Недруга догнать, над ним занять ветр способный И победу исхитить, вступив в бой удобный, — Труд немалый. Кантемир
Наутро в главном зале Нурменгарда собрались все представители Гриндельвальдовой армии по нарочному приказу своего господина. Зал встретил их полумраком — привычной атмосферой для тёмных магов. Многие перешёптывались, но как-то вяло. Создавалось впечатление, что им особо и знать не хотелось, зачем конкретно их собрали; главное — ради великой цели. Они были готовы идти за Геллертом куда угодно, совершать любые преступления, только бы уничтожить маглов. Куинни, немного взволнованная и настороженная, тоже стояла сейчас в их числе. В отличие от остальных ей, любительнице выпечки и тепла, было непривычно чувствовать тьму и холод. Она поёжилась, обхватив себя руками за плечи, чтобы согреться, и вперила взор в центр зала, где должен был появиться Гриндельвальд. Пока, однако, Куинни отыскала взглядом лишь вытянувшуюся по струнке Винду, застывшую рядом с невысоким постаментом, и ещё нескольких волшебников сомнительной репутации. Вдруг раздался хлопок, и из ослепительной вспышки синих искр появился сам Гриндельвальд. Все застыли с благоговейными выражениями на лицах, словно узрели самого Мерлина, и разом наступила тишина, отдавшаяся звоном в ушах младшей Голдштейн. Розье встрепенулась, оживилась, как освежившийся под дождём цветок после засухи; её взгляд сразу как-то совершенно не по-злодейски потеплел. Гриндельвальд же только усмехнулся, наслаждаясь реакцией своих подчинённых и начал заранее приготовленную речь: — Я собрал вас всех здесь, потому что у нас, — он кивнул в сторону Винды, — созрел план относительно наших врагов. Мы зашлём в Годрикову Впадину, где они поселятся, шпиона под видом нового соседа Криденса и той девчонки-змеи. Предупреждаю сразу: это очень ответственное задание. Шпион должен будет наблюдать за ними и докладывать обо всём лично мне, а в случае чего — применить физическую или магическую силу, — с этими словами он так пронзительно посмотрел на войско, что даже у подготовленного человека дрожь бы пробежала по телу. Словно дьявол глядит в самую душу, вытаскивает из неё все скрытые помыслы, убивает непокорность в корне. Геллерт будто бы знал заранее каждое слово, каждое желание, которое возникало у любого его последователя, и непокорные мысли пресекались на ходу. Волшебники как один выпрямились, настороженно-внимательно наклонили головы и приготовили палочки: каждый мечтал, чтобы выбрали именно его. Куинни помедлила, решив просто понаблюдать за ситуацией. Ей никогда не было близко такое раболепство, фанатичная преданность лидеру и готовность совершать ради него ужасные вещи. Здесь собрались самые ужасные головорезы со всего мира, их руки наверняка уже по локоть в крови — так что она сама делала среди этих безумцев? Как такая, как она, оказалась здесь, в царстве вечной ночи и предательства? Правильно, из-за Якоба. Только Гриндельвальд мог дать ей счастье жить с не-магом, только он мог бы помочь. Да, он злодей; да, убийца; и да, она сознательно не пользовалась своим даром. Возможно, потому что знала, что он покажет, а разочаровываться в единственной надежде не желала. Не сейчас, не тогда, когда впервые появился шанс изменить мир в корне. Если же Геллерт её обманул, то… Может, её спасут Якоб с Тиной — да и если нет, это будет её ошибка, лишь её, Куинни; и расплачиваться за эту ошибку предстоит ей. Пусть ей чужд настрой армии Геллерта, но ведь, если что, она сможет узнать много полезного о ней и доложить другим в случае провала. Кто знает: может, её и простят, поймут, что она шла на поводу у чувств… Размышления Голдштейн-младшей прервал решительный голос Винды. Она выступила вперёд с сияющим лицом и горящими глазами, словно в них трепетал огонь самой жизни. «Хотя до глаз Геллерта ей далеко», — отметила про себя Куинни, вспоминая, как сама пришла в ужас от одного его взгляда — чёрного адского пожара, оставляющего на своём пути лишь безжизненные пепелища. — Если вы позволите, я могла бы стать тем шпионом, — быстро и вместе с тем деликатно, как истинная аристократка, проговорила Розье, подняв голову вверх и без страха смотря прямо на повелителя. Геллерт замолчал, пронизывая её оценивающим взором, точно прикидывая, стоит она этого задания или нет. И в его глазах младшая Голдштейн заметила какой-то живой человеческий отблеск — почти теплота читалась в них, когда Гриндельвальд обратился к своей деснице. Или это просто освещение создало такой причудливый эффект? — Нет. Ты нужнее мне здесь, дорогая, — проговорил он наконец. — Тем более, я не хочу, чтобы ты пострадала из-за этого треклятого Обскура. Просьба, не приказ. Нежность, не требовательная жестокость. Тепло, не испепеляющий жар. Неожиданно в голове сверкнула настолько странная мысль, что Винда непроизвольно вздрогнула. Он не отпустил её, потому что… боится за неё? Это что-то новенькое. Раньше он никогда не проявлял своего особого отношения к ней (конечно, только как к способному заместителю) так открыто, но после вчерашнего всё изменилось. Геллерт стал более… искренним, что ли. Если раньше она думала, что отказ Гриндельвальда станет для неё ужаснейшей из всех кар на свете, то ошибалась: именно сейчас он стал самым ценным подарком за все годы, проведённые рядом с ним. Винда Розье оказалась не одинока: кое-кого ещё посетили необычные мысли. До поры до времени Куинни хотела остаться лишь сторонним наблюдателем, однако сердце вдруг ёкнуло и выдало совершенно невозможное решение — вызваться самой. Действительно, если её выберут шпионом, то она сможет оказаться близко-близко к своей сестре и друзьям, которые наверняка терялись в догадках, как она, что с ней стало. Эта мысль буквально вонзилась в сознание Куинни острым крючком, распаляя душу и не давая спокойно сосредоточиться. Она увидит Якоба, она снова увидит Якоба, и всё ему объяснит; и тогда он поймёт, что она пошла к Гриндельвальду только ради них. Их будущего. Их семьи. Рот её открылся прежде, чем она успела подумать, о чём просит: — А… может, разрешите мне? Робкий тоненький голосок привлёк внимание не только Гриндельвальда: все остальные маги повернули головы в сторону Голдштейн-младшей, и та моментально притихла. Может, не стоило так рисковать? Геллерт заинтересованно оглядел её, но не так, как Винду, а словно новый экспонат в своей коллекции. В разноцветных глазах заплясали холодные огоньки, выражая азарт кошки, играющей с мышкой. — Похвально, похвально, мисс Голдштейн, что решились. Вам переход к нам дался тяжелее, чем другим, я знаю. Извините и не сочтите за грубость, но мне жалко будет смотреть на вас, когда дело дойдёт до боя. — И снова отблеск в глазах: на сей раз они запылали чем-то демоническим, хотя внешне Гриндельвальд оставался спокойным. — Вы такая хрупкая девушка, а дело, возможно, придётся иметь с физической силой. Поэтому, пока больше кандидатов-девушек не вызвалось, предлагаю рассмотреть мужчин. «Хорошо ещё, всё обошлось», — подумала Куинни, мысленно прогоняя все возможные варианты исхода этой ситуации в голове. По крайней мере, так казалось со стороны. На самом же деле она наконец включила свой дар, всего на секунду, чтобы не строить ложных надежд и легче разрушать хрустальные замки веры. Она знала, что Гриндельвальд ни за что не отпустит её так просто. Всё-таки он в чём-то прав: она слишком отличалась от остальных, она слишком светлая в этом мирке лжи и лицемерия. Но вместе с этим разъедающим изнутри чувством появилось ещё одно, более сильное и зрелое. Осознание пришло за секунду: Геллерт её боится. Да-да, именно боится, потому что доверять девушке, которая видит мир сквозь розовые очки и у которой в мыслях одна выпечка, — опасно. Её доброта — её оружие. И она, Куинни Голдштейн, не сдастся никогда. Пусть даже придётся пойти на хитрость, но она получит право на своё счастье с Якобом. И заслужит ради этого доверие самого Гриндельвальда, если нужно… и… Задумавшись, Куинни уже не обратила внимания, как из толпы вышел Гуннар Гриммсон — весьма солидный мужчина представительного, но пугающего вида, от которого ей сразу захотелось съёжиться. Именно его Гриндельвальд и назначил тем самым шпионом, памятуя, что Гриммсон по его поручению успешно выследил Криденса в Париже. Взгляд девушки сосредоточился на Винде, всё так же стоявшей на месте. Она определённо не такая, как другие: в ней есть живой ум, страсть; она не безвольная марионетка, прячущая смекалку за холодными речами аристократки. То, как она смотрела на Геллерта, как говорила с ним, как засияла, услышав его ответные слова, — не притворство. Может, её и вправду что-то связывало с Гриндельвальдом? В любом случае с ней будет легче завязать разговор, а там, может статься, она и поможет. Заблудшие души должны держаться вместе, ведь так?***
Ласковые лучи утреннего солнца осторожно проникли в лазарет Хогвартса и осветили пару, лежащую в обнимку на кровати. Нагини, измученная после вчерашних событий, сладко спала, прижавшись к груди Криденса, а самого Обскура не смог разбудить даже назойливый солнечный зайчик. Ещё не открыв глаз, девушка нахмурилась и отвернулась от света, но сон понемногу начал покидать её: всё же она проспала больше, чем Криденс, который был на ногах почти сутки. Она медленно разомкнула глаза, поморгала, рассеивая остатки сна. И огляделась, с удивлением обнаружив себя в белой комнате среди таких же кристально-белых коек. Где это она, если ещё вчера была в совершенно другом месте, похожем на подземелье? И почему совсем близко чувствуется странное тепло? Тут Нагини услышала спокойное дыхание у себя над ухом и поняла, что рядом явно кто-то находится. Уже-не-маледиктус приподнялась, и на её лице заиграла улыбка: оказывается, она лежала в объятиях Криденса. Конечно, кто же ещё мог донести её сюда и охранять её сон всю ночь? В голове пронеслись воспоминания прошлого вечера: Альбус, невыносимая боль от зелья, потом странное забытье и покой. Ей тогда почудилось, будто кто-то бережно взял её на руки и зашептал что-то успокаивающее и нежное, только вот она никак не могла припомнить, что именно. Да ей и неважно было; главное — слышать сейчас рядом с собой дыхание Криденса, ощущать его близко-близко, так, что можно легко дотронуться рукой, провести пальцами по волосам… «А это неплохая идея», — мелькнуло в голове у девушки, и она осторожно взъерошила его тёмные, немного жёсткие волосы. Криденс протестующе заворчал во сне, но просыпаться явно не собирался. Улыбка на губах Нагини стала ещё шире: во сне Обскур выглядел таким расслабленным и умиротворённым… по-настоящему счастливым. Именно с ним она везде чувствовала себя дома, даже в том ужасном цирке: они и там могли найти капельку тепла и уюта для себя. Вот если бы им отыскать свой уголок, который станет для них настоящим домом, надёжной защитой… И внезапно к ней пришло осознание. Она больше не маледиктус. Больше. Не. Маледиктус. Дамблдор создал для неё то самое зелье, и Нагини больше не ощущала страха, что в следующую секунду тело пронзит острая боль и она обратится в змею, возможно, окончательно и бесповоротно. Что-то новое, неизведанное, но будто бы смутно знакомое поселилось в теле, как сила или усмирившаяся вторая сущность. То, что ещё несколько дней назад казалось чужим и пугало, стало родным, точно она всю жизнь жила с этим даром — уже не проклятием. С этого дня она сможет превращаться пусть и по необходимости, но когда захочет, как анимаг — о Мерлин, она же теперь почти что анимаг! Надо срочно разбудить Криденса и рассказать ему об этом. — Криденс, Криденс, проснись, — она потормошила юношу за плечо, сначала нежно, а потом сильнее. — Да просыпайся ты уже, соня! — А, что? Встаю я, встаю! — Криденс подскочил на кровати и начал испуганно озираться, видимо, ожидая увидеть владельца цирка. Однако, заметив Нагини, он заметно успокоился и вздохнул с облегчением. — Ах, это ты… Уже проснулась? Девушка невозмутимо кивнула, стараясь сдержать смешок. — Ты как? С тобой всё в порядке? как ты себя чувствуешь? — перепуганно затараторил юноша, смотря на неё во все глаза. Нагини ощутила нахлынувшую изнутри волну счастья: он за неё волновался. Ещё никто и никогда не заботился о ней так, как Криденс, не видел в ней ранимую девушку, которой нужно было лишь немного тепла. — Я больше не маледиктус, — заявила она с гордостью. — Представляешь, мы победили проклятье крови! Победили! — и она с обрадованным криком бросилась ему на шею. Немного смущённый Обскур погладил её по спине, нежно обнимая в ответ. Нагини выглядела такой радостной, открытой, будто рождённой заново; и глаза у неё блестели, как звёзды на ночном небосводе. — А знаешь, у меня тоже есть для тебя новость, — улыбнулся он, гладя её тёмные шелковистые волосы. Нагини вопросительно на него посмотрела, слегка нахмурившись. — Мы переезжаем в Годрикову Впадину, в старый дом Дамблдора: там безопаснее. Остальные будут жить у Скамандеров, а Дамблдор созовёт нас, когда будет надо. Давай пойдём к другим, расскажем им, что с тобой всё в порядке.***
Когда они явились в кабинет Альбуса, прочие гости Хогвартса уже собрались там с чемоданами, полностью готовые к отъезду. Ньют не устоял перед соблазном захватить с собой ещё парочку книг о магических животных (к слову, они с трудом влезли в чемодан); Якобу разрешили взять с собой несколько книг про зелья на память, что несколько подняло его настроение, а Тесей с Литой были просто счастливы в предвкушении скорой свадьбы. На появившихся Криденса и Нагини друзья уставились с немым вопросом, застывшим в глазах. Кто-то выжидательно, кто-то настороженно или дружелюбно, но каждый точно вопрошал: «Получилось или нет?» И сияющий Криденс торжественно доложил: — Всё нормально, Нагини в полном порядке, как и я. У нас получилось. Во взгляде Дамблдора отразилась надежда, уверенность в собственных действиях и даже какая-то гордость не то за юную пару, не то за себя: ведь это он придумал способ взять их проклятия под контроль. Тине, стоявшей рядом с Ньютом, показалось, что не очень-то он и самоуверенный — сейчас из глаз его струился мягкий добрый свет, словно у удачно напроказившего мальчишки. — Рад за вас, друзья, — улыбнулся учитель ЗОТИ и подошёл к молодым людям, чтобы пожать им руки. Криденс моментально схватил его ладонь и воодушевлённо затряс, с благодарностью смотря на него. Сейчас Альбус был для него даже не великим волшебником, а буквально божеством, которое смогло всего за день обуздать проклятия, всю жизнь преследующие Нагини и самого Криденса. К тому же он не только помог им излечиться, но и подарил дом — пускай временный, но дом. Настоящее убежище, где можно было не опасаться жестоких побоев, ядовитых взглядов и насмешек; не думать, что на тебя все глазеют как на чудовище и в любой момент готовы выбросить на улицу. Нагини в свою очередь тоже протянула руку Дамблдору, правда, с нерешительностью и опаской. Она осторожно вложила свои пальчики в его тёплую ладонь и слегка сжала, всё ещё неверящим взглядом смотря на него, словно спрашивала: «И это всё? Так просто? и никто нас больше не тронет?» Дамблдор только успокаивающе кивал в ответ. Выглядел он самым счастливым в мире человеком, которому удалось наладить жизнь собственных детей. — Кстати, забыл кое-что упомянуть: теперь для вас обоих десять лет будут равняться одному году жизни, — с некой гордостью добавил он, вперя взгляд в Нагини: вчера-то он забыл упомянуть, что у обоих зелий одинаковый эффект. Девушка на миг остолбенела, во все глаза таращась то на Криденса, то на Дамблдора, не в силах поверить очередному счастью. Получается, это почти как вечная молодость? Да она и мечтать о таком не могла! Всякая осторожность сразу же испарилась, и теперь Нагини уже висела на шее Альбуса, обнимая его так крепко, как только могла. Профессор несколько удивился такой бурной реакции, однако приобнял её в ответ. Спустя некоторое время бывшая маледиктус оторвалась от Дамблдора, позволив тому вздохнуть свободно. — Хочу с вами попрощаться, — он обвёл взором остальную компанию. — Пока что живите спокойно в своих домах, только не забывайте держать связь со мной и друг с другом. В Хогвартсе будет проводиться полная подготовка к войне с Гриндельвальдом, и вы все мне в ней понадобитесь. Правда… чуть позже. Наслаждайтесь временем краткого спокойствия, ведь это затишье перед бурей. А я, — он повернулся к Нагини и Криденсу, — отправлюсь с вами в мой старый дом: надо вам там всё показать. Чемоданы не нужны — внутри уже есть всё необходимое. С этими словами Альбус подошёл к своим новоявленным подопечным и, подмигнув Ньюту на прощание, взмахнул рукой. Растворившись в магическом свете, все трое аппарировали в Годрикову Впадину.***
Аппарация перенесла их точно в бывший дом Альбуса, встретивший гостей тишиной, от которой защемило сердце. За много лет безмолвие словно наложило клеймо на это место, сделав его неподвластным времени и разрушению. Вся обстановка дома сохранилась абсолютно нетронутой. Криденс даже предположил, что для них тут специально прибрались, однако пыль, покрывающая почти все открытые участки мебели, говорила об обратном. Прихожая и вообще все комнаты оказались наполнены множеством старинных вещичек, с резьбой и разными узорами, будь то канделябр, столик или люстра. И всё с изяществом, без лишней аляповатости, с отпечатком величия на каждом предмете. Нагини сразу же кинулась осматривать комнаты. Она перебегала из одной в другую; на лице её читался полный восторг, который с каждой секундой всё усиливался. Вначале она опасливо отнеслась к этой идее: всё-таки жить в незнакомом месте, после того как их чуть не поймал Гриндельвальд, довериться чужому человеку казалось чем-то нереальным. Сначала она с подозрением оглядывала закоулки комнат и потенциальные потайные места, чтобы убедиться, что их с Криденсом никто не тронет, но вскоре расслабилась, увлёкшись изучением предметов интерьера. Они нисколько не напоминали ей цирк — наоборот, от них веяло теплом, запахом корицы и семейными посиделками у камина. У каждого предмета здесь была своя история, своё бремя, но Нагини об этом, разумеется, не знала. Просто чувствовала особую ауру уюта, исходящую отовсюду, стоило дотронуться до очередной полки, свечи или статуэтки. А знал обо всём ещё один посетитель старого дома — Альбус Дамблдор. — Эм-м-м… Спасибо вам, Альбус, — неожиданно замялся Криденс, обращаясь к нему: он до сих пор несколько робел перед своим нежданным благодетелем. — Очень красивый дом… сразу чувствуется уют. Только… вы не знаете какого-нибудь очищающего заклинания, которое помогло бы убрать всю эту пыль? — Знаю, конечно. Тергео, — отозвался Дамблдор мягко. — Может, ты сам и попробуешь его применить? — он кивнул на палочку, которую Криденс зачем-то извлёк из кармана. Юноша обвёл взглядом прихожую, где они стояли, и, наставив палочку на громадный резной канделябр, резко выпалил: — Тергео! Обычно это заклинание срабатывало только с одним предметом, но от волнения Обскур немного перестарался, и пыль исчезла сразу со всего интерьера в прихожей, представив её всю словно в обновлённом виде. Криденс даже заулыбался от радости. Не успел он ничего вымолвить, как Дамблдор слегка похлопал его по плечу: — Видишь, как это просто? Молодец, Криденс. — Тогда я пойду дальше, в другие комнаты? — Криденс хотел было пройти в гостиную, как вдруг случилось нечто совсем неожиданное. Раздался стук в дверь. Стоило Альбусу отворить её, как пред его взором предстал высокий мужчина в цилиндре и коричневом плаще, с удивительно пронзительными прищуренными глазами, блестевшими из-под густых бровей. Высокие скулы, мужественные черты лица сразу привлекали внимание, но они были ничто по сравнению с его глазами: зоркими, как у орла, пронизывающими до глубины души. Было в них что-то хищническое, зловещее, будто они вырывали изнутри всю правду, заставляли любого признаться в самых ужасных злодеяниях — даже в тех, которых никогда не совершал. Альбуса передёрнуло: от такого взгляда стало не по себе даже ему. Правда, всего на секунду. Стоило ему моргнуть, как наваждение пропало: из глаз незнакомца исчезло пугающее выражение, а на губах заиграла искренняя улыбка. «Альбус, ты совсем замотался, уже видится Мерлин знает что», — мысленно обругал себя Дамблдор. Усталость сказывается. — О, так это вы наши новые соседи? — незнакомец расплылся в дружелюбной улыбке, цепко взирая на замершего от удивления Криденса и Нагини, которая вышла в этот момент из гостиной, привлечённая шумом. — Очень рад вас встретить. Я вот тоже недавно заехал. Меня, кстати, Уилл Маккол звать, — и он простецки-добродушно протянул свою могучую руку Альбусу. Тот уже без всяких подозрений пожал её. — А вы кто будете? — Альбус Дамблдор — владелец этого дома, — спокойно отрекомендовался хогвартский профессор. — А это, — он оглянулся, — новые хозяева: Криденс Бэрбоун и Нагини, его подруга. — Очень приятно. Значит, будем знакомы? — Уилл пожал руку заодно и Криденсу, улыбнувшись ему с самым радушным видом. Однако юноше показалось, что попутно новый сосед внимательно рассмотрел и его, и Нагини, смущённо замершую поодаль. Всё же они перебросились ещё парой фраз, после чего Маккол скрылся за дверью, а Альбус призадумался. Странно: он же никому не сообщал о заселении в свой дом новых жителей, поскольку хотел оставить всё втайне для конспирации. Меньше информации для лишних ушей — меньше проблем обеим сторонам. Правда, выглядел этот Уилл довольно милым… Наконец Альбус тряхнул головой, отбрасывая мрачные мысли, улыбнулся Криденсу и Нагини, всучил им объёмистый мешочек, полный самых разных колдовских денег, и, махнув рукой на прощание, аппарировал обратно в Хогвартс. Теперь они и сами со всем справятся — по крайней мере, пока. «А мне давно пора заняться тем, к чему шёл все эти годы, — думал он. — Геллерт успел собрать целую армию, пока я преподавал, предпочитая в упор не видеть проблем. Но отныне всё изменится. И мне стоит срочно начать тренировать учеников: не время бездействовать».