Разными дорогами

Неглубокий, чуткий сон не приносил покоя. Лежа на подстилке в лазарете, Заганос время от времени просыпался, слыша стоны раненных, и поднимался, чтобы поправить или сменить перевязки… и снова возвращался на место, погружаясь в зыбкую полудрему. Только под утро будто провалился в темноту и пустоту, очнувшись, когда его позвал Коркут: - Вставай, птичка. Похлебка готова, идем. - А… - мысли путались. Заганос вспомнил, что Енги-бей погиб вчера. Не могло же всё идти, как раньше. - Я сегодня готовил, - продолжил Коркут. – Бедный Енги-бей, как он этого Юсуфа терпел, помощничка дали – руки как крюки. Нихрена не умеет. - Да ладно тебе. Парень только первый год служит, понятное дело, еще может напортачить. Втянется, привыкнет. - Мы с тобой и в первый год толковее были! – возразил Коркут. Заганос пошел за ним, будто в тумане. Ел, не чувствуя вкуса похлебки, хотя все говорили, что еда удалась на славу. Из мыслей всё не шла гибель Енги-бея и то, что «черные» секбаны потеряли много первогодков… * Позже Заганос и Коркут стояли вместе в вечерней страже. Было тихо, факелы освещали только пустую серую дорогу. Коркут достал трубку и табак. - Закурим, а? Тошно на душе, не то слово. В голове не укладывается, сколько парней погибли. И ведь совершенно зря! - Да уж, это еще хуже, чем в Эстергоме было, - согласился Заганос. Курить не хотелось. Не хотелось совсем ничего, и он настороженно вглядывался вдаль. - А вот Левент сейчас где-то в тех краях… - продолжил Коркут. – Помнишь Левента? - Как же не помнить. Ты всегда его в свой лагерь звал, когда мы в поле выезжали. Сколько ловушек он придумывал!.. Коркут усмехнулся: - Весело тогда было. А помнишь, Айяс всё время выкручивался, будто чуял, где западня… кстати, я видел его, когда был перед походом в оружейной мастерской. Он сейчас такой важный стал! - Кто б мог подумать! – воскликнул Заганос. – Интересно, как там Селим… помню, ты с ним дружил. - Когда ж то было! Было и сплыло, - сердито хмыкнул Коркут. – Он теперь разбогател, пышно наряжается, к нему не подступишься. Быстро в гору пошел, мы ему теперь – что пыль под ногами. Толмач с персидского, это тебе не лямку в армии тянуть. - Эх, жаль… Заганос сочувствовал искренне. Он помнил, как в орте огланов Коркут и Селим всё время были вместе – сидели рядом на уроках, просились в одном десятке штурмовать учебный лагерь, в свободные часы шептались о том, о сем, мечтали о будущих победах и болтали о женщинах с невольничьего рынка. И вот всё это растаяло, как дым. Сейчас, когда на душе было тошно от мнимой победы над своими же… и, казалось, в жизни не осталось ни капли радости, прошлое вдруг стало утешительным бальзамом для тревожащейся души. В сравнении с нынешними бедами – гибелью товарищей, разоренными деревнями, ужасающей нищетой простого народа и ненавистью бедняков к чужакам-девширме – отроческое соперничество теряло значение. С тех пор Заганос и Коркут не раз спасали друг друга в бою. А после того, как Касим-бей ушел на покой, общее прошлое значило еще больше. * Несколько дней прошли без значительных боев, случались только мелкие столкновения с небольшими отрядами мятежников. А чуть позже к лагерю при дороге потянулись орты, воевавшие в Кютахье. «Медведи» рассказывали: город удалось защитить, но слишком много джелали отступили, притом, сохранив оружие и запасы еды. А это значило, что бунтовщиков придется выслеживать по поселкам, деревням и лесам. Работа – все равно что ловить диких зверей. Сколько ни гоняйся, всех не переловишь. Самых тяжелых раненных оставили в Кютахье под присмотром местных лекарей и нескольких помощников из войска. Незадолго до того, как янычары вышли в новый поход, Заганос стоял в страже с Мехмедом. Тот держался молодцом, но все же проговорился: - Если из этого похода вернусь, наверное, буду искать себе угол в городе. Да и жениться было бы неплохо… Просто одиноко, пусто, постыло всё. Хочется, чтобы кто-то меня ждал. Чтоб кому-то было не всё равно, вернусь я или нет. - Да, без любви жить трудно… - согласился Заганос. Мехмед помотал головой: - Боюсь я надеяться на любовь! Как мне искать жену, как свататься, если не всякий отец согласится отдать дочь за такого, как я – не богатого, без чина. Лучше пойти к свахе попросить совета. - Так ведь и с нелюбимой тоже не жизнь! Заганос понимал, почему Мехмед так хочет хоть отчасти вырваться из тоски казарменных будней. Но сам слишком остро чувствовал, как отличается настоящая любовь от ночей, просто развеивающих грусть и одиночество. Кьяра. Мави. Он думал о них иногда… Скучал, но это было несравнимо ни с одной мыслью о Демире. Каждое воспоминание оставалось ярким, будто случилось вчера, но каждое отзывалось жгучей болью. - Лучше бы нас в чужие земли послали, - Мехмед резко заговорил о другом. – Я дождаться не мог, пока мы уйдем из Кютахьи. Вот спасали мы людей от мятежников, защищали. А все на нас смотрят… как на уродов каких. Вроде как на деревья без корней. - Вряд ли они правы, Мехмед, - утешал его Заганос. – Мы ведь свою судьбу не выбирали. А вспомни кварталы неверных. Представь себе, сколько людей живет в чужом краю по своей воле. Не могли же все они ошибаться. И они тоже не виноваты, что дома им не нашлось места. Видимо, это кесмет. Так и тянулись дни и ночи – в дорогах, страже, нападениях отрядов мятежников. Несколько раз янычары оказывались в наполовину разоренных поселках. Бывало, в окрестностях даже водились волки, и самые отчаянные из «орлов» выкапывали ловушки или ходили на охоту. И то, что Рейхан с Абдуллой, пойдя в вылазку, опоздали на свою очередь идти в стражу и получили по пяткам, остальных не остановило. Нищета, разруха и отчаяние царили везде. Прав был Ибрагим, когда говорил незадолго до похода, что османы завоевывают земли, которые не могут удержать и обработать. На поля, зарастающие сорной травой, было страшно смотреть. И даже когда разведчики и гонцы сообщили, что новых отрядов мятежников уже долго не было видно, и что бунт утих, никто из янычар не радовался грядущему возвращению домой. Мир был слишком зыбким. * В Стамбул вернулись под конец осени. Тихо, без победного шествия, без парада. И хоть Заганос не любил этих торжеств, перемена в привычном порядке вызывала тревогу. На душе было неспокойно, тяжело. А ведь рядом были те, кому приходилось еще труднее. Для них приходилось держаться. Для раненных и выздоравливающих. Для новичков. Приходилось мириться с мыслью, что так, видимо, и суждено. Выслушивать чужие откровения, а свою боль носить в себе. Однообразно, уныло миновала осень. Зимой вернулись воины, бывшие в походе против неверных. Из Валахии пришли жалкие остатки когда-то победоносной армии [1]. В один холодный день, собравшись в хамаме искупаться и полюбезничать с теллаками, «орлы» встретили приятелей, бывших в том походе. И, перейдя в зал, предназначенный для отдыха, собрались возле Догана-бея, рассказывавшего: - Не дай Аллах, чтобы мы еще раз в Валахию пошли! Столько наших полегло… при Кэлугерени сипагов будто косой выкосило. Только реку пересекли, и тут пушки как загрохочут!.. А нам, янычарам, как было… мы строили переправу через болото, вода холодная, и не скажешь, что лето… строим, а на нас прут с одной стороны валахи, а с другой – наемники-франки. … … …! Как они шли… будто заговоренные! То и дело Доган-бей останавливался на полуслове, надсадно кашляя – простудился после целого дня на болоте, и до сих пор не совсем выздоровел. На его сильных, мощных руках и ногах темнели уродливые узлы выпирающих вен. «С таким недугом он долго не прослужит» - мысленно отметил Заганос. – «Жаль, он же не стар еще…». Когда Доган-бей говорил, что после тяжелой работы и простуды у него ноги то ноют, то будто огнем горят, «орлы» убеждали его не раскисать: всё наладится, какие твои годы, в бане прогреешься, в мейхане вина попьешь и красотку найдешь себе на ночь-другую – и недуг как рукой снимет. Но Заганос понимал: так просто болезнь не пройдет, не придумали еще такого средства. От этого становилось страшно. Для чего, для чего была эта война?! КОММЕНТАРИИ: [1] 23 августа 1595 года войска господаря Валахии, Михая Храброго, разбили турков при Кэлугерени; потери христиан составляли 1 тысячу человек, турков – около 10-15 тысяч. В дальнейшем объединённые войска из Валахии, Трансильвании и Священной Римской империи вступили в бой с турками под Тырговиште, Бухарестом и Джурджу и все три раза одержали над ними победы. Таким образом, Валахия оказалась на некоторое время освобождена от османского владычества.