Хроники дракона из пентхауса. Книга первая. Чародейка

      Чёртов лабиринт был бесконечен.       За каждым новым поворотом ждал (вот сюрприз-то!) ещё один поворот. Стены слева и справа, казалось, становились всё выше и выше – до тех пор, пока где-то бесконечно далеко вверху не осталась лишь крошечная полоска неродного, загазованного столичного, а совершенно чужого, страшносказочного неба.       Продираться сквозь стены, отодвигая миллион зелёных веток и веточек так, чтобы не порвать одежду, не выдрать прядь волос или, в конце концов, глаз себе не выколоть очередным сучком становилось всё тяжелее.       Есть такое выражение: через тернии к звёздам.       Конечно, никаких звёзд Муха не видела (разве что один раз в глазах потемнело, когда лбом о толстую и по закону подлости совершенно неожиданно возникшую у неё на пути ветку приложилась), но вот продираться пришлось сквозь ещё те тернии.       Оптимистом Танюша никогда не была, но тут просто не могла не отметить преимущества своего латексного костюма – хотя бы ветки противно-приставучие по нему скользили, не вцепляясь в гладкую поверхность!       Правда, очередная ветка, видимо, обидевшаяся на то, что зацепиться за скользкий рукав не получилось, в отместку больно стегнула, выбив из рук клатч.       Муха вскрикнула, нагнулась, чтобы поднять – да куда там! Бесследно сгинули и телефон, и немного наличности, и, что самое обидное, дорогой сердцу (и кошельку) мобильник в плотно сомкнувшемся за спиной зелёном море.       Выбравшись на очередную тропинку, которая ничем от предыдущей и не отличалась, девушка, обессиленная, рухнула на колени и, подняв исцарапанные до крови руки к глазам, всхлипнула и больше удивилась этому, чем расстроилась.       Плакала Таня редко – видимо, краник после бесконечно долгого угасания мамы сломался, или озеро слёзное, выплаканное тогда до самого дна, подземными ключами повторно наполняться не желало.       А тут вдруг защипало глаза, да и закапало – вот же невидаль, почище фей с драконами будет!       — Чёрт возьми, да за что-о-о??? – подвывала, накручивая саму себя, Муха. – Что со мной не так? Никому я не нужна-а-а, даже змею подколодному-у-у, на фей падкому-у-у, и тому-у-у…       И так чародейка от собственной никчёмности распалилась-разошлась, что, чего доброго, ещё чуть-чуть – и затопила бы своими слезами тётин лабиринт, если бы не...       Нет, никто Татьяне Сергеевне, как по волшебству, на помощь не пришёл, не приласкал – не приголубил крепкой драконьей, то есть, конечно, мужской рукой.       Просто вокруг торчащей из легинса голой щиколотки что-то без предупреждения затянулось тугим узлом и ка-ак потянет! Муха только взвизгнуть от неожиданности успела, а обе руки уже стянуло такими же непонятными, но очень даже крепкими путами.       Извернув шею, не забывая орать во всё горло, Таня попыталась выгнуть тело, быстро опутываемое и сжимаемое в тисках.       Это что ещё такое? Корни?       Лабиринту что – мало того, что она заблудилась? Нужно её ещё и на подкормку растений пустить?       Между тем разбушевавшаяся магическая флора и в самом деле, кажется, собралась её сожрать, так как выбрасываемые с чудовищной скоростью из-под земли корни, теперь уже крепко-накрепко, словно новорождённого младенца, спеленавшие выгибающуюся червячком Татьяну, планомерно тянули её по тропе к глубокой яме, из которой и появились пару секунд назад.       «Вот как чувствует себя муха, которую паук нитью опутывает!» – успела в очередной раз неловко пошутить Татьяна Сергеевна, прежде чем рядом… полыхнуло ярким пламенем.       Корни взбесившихся растений обожгло нестерпимым жаром.       Забившись по земле, словно клубок змей, они попытались сбить ещё больше разгорающийся огонь, на время позабыв о своей добыче и выпустив чародейку, тут же отползшую на карачках по возможности дальше.       — Идти сама сможешь? – раздалось над самым ухом.       Кивнув и даже не успев порадоваться освобождению, Муха уже вновь оказалась на ногах.       И потащило её, потянуло за собой – только успевай ойкать и айкать, от обезумевших от драконьего пламени, радостно трещащего, разбегающегося тут и там по сторонам, корней и ветвей уворачиваться!       С шумом вывалились из лабиринта – Татьяна, правда, споткнулась о того же зайца, вполне себе живого и от обморока очухавшегося, довольно возлежащего в позе патриция на куче надыбанной у Флоры моркови, но миндальничать с ушастым было некогда.       Пнув живность, чтоб под ногами не мешалась, Муха вырвала, наконец, свою руку из сжимавшей её горячей длани дракона и посмотрела на него.       Дракон тяжело дышал, молчал и тоже смотрел на неё – смотрел, причём, как-то странно: вроде, сказать чего хотел, да не мог.       «Можно подумать, сам краше! – мысленно огрызнулась Татьяна, истолковавшая взгляды по-своему. – Вон, манжета правая опалена, в волосах растрёпанных – мелкие веточки, колени и лицо землёй перепачканы».       И тут, пока Таня, хмурясь, ощупывала свою всклокоченную шевелюру, стараясь всё же привести себя в относительный порядок, выбирая листья и мелкие веточки из волос, Веня покачнулся и, порывисто вздохнув, закатил глаза, начав медленно оседать на землю.       — Что ты? Что? – закряхтела Муха, вовремя подставившись под мышку отключающегося дракона.       И вскрикнула, обжёгшись.       От тела принца шёл почти нестерпимый жар. Татьяна Сергеевна ещё раз ойкнула, попытавшись одновременно перехватить дракона за талию и опустить его, тяжелеющего и становящегося с каждой секундой горячее, на траву.       Дракон был без сознания.       Вовремя вспомнились курсы оказания первой помощи, пройденные в далёком университетском прошлом.       Не обращая внимания на зайца, с негодованием потирающего ушибленную чародейкой пушистую попку в комбинезоне, девушка, стараясь касаться только одежды, быстренько ощупала тело дяди на предмет переломов.       Поднесла руку ко лбу – и, шипя, отдёрнула обожжённую кисть: кожа, казалось, становилась горячее с каждым мгновением.       — Плохо дело! – со знанием выдал приковылявший ближе и тоже склонившийся над телом заяц. Поцокав языком, уточнил, спросив то ли у переводчицы, суетящейся рядом с припадочным, то ли сразу у астрала: – Магию использовал, да? Драконову добу не продержался? Морковь меня дери, обращается, как есть, обращается!       Что ещё за «доба»?       Куда обращается?       Как обращается?       И, главное, что теперь ей-то делать?       Позади занялся весёлым пламенем уже почти весь тётушкин лабиринт.       Как лечить горячечных драконов – такому на курсах первой помощи не учили. Но не бросать же его вот так!       Муха заметалась по газону.       Побежала к сарайчику с садовыми инструментами, рванула на себя дверь, рассчитанную на рост ушастых ландшафтных дизайнеров, нашла маленькое, словно игрушечное, ведёрко, кинулась к декоративному пруду, потом – к лежащему, раскинув руки, Вене, – всё молча, казалось, на одном дыхании.       И только когда от облитого водой из пруда принца пошёл пар, а сам принцедядя вскочил, как ужаленный, на ноги, отплёвываясь от подёрнутой тиной водицы, Татьяна Сергеевна облегчённо выдохнула.       — Ты ч-сто-о-о с-себе позволяешь-сь? – по-змеиному зашипел Веня, фыркая, отряхиваясь и выгибая спину, словно мокрый дворовый кот.       С плеча злого (само собой, злого, как дракон!) принца совершила отчаянный побег случайно зачерпнутая Мухиным ведром маленькая зелёная лягушка.       Всем известно, что лучшая защита – это нападение. Тем более, претензий невысказанных накопилось.       — А ты что себе позволяешь? – подбоченилась Таня, махнув рукой в сторону полыхающего лабиринта.       И где тут пожарный гидрант, спрашивается?       У дракона челюсть поползла вниз. Пару раз моргнув, он вздохнул, замкнувшись, и скрестил руки на груди, снова став привычным неприступным собою. Пусть и со свисающей с уха ниточкой болотной тины.       — Я что позволяю? Жизнь тебе спасаю, вот что!       — А тебя просили? – буркнула Муха, снова подхватившая ведро, в очередной раз пробегая по маршруту пруд-пожарище.       Вода, впрыснутая в огонь, моментально превращалась в шипящее облачко пара, но нужно же хоть что-то делать до приезда пожарных – если только пожарные бригады в этих местах вообще случаются и не состоят из таких вот очередных бездельников-зайцев.       Дракон, между тем, ухватив Татьяну за руку, грубо отобрал ведро и зло швырнул его на землю.       — О, ты ещё попросишь меня, попросишь помочь тебе, чародейка, и не раз. А я подумаю, стоит ли тебе помогать! – прошипел он, подтянув Муху, чумазую, лохматую, выпустившую ведро, почти вплотную.       И только она собралась ответить что-нибудь едкое (пока не придумала, что именно, но за этим дело не станет – много всего можно прямо в эти отливающие всеми оттенками пожара глаза высказать!), только упёрлась кулаками в широкую грудь дракона, пытаясь вывернуться (нашёл время! тут имущество спасать надо, а не отношения выяснять!), как раздался серебряный переливчатый смех, и Флорин голос прямо за Вениной спиной с притворной строгостью произнёс:       — В следующий раз, племянница, оставаясь на хозяйстве, не сожги мой замок!