Разными дорогами

Заганос молчал, размышляя. Али настороженно оглянулся: кажется, пока никто не собирался их искать. И спросил: - Ты не будешь надо мной смеяться, если я расскажу тебе?… - Не буду. Я хочу тебе помочь, а для этого должен знать, как всё началось. Али сидел, опустив голову, и водил носком сапога по песку, собираясь с мыслями. И наконец, переведя дыхание, начал: - Меня с сестрой похитили татары, когда мы всей семьей бежали с Московской Руси на южные окраины. Тогда мне было всего шесть лет. Жили мы в деревне под Москвой-градом, а бежали от голода и бесчинств [1]. Ехали по ночам, скрывались от людей… не столько татей и шишей [2] боялись, сколько простых селян и мещан, как бы не выдали нас. Блуждали подальше от проторенных путей, это нас и сгубило. Видимо, чем-то все мы сильно прогневили Бога. У матушки нас было десять детей, а до побега всего шестеро дожили… младшего моего братика, Илюшу, уже в пути ангелы к себе на небо призвали… невинная душа, год всего был… а потом, и девяти дней не прошло, как на нас напали… вот тогда в первый раз у меня перед глазами свет погас, а на грудь как камень навалился. Очнулся я уже в полоне, видел, Глашу везли на телеге, с другими девушками [3]. Как шли, как меня продали на рынке и новые хозяева увезли в Стамбул – что помню, а что и не помню… но по ночам бывало вот так… наверно, нет во мне силы, раз все как-то несли посланный им крест, а я… - Ты выжил, вот что главное, - уверенно возразил Заганос. – Не знаю, что стало бы со мной, если бы я через такое прошел. - Разве тебя не отобрали у твоей семьи? – растерянно спросил Али. – Или твой отец тоже из янычар? [4] - Нет… просто я не помню, как меня привезли в Стамбул. Мне говорили, что я откуда-то с южной Руси, и больше ничего я и не знаю. - Может, и хорошо, что не помнишь! – с легкой ноткой зависти воскликнул Али. – Онур-амджа [5], бывало, когда закуривал кальян после трудного дня, так и говаривал, что в забвении утешение наше. Добрый он был человек, дядя Онур… он торговал айраном, я помогал ему. И все равно я тосковал по своим… так и не знаю, что с Глашей стало… потом я начал забывать понемногу и дом, и веру… а как не забывать, если день за днем другой язык, другие люди… а может, и не оправдание это, нет мне оправдания, что я стал молиться, как молятся здесь… - Мы с тобой простые люди, Али, и делаем то, чему нас учили и что нам велят. А есть ли что кроме той жизни, которую мы знаем, кто же ведает? – Заганос пожал плечами. – А когда ты учился мастерству, приступы не повторялись? - Ни разу. Но когда не стало Марийки, я чуть не умер… - Али горестно обхватил голову руками. – Она тоже наша была, русинка, правда, ее здесь заставили принять ислам… мы с ней виделись тайком… у нее муж был, богатый бей… он про нас с ней узнал… это я виноват… мы с ней оба виноваты… что от своей веры отреклись… что она, мужняя жена, меня полюбила… я после того нарочно смерти искал… когда нашу орту послали в Анатолию [6], усмирять крестьянский бунт, я даже хотел умереть… но вернулся… врагу не пожелал бы видеть то, что мы видели тогда… вот, с тех пор… Заганос слушал внимательно и думал. Он и по тому, о чем когда-то шептался с Демиром, понимал, что не помнить – лучше. Он действительно не знал другой жизни, кроме жизни янычар, не тосковал… Ему было и жаль Али, и трудно понять. И трудно сразу найти слова. Но ему от всего сердца хотелось помочь, и слова пришли: - Как же тяжело тебе было… да наши и правда не понимают, какой ты на самом деле сильный! После всего этого ты помогаешь людям, и не боишься лезть наверх, когда пожар, и идешь один против шайки разбойников… - Ты правда считаешь, что я не трус и не баба? – как будто с надеждой спросил Али. - Правда… – Заганос ответил уверенно. Не кривя душой. Он восхищался этим человеком: Али помнил дом, но верно служил правоверным. Терял любимых, но не ожесточался. Не пил. А лишь увереннее бросался в бой за простых людей: в пожарах, на улицах… Он винил себя, но не становился слабым, а лишь искал честного искупления. - А знаешь, мне стало чуть легче, когда я всё тебе рассказал. - Но ведь я еще ничего такого не сделал! – удивленно возразил Заганос. Одну часть головоломки ему, казалось, уже удалось сложить – пережитое горе, страшные сны и приступы связаны вместе, словно звенья цепи. Но что такого полезного может быть в обычном разговоре, кроме простого сочувствия? Или это совпало случайно?.. КОММЕНТАРИИ: [1] южные окраины, или Дикое поле – территория современных украинских степных областей (Днепропетровская, Запорожская, Николаевская и т.д.). Длительное время, в т.ч. и в описываемом таймлайне, опустошались татарами; в то же время на малоосвоенные земли сбегали люди, в родных краях в России или Польше угнетаемые властями; семья Али бежала из Подмосковья в 1576м – время правления Ивана Грозного. [2] тати, шиши – разбойники [3] во время набегов самых молодых и красивых пленниц (особенно светлокожих, светловолосых – редкость для Востока) татары при возможности не гнали пешком, а везли, чтобы не портить товар и дороже продать на невольничьем рынке. [4] янычары получили право жениться в 1566 году, их сыновья позже также становились янычарами; именно формирование «наследственности» в войске, в котором ранее не было родственных связей и семейной поддержки, считается одной из причин постепенного упадка янычар. В этой версии АУ Заганос 1576 года рождения, т.е. на время его юности уже могли проявляться первые признаки «преемственности». [5] амджа – турецк. – дядя; может употребляться в вежливом обращении или при упоминании старшего. Здесь говорится об опекуне. [6] Анатолия – историческая область Османской империи/Турции