Так на взаимную пошло у них услугу. Хмельницкий
Танец длился довольно долго, и всё это время Криденс и Нагини, как очарованные, не сводили друг с друга глаз. Наконец, когда чудесная мелодия, исходившая будто из самих стен, перестала звучать, они замерли там же, где и остановились, всё ещё не отстраняясь друг от друга. На мгновение Криденс испытал прилив чего-то очень похожего на счастье, но вдруг вспомнил, что улажено ещё далеко не всё. Да, он получил полноценный контроль над своим обскуром и теперь даже может колдовать с помощью палочки, как это делает каждый волшебник, но как избавиться от того факта, что сама энергия-паразит никуда не делась и будет дальше пожирать его изнутри? Если так, то он уже довольно скоро либо погибнет, либо станет чем-то вроде ходячего мертвеца. А Нагини? С её-то змеиной сущностью, с её проклятием тем более не поспоришь… Пожалуй, если кто и мог им помочь, так только Альбус Дамблдор. Разве это не он снабдил палочкой его, Криденса? Разве не он сказал, что теперь Обскур находится под его защитой?.. Может, он найдёт способ справиться и с оставшимися проклятьями… Рассудив таким образом, Криденс решил сам обратиться к Дамблдору с этим вопросом, представлявшим для них с Нагини такую важность. Мягко вывернувшись из рук девушки, он нерешительными шагами приблизился к Альбусу. — Мистер Дамблдор, — произнёс он всё ещё немного робким, но куда более уверенным, чем прежде, голосом, — вы можете помочь нам ещё кое в чём? — Зови меня просто Альбусом, — мягко прервал его профессор ЗОТИ. — А в чём именно помочь, Криденс? Юноша вобрал в лёгкие побольше воздуха и заговорил, желая выложить сразу все свои опасения. От волнения его речь звучала немного сбивчиво: — Вот видите: вы мне дали волшебную палочку, я теперь такой же колдун, как и все… Но ведь мой обскур никуда не пропал, не рассосался: он по-прежнему будет медленно убивать меня. И Нагини — она ведь маледиктус, а это едва ли не страшнее, чем сила обскура… Альбус… вы не знаете, можно ли как-то исцелить нас от наших проклятий? Последнюю фразу он выпалил как-то по наитию и тут же замолчал, внимательно следя глазами за выражением лица Дамблдора. Было видно, что этот вопрос несколько обескуражил последнего, но своих сомнений Альбус ничем не выдал и лишь около полминуты задумчиво водил взглядом из стороны в сторону, очевидно что-то прикидывая. Криденс и Нагини следили за ним с беспокойством; остальные — с внезапно пробудившимся интересом. Всем было любопытно, как можно исцелить подобные магические недуги — и можно ли вообще? Наконец Альбус тряхнул головой и устремил прояснившийся взор на Криденса: — Это трудно осуществить, мальчик мой… но возможно. Во всяком случае, справиться с твоим обскуром теперь гораздо проще. Его нельзя полностью уничтожить или превратить в обычную магическую силу, которой обладает каждый волшебник, зато можно существенно отсрочить гибель от его мощи. Если ты согласишься выпить специальное зелье, что позволит тебе стариться за целое десятилетие всего на один год, то сможешь прожить ещё довольно долго, контролируя при этом обскура. Такой вариант тебя устроит? — Вполне, — с готовностью кивнул Криденс. Его это предложение и впрямь устраивало. — А Нагини? С ней что? Голубые глаза Дамблдора мгновенно вспыхнули и погасли. — Проклятие крови не так-то просто нейтрализовать, — промолвил он глубокомысленно. — Как и обскура, его невозможно уничтожить полностью. Есть лишь один-единственный способ… Можно попробовать приготовить редкое снадобье, которое станет облегчать превращения. Правда, его никогда не пробовали на маледиктусах… Оно не влияет на проклятую сущность, но с его помощью можно будет превращаться не поневоле, а по собственному желанию. Правда, действует это зелье, насколько я могу предполагать, долго и мучительно больно. Ты согласна пройти через это, Нагини? — Ну… если только нет никаких побочных эффектов… Оно ведь не смертельное, это зелье? — спросила девушка неуверенно. — Не бойся: оно абсолютно безвредно. Болезненное, но уж точно не смертельное, — Альбус растянул в улыбке уголок рта. — Однако я должен предупредить тебя и о другом: превращаться — хотя бы иногда — ты всё равно будешь, ибо твоя змеиная сущность никуда не исчезнет. Но стать змеёй окончательно тебе уже не будет грозить… если только кто-то не напоит тебя зельем-антидотом. Впрочем, такое вряд ли возможно. — Значит, я не стану змеёй навсегда?.. Тогда я тоже согласна, — тут же откликнулась Нагини. — А у вас разве есть такое зелье? И для меня, и для Криденса? — Зелий нет, но есть ингредиенты. И, смею думать, приготовление не займёт у меня целую неделю, — усмехнулся Дамблдор. — Идёмте со мной. Нагини взяла Криденса за руку и с охотой двинулась прочь из зала вслед за Альбусом, который направился куда-то по извилистым коридорам школы. Тесей, Лита и Якоб отправились к себе в комнаты, но Ньют, подмигнув Тине, увязался вместе с Дамблдором — из чистого любопытства. Голдштейн-старшая только вздохнула, но пошла за ним, поначалу ускорив шаги, чтобы нагнать не в меру любознательного магозоолога. Впрочем, ей и самой было любопытно, как Дамблдор, которого она совсем недавно подозревала в неискренности, собирался помочь двум таким разным проклятым существам, всем знакомым под именем чудовищ.***
Путь Дамблдора лежал, как выяснилось, в большой подземный зал — кабинет зельеделия. Поскольку на дворе уже стояло лето и большинство учеников разъехалось по домам на каникулы, все учебные кабинеты пустовали, и профессору ЗОТИ это было только на руку. Войдя внутрь, он не стал задерживаться в классе, а подошёл к двери в зал поменьше, очевидно служивший подсобкой, и скрылся внутри. Вскоре оттуда послышался лёгкий перезвон стекла и стук по полу чего-то железного. В зале было холодно — куда холоднее, чем в самом замке — и довольно страшно. Вдоль всех стен стояли стеклянные банки, в которых плавали заспиртованные животные. Передёрнув плечами не то от прохлады, не то от машинального страха, Криденс огляделся кругом и не нашёл ничего лучше, чем присесть прямо на один из столов. Нагини осторожно опустилась рядом с ним; Тина и Ньют же уселись за соседний стол, будто школьники. Скамандер провёл пальцами по гладкой крышке парты и тихонько рассмеялся: ему вспомнилось, как он сидел учеником в этом зале около двадцати лет назад. Криденс в это время задумчиво изучал окружающую обстановку. Мысленно он крепился, понимая, что если всё пройдёт как должно, то обскур больше не будет точить его изнутри, но на душе всё равно скребли кошки. Насколько ему было известно, обскуры редко доживали и до десяти лет, а ему уже целых восемнадцать, да и гибель ему грозила всё-таки не в ближайшие годы. Однако рано или поздно обскур всё равно погубил бы своего хозяина, а так… хоть какой-то шанс на то, что такую участь можно изменить. Ради этого стоило, пожалуй, и испить неизвестного зелья. Он перевёл взгляд на Нагини. Та сидела возле него, неловко сжав ноги в коленях, и с тревогой взирала на те самые банки со спиртом, что стояли у стен. Мёртвые уродливые зверьки, навечно застывшие в этих сосудах, отчего-то напомнили ей труппу цирка уродов, откуда они с Криденсом сбежали буквально пару дней назад, а казалось, что уже очень давно… Но на воспоминания столь ничтожный срок, конечно, никак не влиял. Девушка непроизвольно вздрогнула всем телом, оживив в памяти то, что происходило вот уже несколько лет почти изо дня в день. Клетка… толпа зрителей в шатре… речь Скендера… боль трансформации… Эта дрожь не укрылась от Криденса. — Ты чего?.. Это опять из-за холода? — удивился он. — Тут и правда нежарко… — Нет, — Нагини мотнула головой, решив, однако, не говорить о своих воспоминаниях. — Просто… мне страшно. А что, если у него не получится? Ведь такого зелья, чтобы исцелить маледиктуса, даже не существует… — Думаю, что всё будет в порядке, — юноша ободряюще улыбнулся, хотя это было вовсе не типично для него. — Если Дамблдор помог мне, то и тебе поможет, я уверен. Это немного успокоило девушку — совсем как недавно в тренировочном зале. Ньют, отлично слышавший их диалог, промолчал, хотя в глубине души был согласен с Криденсом. Тина придерживалась скорее мнения Нагини, но также предпочитала не лезть в разговор без повода и не усугублять и без того напряжённую обстановку. Дамблдор вышел к ним из подсобки где-то через полчаса. В каждой руке он держал по кубку, где при ближайшем рассмотрении стали видны два снадобья: одно — мутно-зелёного цвета, другое — тёмное, с каким-то странным фиолетовым оттенком. Над каждым кубком курился слабый парок. Криденс, увидев Альбуса, тут же соскочил с парты и слегка протянул руку ему навстречу. Но Дамблдор не спешил вручить ему нужный кубок, а вместо этого неожиданно повернулся к Тине и Ньюту со словами: — Ньют, мисс Голдштейн, могу я попросить вас об одной маленькой услуге? — Конечно; а о какой? — моментально откликнулся Скамандер, выскакивая вместе с Тиной из-за своего стола. — Дело в том, что когда Криденс выпьет вот это зелье, — Дамблдор вытянул вперёд руку с кубком, в котором было налито нечто мутно-зелёное, — его обскур вырвется наружу почти с такой же силой, как это было в Нью-Йорке. Поэтому мне сейчас понадобится ваша помощь в создании защитного купола, чтобы не пострадал ещё и Хогвартс. — Может, проще тогда выйти на улицу? — подала голос Тина. — Это долго, — Альбус качнул головой, — а аппарировать на территории Хогвартса нельзя. Давайте-ка дружно, все вместе!.. Он передал один из кубков Криденсу, оставив при себе другой, а сам отошёл к стене и вскинул палочку. Вокруг Обскура возник мерцающий магический пузырь, оставлявший ему свободное пространство не более чем на три метра. Нагини, сразу сообразившая, что сейчас будет — она это знала ещё по парижскому опыту, — на сей раз предпочла не рисковать и по-быстрому вышла за пределы купола. Встала она рядом с Ньютом, который уже последовал примеру бывшего учителя, усилив охранную мощь «пузыря». Тина проделала то же самое — защита стала уже тройная, чем надёжно обезопасила и зал, и всю школу от чудовищной разрушительной силы обскура. Оставшись один внутри купола, Криденс поднёс свой кубок к губам: зелье пахло чем-то странным и непонятным; единственный запах, знакомый ему, был запах полыни. В зельях полынь использовалась для успокоения, и хотя Криденс этого, разумеется, не знал, но смело начал глотать изготовленное специально для него снадобье. Реакция не заставила себя ждать — юношу неожиданно покоробило с головы до ног, кубок выпал из его руки, а сам он прогнулся в спине и издал громкий крик, вновь, как в Париже, выпуская из себя обскура. Выпитое зелье, судя по всему, высвобождало его практически полностью, и Криденсу пришлось немало потрудиться, прежде чем он сумел хотя бы ослабить вращающиеся тёмные ленты. Но даже при его усилиях обскур едва не пробил купол: было видно, что Дамблдор, Тина и Ньют стараются удержать защиту что есть сил. Нагини же, к их удивлению, наблюдала за этой сценой вполне спокойно: ей ведь уже довелось пережить подобную вспышку, и она знала, что Криденс (не без её помощи) выучился регулировать обскура самостоятельно. Наконец чёрный вихрь стал мало-помалу втягиваться обратно. Когда всё прекратилось, Криденс стоял на прежнем месте. Про себя он с изумлением отмечал, как обскур растекается по его жилам не чужеродной, пожирающей, а какой-то привычной силой. И вдруг ясно осознал, что теперь эта сила будет повиноваться его эмоциям и высвобождаться не только вся сразу, но и с помощью волшебной палочки — стоит только захотеть. Тем временем купол исчез по мановению сразу трёх палочек, и все три его создателя быстрым шагом подошли к Криденсу. — Ну, как ты? Хорошо себя чувствуешь? — осведомился Дамблдор. — Вроде бы да… — ответил юноша чуть отстранённо. — По-моему, подействовало. Обскур больше не точит меня изнутри. Значит, теперь десять лет будут для меня равняться всего одному году? — Если действительно подействовало, то да, — кивнул Альбус и обернулся к Нагини, подав ей кубок с зельем фиолетового оттенка: — А теперь, кажется, ваш черёд, мисс. Нагини приняла кубок из его рук с опаской, в отличие от Криденса, но приняла. Правда, пить не торопилась, поскольку ей пришли на ум слова: «Действует это зелье… долго и мучительно больно». Она подняла голову и взглянула на Дамблдора с благоговением и лёгким страхом. Тот тоже смотрел на неё, как и Криденс, и Ньют с Тиной; и девушка изо всех сил постаралась выглядеть бесстрашной. Ещё мгновение она колебалась, прежде чем коснуться губами края кубка и начать пить прохладную, пахнущую лютиками жидкость, основными компонентами которой являлись мандрагора и аконит. Поначалу не было никакой разницы, что за напиток она пила. Непривычно, но не больно. Нагини вскрикнула, только когда по её венам пронеслось что-то обжигающее, её бросило в пот, а грудь словно охватила лихорадка. Она выронила кубок, упала на пол и пронзительно закричала, сотрясаясь от боли, жара и холода: — Не надо!!! не надо!!! Нет, нет, я не хочу, не могу… не мучайте меня, я не хочу… Не надо, пожалуйста!.. Все застыли неподалёку, не зная, в чём дело и как реагировать. Тина направила на маледиктуса палочку и воскликнула: «Энервейт!», однако оно почему-то не сработало. — Что делать, профессор? — встревоженно спросил Ньют у Дамблдора, наблюдая за мучениями Нагини. — Она же может умереть от этого зелья! — Я предупреждал… — Альбус лишь пожал плечами. — Это был наиболее вероятный эффект. Не бойся, она не умрёт, но вот когда этот самый эффект прекратится — тут уж я, увы, ничего обещать не могу. Тина с подозрением воззрилась на него, но Дамблдор и не думал лукавить: он говорил чистую правду. Он всегда рассчитывал точно, где его помощь может пригодиться, а где не будет иметь воздействия, и предпочитал не вмешиваться в то, что ему не дано было предотвратить. Впрочем, Ньют с Тиной предприняли ещё пару попыток воспользоваться Исцеляющим заклятием, но оно не возымело никакого успеха. Обжигающий лёд продолжал поглощать всё существо Нагини, заставляя её извиваться по-змеиному, словно она пыталась превратиться и тем самым избежать этой боли. Вены на её шее и руках почернели и выступили наружу, а лёд добрался уже до сердца, и она взвыла от невыносимых страданий. — Отойдите от неё, Тина, Ньют! — раздался внезапно чей-то крик. То был Криденс, наконец вышедший из оцепенения, в котором он пребывал до этого. Он не знал, что нужно делать, поэтому просто опустился на колени рядом с бьющейся в конвульсиях девушкой и обнял её, прижимая к себе, баюкая как ребёнка. — Нагини… Нагини, посмотри на меня… Это я, Криденс. Всё хорошо? Ну-ну, моя хорошая, моя любимая, всё хорошо… Тебе ничего не грозит… Иди ко мне. Боль почти достигла апогея: Нагини могла поклясться, что сейчас отключится прямо в руках своего товарища. Она всхлипнула ему в грудь: — Криденс, мне больно… Криденс… — Всё хорошо, Нагини, скоро всё закончится… Ты же у меня храбрая, ты самая сильная… ты можешь потерпеть… Боль и правда начала убывать, пульсируя лишь в груди и руках девушки, пока ледяная субстанция в её венах рассеивалась и таяла. Она всё ещё плакала в крепких объятиях Криденса, уткнувшись лицом ему в грудь. Тот мягко укачивал её. До этого Нагини думала, что превращения в змею всегда были худшей болью в её жизни… но она ошибалась. Действие этого зелья было гораздо хуже. Криденс продолжал шептать слова утешения, нежно баюкая девушку, целуя её мокрые от слёз щёки. Наконец она затихла без сознания, и юноша перевёл вопросительный взгляд на Дамблдора. Тот, предугадывая вопрос, пояснил: — Вот и всё: она справилась. Ты молодец, Криденс. Скоро ей станет лучше. — А сколько времени она пробудет в таком состоянии? — глухо поинтересовался Обскур. Чуть помедлив, Альбус ответил ему: — По моим подсчётам — примерно до следующего утра. Сейчас она находится без сознания, но вскоре это плавно перейдёт в сон. А пока советую отнести её в наш лазарет: там выздоровление пройдёт куда быстрее и спокойнее, чем здесь, в подземелье. Криденс только вздохнул: не доверять Дамблдору, в отличие от Гриндельвальда, у него оснований не было. В конце концов, на него самого зелье уже повлияло, причём явно в лучшую сторону. Он бережно поднял Нагини на руки, стараясь быть максимально аккуратным, и двинулся к выходу вслед за Альбусом. Тина и Ньют шли наравне с последним; сам же Криденс отставал. С драгоценной ношей на руках, требующей самого заботливого обращения, он был весьма стеснён. — Всё уже прошло, не бойся, не бойся… — шептал он на ходу. — Вот так, пойдём, я отнесу тебя в лазарет… Тише, тише, моя родная… Моя Нагини… Маледиктус доверчиво жалась к Обскуру, тихо посапывая ему в шею и обняв обмякшей рукой за плечо. Она не хотела терять контакт с телом того, кого любила.***
Через несколько часов все гости Хогвартса вместе с Дамблдором собрались в лазарете. Они не могли отправиться в какую-нибудь из отведённых им комнат, потому что на общем совещании требовалось присутствие всех, в том числе и Криденса, а тот попросту был не в силах уйти из лазарета. Он полусидел на одной из коек; Нагини совершенно по-детски прикорнула у него на груди. Остальные расселись по соседним постелям. Не было одного лишь Юсуфа, который, предупредив всех о своём уходе, отбыл ещё около полудня. Слово взяла Лита, которой и принадлежала инициатива этого собрания. — Как вы поняли, мы с Тесеем, — она положила свою руку на ладонь жениха, — собрали всех здесь по очень важному делу. Значит… вопрос назрел — надо проблему решать. Не думаю, что мы сможем задержаться в Хогвартсе на долгосрочное проживание: хоть здесь и безопасно, но у нас у всех есть свой дом. Предлагаю такой вариант: я, Тесей и Ньют возвращаемся в Дорсет; а ты, Тина, и ты, Якоб, если хотите, можете вернуться к себе в Нью-Йорк. — Почему это в Нью-Йорк? — возмутилась Тина так громко, что спящая Нагини испугалась и начала вырываться из рук Криденса. Тот шикнул на Голдштейн-старшую и принялся гладить и успокаивать подругу. Тогда Тина заговорила пониженным голосом, проглотив внезапный комок в горле: — Без… без Куинни мне там, в Нью-Йорке, делать нечего. А работать аврором я смогу и здесь — правда же, Тесей? — она посмотрела на Скамандера-старшего, и тот согласно кивнул. — Так что я тоже перееду к вам в Дорсет. Вы не против? — Нет, конечно, нет. Живи с нами, — обнадёжил её Ньют, с которым она уже успела столковаться на этот счёт. — А ты что молчишь, Якоб? Ковальски, выйдя на этот раз из своей апатии, неожиданно поглядел на него умоляющим взором: — Ньют… Знаешь, до этого я вообще не хотел ни с кем говорить, но раз уж такое дело… Как друга тебя прошу: можно и я поживу у вас? Мы с Тиной теперь, почитай, в одной лодке плывём. Не жизнь мне без Куинни… И он печально поник головой. Тина протянула руку, утешающе погладила его по плечу: — Не грусти, Якоб… Я согласна: живи вместе с нами. Так будет безопаснее и для тебя тоже. — Спасибо… — выдохнул Якоб. Впервые за целые сутки он почувствовал надежду и загорелся благодарностью к своим друзьям. — А где буду жить я? я и Нагини? — послышалось в этот момент с койки. Взгляд Криденса упёрся в Дамблдора. Тот, до сих пор молчавший, наклонился вперёд и заговорил: — Есть тут у меня одна идея… Раньше, до того как стать учителем, я жил в Годриковой Впадине. Там стоит дом, оставшийся мне ещё от родителей. Он уже довольно старый, но добротный, и простоит ещё долго. Гриндельвальд о нём знает, но сам он туда вряд ли сунется, особенно если наложить на дом Укрывающие Чары. Вы с Нагини сможете там жить в относительной безопасности. К тому же я всегда буду знать, где вы, и в случае чего смогу вам помочь. — Годрикова Впадина?.. Странное название, — пробормотал юноша. — Но если это единственно возможный вариант, то я согласен. Нагини застонала во сне, и он снова стал её укачивать, изредка целуя в лоб. — Хорошо, — почти прошептал Дамблдор. — Тогда я сейчас же отправлюсь его обустраивать, а потом оповещу тебя, когда всё будет готово. Криденс мог только кивнуть. — Кстати, — произнёс внезапно Тесей, чем заставил всех обратить на себя внимание, — уже вечер, а мы целые сутки находимся на ногах. Так что предлагаю всем для начала пойти в свои комнаты и хорошенько отоспаться. А утром можно приступить к переезду. Все согласились с таким суждением и один за другим тихонько вышли из лазарета — за исключением того же Криденса. Тот не осмелился нарушить покой Нагини и всё время до рассвета провёл, баюкая девушку на руках. Держать её было странно, неудобно, но легко: она казалась почти невесомой. К утру заснул и сам Обскур, измученный волнениями, распластавшись прямо там, где сидел, даже во сне продолжая обнимать маледиктуса.***
Герои ещё не знали, что за происходящим в Хогвартсе наблюдал кое-кто ещё — кое-кто невероятно опасный и вспыльчивый, грозивший уничтожением всем непокорным. Геллерт с Виндой не отрываясь, жадно ловя каждое слово и мельчайшее движение, следили за всеми действиями Дамблдора и остальных. Выражение лица Гриндельвальда почти всё время оставалось бесстрастно-холодным, словно его и не интересовало будущее «оружие», а с волшебным кристаллом он просто развлекался. Правда, иногда Винда улавливала его истинные эмоции: беспокойство, смешанное с раздражением. Она видела это в слегка нахмуренных бровях, во взгляде, который он вперил в шар, будто хотел просверлить там дыру; в дёрнувшемся уголке рта, складывающемся в подобии усмешки. Она слишком хорошо его знала, настолько хорошо, что иногда это её пугало. Как можно выучить человека до мельчайших подробностей и читать подобно открытой книге? Только вот Геллерт всё равно умело оставался загадкой, никогда не открывая своих помыслов полностью. Сама Розье тоже старалась оставаться хладнокровной, да и не так близко к сердцу она принимала трансформации Криденса и Нагини, чтобы волноваться из-за них. Когда же на арене появились исцеляющие зелья Дамблдора, Геллерт заметно напрягся, весь вытянулся и тяжело задышал, сдерживая какой-то внутренний порыв. И стоило ему услышать слова о переселении новых гостей Хогвартса, как внутри будто разом сгорели все предохранители, возвещая о том, что терпению его пришёл конец. — Какого чёрта! — он резко вскочил с места, заставив Винду отшатнуться. — Проклятый Дамблдор… вечно ставит палки в колёса!.. Как он так легко мог обуздать самые ужасные проклятия в мире? Было видно, что эта новость подкосила Гриндельвальда не на шутку. Он весь затрясся, как в лихорадке; палочка задрожала в его руке и начала испускать тёмно-фиолетовые искры, будто готова была выплеснуть всю магическую энергию на первого встречного. В одно мгновение у Геллерта в глазах всё потемнело, и он уже не видел ни испуганной Винды, ни очертаний своего кабинета — реальность подёрнулась призрачной дымкой. Рука с зажатой палочкой автоматически взметнулась вверх, и из кончика палочки вылетела сильнейшая магическая волна, которая задела люстру. На этом маг не остановился: ещё несколько заклинаний пришлись аккурат на книжные полки, другие опрокинули стол и пару свечей (к счастью, не зажжённых). Хотя Гриндельвальда не остановил бы и огонь. Звон, треск, прочая безумная какофония закладывали уши, а он словно и не слышал — как сумасшедший продолжал громить помещение, иногда выкрикивая нечто нечленораздельное. В груди мага бушевал ураган, сметающий все здравые мысли на своём пути, оставляя лишь ярость. Геллерт тяжело дышал, почти задыхался, а в глазах у него сиял такой безумный блеск, точно он получал немыслимое удовольствие от процесса. Как он мог что-то упустить? как?! Неужели за все эти годы он настолько плохо узнал Альбуса, что поверил, что тот останется в стороне? И что у такого, как Дамблдор, не осталось пары тузов в рукаве: профессор ведь тоже умел просчитывать ходы наперёд. Винда, которая всё это время оцепенело стояла на месте, наконец очнулась и, недолго раздумывая, кинулась к господину. Надо было что-то сделать, как-то остановить его, иначе Геллерт разнесёт весь замок по кирпичикам. Свой поступок можно будет объяснить именно так — ему незачем знать истинную причину. Просто скажет, что она уже не в силах наблюдать за его терзаниями. Она подбежала к нему и ухитрилась схватить за руку с палочкой, не давая Гриндельвальду воспользоваться магией. Волшебник не сразу понял, что произошло и почему не удаётся поднять руку, но тут увидел рядом с собой Винду. Перепуганную, с блестящими глазами, из которых вот-вот польются слёзы, и одновременно отчаянную, готовую на любой безбашенный поступок. — Отстань от меня, слышишь! — завопил он, отталкивая её от себя и пытаясь вновь вернуть контроль над палочкой. Розье держала его крепко, но всё же она оказалась слабее мужчины, и тот почти высвободил руку из её тисков. — Послушай, всё будет хорошо, мы найдём способ заставить Криденса убить Дамблдора и без его неконтролируемого обскура. Укрощённый обскур — это даже проще в обращении; осталось заставить его присоединиться к нам. В конце концов, слабое место есть у всех. Пожалуйста, успокойся, это того не стоит, — бессвязно лепетала Винда, буквально повиснув на Геллерте и отчаянно не давая ему поднять палочку. Она была так взволнована, что даже не обратила внимания, что назвала Гриндельвальда на «ты», чего никогда раньше не случалось. Пускай он уже прекратит и успокоится, это же временная вспышка гнева, ведь так? Злость повелителя причиняла ей почти физические страдания; она чувствовала на себе его растерянность, бешенство и крах всех планов. Внутри каждый раз что-то сжималось, когда она видела его таким. Гриндельвальд же только зашипел, сражаясь с волшебницей, и неимоверным усилием дёрнул руку вверх. Почти удалось. Палочка сверкнула, и из неё вырвался поток магии, молниеносно взметнувшийся ввысь, а потом — прямо на Винду. Она едва успела нагнуться, и он просвистел у неё над головой, но для этого ей пришлось отпустить Геллерта. Внезапно всё затихло, наступила гнетущая тишина. Розье несмело выпрямилась, боясь взглянуть на господина. Что же он с ней сделает после её выходки? Ясно одно: ничего хорошего. Сердце замерло, по телу пробежала дрожь; захотелось спрятаться от праведного гнева Гриндельвальда. Однако, к её удивлению, Геллерт как-то странно посмотрел на неё и произнёс заплетающимся языком: — Прости. Винда буквально остолбенела. Ей не послышалось? Он действительно это сказал? он извинился? Перед ней? Да он ведь никогда не замечал её, считал её частью своей непобедимой и незаменимой армии, только и всего. Испуг сменился немым удивлением, а в сердце затеплился огонь. Винда подняла голову, наконец-то решившись посмотреть ему в глаза, в которых не было ни тени озлобленности. Только смятение и ещё что-то неуловимое, чего она никогда за Геллертом не замечала и поэтому никак не могла определить его чувства. Сожаление? Так он же ни за что в жизни не будет ни о чём сожалеть! — Ничего, всё нормально. Тебе уже лучше? — смелее улыбнулась девушка, ощущая, как с души словно камень упал и стало легко-легко, точно сейчас за спиной развернутся крылья. Гриндельвальд кивнул, потупив взгляд, что было для него непривычно. Ему хотелось исчезнуть, провалиться сквозь землю, только бы не чувствовать на себе этот непонимающий взгляд Винды, которую — о Мерлин! — он чуть не ранил. Он мог бы даже её убить, не сориентируйся она вовремя, но нанести серьёзные повреждения — это точно. Да что на него нашло: он калечил стольких людей не задумываясь, а тут извиняется перед дурой, которая сама же и полезла на рожон! Только почему-то с ней всё не так, как с другими… Стоило только представить её, лежащую без сознания перед ним на полу, сражённую его же магией, как душа рвалась на куски и безудержно кричала, а остатки человечности в сознании насмешничали: «Альбус был прав: ты — монстр, который не заслуживает пощады». Но ничего не случилось, Винда стояла перед ним живая и здоровая, и только больное воображение услужливо показывало ему ужасные картины. Геллерт помотал головой, отгоняя наваждение. И что с ним такое? Винда Розье просто самая преданная его сподвижница, которую, безусловно, глупо было бы терять из-за разыгравшихся эмоций. И всё тут. Действительно, с кем ещё он разделит скучное пребывание в холодном, даже несмотря на камин, кабинете? Кто же ещё будет беспрекословно выполнять его поручения, готовый пойти через огонь, воду и Непростительные заклятия ради достижения их общей цели?.. А голос внутри зашептал: «Цели? ты уверен? Мне кажется, она немного иначе понимает эту цель, и у той есть имя — начинается на «Г». Ничего не напоминает?» Усилием воли Гриндельвальд заставил этот голос замолчать. Неужели подсознание хочет сказать, что Винда влюблена в него? Да его никто не может полюбить, даже Альбус со своими попытками выглядел жалко. Он твердил, что смог узнать Геллерта, понять его, и никогда не будет с ним сражаться; а что в итоге? У кого теперь тот драгоценный фиал, который Дамблдор наверняка скоро уничтожит?.. Если сможет, конечно: Альбус всегда был слабаком. Это он, Гриндельвальд, сделал попытку растормошить его, показать все прелести жизни, потому что видел в нём потенциал. Тьму, о которой тот даже заикаться боится до сих пор, а она есть. Альбус не любил его и так и не вылез из оков своей правильности, хотя все задатки к тьме у него были налицо. Они слишком похожи, несмотря на кажущиеся различия — вот и разбежались. А Винда… она совершенно другая. — А знаешь, ты права, — вдруг нарочито спокойно заявил Геллерт, будто сам пытался поверить в свои слова. — Мы найдём способ. Альбус же говорил о зелье-антидоте, ты слышала? Наверняка в библиотеке что-то есть, надо просто докопаться до сути. Не составишь мне компанию? …Уже несколько часов они провели за книгами, но так ничего и не нашли. Вернее, информация о возможности составления таких зелий была, а про антизелья, казалось, забыли все составители разом. Ещё никогда такого не случалось, чтобы Гриндельвальд оказался в полном тупике, без надежды на свет в конце туннеля. Что делать — так и смириться с уходом «оружия» прямо из-под носа? Геллерт снова начал злиться, но уже не давал выхода своим эмоциям, помня про прошлый раз. И как Винда после всего этого осталась с ним, не ушла, думая о своей безопасности и проклиная его? Раньше он не позволял себе открытого проявления гнева при ней, да так, чтобы она чуть не пострадала. — Геллерт, — Винда неожиданно нарушила тишину, преследовавшую их всё время после страшного случая. — Может, нам стоит действовать не в открытую, а тайно? — Уловив непонимающий взгляд, она энергично замотала головой. — Нет-нет, не продолжать безвольно наблюдать через шар, а воздействовать хитростью. Геллерт задумался. Пожалуй, она права. Обманом всегда можно достичь большего, чем жёстким нападением — надо только правильно расставить фигурки на шахматной доске. Шахматист всегда находится как бы в стороне, но при этом легко вмешивается в ход игры в любой момент, потому что у него есть план. А что, если… если заслать во вражеский стан поддельную пешку? Никто ведь не говорил, что обе стороны должны играть по правилам. При осознании этого по губам Гриндельвальда расползлась усмешка, означающая, что у него зародилась идея. — А не заслать ли нам шпиона в Годрикову Впадину, дорогая?..