Despicable

Уже на следующий день Джонатана выписали, но он всё равно целую неделю приходил навещать меня. Мы стали намного ближе, он стал рассказывать о своём детстве, о родителях, о страхах и даже о том, почему он здесь. Мне его безумно жаль, у него была такая тяжёлая жизнь! С самого детства его постоянно мучали кошмары, он много чего боялся, его отец пытался исправить это и ставил всякие эксперименты над своим сыном: он запирал его в чулане, в сарае, в подвале с трупами крыс и других животных, и оставлял там его на долгое время. Но становилось только хуже. Его отец часто жаловался жене, что Джонатан слабый и пугливый, а позже его начали задирать в школе. Он стал изгоем, все ребята его сторонились и считали странным. А позже, когда умерла мать Джонатана, его отца посетила гениальная мысль о том, что страх - это ошибка, что человек не должен испытывать это чувство и от него надо и можно избавиться как от какой-нибудь болезни. Довольно много времени у него ушло, чтобы научно доказать свою теорию и создать противоядие, чтобы излечить сына и самого себя. Однако Джеймс Гордон всё испортил, отец успел исцелить себя, но для Джонатана не хватило времени и пришлось ввести повышенную дозу, которая едва его не убила и чуть не лишила рассудка. Теперь кошмары стали преследовать его не только во снах, но и наяву. -Именно из-за этого меня и перевели в Аркхэм, - немного смущённо сказал Джонатан, отводя взгляд. - Когда я был в психиатрическом отделении, случился очередной приступ... Мне казалось, что монстры повсюду, что пугало доберётся до меня... - он болезненно поморщился и продолжил: - Тогда я убил своего лечащего врача и двух охранников. Это вышло случайно, честно, - немного испуганно начал оправдываться он. - После этого меня отправили сюда, - закончил он и немного съежился, боязливо покашиваясь в мою сторону, словно боясь осуждения. Но, разумеется, этого не произошло! Как его можно осуждать за это? Он же просто жертва ужасных обстоятельств! После услышанного я мысленно пообещала себе сделать всё, чтобы всегда быть рядом с ним и защищать от всего, чего смогу. Второй внутренний голос бесцеремонно напомнил, что я уже обещала нечто подобное для Джерома, но вот он сейчас далеко не в безопасности. Но это совсем другое, в этот раз я точно не налажаю! Самое страшное и неловкое началось, когда Джонатан попросил рассказать о моём прошлом. Уже долгое время я всеми силами старалась этого избегать, переводить тему, а несколько раз мне посчастливилось и нас перебивали санитары, врачи и прочий персонал, пару раз разгоняла охрана, но сейчас мы сидим в моей палате и бежать некуда. Самое ужасное, то, чего я боюсь больше всего, - это увидеть страх или презрение в глазах Джонатана после моего рассказа. Я не знаю, как он отреагирует на то, что я убила своих родителей и ещё кучу людей, ведь семья для него была очень важна, своих родителей он любил несмотря ни на что, поэтому я очень волновалась прежде, чем рассказать ему. Однако чтобы не выглядеть в его глазах таким чудовищем, я рассказала ему то, о чём не говорила ещё никому. Про бабушку. Она была единственным дорогим мне в детстве человеком, но хладнокровие и эгоизм родителей погубили её, и это так же стало причиной их смерти. Закончив свой кошмарный рассказ, я прижалась к стене и обняла колени руками, притянув их к себе поближе. - Я ужасный человек, знаю, - начала я, - поэтому пойму, если ты не захочешь больше общаться. Однако реакция Джонатана была непредсказуема. Он пододвинулся ко мне поближе, наклонился и нежно, но очень быстро, поцеловал в губы. Затем он отсел чуть дальше и смущённо сказал: - Я совсем не считаю, что ты плохой человек, просто с тобой ужасно обращались. Он искоса посмотрел на меня, я улыбалась как ненормальная, затем подсела к нему и крепко обняла. Какой же он замечательный! Мы немного отстранились и внимательно посмотрели друг другу в глаза, а затем он наклонился, но вдруг остановился и смущённо замер. Решив взять инициативу в свои руки, я чуть подалась вперёд, и мы поцеловались. Честно признаться, я уже давно ждала этого момента.

***

Прошло ещё несколько дней и, наконец, нас можно назвать парой. Мы всё так же постоянно общаемся, только теперь совсем без опасений, что кто-то решит нас прикончить; проводим вместе почти целые дни, даже по ночам один приходит к другому и мы просто спим рядом, это очень успокаивает и помогает избежать ночных кошмаров; а когда никто не видит, мы держимся за руки, нежно переплетая пальцы. Джонатан сказал, что это место впервые не похоже на ад, и я полностью с ним согласна. Наверное, даже на свободе я никогда не была так счастлива, как здесь с ним. Жаль только, что жизнь - не сказка, и счастье не может длиться вечно. Сегодня за завтраком я весело качала ногами, ковыряя ложкой то, что тут зовется громким словом "каша", и частенько поглядывала на Джонатана. С самого утра мы украли у одного из охранников свежую газету и сейчас он её читает, временами хмурясь или слабо усмехаясь. За ним очень интересно наблюдать, особенно сейчас, когда он читает новости, его эмоции быстро сменяют одна другую, а сам он об этом даже не задумывается, от чего выглядит ещё более милым. Недавняя заинтересованность резко сменилась откровенным ужасом, с которым он на секунду посмотрел на меня, но тут же вернулся обратно к чтению, стараясь больше не выдавать своих эмоций. Мне стало безумно интересно, что же такое могло случиться, что Джонатан так отреагировал, но я терпеливо жду, пока он дочитает. Наконец оторвавшись от газеты, он поднял на меня взгляд, полный отчаяния, печали и сожаления одновременно, но по-прежнему продолжал молчать. - Что-то случилось, Джонатан? - как можно ненавязчивее спросила я, выковыривая из каши чей-то волос. Фу, я больше точно не буду это есть! Отодвинув эту волосатую гадость, я перевела взгляд на Джонатана. Он продолжал тревожно смотреть на меня, иногда поглядывая на газету. Мне надоело такое молчание и я слегка нахмурилась, наклонив голову в бок. Джонатан вздохнул и, с каким-то опасением глядя на меня, протянул злосчастный кусок бумаги. В самом центре располагалась огромная фотография мужчины, на вид лет тридцати пяти, может чуть больше, у него густые тёмные волосы и уверенный взгляд, над ним огромными буквами красовался заголовок статьи: "Тео Галаван - новый герой Готэма". Едва сдержалась, чтобы не фыркнуть. Герой? В Готэме? Такие уже давно вымерли и больше здесь не водятся. А как же вездесущий Гордон? Хах, точно. Ладно, кроме этой занозы больше никого нет. У остальных либо корыстные цели, либо они лгут. Так, что-то я отвлеклась. "Вчера вечером Теодор Галаван, известный общественный деятель, бизнесмен, да и просто обаятельный мужчина, спас заложников на благотворительном вечере в Детской больнице Готэма, ликвидировав опасного преступника, Джерома Валеску, который к тому времени уже успел убить заместителя мэра, Харисона Кейна, и покушался на жизнь молодого миллиардера-сироту, Брюса Уэйна. Вот что говорит сам герой: "Очень жаль, что я не смог спасти всех, я чувствую за это свою вину. Также мне жаль, что пришлось убить бедного мальчика, он ведь был болен, следовало отдать его в руки правосудия, но Вы же понимаете, другого выхода у меня не было..." Читать дальше я не смогла. Он убил Джерома... Он убил Джерома, он убил Джерома, он убил Джерома... Эту фразу я повторила ещё раз двадцать, пытаясь осознать этот факт. Его больше нет... Внутри словно что-то щёлкнуло, никакой боли, лишь какая-то странная отстранённость. Время будто остановилось, все звуки и люди вокруг исчезли, остались только я и пустота внутри, которая поглощает все эмоции и чувства... - Лойс, - парень встревоженно коснулся руки девушки и она наконец оторвала взгляд от стола, где уже давно не было газеты. - Ты как? - взволнованно спросил Джонатан, старательно заглядывая ей в глаза, которые сейчас не выражали абсолютно ничего. - Да, всё хорошо, - слишком спокойно ответила она, но, чуть подумав, добавила: - Голова болит, я пойду в камеру, ладно? Не дождавшись ответа, Лестрейндж встала и пошла к выходу. Охранник довёл пациентку до её палаты и ушёл. Девушка шла как зачарованная, не поднимая глаз и не глядя по сторонам, она покорно шла и смотрела в пол своими большими зелёными глазами, которые сейчас словно поблекли. Будто в тумане, ничего не осознавая, девушка дошла до своей кровати и легла, уставившись в потолок. Сломанная пружина больно упирается в спину, но сейчас у неё нет сил сделать что-либо. Когда-то белый, а сейчас грязный и обшарпанный потолок с местами отколовшейся краской. Интересно, как вообще мог испачкаться потолок? "Ты не о том думаешь! " - разносится у неё в голове. - "Он убил Джерома! Он убил МОЕГО Джерома! " - ещё ни разу не было такого, чтобы этот голос так сильно бушевал. А где-то в самой глубине сердца ощущаются словно не свои чувства: лютая ярость, отчаяние, боль, желание убить всех и всякого, кто хоть частично связан с его смертью. Нет, это определённо не её чувства, собственные словно исчезли, оставив после себя лишь уничтожающую пустоту, которая словно пламя выжигает девушку изнутри. Его больше нет... "Джером мёртв, Джером мёртв, Джером мёртв... " - снова и снова мысленно повторяет Лестрейндж эту фразу, но ничего не меняется. Всё та же пустота внутри, в глазах даже ни намёка на слёзы. Закрыв глаза, девушка пытается вспомнить всё, что хоть как-то связано с ним, чтобы вызвать пропавшую куда-то печаль, но по-прежнему ничего. "Да что с тобой не так?!" - этот голос практически орёт, но она всё равно не может вернуть чувства, которые куда-то пропали. - "Это твоя вина! Ты виновата в его смерти! Если бы не ты со своим Крейном, Джером сейчас был бы жив! Но нет, ты отняла его у меня! " "Моя вина"... От этой мысли становится только хуже. Два дня девушка вообще не вставала с кровати. Она не ходила ни на завтраки, ни на обеды, ни на ужины. Да и сон ей не давался, она без сил лежала на кровати, изувечивая себя собственными мыслями. От внутренней боли у девушки сжимались кулаки, оставляя глубокие порезы от ногтей на ладонях. От голода урчит живот, и иногда пляшут странные цветные пятна перед глазами из-за обезвоживания, но и эти чувства быстро меркнут и тоже уходят куда-то на задний план. Третий день прошёл так же в мучительном затуманенном состоянии, но утром приходил Джонатан, он пытался уговорить её подняться и поесть, но Лойс отвечала, что ничего не хочет. Довольно долгое время он сидел рядом, обнимал её, пытался утешить, но потом его выгнал охранник. Мысли сверлят голову изнутри. Вина, сожаление и отрешенность. Голос всё время повторяет, что это её вина. Вторая была очень привязана к Джерому, да и сама девушка тоже, что бы он ни делал. Теперь у двух противоположных личностей есть что-то общее, они вместе ненавидят несчастную. За всё это время, Лойс пришла к мысли, что, если бы могла, избила бы себя до полусмерти, но у неё не было сил даже встать с кровати, поэтому она ограничивалась сильными царапинами на руках и порезами на ладонях от собственных ногтей. Ночью пришёл Джонатан, он сказал, что ни за что больше не оставит её, он лёг рядом, крепко обнял девушку и так они пролежали до самого утра. В его объятиях она начала чувствовать себя немного лучше, даже смогла поспать пару часов, но вот голос в голове... Как же девушка рада, что Вторая не может добраться до её Джонатана. Рано утром он как всегда ушёл. Когда пришло время идти на завтрак, он вернулся и практически силой заставил Лойс пойти. Выпив воды, стало немного лучше, но поесть так и не получилось. Днём, до или после обеда, пришли два санитара и куда-то потащили девушку, причём в прямом смысле. Один из них просто взял её на руки и понёс. У Лестрейндж нет сил сопротивляться или что-то спрашивать, ей уже абсолютно всё равно. Она болтается на руках санитара как тряпичная кукла, а стеклянные глаза безразлично осматривают мелькающие рядом стены. Они принесли девушку в кабинет Стрейнджа и усадили в кресло напротив заведующего больницей для душевнобольных. Девушка села по-турецки и равнодушным взглядом уставилась на него. - Добрый день, мисс Лестрейндж, - изображая некое подобие радости, поздоровался он, в ответ она едва заметно кивнула. - Вы знаете, зачем я Вас позвал? - Понятия не имею, - холодно отозвалась девушка, глядя куда-то на стену, где в красивых деревянных рамочках висели многочисленные дипломы и грамоты. - Вы же прекрасно знаете, зачем Вы лукавите? - поинтересовался доктор с лёгкой насмешкой. Лойс равнодушно пожала плечами, поэтому он продолжил: - Я прекрасно знаю, что каким-то образом Вы узнали о смерти Джерома Валески и это выбило Вас из колеи. Могу предположить, что Вас это напугало, расстроило и обрадовало одновременно, но эти чувства кажутся Вам неправильными, поэтому Вы в замешательстве, я прав? - с ноткой самодовольства заявил Хьюго Стрейндж. Его смелое, но такое нелепое предположение вывело бывшую убийцу из себя, и она впервые за последние дни проявила хоть какую-то эмоцию, с недоумением воззрившись на мужчину. - Не хочу Вас разочаровывать, профессор, - язвительно ответила Лестрейндж, ледяным взглядом уставившись на собеседника, - но Вы совершенно не правы. Мне просто немного нехорошо,но, уверяю Вас, со временем это пройдёт, это как простуда, - равнодушно закончила девушка и немного зависла, глядя на тёмную отполированную до ослепительного блеска поверхность стола, в которой отражался огонёк лампы. На это заявление Хьюго Стрейндж лишь самодовольно усмехнулся. - Но такое состояние не возникает безо всякой причины. Прошу прощения, но Вы выглядите как оживший покойник. Я знаю, что уже три дня Вы не ешьте, не пьёте и не спите. Даже мистер Крейн, который до этого всегда оказывал на Вас исключительно положительное влияние, как и Вы на него, не смог помочь Вам выйти из этого состояния, - после этих слов девушка подняла на врача свои испуганные огромные глаза. - Не стоит так удивляться, - усмехнулся главврач, - я знаю обо всём, что происходит в моей больнице. Он сделал небольшой акцент на словах "обо всём" и девушка немного засмущалась, понимая, что он имеет в виду ночные посещения. Однако эти мысли быстро сменились совсем другими, и Лойс со всей серьёзностью посмотрела на врача. - Тогда почему Вы позволили своим сотрудникам отдать Джонатана и меня на растерзание Джерому? Но и на это Хьюго Стрейндж всего лишь усмехнулся. - Мисс Лестрейндж, это не я позволил, Вы сами это допустили. Вам следовало быть осторожнее с мистером Валеской и его неустойчивой психикой. Вы же понимали, что имеете дело с тяжелобольным человеком. Девушка утихомирила свой гнев и задумалась. - Нет, профессор, Джером не был болен, - она отрицательно покачала головой и печально уставилась на свои исцарапанные руки. - У него была ужасно тяжёлая жизнь, он слишком разочаровался в людях и не видел лучшей защиты, чем нападение. Но он совсем не такой плохой, каким хотел казаться, ему просто нужен был любящий его человек, - закончила Лойс и перевела свой взгляд на окно. Был день, но тучи как всегда заполнили всё небо, не оставляя ни шанса пробиться солнечному свету. - То есть Вы считаете, что все те преступления, которые он недавно совершил, не делают его преступником? - слегка нахмурившись, спросил Стрейндж. - Что Вы имеете в виду? - удивлённо спросила девушка, оторвавшись от окна. - Ничего, - быстро отрезал он, заметив, что она совсем ничего не знает. - Так Вы чувствуете вину за то, что не смогли стать для мистера Валески тем самым человеком? - мужчина моментально сменил тему. В ответ заключённая печально кивнула. - А Вы считаете больной себя? - внезапно спросил он, внимательно наблюдая за её реакцией. Девушка лишь усмехнулась. - Нет, доктор Стрейндж, я абсолютно нормальная. - Тогда как Вы объясните убийство своих родителей? Вы испытываете хотя бы сожаление? Вдруг девушка злобно рассмеялась. Не так ужасающе как Джером, но в похожей манере. - Ну что Вы, профессор, - на губах светловолосой заиграла безумная улыбка. - Мне очень жаль. Жаль, что нельзя убить их ещё разок, - и она снова рассмеялась. Такое внезапное изменение немного удивило даже такого профессионала как Хьюго Стрейндж. - Это очень плохо. Жаль, что на Вас не работает наша новая схема лечения, поищем что-нибудь другое, - немного смято ответил врач и внимательно посмотрел на пациентку, которая уже успокоилась и снова приняла отреченный вид. Голос в голове наконец замолк, словно почуяв, что выдал своё существование этим резким изменением. Наконец Лестрейндж немного расслабилась, но вдруг почувствовала странную волну душевной боли, которая как долго сдерживаемая дамбой вода захлестнула её с головой. Я словно получила удар под дых, дышать стало намного труднее, в горле встал непонятный ком. Едва сдерживая вдруг нахлынувшие слёзы, я ощутила сильную боль в области груди. Что за ерунда?! Почему именно сейчас?! Не плачь, держись, тряпка! - Что случилось, мисс Лестрейндж? - взволнованно спросил доктор Стрейндж. На какую-то секунду я и забыла о его существовании. - Ничего, всё хорошо, профессор, - натянуто улыбнулась я, но, похоже, он что-то понял. - Мисс Лестрейндж, у Вас бывает такое, что в голове Вы слышите посторонний голос? Может, он принадлежит Вам или кому-то другому? Возможно, кому-то из Ваших родителей? - серьёзно спросил главврач, внимательно глядя мне в глаза. В горле встал ком, не позволяющий сказать ни слова. "Только посмей, я до тебя доберусь и убью! " - злобно прошипел второй голос. В голове заметались мысли, а время начало обратный отсчёт. Решение надо принимать моментально. Что, если он может помочь избавиться от второго голоса? Стоит рискнуть. Это ещё кто от кого избавится?! Я так и не отомстила тебе за Джерома, не рискуй своей жизнью, тупица! Заткнись, ты ничего мне не сделаешь! Хотя, глядя на свои в кровь исцарапанные руки, я в этом уже немного не уверена. - Мисс Лестрейндж? - окликнул меня профессор, вырвав из размышлений. Очень неуверенно, но я кивнула. Тебе конец. - Очень хорошо, - в его голосе звучали нотки радости, которую он пытается скрыть. - Честность - это большой и важный шаг на пути к исцелению. А теперь скажите, бывало ли такое, что этот голос навязывает Вам какую-то мысль, идею, приказывает что-то делать или что-нибудь в этом роде? Я едва удержалась, чтобы не фыркнуть. Он держит меня за сумасшедшую? А кто ты ещё? Так, сама себя я не критикую, это роль второго голоса. - Нет, доктор Стрейндж, этот голос не делает ничего такого, - слегка раздражённо ответила я. - Она как я, но более сильная, умная, уверенная, вечно меня критикует, - немного недовольно добавила я. Вот зачем я это ему говорю?! Главврач Аркхэма на секунду задумался. - Мне кажется, что у Вас биполярное расстройство и раздвоение личности. Тут я уже не выдержала и прыснула. - Что в этом смешного? - абсолютно серьёзно спросил психиатр. - У меня не может быть биполярного расстройства, доктор Стрейндж, - с лёгкой насмешкой ответила я. - Моё настроение не бросается в крайности, и уж тем более, оно не меняется просто так. Если это и происходит, то в этом виновата я или этот дурацкий голос в голове, - совершенно откровенно заявила я, не думая, что говорю. - Иногда она буквально захватывает разум и вгоняет в некое подобие депрессии. Глупо, попусту, но зато искренне. От моих слов Хьюго Стрейндж снова задумался и немного нахмурился. Секунду, я что-то упустила, какого хрена мы пытаемся поставить мой диагноз?! И уж тем более, зачем я помогаю?! Этот псих придумает новую "схему лечения" и будет хуже не только второй личности, но и мне! Вот же тупица... - Биполярное расстройство не всегда проявляется привычным нам образом, - серьёзно сказал профессор, задумчиво глядя в окно. – Однажды у меня был пациент, который вёл вполне нормальную жизнь , но вот только стоило ему хоть немного опечалиться, как это перерастало в сильнейшую депрессию, из которой его сложно было вытащить. - И что с ним случилось? Он исцелился? – с надеждой спросила я. - Увы, бедняга покончил жизнь самоубийством, - ответил Стрейндж, едва сдерживая ухмылку, но вдруг его словно осенило. - А было когда-нибудь такое, что Вы видите себя или происходящее словно со стороны? – я кивнула и он продолжил: - А когда это было? Постарайтесь вспомнить, что могло это вызвать. На несколько секунд я сильно задумалась. - Впервые это было в семь лет, когда я упала с балкона на втором этаже и сломала руку, - начала вспоминать я, немного хмурясь, - потом, когда умерла бабушка и от сильного шока я несколько дней не понимала, что происходит, - "Как в этот раз с Джеромом" - мелькнуло в голове. - Однажды это было, когда я работала в участке, но это было странно, ведь ничего такого не происходило, - задумалась я, вспоминая один случай. Ещё это было, когда я впервые убила невинного человека, но об этом я решила умолчать. - И вот в эти три дня, - закончила я и посмотрела на врача, он был явно чем-то обеспокоен. - А такие апатичные приступы когда-нибудь случались? - немного взволнованно спросил он, задумчиво глядя в сторону. - Да, четыре раза, считая этот, - пожала плечами я, мысленно перечисляя события: «Смерть бабушки, первая неделя после убийства родителей, пару дней после убийства мужчины на пирсе и вот сейчас после гибели Джерома». - И что случается во время этого? - Все чувства словно исчезают, остаются только собственные мысли и второй голос, она начинает практически разрывать меня на куски, выдавая все самые худшие мысли, - снова пожала плечами я, ожидая его реакции, но доктор Стрейндж всё так же был немного взволнован и усиленно о чём-то думал. - Вы сказали, что голос в голове принадлежит Вам, но, так сказать, улучшенной версии. Было ли когда-нибудь проявление этого в реальной жизни? - я посмотрела с лёгким недопониманием и он нетерпеливо пояснил: - Было ли Ваше поведение больше похожим на поведение голоса, а не на Ваше собственное? Как бы я ни хотела сказать, что это не так, но ужасающая правда была такова. Иногда вторая личность словно брала верх надо мной и сама управляла моим телом. Услышав утвердительный ответ, главврач встал и подошёл к окну, сцепив руки за спиной. - Знаете, это не просто Ваш второй голос, это отдельная личность, которая живёт в вашей голове. Говоря более научно, у Вас немного необычная форма диссоциативного расстройства личности. За время своей работы я сталкивался с шестью пациентами с похожей… аномалией, - я немного напряглась и начала слушать с максимальной внимательностью. – По словам пациентов, этот голос всегда чего-то требовал и не успокаивался, пока не получит своего, но в целом сильных проблем до определённого момента не возникало, - он немного нахмурился.- Хотя у Чарльза с этим голосом отношения не заладились с самого начала. - А что за «определенный момент», доктор Стрейндж? – немного взволнованно спросила я. - А вот это самая интересная часть болезни, - ухмыльнулся врач, наконец повернувшись ко мне. - Кем бы ни был этот посторонний голос в голове и как бы он не пытался казаться Вашим другом, рано или поздно, альтер-эго попытается взять верх и занять Ваше место, захватив тело под своё руководство. На секунду в моей голове промелькнула мысль, что, во что бы то ни стало, я должна не позволить этой ненормальной захватить свой разум, но Стрейндж будто умеет читать мысли. - Скажу Вам честно, ни один из шести пациентов не смог долго ему сопротивляться, и, чаще всего, после этого с беднягами случались ужасные вещи, - при этом он как-то странно улыбнулся, будто ему нравится эта человеческая беспомощность. - Профессор, а есть ли какой-нибудь способ избавиться от этого ужасного голоса? – с надеждой спросила я. Хей, да чего ты? Разве я тебе не нравлюсь? Да мы же с тобой уже практически лучшие подружки, солнышко! Или ты чего-то боишься? Ах, да… Ты убила моего парня, мразь!!! И теперь тебе уже никто не поможет! Рано или поздно, но я до тебя доберусь, и ты ответишь мне за Джерома. Если честно, это реально жутко, никогда ещё она не вела себя настолько агрессивно. Хотя я и сама злюсь на себя, ведь в его смерти действительно есть моя вина… Но я не позволю себя убить! - Мне очень жаль, - хотя по его голосу слышно обратное, - но прогнозы неутешительны. Данное заболевание слишком редкое и протекает слишком индивидуально, поэтому у медицины нет даже приблизительной схемы лечения. Я пытался лечить пациентов как при обычном расстройстве личности, однако результатов это не дало, - беззаботно пожал плечами психиатр. - Профессор, а где сейчас те пациенты? Хьюго Стрейндж в открытую ухмыльнулся. - Пять из них покончили жизнь самоубийством, а одному всё-таки удалось отодвинуть болезнь на задний план и жить жизнью нормального человека, если, конечно, работу в баре на окраине самого криминального района можно назвать нормальной, - усмехнулся доктор, снова переводя взгляд в окно и придаваясь каким-то своим мыслям. Такая статистика, мягко говоря, привела меня в ужас. Неужели шансов вообще нет? А что, если она действительно захватит моё тело, что тогда? Я тоже покончу жизнь самоубийством, пополнив печальную статистику этого монстра? Психиатр встал и направился к двери, намекая, что мне пора идти. Я встала и пошла к выходу. Когда я была уже на самом пороге, врач снова заговорил: - Единственное, чем я могу Вам помочь, мисс Лестрейндж, так это сказать, что Вам необходимо найти то, что помогало бы не впускать её в Ваш разум, потому что это сделает её сильнее и тогда уже ничто не сможет Вас спасти. Всего хорошего, - улыбнулся врач и закрыл передо мной дверь. Два санитара тут же подхватили меня под руки и потащили в палату. До самого вечера я думала о словах психиатра и пока пришла к выводу, что это «альтер-эго», как выразился Стрейндж, захватывало разум только в те моменты, когда мне было хуже всего, когда я наиболее слаба и уязвима. Однако у меня нет никаких идей о том, что могло бы помочь не дать ей возможности захватить моё тело, вообще никаких. Ведь любое её вторжение в мой мозг не приводило ни к чему ужасному, наоборот, она словно помогала справиться с болью, отодвигая её далеко на задний план. Да и я вообще не понимала, что это «захват разума», всё было нормально, но совсем не обязательно, что всё останется точно так же, тем более сейчас, когда Вторая так хочет мне отомстить. Внезапно дверь в мою камеру противно скрипнула, и в неё вошли всё те же два санитара. Честно, я бы очень хотела спросить, какого чёрта они тут забыли, повозмущаться или что-нибудь в этом роде, но это ужасное опустошенное состояние так никуда и не делось, хоть мне и стало чуть лучше, поэтому я не проронила ни слова, когда они рывком подняли меня с кровати и куда-то поволокли, буркнув что-то про процедуры. Однако какие ещё процедуры?! Уже ведь вечер! В это время никогда никого не мучают, так с чего вдруг начинать?! Они притащили меня к какой-то комнате, открыли дверь, зашвырнули меня туда как мешок картошки и закрыли дверь. Ударившись коленками и ладонями о холодный бетонный пол, я зашипела от жгущейся боли, вскочила и начала колотить дверь. Какого хрена они меня заперли?! Я резко развернулась и осмотрела помещение, вдруг разгадка прямо в комнате? От удивления я не удержалась и ахнула, позабыв о злости и страхе. Все стены и даже потолок представляли собой огромное зеркало, можно было видеть себя со всех сторон одновременно, и только пол оставался бетонным, гулко передавая звуки твоих шагов. Я медленно подошла к противоположной стене и посмотрела на себя впервые за долгое время. Белая майка сидит довольно плотно, поэтому фигуру скрывает расстёгнутая рубашка, которая явно раньше принадлежала кому-то огромному и плечистому, потому что на мне она висит как мешок, доставая почти до колен; штаны, такие же в чёрно-белую полоску, как и рубашка, тоже были бы мне невероятно велики и в длину, и в ширину, если бы мисс Лолитс великодушно не согласилась их ушить и заузить. Мои волосы больше похожи на солому, они взъерошены так, будто меня волокли головой по асфальту несколько километров; кожа стала словно ещё бледнее, чем раньше; на руках виднеются свежие и уже немного зажившие царапины от моих же рук; на правой щеке красуется длинный след от ножа Джерома; а большие зелёные глаза отречённо смотрят на всю эту ужасную картину. Я медленно провела пальцем по зеркальной поверхности. Это так странно… видеть себя в таком состоянии. Никогда ещё я не выглядела так убито, жалко и беспомощно. Это отвратительно. Да и от зеркал я уже совсем отвыкла. Единственное, где в Аркхэме можно увидеть своё отражение, так это обратная сторона ложки, и то, если тебе повезёт, и она будет чистой, а такого тут практически не бывает. Внезапно раздался странный треск, будто кто-то пытается включить старое радио. От неожиданности, я вздрогнула, развернулась и снова бегло осмотрела комнату, но так и не заметила какого-нибудь патефона, магнитофона или чего подобного. Однако звуку это не мешало, он исходил словно из самих стен. Вдруг треск прекратился и заиграла музыка. С самых первых нот моё сердце забилось как сумасшедшее, а в голову сильным потоком ударили воспоминания… Это наша с бабушкой песня! Венский вальс! Слова вырвались как-то неосознанно: - Как узор на окне Снова прошлое рядом. Кто-то пел песню мне В зимний вечер когда-то. Я сделала пару шагов вперёд и продолжила петь: - Словно в прошлом ожило Чьих-то бережных рук тепло… Словно обхватив чьи-то руки своими, я прижала их к сердцу. - Вальс изысканных гостей И бег лихих коней. Широко раскинув руки, я закружилась на месте, но затем, словно рядом возник недоступный чужому взгляду партнёр, закружилась в вальсе и продолжила петь намного громче и увереннее: - Вальс кружил и нес меня, Словно в сказку свою маня. Первый бал и первый вальс Звучат во мне сейчас. Перед глазами отчетливо появился наш бальный зал, где всегда проводились праздничные вечера, где, величаво вальсируя, собирались самые знатные люди нашего города, где всегда царило лицемерное счастье. Высокие потолки, фрески, мраморные колонны, янтарные украшения стен, картин, зеркал, хрустальные изящные люстры, витражи на окнах. Всё вокруг сияет и ослепляет роскошью и красотой. И среди этой фальши гостей мы с бабушкой улыбаемся, кружась в вальсе. -Зеркала в янтаре Мой восторг отражают. Кто-то пел на заре, Дом родной покидая. Я резко остановилась, отчётливо вспомнив лицо бабули. Зелёные глаза с морщинками в уголках, орлиный нос, густая копна седых волос. Она почти никогда не улыбалась, эти счастливые мгновенья доставались только мне. -Будешь ты в декабре Вновь со мной, дорогая... Всё ещё стоя в центре зала из воспоминаний, я смахнула слезинку и счастливо заулыбалась.