Разными дорогами

53. Тремя неделями позже Жара стояла невыносимая. Янычары, стоявшие на страже, обливались потом и проклинали всё на свете. - Да когда же эти дикие люди утихнут?! Сколько же мы можем тут мучиться?! - Жизни нет никакой. Глушь, разруха… И даже ода-баши с помощниками ничего не говорили, когда слышали такие слова. Бои с бунтовщиками уже у всех сидели в печенках. Отряды плохо вооруженных оборванцев появлялись будто из ниоткуда и нападали на повозки богатых купцов и кареты чиновников, на воинов, отставших от своих. А исчезали они так же внезапно, и никто не отыскал бы их в непролазных чащах. Если в больших городах охрану и горожан защищали укрепления и атаки мятежников удавалось отбивать, то бороться с лесными разбойниками было всё равно, что пытаться укротить стихию. Заганоса же больше набегов и жары беспокоила небрежность товарищей: у «буйволов» десяток человек умерли от несвежей еды, а «волки» лишились хорошего, опытного воина, которого помощник лекаря наскоро перевязал грязными тряпками… «Орлы» и «соколы», у которых лекарем был Рустем, пока избегали подобных глупых потерь. Но Заганос знал, что Рустему, как и ему, трудно убеждать товарищей внимательнее относиться к еде и уходу за раненными. Все разумные объяснения и требования часто разбивались о непробиваемую стену: «Воин не должен себя жалеть, иначе это не мужик, а тряпка». Не так давно, когда в точно такой же жаркий день янычары вместе со строителями из города трудились, восстанавливая часть укреплений, поврежденную в прежних боях, Заганос еле-еле убедил самых младших парней ненадолго отойти в тень и отдохнуть. Меджид оглядывался на старших, в огромных карих глазах был виден неприкрытый страх упреков и насмешек. Пусть парня было кому сменить, притом всего ненадолго, он не хотел уходить, несмотря на то, что уже начал шататься. - Послушай, храбрец, если ты будешь лежать в этой земле, тебе будет уже всё равно, что и кто о тебе подумал! – резко сказал Заганос. – Сел в тени, и чтоб не высовывался, пока я не разрешу. - Угу… - пробормотал Меджид, и едва слышно прошептал: - Ну и гадюка. Заганос давно уже заметил, что парни, которые пришли в орту позже него, уважали его и слушались, но поглядывали с опаской. Кто из них прозвал его Змеем, теперь никто уже не помнил, но прозвище прижилось настолько, что именно так его и записали в недавнем дефтере [1]. По-прежнему его называли только старшие, помнившие его первогодком – да и то всё реже. Он был уже не тот… Ночью вся орта поднялась по тревоге – напал отряд джелали. Мятежники подожгли деревянные преграды, и полыхнул огонь, освещая всё вокруг. Часть воинов поспешила тушить пожар. - Хорошо, что эти твари до пороха не добрались! – воскликнул Хасан. – А как бы, …, взорвалось! Вооруженные дрянными саблями, которые, бывало, ломались от сильных ударов, бунтовщики нападали яростно, как дикие звери. Ломалось оружие – шли врукопашную. Даже раненные, уже лежавшие на земле в лужах крови, хватались за противников, держащихся на ногах, и пытались утянуть их за собой. Казалось, жуткие, нечеловеческие крики были слышны на фарсанги [2] вперед. - Реджеб, тут тебе не гяурские земли, раненых джелали надо добивать! – крикнул Заганос и взмахнул саблей. Лезвие сверкнуло, отсекая руку разбойника, пытавшегося повалить неопытного бойца на землю. Послышался пронзительный вопль. - Как – добивать? Всех? - Быстрее всего – секирой по черепу, - другого раненого мятежника, пытавшего подняться, ждала именно такая гибель. – Нельзя по-другому. Тут или мы, или нас. Другого выхода просто не было. Джелали не щадили пленных и пытали их не менее изощренно, чем люди Черного бея. Заганос потерял счет убитым, падавшим в неравном бою. Лишь позже ему на миг стало стыдно за то, что он никогда не знал, как это – питаться супом из сорных трав, за дорогую прочную саблю. Но только на миг. Сочувствовать кому-то, кроме своих, уже не было сил. На рассвете жалкий, истерзанный, потрепанный отряд отступил. Но и янычары выбились из сил. Многие даже подняться не могли от усталости. Те, кто не успели добраться до укрытия и прилечь, сидели на бревнах или камнях, пытаясь бороться с желанием уснуть тут же, на месте. Сидя на бревне, Али судорожно вздыхал, понемногу начиная дышать глубже, чтобы успокоиться и прийти в себя. - Не могу… не могу больше… - в отчаянии прошептал он. Камиль подвинулся ближе к нему, похлопал по плечу. - Прорвемся, выживем. Тебе бы бабу. Найдется в этой глуши хорошенькая и горячая, уступлю тебе. Без баб нельзя. - Шш. У тебя кровь на боку, - взволнованно сказал Али. - Смотри, ничего нет, - Камиль задрал рубашку. – Это я просто упал и в чужой крови испачкался. Если бы что-то случилось, я б тут языком не чесал. Заганос сидел чуть поодаль, тоже пытаясь отдышаться перед тем, как вернуться к работе. Болела ушибленная нога, дыхание перехватывало. Но он был жив, и друзья тоже… И ему становилось легче на душе, когда он видел, что и у друзей что-то медленно, незаметно, но меняется. Прежде они не подбадривали друг друга, каждый был сам по себе. * Прошло несколько дней, и воинов, еще не успевших набраться сил, ошеломила весть: в Амасье целая орта аджемов перешла на сторону Кара-Языджи, а в Сивасе взбунтовался местный гарнизон, недовольный малым жалованьем и чересчур строгими наказаниями [3]. Собравшись у котла, «орлы» обсуждали тревожные известия. - Куда мир катится?! – растолкав локтями младших, Рейхан бодро орудовал ложкой. – Мы же так пропадем зря, и никто про нас не вспомнит. - Тут и сам сбежал бы, чтоб никакая тварь не нашла, - согласился Хасан. – Вот только куда денешься? Везде одна и та же хрень. - Не хрен и рыпаться, - уверенно сказал Камиль. – Я слышал, Кара-Языджи прохвост еще тот. Вроде, служил то ли писарем, то ли секбаном, а потом проворовался, сбежал… и вот скажите, парни, отвоюет он, не дай Аллах, кусок земли, станет править – и чего, не будет воровать? Ха. - Ну? А что ж тогда люди ему верят?.. – Юсуф почесал в затылке. - Мало ли кому верят люди! – возразил Батур. – Кто свистеть горазд, тому и верят. Допоздна разговоры шли об одном и том же – как надоело гоняться по лесам за разбойниками и кочевниками, без всякой надежды на почести и бакшиш… как надоела жара, и как хорошо и весело было прежде, и как хотелось бы оказаться в Стамбуле, пойти в веселый дом, развлечься с женщинами. А наутро была новая стычка с отрядом мятежников, и конца этому не было видно. КОММЕНТАРИИ: [1] дефтер – книга записей, в данном случае – свод данных о воинах. В каноне «Империи Альтаир» Заганос носит прозвище «Зехир», «Ядовитый генерал», т.к. сделал карьеру благодаря знанию ядов и ехидству в дипломатии)))); здесь персонаж при том же характере совершенствуется больше в медицине, поэтому получает прозвище Илан (турецк. Змей) и за мудрость/знания, и за ту самую «легкую стервоточинку»)). [2] фарсанг (иначе фарсах, парасанг, персидская миля) – арабо-персидская мера расстояния, использовавшаяся в Османской империи. [3] Амасья и Сивас долгое время были в числе городов, где позиции джелали были особенно сильны; Кара-Языджи – известный главарь джелали, по разным источникам или бывший секбан, или бывший писарь (прозвище в переводе с турецкого значит «черный писарь»).