это… против нас! — лоб толстяка покрывает испарина, он промакивает ее рукавом формы, к ней до этого уже пристали крошки от крекеров: — А-а, гадость! Черный держит путь в одну из камер. В ней оказывается всего один человек. Блонди лежит на койке, лицо мокрое и на лбу челка похожа на водоросли. В руках он сжимает подушку, с такой силой, что побелели костяшки. Черный присаживается на корточки: — Твой дружок Джес, у кого он взял дозу? Блонди долго не шевелится, затем поднимает голову: — Ничего не знаю, Черный. Пришел меня навестить? Так мило… Как в старые-добрые времена… — Не заставляй меня принимать меры. — Алоис, — раздается голос и порог камеры переступает Клод. Он подчеркивает имя. — Не употребляет уже продолжительное время. Видимо дела в тюрьме идут неважно, раз мы больше не можем рассчитывать на соблюдение выдуманных альфой правил. Черный выпрямляется на ногах и встречается взглядом с выскочкой. Ему кажется забавным, что Клод выдерживает прямой контакт. — Когда это я разрешал говорить, умник? У Биг-Бена чешутся кулаки, и он трет их друг о дружку: «Стоит твои очечи протереть, не разглядел к кому обращаешься?», но Черный дает знак не вмешиваться. Он приближается к смельчаку. — Ой-ой, а, кажется, я тебя узнаю. Биг, представляешь, этот парень совершенно не любит черный цвет. — Безвкусный мурзик! У нас здесь все любят черный, чтоб ты знал! Не модный! — толстяк показывает язык и хохочет, скатываясь в визг; лоснящиеся кулаки все еще чешутся, чего опасается Блонди. Он вынужден привстать с койки. «Да, выглядишь ты паршиво», — замечает Биг-Бен. На лице Клода остается неизменным непроницаемое выражение лица. — Бездумная ярость, — говорит он. — А мне говорили, ты внушаешь уважение делами. Но стискиваешь зубы, как будто их уже стиснули на тебе… Что?.. Между ними просачивается тощее тело. Взмокшее, содрогающееся, оно способно вызвать разве что жалость или презрение. — Черный, пожалуйста, мы ничего не делали и никого не трогали! Он меня защищает! Не трогай Клода! Прошу! — Алоис, не надо за меня заступаться, — говорит Клод. А он, кажется, уверен в своих силах. Черный бросает взгляд на Блонди: «Я не бью жалких и сдыхающих наркош», и обращается к Биг-Бену: «Идем». Он полностью игнорирует Клода. Уходя следом за альфой, толстяк едва ли не дышит ему в лицо на прощание: — Протирай очки, пока не выбили стеклами внутрь. Блонди прислушивается к удаляющимся шагам, затем поворачивается к Клоду: — Лучше бы он что-то ответил или ударил, а так… все будет еще хуже! Клод, ну зачем? Лично мне пока хватает проблем! Достаточно. — Я никогда ничего не говорю, не подумав, — отвечает Клод. — Я вообще считаю, что при власти должно быть лицо, хоть сколько-нибудь разбирающиеся в управлении. Так будет лучше для всех. Он поправляет очки одним безымянным пальцем, затем достает из кармана таблетку. — Держи. Но ты должен кое-что мне рассказать и побыстрее, меня ждут.***
Еще пот не высох на лице, Биг-Бен снова едва поспевает: на своих длинных ногах Черный способен обойти всю тюрьму вдоль и поперек. — Черный, мне кажется, Блонди правда давно не употребляет. Я видел ломку не единожды, парня торкает, но он борется! Ему отвечают, бросая через плечо: — Ты правда наивный или притворяешься? — Постой, да постой же ты, не беги так! — Бигу пора задуматься о том, что правда похудеть. Какая ужасная отдышка! Кажется, еще немного и он увидит свет в конце туннеля. Черный сначала замедляет шаг, затем останавливается и выжидательно смотрит: «Что ты мне еще не сказал, чего я не знаю?» его практически невозможно чем-то удивить. — Слушай, — пыхтит Биг-Бен, — знаю, Блонди разочаровал тебя. Славный, чистый мальчонка, который пошел на измену и ради чего! Чтобы угробить свою жизнь настоящей чумой!.. Но он еще способен справиться, может, стоит дать ему шанс, как человеку, а? — Биг… Когда я принял Блонди в свою команду, он уже не был чистым. Все держалось на его обещании и моем доверии. Бывших наркоманов нет, оставь тему и хватит его жалеть. Иногда ты меня удивляешь. Биг-Бена хлопают по массивному предплечью и идут дальше. Толстяк собирает на лбу все, до последней, морщины и бредет следом. — Я? — разводит он руками. — Удивляю?.. Тебя?! Сегодня пойдет снег, а на ужин подадут горячую индейку, каждому по ножке! Ох… помедленнее! Он и не замечает, как позади него Бэмби сворачивает в другой коридор. На углу его ждут: засунули руки в карманы и притворяются, что застряли на перекрестке случайно. Холодные глаза теплого оттенка, они встречают подошедшего пристальным вниманием. От взгляда становится не по себе, но Сиэль держится, он хмыкает: — Только не говори, что он не знает. Это было бы слишком предсказуемо. По плоскому лицу сложно представить, каким окажется ответ. — Сбытчика два, насколько он знает. Джес повелся с ними из-за дешевой цены. Один по имени Тимар, кличка Жираф, — очень глупая, на мой взгляд — а другой то ли Джейдий, то ли Джейс… Большего я не знаю. Более чем достаточно, чтобы альфа посмотрел на свою шестерку под другим углом. — Идет, мы квиты, — кивает Сиэль. Он добавляет, надеясь, что так прозвучит убедительнее: — Если информация не взята с потолка, конечно. — В моих интересах, чтобы их лавку прикрыли. Хочется спросить, почему, но это лишнее, а потому, без слов, они расходятся в разные стороны. Свидетелей нет.***
Черный со всеми во внутреннем дворе. Еще не наступило время обеда, да чего и говорить, — еще первого глобального обыска не проводили, а кое-кто уже знает о кое-ком. Впервые за долгое время Сиэль ощущает взлет и смеет надеяться, что падения не последует еще долго, ведь стоит поделиться информацией, которую Фантомхайв раздобыл самолично, чтобы подняться в глазах всей компании. Кто бы что ни говорил, но Черный — человек слова и дела, а значит, у Бэмби появится какое-никакое преимущество, и это ценой всего-то в одну таблетку болеутоляющего! Рассказать Артуру и он не поверит. Рассказать Габи — и тот заткнется раз и навсегда с напыщенными историями о своей бурной жизни. В глаза бросается перемена распределения по территории: люди как будто приготовились, группы сплотились и пододвинулись друг к другу. Шоколадки играют в баскетбол, еще другая группа их сородичей заняла стену прямо напротив стола Черного, группка белых — неизвестных Бэмби — также придвинулась ближе к Черному, выглядят настороже, постоянно оглядываются, о чем-то шепчутся. Тодд и остальные держатся между альфой и китайцами, на случай поддержки. Еще латиносы — но их не видно и не слышно, они сдали поле боя, как непричастные, и теперь наблюдают со стороны. Хотя Бэмби слышал, что латиносы с кухни и помогают бизнесу Лау процветать. Как бы то ни было, скоро это кончится. Черный и Бард курят и беседуют с каким-то рыжим парнем, Биг-Бен сидит к ним спиной, на его лице застыло выражение сердитой задумчивости, обращенной в небо. Как непривычно. Грелль сидит рядом с ним и смотрит туда же. «Голубей считают что ли?» — У Сиэля состояние предвкушения, он уже дошел до стола, но под его ногами блестит какой-то шарик, и он его поднимает. На ладони похож на крупный бисер, только из металла. Идеально гладкий и в чем-то выпачканный. Биг-Бен перестает ловить ворон: — Бэм, что там у тебя? — Это же не пуля? — весело спрашивает юноша и показывает находку. Черный, все еще разговаривает, он отвлекается на Бэмби и немного щурит глаза, пытается разглядеть, что там у него такое, но Биг-Бен оказывается куда более зрячим. Он горланит: «Фу, да наш Бэм взял в руки подшипник!» затем весело шоркает подошвами по асфальту, как будто случилось нечто из ряда вон. Сиэль клянется себе, что его уже ничто не смутит, так что пусть смеются, сколько угодно. В конце концов, в его кармане стоящая новость, за которую его еще поблагодарят. — И что это? — невозмутимо спрашивает он. У Барда на физиономии застыла неизъяснимая смесь из смеха и сочувствия. Да он вот-вот лопнет, если не выплеснет все наружу. — С луны свалился? Его вгоняют под кожу члена для остроты ощущений! Он еще и кровяной небось! Кровяной огурец! Хохот. — Фу-у-у, гадость! — морщится Русалочка и закрывает лицо ладонями. Сиэль бросает шарик куда подальше и обтирает ладони о штаны: он уж думал, что прошла пора наиболее мерзких ощущений. Чего только не придумают! Ничего, все про его находку забудут, едва он сообщит имена серых дилеров, только сначала: «Пойду помою руки», бросает он, но не успевает, так как с другого конца двора раздается громогласное: — Эй, кто это бросил в меня?! По закону подлости, который Бэмби, находясь в Алиент-Крик, уже успел изучить на половину: приблуда для полового органа угодила то ли на игральные карты, то ли в лоб негру, склонившемуся над ними. Во весь рост жертва — копия Майкла Джордана в юности. И у копии баскетболиста имеются друзья, едва уступающие ему в росте и силе. — Твою мать, бро, — восклицает один из них, — это же настоящий подшипник! Отполированный да готовенький! — Твою мать! — поддерживает другой, вскакивая с места, — он еще и кровяной! Томас, который дежурит у дверей, напрягается. Нарастающий шум ему не нравятся, и он свистит: «Заткнулись!», но уже слишком поздно. Копия Майкла Джордана и его друзья оказываются у той самой кучки белых, которые пригрелись неподалеку от стола альфы: «Рожи у них виноватые». — Наших бьют! — вопит карлик Тодд и первым бросается в кучу шевелящихся тел, он напоминает крошечную торпеду. Кого-то опрокидывают на землю, раздается тяжелый и пугающий звук. Кричат, обещая затолкать шутнику подшипник побольше размером. — Я это дерьмо тебе в глаз вдавлю! Заключенные окружают дерущихся в плотный круг, туда не пробраться даже вертухаям. Во всяком случае, одному дежурящему Томасу — точно. Ему еще предстоит позвать на помощь. Кто-то выкрикивает имена дерущихся, и в гомоне Сиэль отчетливо различает: «Джейс! Мочи чернозадого, Джейс! Не проглоти подшипник!» Сиэль предполагает, что самое время отвлечь Черного от инцидента, чтобы после подумать о реальном существовании закона случайности, той самой, которая вовсе не случайна. — Мне надо тебе кое-что сказать! — хотя больше всего на свете хочется помыть руки с мылом. — Я узнал кое-что! Черный! — но толкучка оттесняет в сторону, и Черный не слышит. Слова «Это Джейс!» тонут в шумихе. В этот момент из кармана одного из дерущихся вываливается прозрачный пакетик. Он шлепается об асфальт. Плотно утрамбованный. Светлое пятно на сером с вкраплениями красного. Маленький китаец из зевак ловко цепляет пятно, напоминая обезьянку, и растворяется в толпе. Находку он передает своему лидеру. Лау в свою очередь прячет пакетик в рукав и находит Черного. Ему достаточно шепнуть всего одно слово, чтобы Черный обратился к Барду и Биг-Бену: — После того, как их разомнут, обработайте Джейса. Если будет что-то говорить, приведете ко мне. — А кто такой Джейс? — недоумевает Бард. Сиэль, наконец, локтями пробивается к своим. — Черный, я узнал, что в этом замешаны Джейс и парень по кличке Жираф. — Главное, успеть сообщить. Мужчина морщится, как от сильной головной боли. — Да неужели? — спрашивает он и окидывает юношу взглядом, и он не сулит ровным счетом никакой благодарности.— Джейс и Жираф, значит… А оленя там случайно нет?.. «Зато теперь ты знаешь, что такое подшипник!» — гнусавит Габи. К черту. — Пойду помою руки…***
Окончательно вся история завершается перед ужином. Говорят, что Джейс и его дружок попали в медицинское крыло и уже вряд ли когда-нибудь станут помышлять дилерством. Ну или мечтать о подшипнике. Сиэль сидит коридоре, ведущем в столовую, и смотрит в окно. Хотя бы на раздачу еды он попадет одним из первых. Если его не опередит какая-нибудь проворная обезьянка, разумеется. Нестерпимо хочется сунуть в рот сигарету, но ему нельзя даже этого. Рядом останавливается Лау. — Не знаю, что меня удивляет больше в этот пасмурный день, — говорит он, — смерть юности, отдавшей жизнь чуме, или юность грустная и невинная, что прозябает на пороге в надежде на кусочек хлеба? Сиэль пожимает плечами. — Вообще-то поговаривают про кукурузные лепешки. Китаец внезапно и широко улыбается. Он напоминает лукавое животное. Если снаружи была маленькая обезьянка с пакетиком, то он — большая обезьяна с рукавом. — Кстати, спасибо за информацию! — Какую это?.. — Сначала я удивился, что же ты такого хочешь сообщить Черному раз рискуешь оказаться под ногами толпы? Любопытненько. Затем услышал «Это Джейс! Это Джейс!» ну, а после мой человек поднимает доказательства, и… вот, теперь мои дела с Черным будут лучше, чем раньше. Сиэль подскакивает на ноги. — Лжешь! — От негодования ему хочется закричать. Не на Лау, а на тюрьму и на нелепость сна, который тянется и тянется, сквозь призму голоса брата. — Ты не мог все это сопоставить! Так не бывает! Лау пожимает плечами: — Кто знает? Как говорила моя прапрапра… — Да хватит! — В общем, звучало как-то так: «Случайно брошенный маленьким мальчиком маленький шарик способен вызвать землетрясение на другой стороне большего шарика». ...То есть, Земли, если не догадался. Да уж понятно!