Разными дорогами

О смотре новичков начали говорить еще под конец зимы, но то были лишь редкие разговоры, которые никого особенно не увлекали. Старшие равнодушно говорили: «Ну, приведут нам еще кого-то, и что? Не все до второго года дотянут – ходят слухи, опять будет война…». Заганос хотел было возразить на это, что в прошлом походе из новичков погиб только Кюбат, но промолчал. К чему ворошить прошлое… Притом, теперь у него было куда более интересное дело, чем с кем-то спорить. В свободные дни он ходил на рынок, толковал сны. А если выдавалось спокойное время в ночном карауле, продолжал обдумывать услышанное днем. Мысли и предположения не давали покоя. Бывало, Заганос долго не мог разобраться в очередном непростом случае, и обдумывал, как бы найти время и увидеться с Мурадом-челеби или Ферхадом-эфенди, рассказать о своих сомнениях, спросить совета. Но служба и базар отнимали слишком много времени. Камиль надеялся: «Вот, приведут нам новичков, народу в орте станет больше, работы чуть поубавится. И если мы с тобой захотим, скинем на первогодков пару-тройку своих выходов в день, а сами махнем к деду Азизу. Все пятницы будут наши, золотое время! Представь себе, сколько денег заработаем и как весело просвистим. До похода надо пожить в свое удовольствие». Эти речи о деньгах, мейхане, смазливых танцовщиках и танцовщицах Заганос слушал в пол-уха. Он еще не успел забыть, как сам только-только пришел в орту и все дежурства по казарме и почти все выходы в караул в кварталы, куда не любили ходить старшие «орлы», были его. После похода его стали уважать как равного, а общее с Камилем дело надежно защищало от сплетен и праздного любопытства… но поступать подобно многим другим товарищам и обращаться с младшими, будто с рабами, Заганос не хотел. Не считал честным. Когда в орте вспоминали о будущем смотре, он иногда думал: придут ли на службу воспитанники Касима-бея? Почему-то увидеть кого-то, кто рос в той же ученической орте, казалось огромной удачей. Как будто снова прикоснуться к счастливому прошлому. * В первый день весны Муса-бей и Нури-бей поехали на смотр, а тем же вечером у двери казармы толпились парни, одетые во всё новое, с сундучками или мешками для вещей в руках. - Ого, сколько народу нам прислали! – присвистнул Батур. – Они все тут поместятся? - Ай, много – не мало, - зевнув, отозвался Якуб. – Война скоро. Эй, жеребята, что стали? Проходите быстрее. Места у жаровни не занимать! Новеньких встречали гоготом и шутками, которые напомнили Заганосу о его собственных первых днях в орте. Он с любопытством присматривался к новичкам и к тому, как тех встречали старшие. Ничего, ничего не менялось!.. Признанные заводилы всё так же быстро подмечали парней, которым тоже нужны лишь сытная еда и бесшабашное веселье, и в шутку мерились с ними силами, звали на тренировочные поединки, хвастались своими подвигами и похождениями. А более тихих теснили на самые неудобные места. Беяз [1] Мустафа, высокий и стройный юноша с необычно светлыми, почти белыми, волосами, назначенный в помощники кашевару, отчего-то сразу многим не пришелся по душе. Бывалые воины будто звериным чутьем почувствовали, что этому парню страшно, что со своей судьбой он не смирился до сих пор. Да и как было не почувствовать, если Мустафа переступил порог общей спальни, будто ступил на эшафот, и, не дожидаясь, пока ему укажут на его место, сам забился в угол ближе к двери, сторонясь что первогодков, что старожилов. - А то что за трусливый заяц? – насмешливо спросил Рейхан у одного из новичков. Высокий, широкоплечий парень, казавшийся с виду много старше остальных первогодков, презрительно хмыкнул: - Из Дикого поля. Мы в одной орте были, но я ничего больше о нем не знаю. Дурак, не понимает своего счастья, до сих пор не забыл гяурской веры. Те русины, которые из Украйны, бывают совсем дикие. До-о-олго воют из-за своей судьбы, по родине тоскуют, свои молитвы шепчут. И всё смириться не могут. Кроме этого вот, был в нашей орте еще один, но всё пытался сбежать. Так и добегался, что засекли до смерти. - Ну, а ты сам кто таков и откуда? – Рейхан быстро потерял интерес к новичку-русину. - Здесь Сулейманом назвали, а по рождению грек. Я по своей воле пошел, вместо сына одного нашего городского богача. Тот заплатил сборщику девширме. А что ж, богач для своих детей всё сделает, а таким, как я, остается только своими кулаками себе дорогу пробивать. - Да уж, кулачищи у тебя что надо! Слова о русинах и Диком поле напомнили Заганосу о том, откуда родом он сам, напомнили о том, что Демир тоже не смог забыть свою семью и веру… Но у него и Деми было хоть что-то светлое. Мустафе же не настолько повезло с наставниками и ортой. И Заганос подошел к дрожащему новичку, сел рядом, сказал на родном языке: - Ти, кажуть, із Дикого поля? Я теж. Не бійся. Я не дам тебе образити. Все якось буде… Мустафа покачал головой. - Ти з України? І служиш їм? Невже звик?.. я ніколи не зможу! - Что вы там по-своему лопочете? – гаркнул Батур. – Тут вам не русинская деревня! Над его шуткой дружно заржали и старшие, и многие из первогодков. Правда, Енги-бей, которому бедняга был предназначен в помощники, смеяться не стал, только сказал: - Ничего, если парень пообвыкнется, притерпится, из него толк будет. Русины, они словно арабские лошади – умные, но диковатые, норовливые. Пока притерпятся они, пока притерпятся к ним, пройдет немало времени. А там – перемелется, мука будет. * Доля правды в словах кашевара, возможно, была. Но до того, чтобы «был толк», должно было пройти немало времени. А пока над Мустафой посмеивались все, кому не лень, ему приходилось мыть полы в казарме и выходить в ночи вместо старших, сбегавшим к танцовщицам или теллакам… и если его не били, то только потому, что за него вступались Али и Заганос. Или, может, еще потому, что всех волновало кое-что важнее, чем насмешки над странноватым, но безобидным первогодком. О будущей войне говорили всё чаще. На границах все чаще случались стычки с австрийцами. Торговцы-евреи, странствовавшие по всей Европе, рассказывали, что в Священной Римской империи наемников вербуют отовсюду, уже неважно, по какому обряду те молятся, лишь бы были христианами и соглашались на предложенную плату. И, хотя жизнь в орте пока текла всё так же размеренно и скучно, многие уже предвкушали поход и снова, как раньше, громко хвастались, какого жару дадут неверным. КОММЕНТАРИИ: [1] beyaz (турецк.) – белый