Разными дорогами

В свободный вечер Заганос вышел пройтись по городу – просто так, лишь потому, что видеть товарищей по орте и думать, что кто-то из них тайком наговаривает на него, было невыносимо. И ему горько было видеть, с какой тревогой смотрит на него Али, он не знал, что отвечать на вопросы друга… боялся рассказать всю правду… было так неловко, когда ночью Али подвигался к нему ближе, согревая своим теплом в холода и обнимая, если он начинал метаться во сне. От этой заботы становилось только еще больнее: никто не мог стать ему так же дорог, как Деми!.. Шум толпы не полностью отвлекал от горестных мыслей, но от этого подобия одиночества всё же становилось чуть-чуть легче. Но вдруг в привычный, безопасный гул ворвались сдавленный стон и грубая брань. Заганос поспешил в переулок, из которого доносились крики, и увидел, как двое молодых парней в потрепанной, грязной одежде крепко держали беспомощно барахтающегося старика и уже начинали шарить по его карманам, насмехаясь над попытками жертвы вырваться: - Мог бы и не рыпаться, дед! - Соломы в штаны не напихал? Тебе же хуже. Так под жопу получишь, что да-а-алеко из города полетишь! Заганос приблизился и холодно велел: - Отпустите его. - Ага, как же! – мужчины расхохотались. – Подумаешь, янычар. - Да еще и чахлый такой! Убирайся отсюда, детка, не то и ты получишь. Они набросились на него. Заганос бросился в бой, не думая об опасности. Вот она, та возможность, о которой он не раз думал… но стоило ему отразить несколько первых ударов, он действовал уже привычно, выучка не позволяла подставиться нарочно. Лезвие ятагана черкнуло по шее одного разбойника, ярко-алая кровь брызнула фонтаном, и тело рухнуло на мостовую. Другой, увидев это, поспешил сбежать. И тут, оглянувшись, Заганос увидел, что старик так и стоял на месте, видимо, не в силах пошевелиться от страха. - Не бойтесь, бейэфенди, всё уже закончилось. Давайте я проведу вас до дома. - Ох-ох-ох, - вздохнул почтенный бей, схватившись за бок. – Будь добр, проведи, тут недалеко… Ты вовремя явился, сынок. Вот это я натерпелся страху! – он присмотрелся к знаку орты на доломане Заганоса и понимающе хмыкнул: - А ты, я вижу, из «орлов». Ваши славно дерутся. Я кое-кого из вашей орты знаю… Расспрашивать, кого именно, Заганос не стал. На разговоры не было ни сил, ни охоты. Он молча провел старика до его дома и пошел дальше. * Он бы и забыл тот случай, но несколькими днями позже, когда вечером он стоял во дворе и курил, к нему подошел Камиль и хлопнул по плечу. - И чего ты не хвастаешься, птичка? - А? – удивленно переспросил Заганос, не понял, о чем говорит франк. - Так ты же деда Азиза от воров защитил. Он мне рассказывал, что это был «орел» и разбойника ловко сделал, кровища нехило хлестала. Я его и расспросил, каков собой этот храбрец, и понял. И другой бы уже хвастался вовсю, это ты у нас такой скромный. Заганос молчал. Он в своем поступке не видел ничего особенного. Спас беззащитного человека, и хорошо. - Это же мой дед, - продолжил Камиль. – Ну, ты понял, у которого я сижу и гадаю. Спасибо тебе… - Я бы и так заступился. Какая разница, под нашей защитой [1] человек или нет, всё равно живая душа. Камиль приобнял его за плечи, склонился поближе и прошептал: - Вот что, птичка, иди к нам в долю. Ты же сны толкуешь, молитвы для талисманов [2] переписывать сможешь, а еще кое-каким гаданиям я тебя могу научить. Если уметь вертеться, с пустыми карманами сидеть не будешь. Заганос поначалу не поверил. Он догадывался, место у торговца талисманами было доходным, и чужого человека Атешли там не потерпел бы. И тут вдруг сам предлагает! - Я тебе там нужен? С чего это ты такой добрый стал? - Послушай меня, маленький птенчик, - насмешливо сказал Камиль. - Я же к тебе с душой. Может, нрав у меня и паскудный, но благодарить за добро я умею. Ты столько раз меня штопал, и трофеи мои обрабатывал, и никогда на меня не доносил, если я чудил чего… деда Азиза спас, опять же. Думаешь, я не знаю, кто и отчего о тебе сплетничает? И мне один мужик по пьяни проболтался, что ты разговорами то ли от кошмаров лечишь, то ли страхи заговариваешь, что-то вроде того. Я не понял, но мне-то что, если тебе за это пару медяков или кусок халвы ткнут, так на здоровье. А некоторым оно покоя не дает. Я не хочу, чтобы на тебя из-за этого Мусе-бею нажаловались. По правде говоря, Заганос не помнил, что такого Камиль мог натворить, чтобы об этом можно было сплетничать. Он был так поглощен собственными горестями, что даже и не думал спрашивать лишнее, если франк являлся к нему после очередной драки. Но теперь Камиль будто почуял нужный миг, подобно тому, как чувствовал опасность или удачную возможность на войне, и пришел вовремя. Место в палатке Азиза-бея спасало Заганоса от лишних расспросов, от попыток Хасана с приятелями сунуть любопытный нос в его попытки изучать сны и то, что воины называли «боевым безумием». Согласившись, он бы уже не выискивал, как бы сэкономить лишний лист бумаги, не выслушивал бы ругань товарищей, которым мешали шатающиеся во дворе гости из других орт. Многое становилось легче и проще. * …На базаре кипела жизнь. Радуясь теплу, люди бодро сновали по узким переходам туда-сюда, с любопытством разглядывая товар и увлеченно торгуясь. Бегали шустрые мальчишки, выпрашивали милостыню нищие. Издалека доносилось ржание лошадей и блеяние овец. Степенно прохаживались торговцы едой и напитками. Вся эта толпа, несмотря на ранний час, ела, пила, шумно ругалась и не менее страстно мирилась. Всё было, как раньше. Но Деми больше нет… Кьяры больше нет… Заганос снова думал о том, зачем согласился пойти с Камилем, тратить свободный день на то, чтобы быть среди чужих людей, которым нет до него никакого дела и которые точно так же безразличны ему. Ему казалось, дорога до палатки Азиза-бея будет бесконечной – Камиль то и дело останавливался перекинуться с кем-нибудь парой слов. Казалось, франк знал полгорода! То болтал, как с давним приятелем, с низеньким толстым евнухом из какого-то богатого дома и слушал сплетни о самых знаменитых в Стамбуле людях. То хитро улыбался старому еврею, звал погадать и обещал сбить цену. Расспрашивал купцов, какие ткани нынче чаще всего покупают, и хвастался своими приключениями на войне. А уж когда парни наконец пришли к навесу, под которым торговец амулетами раскладывал свой товар, никто не спешил сразу приступать к делу. Азиз-бей поставил столик, достал из сундука надщербленные кружки и налил из фляги ароматный напиток: - Вы, ребята, сначала ромашкового отвару попейте, сейчас еще пирог разрежу… жена испекла, я ей сказал, что сегодня ко мне придет тот юный бей, который меня спас. Постаралась – даже визирю такой пирог предложить не стыдно! Камиль улыбнулся: - Ну, дедушка, а вдруг ты еще окажешься прав, и Заганос станет визирем! А я – главным придворным предсказателем. Все соседи будут тебе завидовать, что ты когда-то угощал великих людей. И мы тебя не забудем, поможем, дом себе построишь, внучке богатое приданое дашь. - Тебе бы всё мечтать! – вздохнул Азиз-бей. – Но дай Аллах, чтоб тебе повезло. Заганос молчал, не спеша пробуя отвар и наблюдая. Что-то интересное для себя он уже подметил, но времени обдумывать это не было. Не успели они с Камилем толком перекусить, а у палатки уже стали собираться люди, расспрашивали о талисманах, просили погадать или переписать молитву. От гула толпы шумело в ушах. Многие мещане, купив обереги, не уходили, а останавливались поболтать, делились друг с другом своими бедами, советовались, спорили. В какой-то миг Заганос уже начал сомневаться, выдержит ли здесь до вечера. Какими убогими были все эти стенания о том, что сосед наводит порчу, или у соседки дурной глаз, или что теща, ведьма старая, жизни не дает! Он был воспитан совсем другими людьми – привыкшими верить только в то, что видели своими глазами и ощутили руками, - и страхи и надежды, связанные с колдовством, были ему чужды. Но приходилось терпеть, выслушивать стариков и старух и говорить им то, что они ожидали услышать. Ведь от этого зависела не только его спокойная жизнь, но и заработок и спокойствие Азиза-бея, так нелегко достающиеся. Это было непривычно, странно – слышать о тревогах и заботах, не связанных с войной. Говорить с людьми, которые никогда не видели поля битвы, чьи дни протекали однообразно, привычно, и не зависели от того, что замышляют неверные и какой приказ отдадут командиры. Как будто воины и простой люд жили в совершенно разных мирах. Каково это, приходить не в казарму, а домой, к жене, обнимать детей, учить мальчиков своему – мирному! – ремеслу, думать о приданом для дочерей? И всё же не знать покоя, молиться, чтобы жена благополучно родила, чтоб детей не унесла болезнь… и ходить к предсказателям и торговцам амулетами, отдавать заработанный нелегкий трудом медяк за оберег и обещание, что всё обойдется. Страх. Вот что было самым главным, от чего не мог уберечься ни воин, ни купец, ни ремесленник. Вот с чем бороться труднее всего. Но ведь должно быть какое-то средство, какой-то выход?!. Ради этого, пожалуй, стоило терпеть и суету, и однообразные жалобы, и однообразную мелкую работу вроде изготовления талисманов, которая казалась такой скучной. Где-то здесь, где-то рядом, таилось и нечто более интересное и значимое. КОММЕНТАРИИ: [1] по мере того, как контроль над янычарами становился менее строгим, многие подрабатывали тем, что брали под защиту купцов, ремесленников и т.д. Если янычар помогал владельцу дела подработкой, наведывался присмотреть, а над дверью лавки был нарисован знак орты или подвешен ятаган, владелец платил меньше налогов и его не трогали/почти не трогали криминальные элементы. Можно сказать, система похожа на «крышу» в СНГ 90-х ))) [2] один из популярных талисманов у мусульман – листок с молитвой, зашитый в миниатюрный мешочек из ткани.