Записки времени

      Прошло несколько дней после инцидента на коронации Эмили. Корво, точно ужаленный, в течение этих дней искал возможности встретиться с ней и обсудить все, но его снова закружила дворцовая жизнь: Аббатство, Гвардия, Канцелярия, — всё в миг слилось в один оглушающий поток, в котором он чуть ли не задыхался. И складывалось впечатление, что сама Эмили не горела желанием с ним говорить. Если он и «говорил» с ней, то только вместе с чиновниками или с ещё одним её советником, вещавшего от её лица. В то время как он сам также являлся таковым в её свите. Корво всё больше и больше хотел в один момент просто ворваться в её кабинет и начать говорить с ней как отец, а не как учтивый и вежливый слизняк из Канцелярии. Ведь только так, как ему казалось, Эмили прекратит, как ребенок, играть с ним в прятки, избегая серьёзного разговора один на один.       И ведь дела с Даудом и Билли не стали лучше за эти дни. Их обоих отправили в Колдридж — к ним обоим должны были приставить отряд стражников — и собираются держать там до слушания в Суде. Этого дня Корво боялся как смерти своей дочери. Заседание должно было быть уже через три дня, а то и раньше, но его перенесли из-за возникших сложностей в следствии по делу Джексона: его дело и дело китобоев хотели рассмотреть в один день, а потому перенесли и процесс по их делу. Чтобы, похоже, уже точно забыть о происшествии всем разом.       Но даже несмотря на это, Корво не терял времени. Параллельно с рвением поговорить с Эмили, он пытался получить разрешение на допрос Лерк. Это вызвало у него ряд сомнений.       Во-первых, почему это он вообще должен получать разрешение на данные процедуры? Он — глава Тайной Канцелярии! И имеет все полномочия для допроса особо опасных преступников! Когда он в первый раз пытался войти в Колдридж его просто выдворили как бродягу за порог, бросив следом, что он не имел права — права! — там находиться и ему нужно было разрешение доверенного лица императрицы на допуск.       Во-вторых, откуда такие сомнения в лице этого лица при выдаче этой бумажки с корявым почерком?! Как ему показалось, этот мужчина отдал ему её уже только из жалости. «Он ведь сам пострадал от них, вот ему и надо увидеть этих негодяев»! Фу, Корво аж противно стало.       И, прежде чем всё-таки ворваться с выражением лица, полным победы, он решил-таки ещё раз попытать удачу и найти Эмили.       В Башне суета: везде различные чиновники и главы департаментов, блуждающих по этажам — никогда Башня так не была напичкана от и до крысами. Глаза Корво презрительно озирались на них, опустивших головы или шептавшихся друг с другом у стены, или просматривавших какие-то бумажки в своих крысиных пальчиках. Чувствуя, как его верхняя губа слегка приподнялась от отвращения, Корво отвернулся и почесал бороду, да так, что больно закололо в кончиках пальцев.       Стараясь не обращать внимания на столпившихся людей возле кабинета леди Эмили и тщательно избегая контакта с ними, Корво чуть не врезался в стоявшего перед дверью мужчину. Его лысая, лишь с лёгким седым пушком на макушке, морщинистая голова на уровне носа Корво повернулась к нему. Корво мог даже увидеть, как на лбу образовалась ещё парочка складок.       — Лорд Аттано! Не ожидал вас здесь увидеть, честно признаюсь, — тихий, будто почти женский, голос мужчины вывел его из оцепенения. — Особенно, в такой час.       Корво посмотрел уже прямо в бледные карие глаза. Они слегка сощурились, а тонкие губы поджались, точно их обладатель съел что-то кислое по дороге.       — Мне это стоило сказать вам, Верховный смотритель.       От этого улыбка мужчины стала только шире.       — Что же мне не быть возле Её Величества, милорд? Сейчас трудные времена, а леди ещё так молода. Да и такая трагедия на коронации. Её Величество нуждается в поддержке, особенно, со стороны…       — Аббатства. Я знаю, Верховный смотритель. Вы никогда не упускаете такой возможности.       Мягкое, овальное лицо слегка приклонилось ему, точно таким способом, ничего не говоря, он соглашался с ним. Только Корво от этого стало ещё противнее, что еле сдерживался, чтобы не сморщиться.       Правители сменяются одни за другими, но только не люди вокруг них. Всё так же они надеются поуютнее усесться у кормушки и максимально долго удерживать своё положение. А не получается… Что ж, значит, пора менять хозяина, братья.       Не замечая отвращения Корво, смотритель ещё более приторно улыбнулся, мягко выговаривая слова:       — Думаю, вы наслышаны, что дело Джексона будут рассматривать уже на следующей неделе, милорд, — он плавно потёр пальцами подбородок. — Хотя капитан так и не хочет говорить. Ни с кем, представляете? Даже мои люди не смогли развязать ему язык. Требует только юную императрицу, но… — мужчина тяжко вздохнул. — Сами понимаете. Она сейчас сама… никого не хочет видеть.       Корво с подозрением посмотрел на смотрителя.       — Тогда почему здесь столько людей? Да и вы…       На этот вопрос маленькие глазки прищурились, а губы сжались в тонкую линию, что их уже было не различить среди других морщин. Ещё одна… большая морщина. Кэмпбелл часто также поджимал губы во время собраний Совета в былые времена. После него, бывшего Верховного смотрителя, Корво очень трудно воспринимать всех этих людей, хоть и разных в чём-то, не с таким отвращением.       — А здесь разве кто-то есть, милорд?       Верховный смотритель слегка улыбнулся, сцепив руки перед собой в замок.       И только сейчас Корво заметил, как стало тихо в коридоре. Слишком тихо. Тут никого не было. Ни единой души, что толпилась до этого, когда он направлялся в кабинет Эмили. Он стоял здесь не так уж и долго, так куда все могли пропасть? Или они уже расходились, а он просто не придал этому значения, направляясь сюда. Как он не заметил…       — Те трое китобоев, что содержатся в Колдридже… — вдруг перевёл смотритель тему, приподняв брови, привлекая внимание Корво. — Могу сказать, что им очень не повезло, милорд. Не только в том, что они попали в сети обмана, но и то, что на них с минуты на минуту может обрушиться гнев. Как ваш, лорд Аттано, так и леди Эмили. Особенно, … на того старика. Дауд, как я наслышан. Да я и воочию его видел. Говорил с ним…       Корво не совсем понимал, к чему клонил Верховный смотритель, внезапно начав разговор о заключенных. Однако, от одного имени по рукам пробежали мурашки, а волосы встали дыбом на затылке. В том, что главе Аббатства было дозволено видеться с ними, Корво знал. И именно это бесило и пугало одновременно.       — Страшный, страшный человек, милорд, — сочувственно покачал головой тот.       И ведь Корво не может сейчас ничего сказать в ответ на эти слова. Только молчать, либо поддерживать точку зрения смотрителя. Ни один из вариантов не привлекал Аттано.       — Удивительно, что леди Эмили вообще хочет суд над ним вершить, учитывая неоспоримые факты его злодеяний, — смотритель посмотрел прямо в глаза Корво. — Но говорит, что так будет правильно… Смотря на неё, у меня обливается сердце кровью, скорбь грызет нещадно, ведь она так похожа на покойную императрицу, не так ли, милорд? Она так нерешительна порой…       Аттано посмотрел на посеревшее лицо мужчины, точно тому стало плохо от своих воспоминаний об императрице, но в маленьких глазенках не видел и капли той боли и скорби, о которых ему твердили сейчас. К чему он устраивал весь этот цирк?       — И потому, милорд, — неожиданно для Корво, тот вплотную подошёл и взял того за руку, крепко вцепившись. — Я прошу принять вас верную сторону. Ту, что будет лучше для всех. Ведь именно от ваших действий будет зависеть, что и как пойдет дальше.       Только пухленькие ручки отпустили его рукав, двери распахнулись, выглянул маленький человечек в форме смотрителя. Он держал какую-то небольшую стопку бумаг, а маска висела на его кисти за лямку. Он напряжённо посмотрел на Аттано, точно тому страшно стало только от одного его вида. Хоть это продлилось всего и долю секунды, от глаз лорда это не ускользнуло.       — Мистер Лайтвуд? — подозвал его мужчина к себе учтивой улыбкой. — Думаю, вы знаете, кто перед вами.       Тот посмотрел бегло на Аттано, затем на смотрителя, но всё же сделал шаг вперёд, вытягивая руку.       — Как же не знать лорда-защитника, Верховный смотритель, — он говорил тихо, почти сипло. — Стивен Лайтвуд, милорд. Это большая честь для меня.       Аттано странно смотрел на низенького мужчину, придерживающего одной рукой бумаги, а другой пожимая ему руку. Он бы никогда и не подумал, что в ряды смотрителей берут такой тип людей. Было бы ещё интереснее, если бы тот оказался шарманщиком — штуковина довольно большая и тяжелая, чтобы её удерживать навесу. Что уж говорить о таких, как Лайтвуд, людях.       И, тем не менее, Корво он показался каким-то поникшим и грузным. Его лицо было суховатым и впалым, глаза тусклые и казались меньше из-за огромных синяков под глазами. Хоть он и пытался выказать готовность к разговору всем своим видом, его глаза говорили об обратном.       Заметил это не только Аттано.       — Мистер Лайтвуд, я вас уверяю, — почти с насмешкой отозвался Верховный смотритель. — Вам не о чем беспокоиться. Вашего напарника скоро найдут. Но перед этим будет… крайне серьезный разговор, вы это понимаете.       Стивен пососал нижнюю губу, опустив взгляд в пол. После минуты затянувшейся паузы он попросил разрешения удалиться, сославшись на предстоящий патруль. Только когда тот исчез в конце коридора, Корво озадаченно посмотрел на Верховного смотрителя, который опять вернул свою маску притворства. Он лишь мягко улыбнулся.       — Понимаю, милорд, о чем вы хотите спросить, — начал он, нагнув голову вперед так, что образовался второй подбородок. — Но я и сам не много-то знаю. Мистер Лайтвуд, — он махнул рукой в конец коридора. — После возвращения с зачистки одного из районов поставил на уши всё Аббатство, представляете? И это после того, как его напарник так и не появился в последующие дни…       Корво косо посмотрел на смотрителя перед ним.       — И как давно его нет?       — Уже пятый день идет, милорд. Но я прошу меня простить, мне пора идти. Аббатство Обывателей не дремлет… Хотя, было бы не так уж и плохо, всего на пару минут.       Кивнув головой, мужчина, покачиваясь, направился в ту же сторону, что и его подчиненный. И слова смотрителя засели в голове, точно червь, медленно прогрызавший мозг Корво. Он и подумать не мог, что за этот период кто-то пропал при странных обстоятельствах, ведь обычно об этом докладывали его подчиненные. Конечно, это мог быть простой прогул и неисполнение обязанностей, но совпадение с произошедшим в конторе Радшора слишком настораживало… Корво знал, нельзя было делать поспешных выводов, но просто не мог уже думать, что здесь не было ничего связанного между собой.       «Надо будет зайти к Антону, уточнить результаты экспертизы», — мимолётно подумал Корво, подходя к двери и дёргая за ручку на себя.       Комната была залита светом из окон, шторы собраны, позволяя посмотреть, что творится снаружи. После свержения регента Эмили хаотично стремилась избавиться от всего, что могло напомнить о Берроузе в своей комнате. Любые мелочи, вплоть до перьев, которыми он писал у себя за столом. Для неё это была болезненная тема, хоть она и пыталась этого не показывать. А потому Эмили стремилась заполнить это своей утратой — матерью. Её любимые цвета пестрили везде, личные вещи, перешедшие ей по наследству — даже расчёска Джессамины из тёмного Тивианского дерева — были везде.        Эмили будто сама пыталась стать ей, раствориться в её образе.       Порой это пугало Корво, но он старался относиться к этому с пониманием.       — Эмили, — осторожно позвал он девушку, стоявшую возле окна. Она всё это время внимательно наблюдала за чем-то в окне, совершенно не обратив внимания, как Корво вошёл в её кабинет.       Она была вполне себе высокой — выше, чем в её годы Джессамина — смольные волосы собраны так, что не мешали и не лезли в глаза. Свой пиджак она откинула в сторону, на кресло, при этом закатав рукава своей рубашки по локоть. Сминая край ткани на локте, она продолжала смотреть в окно.       — Эмили?       Теперь она резко повернула голову в его сторону, сразу же озарив его своей улыбкой. Она действительно его не заметила или готовилась к их разговору?       — Корво, — резво воскликнула Эмили, подходя к нему. — Прости, я совсем не заметила тебя. Столько… мыслей, что в голове не укладывается ничего!       Её быстрая походка к нему слегка смутила его, в особенности, как она чуть ли не прыгнула на его шею. Её цепкие руки вцепились в его камзол, обвивая и крепко обнимая. Корво опешил от такого неожиданного для него действия со стороны дочери. Он не сразу обнял её в ответ, внимательно разглядывая чёрную макушку. Но спустя момент всё же осторожно положил свои ладони на её плечи.       — Прости, что столько дней бегала, — выпалила она, сильнее клюнув носом в его плечо, от чего её голос прозвучал глухо. — Столько дел разом свалились на меня, что не вздохнуть. Ещё и… сорванная коронация.       Корво никогда не думал не верить словам своей дочери. Просто не было смысла, ведь он знал — она не станет врать ему. А сейчас… он не чувствовал того доверия к нему, что и раньше. Конечно, Корво это могло лишь показаться: на фоне случившегося, у неё есть все основания для подобного.       — Но теперь, — восторженно воскликнула Эмили, поднимая голову и смотря на него своими карими глазами. — Теперь-то всё точно наладится!.. Он пойман… Часть из них, но всё же! Я и не надеялась, что такое случится когда-нибудь.       Она так счастлива. Хоть и видно, как тяжело даётся эта улыбка.       — Мы. Мы так долго этого ждали.       Эмили верит в то, что он, Корво, её отец, поддержит в этот момент, сможет убедить, что она поступает правильно, но… От этих мыслей ему становилось ещё тяжелее. Он сам хотел поступить правильно. Однако, в глубине души он чувствовал, будто предавал её своим решением.       Заметив его мрачный взгляд, Эмили слегка отстранилась. Тонкие линии бровей искривились, появилась морщинка между ними.       — Корво?       Выдержать её взволнованный взгляд было трудно, точно ему в глаза насыпали песка. Он старался казаться серьёзным и непоколебимым, но сам ощущал, как жалко со стороны он выглядел.       — Как раз по этому поводу я и пришёл, Эмили.       Она испытующе продолжала смотреть на него.       — Я прошу тебя… — слова застревали в горле, что приходилось их буквально выжимать из себя. — Если не освободить их от наказания, то хотя бы смягчить его. Для всех, без исключений.       Тот момент, когда он произнёс эти слова, будто в конец порвал в нём что-то.       Столько лет оно упорно сидело в нём, медленно выжигало в нём дыру, в его сердце. Не давало ночами заснуть, заставляя слушать в той тишине чьи-то предсмертные хрипы и всхлипы. Её слова… Вспоминать, как тело в последний раз дрогнуло, а потом обмякло. Чувствовать тепло на своих руках. Как это тепло медленно растекалось по его рукам, остывая. Растворялось в холодном воздухе того дня. В темноте оно позволяло видеть отчётливо, как при дневном свете, эти серые глаза. Такие холодные как мрамор той беседки. Слышать хриплый голос прямо возле своих ушей. Чувствовать всем телом. Корво уже не различал, о чём тот ему твердил, но заставлял его чуть ли не со слезами на глазах сжимать челюсть, зажмуривать с силой глаза и впиваться ногтями в кожу, точно так это могло его успокоить.       Сомнение.       Оно было с ним все эти годы.       Он позволил Дауду уйти безнаказанным, и именно это душило его. А вдруг он поступил неверно? Вдруг ему стоило его убить, когда был шанс? Нет, он отпустил его, а рука так и не дрогнула в попытке замахнуться для удара. Но только после он почувствовал себя предателем…       Своей любимой.       Своей дочери.       Самого себя.       Однако за каких-то три дня — три! — у Корво раскрылись глаза. И как он не мог заметить этого раньше? И теперь он хотел так же приоткрыть глаза и Эмили… Хоть он и знал, что это вряд ли поможет как-то.       Корво с силой продолжал смотреть на Эмили, настолько боль грызла изнутри. Её улыбка меркла, как погибающая звезда на небе, а глаза наполнились непониманием — руки отпустили его камзол, безвольно повиснув вдоль туловища.       — О чём ты…       Шаг назад.       — П… Почему?..       Ещё один шаг.       — Эмили, позволь я всё объясню… — начал Корво, поморщившись, но его перебила Эмили резким возгласом.       — Уж потрудись!       Она дёргано сглотнула, бегая взглядом по его лицу, точно пытаясь понять, шутка ли это, слегка затянувшаяся, или он действительно имел ввиду то, что сказал.       А Корво и не знал, как теперь ему продолжить говорить: своим неожиданным заявлением он и так поставил себя в невыгодное положение, так ещё и дальнейшим развитием темы или неверными словами мог сделать только хуже.       И ведь ему было что терять при ужасном финале…       — Ты меня правильно услышала, — постарался он твёрдо задать тон разговору. — Я действительно прошу их помилования. Даже при том, что они сделали десять лет назад. И у меня есть на то веские причины.       Эмили будто подменили: теперь она не стояла, как громом поражённая, а судорожно подходила к своему столу, стремясь опереться о него, она часто дышала, точно ей не хватало воздуха. Не смотрела на него. Тщательно избегала взгляда.       — Я могу понять твоё смятение сейчас, ведь я и сам через это прошёл как тогда,. так и совсем недавно. И если в первый раз меня одолевали сомнения, то сейчас я уверен в том, что… я готов его простить.       И вот она подняла на него свой взгляд. Но прочитать, что там было внутри, Корво не смог — Эмили закрылась от него, став нечитаемой.       — И что же произошло, что… ты решил вот так… — Эмили внезапно замерла. — Простить?       Корво напрягся.       — Простить?.. — она немигающим взглядом смотрела прямо ему в глаза. — Простить…       Она шумно выдохнула, отвернувшись. Её губы дрожали.       — Знаешь, я никогда не думала, что ты вот так сможешь забыть всё, что он сделал с нами… — сказала она, часто заморгав, спустя минуту тишины.       — Забыть? — не веря, переспросил Корво, подойдя ближе, из-за что Эмили напряженно посмотрела на него. — Эмили, простить, не означает забыть всё. Я всегда буду помнить об этом, но я научился жить с этим, принял это.       — Принял?! — вспылила Эмили. — Он убил маму!       Эти слова впились в Корво железной хваткой, сжав его сердце. И он понять не мог: из-за того ли это, что Эмили видела в нём предателя или что он действительно им стал.       — Ты забываешь одну деталь, — твёрдо сказал он. — Дауд был пешкой в руках Берроуза. Очень удобной пешкой, что на него можно списать хоть все бедствия Империи.       Эмили ещё больше поморщилась.       — Заплати ему нужную сумму, он и не такое сделает…       Но Корво не закончил, перебив её. Кровь кипела в жилах, заставляя жилку пульсировать на его лбу.       — Любому заплати денег, они сделают то же самое, Эмили! — вспылил он. — Здесь нет исключений. Но это… Эмили, он раскаивается за содеянное. Уже столько лет прошло, а он даже в глаза не мог мне смотреть поначалу при нашей встрече. Да, он никак не искупит вины ни передо мной, ни перед тобой лишь тем, что он чувствует внутри. Однако в кое-чём я ему буду вечно благодарен.       Эмили взволнованно смотрела на него, затаив дыхание.       — Он спас тебя, — выдохнул Корво. — И не один раз. Дауд лишил нас обоих любимого человека в один день, но при этом рисковал своей жизнью ради моей дочери… Мне самому было сложно в это поверить, когда я наткнулся на это.       Корво полез в карман брюк, доставая аккуратно сложенный клочок бумаги. Угловатый почерк просвечивал через тонкую бумагу. Не сводя глаз с Эмили, он подошёл и положил его ей на стол.       — Как только Билли и Дауд оказались в Колдридже, я вернулся в поместье Бригмор за дневником… одного человека. Нашего с тобой недоброжелателя, очередного. Она… впрочем, ты сможешь узнать всё и сама из этого отрывка, а если тебе будут нужны все записи — они в моём кабинете. Но перед этим важно заметить, что она уже давно мертва, при этом не свершив задуманного. И всё благодаря Дауду… А коронация… Он тебя спас. Опять. Как бы парадоксально это ни было, но именно он мне и помог за время моего исчезновения, когда я погряз в той ещё проблеме. Он и предложил мне помощь, когда я был разбит.       Он не сдержался и протёр рукой лицо, сильно зажмурившись. Выждав минуту, Корво продолжил.       — Они все ощущают груз вины за убийство Джессамины. Но ни один из них не просит прощения вслух, ведь они знают, что не получат его. Что они его не заслуживают. А потому и готовы понести ответственность за свои поступки. Особенно, он…       Корво посмотрел на Эмили. Она затихла, лишь продолжала наблюдать за ним, сдерживала себя. Глаза её блестели, но она не позволила себе слез в этот момент, ни единого всхлипа.       Он не знал, что ему сказать дальше, продолжал смотреть на Эмили. Но их битва не прекратилась даже в тишине: они молча смотрели друг на друга, не отрывая взгляда в сторону. Точно сделай это кто-то первый из них двоих — бой проигран. Тот, кто не выдержит первым, проиграл и уйдет ни с чем. Хоть это и было глупо, как казалось Корво. Да, он пытался помочь Дауду и Билли, чем только мог, но и сказать, что мысли Эмили были неправильными, он не смел. Она правильно сказала — Джессамина была её матерью. У неё есть все основания его ненавидеть. Но Корво и не надеется, что у его дочери вдруг проснутся теплые чувства к Дауду, нет. Лишь бы она увидела, что всё может пойти совершенно по-другому пути. Что её прощение может дать второй шанс человеку на исправление. Корво не сомневается, Джессамина бы…       А она бы дала второй шанс убийце? Своему же убийце?       Корво прикрыл глаза, принимая своё поражение. Даже ответить было нечего — он просто развернулся и направился обратно к двери. Ему нет смысла здесь находиться. Эмили непоколебима, как и дух Джессамины за её спиной. Джессамина…       У дверей Корво ещё раз, в последний, оглянулся на Эмили — она всё ещё стояла возле своего стола, смотря ему вслед, не проронив ни слова. Что ж… И ему не стоит.

***

      Комнату заливал рассеянный лунный свет из открытых окон напротив её кровати. В такую холодную погоду ей впервые стало душно и жарко в комнате, что она не выдержала и распахнула окна. Прохладный ветер почти невесомо касался небесно-голубых штор, что во тьме приобрели глубокий синий цвет, и заставлял их подолы парить над полом, шурша. Волосы, также поддаваясь волнам воздуха, щекотали кожу шеи и рук. И тем не менее, хоть ветер был небольшим, он так и остался холодным, почти ледяным — точно напоминая о скорой зиме — что пальцы рук и кончик носа мерзли.       Но Эмили этого не замечала, продолжая смотреть на каркас балдахина. Даже при таком освещении она могла разглядеть тончайшие узоры по дереву, где-то прокрашенные золотой краской. И если раньше, рассматривая их, она сразу же засыпала, то сейчас сна не было ни в одном глазу. Казалось, она изучила от и до рисунок над ней, но начинать каждый раз сначала уже осточертело.       Полежав ещё с минуту-две, Эмили приподнялась на локтях, оперевшись ими о подушки, и осмотрела свою комнату. Шторы всё так же парили в воздухе, как и прежде, груда бумаг на столе осталась неприбранной после крайне утомительного вечера, один из ящиков шкафа у стены был выдвинут, а возле него валялись небольшие коробки и мешочки. Вечером, бросив всё, Эмили закрылась у себя в комнате и достала их. Там было много разного: от каких-то камушков и сломанных карандашей до папок с её старыми рисунками и старого, ржавого молоточка, который она взяла у Соколова в пабе «Пёсья Яма», но так и не вернула. Но это много для неё значило. Какие-то вещи ей напоминали о её матери, Джессамине, а какие-то о нелёгких временах переворота и регентства. Ей стоило их убрать на место, но она оставила это на потом, решив, что вернёт всё на место утром.       Она не могла понять, зачем вдруг решила достать их и ещё раз разворошить воспоминания у себя в голове. Не знала, зачем она раз за разом тщательно рассматривала детские рисунки, сидя на полу. Не знала, почему она заплакала, посмотрев на рисунок с Корво у себя в руках. Не знала, почему в голову лезли эти навязчивые мысли…       Поёжившись от холодного ветерка, она встала с постели и накинула на ночное платье своё пальто. Кое-как надев сапоги, Эмили открыла дверь и вышла в коридор.       Продвигаясь вдоль стен, освещённых электрическими лампами, Эмили про себя радовалась, что не встретила ни одной живой души, включая стражу, на своём пути по коридору. Лишь спускаясь вниз по главной лестнице, навстречу ей двигались двое мужчин, что учтиво ей поклонились и продолжили свой обход по ночному дворцу. Эмили двинулась к дверям в парадный двор Башни.       На улице прохладный ветер обжёг щеки, заволок в пучину ночи. И Эмили не собиралась противиться ему, наоборот, смело шагала вперёд, всё дальше отдаляясь от огней Башни. На неё мало внимания обращали стражники, патрулировавшие двор, так что она продолжала идти в неизвестном даже ей направлении. Ноги сами волокли её вперёд.       Она спустилась по лестнице в три ступеньки, как заметила отблеск чего-то с краю.       Эмили повернула голову и в лунном свете увидела ротонду. Белый камень, казалось, светился под луной, но источником блика был вовсе не он. Она подошла ближе, медленно ступая по каменным плитам, поднялась на пару ступеней внутрь, всё это время не отрывая взгляда от надгробия внутри у подножия одной из колон. «В память об Её Величестве Джессамине Колдуин, матери Эмили, нашей императрице», — вот, что было высечено на мраморной плите.       Зачем она смотрела почти целыми днями из окна на эту беседку? Зачем подошла сюда, хотя могла просто отвернуться и пойти дальше?       Она присела, собрав под ногами подол платья, и прикоснулась к холодному камню пальцами, и без того замерзшие. Они аккуратно двигались вдоль очертаний букв, от ощущения холода слегка покалывало в кончиках. А тем временем мысли и воспоминания о прошлом медленно растворялись в ней.       Тот самый день.       Корво вернулся домой спустя долгих двух месяцев, Эмили была так рада видеть его. Они даже сыграли в прятки, прежде чем он пошёл сюда, где его ждала мама.       А потом пришли они… Совершенно из ниоткуда, точно из самой Бездны, ворвались в этот сад и набросились на Корво. Мама заслонила её собой, пытаясь увести подальше от боя. И, казалось, он смог отбить атаку, но неожиданно появился он. Джессамина откинула её прочь, что Эмили еле удержалась на ногах, а сама отвлекла на себя его внимание.       Он ударил её по лицу…       Она кричала.       Но тут же её крик сменился хрипом, когда тот вонзил в неё свой клинок.       А саму Эмили схватили другие сообщники, уволакивая в неизвестном ей направлении. Она не видела, как её мать покидала жизнь. Не слышала её последних слов. Лишь разговор тех китобоев, пробивавшийся к её сознанию через завесу шока и отчаяния, когда они несли её куда-то…       Эмили резко встала и пошла прочь из ротонды, следуя всё ниже. Увидев ворота и мост, освещенные фонарями, её шаг ускорился. Спина непроизвольно выпрямилась, плечи расправились, а взгляд стал ещё более мрачным, чем до этого. Пара стражников отошла в сторону, смотря ей вслед, но она это проигнорировала, продолжая идти вперед по металлическому мосту ко входу в Колдридж. Войдя внутрь, ей навстречу вышел мужчина, поправлявший мундир:       — Мы не ожидали встретить вас в такой поздний час, леди Эмили, — сказал он, поклонившись ей. — Чем мы обязаны такой честью?       — Лейтенант Уоррен, — Эмили поправила воротник пальто, думая сильнее закутаться в него. — Могу я рассчитывать на то, что факт моего появления в стенах Колдриджа останется только между нами и вашими подчинёнными?       Тот не ожидал подобного заявления, что даже не сразу ответил, задумчиво покрутив папиросу у себя в руках. Слегка вытянув губы вперед, он кивнул, выставив руку в сторону ворот, точно так приглашал её внутрь.       Эмили двинулась вперёд, а лейтенант — вслед за ней.       — Мне необходимо в сектор В, лейтенант, — заранее сказала она, стараясь удержать себя, чтобы не смотреть по сторонам.       — Как скажете, миледи. Прошу следовать за мной.       Бледновато-голубые стены нависали над ней, больше походя на какое-то медицинское учреждение, если бы не огромные стальные решетки, отделявшие один отдел от другого. С правой стороны она заметила окна — пару офицеров стояли и разговаривали о чём-то, не замечая их из аппаратной комнаты. Лишь один угрюмо сидел на стуле возле некой панели управления, скучающе записывая что-то в журнал. Они остановились на перепутье: один ход вёл во внутренний двор к посту охраны, а другой в отдел камер. Но Эмили из рассказов Корво отлично помнила, что как раз-таки за внутренним двором был ещё ряд камер — в одной из них и был сам Корво в годы регентства, гнив там около полугода.       Лейтенант подошёл вплотную к аппарату, хлопнув по металлическому каркасу, привлекая тем самым внимание того офицера. Он нервно дёрнулся в сторону, сморщившись.       — Сектор В, — приказал лейтенант, немного прикрывая собой Эмили.       Офицер неохотно оторвался от журнала, придвинулся к панели и нажал на кнопку, нагнувшись ближе к микрофону.       — Запрос на сектор В, повторяю, запрос на сектор В, — прожевал офицер.       Он нагнулся к столу с журналом, перехватил его и кинул прямо на панель, продолжая что-то записывать в него. В этот же момент оттуда что-то заскрипело и зашипело. Еле-еле Эмили различила мужской голос, который отвечал офицеру. Тот никак не отреагировал.       — Прошу, миледи, — отвлек её лейтенант, указав ей рукой в сторону двора.       Они вышли на лестничный пролет из металлических листов. Перед Эмили предстал небольшой дворик квадратной формой, края которого окружали огромные бетонные колоны, по углам заваленный плитами, потрескавшиеся в некоторых местах, со столиком рядом с лестницей у колоны. Сверху на них светил прожектор, окружённый колючей проволокой. Он был подсоединён к каркасу поста охраны, где вёлся контроль по секторам и камерам заключённых. Ей было не по себе, она ощущала себя такой маленькой среди этих невероятно высоких серых стен…       Лейтенант шёл дальше.       Они поднялись по лестнице вверх, попав в ещё один коридор. По правую сторону Эмили заметила крайне высокую решетку с надписью «Сектор А» — воришки, мелкие бандиты и так далее. Даже за высокой решеткой она заметила три этажа камер, где-то даже были свои жильцы. Пройдя мимо допросной комнаты, они поднялись по ещё одной лестнице — у Эмили уже понемногу кружиться голова начала — и двинулись прямо по узкому коридору, поворот, ещё один и ещё…       Они были у поста. Ещё один офицер сидел возле рубильника — он держал какой-то список, внимательно в него вчитываясь, а потому совершенно их не заметил. Лишь когда лейтенант громко хмыкнул, тот спокойно посмотрел на них, встал, подошёл к решётке за спиной Эмили и отпёр её. Открыв дверь и отступив в сторону, офицер слегка опустил голову. Эмили невзначай глянула на его лицо: иссохшее, синяки под глазами и стеклянные глаза виднелись из-под чёлки, — крайне болезненный вид, что ей аж стало тошно от него.        Когда-то её отец выглядел также после этого места…       — Леди Эмили? — вывел её из вязких воспоминаний лейтенант. — Мы почти дошли.       Она ничего не ответила, предпочитая молчать.       Пройдя караульный мостик — с него она уже заметила кучку стражников, сидевших за столиком возле одной из колон, и офицера, покуривающего у окна в пол с решеткой с видом на внутренний двор — лейтенант и Эмили спустились и пошли навстречу ночному караулу. Она сдерживала себя, как могла, чтобы не сморщиться от этих… мерзких взглядов на неё от пары присутствовавших. У них хотя бы хватило ума встать и поприветствовать её, при этом держа свой рот на замке. К лейтенанту уже подошёл офицер, бросив сигару в чашку на столике, собираясь расспросить его, но Эмили решила начать первой:       — Лейтенант, — учтиво, но не менее жёстко позвала она мужчину. — Не могли бы вы увести всех присутствующих, проведя при этом… Необходимый разговор. То же самое сделайте и по отношению к караульному и офицеру из аппарата, — она посмотрела на лейтенанта, приподняв уголки губ. — Я рассчитываю на вас, лейтенант Уоррен.       Мужчина встрепенулся в своём мундире, казалось, лишь от одного взгляда леди Эмили, а потому затараторил те же слова всем остальным, которые она только что сказала. Конечно, никто не мог понять, к чему была такая необходимость покинуть пост. Тем более, почему леди должна была остаться здесь одна. Часть спокойно последовала за лейтенантом, другая же бросала косые взгляды на неё, точно остерегаясь и ожидая что-то от неё.       И вот… Коридор был пуст.       Но звон в ушах теперь казался слишком громким, чтобы поверить в эту пустоту вокруг.       Сектор В.       «Тише, хватит!», — твердила Эмили сама себе, впившись ногтями в ладони.       Она решила сделать шаг. И ещё один. Один… Каблуки её ботинок мерно нарушали тишину — лишь тихо поскрипывала шарманка в стороне, играя в такт её сердцебиению — в коридоре, медленно приближая её к ряду камер впереди.       Вот уже стоит у ограждения.       Когда она стала гораздо старше, Корво решил… полностью рассказать ей, что было с ним в Колдридже. «Свобода», нависавшая над ним, когда он был заперт в узкой камере. Величественные потолки, конца которых ты и не видишь из-за тьмы внутри. И кажется, что вот, рукой подать, но это лишь иллюзия. И если ты в неё поверишь, то ты уже не выберешься из этого места.       Её шаг замедлился, когда она двинулась к самой дальней камере.       Корво был близок, чтобы поверить в эту мнимую свободу, как бы печально ни было это признавать. Любой бы так и поступил, ведь шансов на побег не было ни у кого.       Эмили остановилась.       Включая и его.       Дауд лежал на своей койке, прикрыв глаза рукой. Грудь мерно вздымалась и опускалась, точно он спал. Даже не пошевелился, хоть её шаги можно было услышать и сразу же проснуться. А ведь она подозревала, что у того чуткий сон. Чтоб не позволить непредвиденным обстоятельствам взять верх над собой.       Она продолжала стоять, выжидающе разглядывая Дауда. Казалось, что всё её тело трепыхалось от каждого тяжёлого удара сердца. И если бы она снова посмотрела в глаза этого человека, то оно пропустило бы удар.       Но вместо этого услышала глухой голос, почти скрипучий:       — Наверное, вы ничего не чувствуете, вслушиваясь в эту… музыку, — последние слова он ещё глуше прохрипел, продолжая всё так же лежать.       Она промолчала, сильнее впившись похолодевшими пальцами в кожу.       — Конечно же, — Дауд шумно выдохнул, приподняв руку и потерев лоб с нажимом. — Удивительно, что он не навестил вас, этот ублюдок…       Не до конца расслышав то, что он бурчал себе под нос, Эмили нахмурилась, но продолжала молчать. Она ни слова не скажет, пока не заглянет в эти глаза.       Прошла ещё одна минута молчания, звенящая, нарушавшая гармонию шарманки.       И вот, скрип койки. Дауд приподнялся, тяжело дыша, зацепился рукой за цепь кровати и поднял свой взгляд.       Под вуалью тьмы и рассеянного желтоватого света их оттенок больше походил на мутно-зелёный. Только Эмили-то помнила их действительный цвет — серый. Почти бесцветный, больше напоминая глыбу льда. И этот шрам. Он пересекал правый глаз, точно клинок.       Именно таким она запомнила его в день похищения.       И именно таким он был сейчас перед ней.       Правда, пока она пыталась собраться с мыслями, и когда Дауд что-то хрипел ей, Эмили вдруг стало… неуютно. Конечно, не каждый день вот так стоишь перед убийцей своей матери, который должен был уже сгнить в канаве Затопленного Квартала ещё десять лет назад, при этом заточив его в клетке. Тебя будут переполнять чувства, казалось бы, давно забытые. Но руки потяжелели…       Ощущение, словно её приковали к двум неподъёмным глыбам с обеих сторон.       — Сколько?       Дауд, не ожидавший такого странного вопроса, опешил, с непониманием смотря на Эмили.       Почему он так смотрит?       — Сколько стоила моя… — она сглотнула. — Сколько стоила Джессамина Колдуин?       Всё это время она, незаметно для себя самой, задерживала дыхание. Сердце продолжало отбивать болезненные удары по рёбрам.       Дауд не спешил с ответом, потупив взгляд в пол.       — Сколько?       — Пятьдесят тысяч золотых, — прохрипел он.       Шум прекратился на треске где-то внутри головы. И это… всё? Лишь какая-то ничтожная часть казны всей империи? Даже и рядом не стоит с тем колье, что подарил Джессамине старый император на её совершеннолетие.       Её руки разжались. Сердце с силой вспыхнуло в груди.       Вот значит… Сколько стоит жизнь человека, который пытался спасти империю от краха.       — И… — нерешительно начала Эмили, собираясь с мыслями. — Что вы почувствовали? Какова кровь правителя?       Глаза начинало жечь.       — Такая же, как и у других…       Его голос стал тише — не то от боли, которуб причиняла ему шарманка, не то от чего-то, неведомого самой Эмили. И от этого ей становилось не по себе. Она знала, что должен испытывать наёмный убийца, когда вспоминает о своих жертвах. Предполагала его поведение. Но здесь… Она не видела этого. Это бесило. До ужаса пугало своей неопределённостью.       — И это обескуражило меня, — вдруг продолжил Дауд. — Всё это время, пока я размышлял над подготовкой, мне было… любопытно. Неужели       действительно в императрице было что-то особенное, что возвышало её над другими?       Эмили недоверчиво смотрела на чёрную макушку, прорезанную седыми прядями.       — К тому времени на моих руках уже была кровь сотни людей и не важно: хороших или плохих, — она была ещё тёплой. А потому я не верил, что жизнь одного человека может вершить судьбы других людей. В особенности того, кто вообще не знал никаких тягостей этой жизни, живший в окружении господ. Я считал, что это будет просто. Но это оказалось не так…       Замолчав, Дауд опёр голову о руки на коленях, пряча лицо от Эмили. Часть прядей упали на его высокий лоб. Эмили сглотнула, воспользовавшись тем, что тот не смотрел на неё сейчас. К горле встал ком, было трудно сдерживать порыв закрыть глаза, хоть на минуту, точно в этот момент на неё бы вновь посмотрели эти серые глаза. Эмили не позволит себе пустить слезу.       Только ни при нём.       — Если это всё, что вы хотели узнать, — загромыхал басом Дауд, не поднимая глаз на неё. — То вам лучше уйти. Если лорд-защитник узнает, что вы были здесь в такое время, да ещё и в неподобающем для будущей императрицы виде… Вы знаете, он бывает шумным.       Последнее он произнес с некой усмешкой, еле слышимой среди мелодии шарманки.       Однако Эмили, несмотря на то, как она удивилась такой выходке, не шелохнулась. Боль в груди пропала, да и пыталась она дышать глубже, словно бы это помогло проглотить ком, продолжавший стоять в горле.       Не было никакого плана, когда ноги волокли её сюда.       Не было никаких мыслей и предполагаемых слов, что она хотела буквально плюнуть ему в лицо.       В голове лишь стоял образ мерзкого типа, который, даже будучи в тюрьме, будет цепляться за свою жизнь и остатки достоинства до последнего. Он, увидев бы её у порога своей камеры, стал бы поднимать самые болезненные для неё темы, изгаляться, пытаться показать, что он всё ещё здесь волк, а она лишь одинокая овца в поле. Либо холодного, чёрствого человека, который бы не смог назвать точную цифру своих бесчинств, даже не вспомнив среди них её мать. Того, кто посмотрел бы на неё и спросил себя: «А это кто ещё? Этого лица я не видел. А может и забыл». Высокомерие бы сочилось из него, когда он поправлял бы свои рубашку и воротник.       Эмили представляла человека, для которого лишить жизни кого-то, точно просто найти монетку на обочине…       И этот образ так прочно засел у неё в голове, что она сильнее сжимала руку и впивалась ногтями в ладонь, понимая, что её ожидания от этой встречи стирались в пыль на глазах.       — Почему вы молчите? — задала она вопрос, с досадой подметив, как тих он был.       Дауд сначала не двигался, затем поднял голову. Посмотрел на неё. Непонимание. И тут же всплеск неведомых Эмили чувств: это было смятение, может, удивление. Густые брови, подернутые сединой, опустились, а за ними и взгляд. Дауд ещё сильнее нахмурился, словно и вовсе забыв об Эмили. Он глубоко вздохнул — шумный выдох через рот — затем он посмотрел перед собой, в стену, выглядя ещё более растерянным, чем до её вопроса.       Дауд понял суть вопроса без лишних деталей.       Но он продолжал молчать.       Эмили стояла уже в надежде услышать ответ, полностью сосредоточившись на узнике, только тот упрямо не произнес ни слова. Не бросив даже мимолётного взгляда в её сторону, Дауд осторожно, но как-то дёргано, лёг на спину, перевернулся на бок, упершись лицом в стену своей камеры.       Время для расспросов вышло…