Страшитесь, чтоб коза Не обернулась волком. Вольтер
— А кто это был? — спросила Нагини, едва они остались вдвоём. Криденс только плечами пожал: — Да кто его знает?.. сам не знаю. Вроде наш новый сосед. Сказал, Уиллом Макколом его зовут. Ладно, пойдём в комнаты: я теперь знаю, как тут всё очистить. «И то верно», — согласилась девушка про себя. Она разглядела Маккола немного хуже, чем Криденс, который поздоровался с ним за руку, но он показался ей не внушающим особого подозрения. Решив, однако, не задумываться излишне над этим неожиданным знакомством, она зашла вслед за Обскуром обратно в гостиную. Криденс уже и впрямь знал, при помощи какого заклинания избавляться от пыли, — и работа закипела. Угольно-чёрная палочка порхала в воздухе без устали, очищая не по одному, а по несколько предметов разом. Порой Криденс не рассчитывал свою силу, и тогда та или иная вещь разлеталась осколками, что вызывало у самого Обскура глухую досаду, а у Нагини — смех: ведь она только второй раз видела, как Криденс колдует. И получалось у него, несмотря на подобные промахи, явно неплохо. Пыль исчезала со всех полок, вещей и стен с неправдоподобной скоростью. Орудуя палочкой, Криденс вновь испытал моральное удовлетворение: всё-таки и от его обскура, тем более укрощённого, могла быть немалая польза. — Тергео! Тергео! Тергео! — восклицал он почти без перерыва, раз в полминуты перебегая из одной комнаты в другую. Заворожённая Нагини следовала за ним по пятам, в свою очередь так же беспрерывно восхищаясь преображением всего дома буквально на глазах. Теперь, когда все предметы интерьера блестели как новые, комнаты приобрели совершенно иной вид. Переходя туда-сюда, девушка хорошо разглядела их обстановку. Мягкий кожаный диван и стул в гостиной выглядели достаточно удобными, чтобы можно было устроиться в них перед камином. Спален в доме оказалось аж четыре, но внимание Нагини привлекла самая большая из них: там стояла рассчитанная на двух человек удобная кровать, покрытая бордовым пуховым одеялом. На окнах везде висели светло-синие кружевные занавески с золотой окантовкой. А в самом углу первого этажа находилась небольшая ванная с душем, туалетом и раковиной. Последней на очереди оказалась кухня. Криденс так увлёкся очисткой полок, шкафчиков и посуды, что совершенно не обратил внимания на большой стол, стоявший аккурат посередине этой кухни. На нём Нагини увидела уже совершенно готовый завтрак — одну из разновидностей того, что обычно подавали каждое утро в Хогвартсе; но ей, разумеется, не было о том известно. Всё же её губ коснулась улыбка от осознания того, что к этому явно приложил руку Дамблдор: ведь стол был на кухне единственной чистой вещью. — Криденс! — девушка коснулась плеча Обскура, который в этот момент чистил подсвечник на подоконнике. — Смотри, что тут на столе!.. Заканчивай свою очистку и давай завтракать. — А?.. что?.. где?.. — вздрогнул было юноша, но, наконец разглядев тарелки с едой, чайник и две кружки, сунул палочку в карман и шагнул к столу. — Это, наверное, Дамблдор приготовил. Добрый, заботится о нас… — заметила вслух Нагини, усаживаясь на стуле напротив Криденса. Тот согласно покивал и принялся завтракать. Еда была удивительно вкусная, и Обскур по старой привычке ел быстрее необходимого, постукивая ложкой по тарелке. Ему всегда приходилось торопиться: что у Мэри Лу, когда и насытиться удавалось вовсе не каждый раз; что впоследствии в цирке перед очередной репетицией или переездом. Нагини вела себя лишь немногим смирнее. Она тоже ещё не могла поверить, что им наконец можно сидеть и завтракать спокойно, не боясь, что может прийти Скендер, обругать их мимоходом и отправить кого-нибудь на давно опостылевшее выступление… Между тем за окном солнце встало совсем высоко: наступил полдень. Нагини отодвинула от себя пустую тарелку и, глядя в окно, произнесла: — Слушай, Криденс… может, пойдём осмотрим здешние места? Сейчас как раз самая подходящая погода. Обскур, тоже закончивший есть, проследил за её взглядом и вновь кивнул: — Хорошо, пойдём. Надеюсь, хоть эта прогулка ничем плохим не обернётся. — И не говори… — поёжилась девушка, поняв, что Криденсу вспомнилась гибель несчастной Ирмы. Но сейчас они были в Годриковой Впадине, а не в Париже; и солнце светило на небе так ярко и приветливо, что не хотелось думать ни о каких неприятностях — тем более о кознях Гриндельвальда.***
Выйдя из дома, Криденс и Нагини обнаружили, что почти вся деревня застроена двухэтажными коттеджами, и их новый дом не был исключением. Первым делом они решили изучить улицу, на которой им отныне предстояло жить, и отправились вверх, к деревенской площади. То и дело навстречу попадались другие люди, но, к счастью для подопечных Дамблдора, назойливостью жители Годриковой Впадины не отличались, хотя каждый норовил окинуть незнакомцев пытливым взглядом. Иной, когда обращал внимание на необычную внешность Нагини и угрюмый вид Криденса, спрашивал, кто они и откуда, однако услышав чудные имена, лишь удивлённо округлял глаза и шёл дальше своей дорогой, не переставая недоумевать. Впрочем, те и сами не горели желанием заводить с кем-либо знакомство так скоро: осваиваться на новом местожительстве ещё только предстояло. Улица, где находился дом Альбуса, была не так уж длинна, поэтому Нагини и Криденс изучили её довольно быстро. Во многих домах были открыты окна, со дворов доносились разнообразные голоса… Все жилища были заселены, и в каждом кипела какая-то активность. Исключение представляли лишь те два, что стояли совсем по соседству с обителью новых поселенцев: один — дом того самого Уилла Маккола, чьё мелькнувшее в окне лицо увидел Криденс; хозяин же другого до сих пор сегодня не показался. Этот дом стоял в глубине красивого сада и имел весьма опрятный вид, хотя был явно не менее стар, чем бывшее жилище Дамблдоров. Калитка была закрыта, а разглядеть кого-либо за забором, пусть и не слишком высоким, не представлялось ни малейшей возможности. — Как ты думаешь, кто там живёт? — Нагини тронула Криденса за плечо. — А я-то откуда знаю? — отозвался Обскур. — Хотя… вон идёт какой-то человек. Можно его спросить. Девушка ничего не имела против. Дождавшись, пока прохожий поравняется с ними, Криденс несмело, но вежливо поинтересовался: — Здравствуйте. Вы не знаете, кто живёт вот в этом доме? — Знаю. А вы небось совсем недавно здесь поселились? — отвечал тот вопросом на вопрос. — Ну… да, только сегодня, — подтвердил Криденс. — А что? — Да ничего, мистер… как вас? Криденс? — осведомился словоохотливый прохожий. — Просто у нас все знают, что хозяйка этого дома — Батильда Бэгшот, магический историк. Сейчас ей сто лет, и она уже в отставке. А на улицу в последнее время выходит не так уж часто. Разве что ближе к вечеру. А зачем она вам? — Да просто так… кстати пришлось, — смутился Криденс, хотя говорил правду: ведь он спросил о хозяине дома из чистого любопытства. — Спасибо, что ответили. — Не за что, — собеседник улыбнулся ему и зашагал вниз по улице. Криденс и Нагини же продолжили свой изначальный путь — в противоположную сторону. Имя их соседки Батильды Бэгшот им пока ни о чём не говорило, но мысленно они решили взять его на заметку. Вскоре улочка повернула влево, и перед путниками открылась уютная деревенская площадь. По сторонам её виднелись несколько магазинчиков, почта и паб; на самой дальней сияли драгоценными камнями цветные витражи в окнах маленькой церкви. Через площадь также спешили во всех направлениях деревенские жители. По их одежде можно было разглядеть то колдунов, то маглов, но и те и другие держались настолько свободно, что Криденсу и Нагини оставалось только заключить: в Годриковой Впадине маги и маглы проживают бок о бок. Это стало настоящим шоком для Обскура, всю жизнь которого испортила ненависть его приёмной матери к магии; зато Нагини была всего лишь приятно удивлена. На Криденса обитатели Годриковой Впадины не обращали особенного внимания, хотя её саму вновь многие одарили удивлёнными взглядами за её азиатскую внешность. На площади, впрочем, делать было особенно нечего. Побродив по ней немного, путники двинулись дальше — к выходу из деревни. Ноги их шли без всякого направления; они шли, потому что раз были приведены в движение. Правда, теперь Нагини и Криденсу не приходилось скрываться, как в Париже, и постепенно они расслабились и перестали держаться так скованно, как в первый час своей прогулки. Годрикова Впадина не отличалась большими размерами, и вскоре новые её жители вышли к небольшой реке, протекавшей не более чем в полукилометре от деревни. Вид этой речки, тихой и спокойной, поразил Криденса: за всю жизнь он ни разу не видел реки, кроме парижской Сены, да и то совсем недолго. Нагини же всплеснула руками от радости и бросилась к берегу, выпустив свою ладонь из руки юноши. — О, да это река! Ну надо же!.. — воскликнула она. — Я в последний раз видела её только в Париже, а когда купалась в реке — и вовсе не припомню… Может, искупаемся сейчас? — Нет, я не хочу. Если честно, я и плавать-то не умею… — признался Обскур смущённо. — Никогда не пробовал. Если хочешь, можешь поплавать сама, а я тебя тут подожду. Он не лукавил, хотя его отказ явно имел под собой и иные причины. Глядя на немного нервное выражение его лица, Нагини убедилась, что права: он стеснялся предстать перед ней без одежды при ярком солнечном свете; стеснялся своих выпирающих рёбер и покрытых шрамами рук. — Правда не хочешь? — переспросила она как ни в чём не бывало, чтобы не смущать товарища ещё сильнее. — Ну, тогда смотри… Криденс изумлённо вздёрнул бровь: Нагини отошла от него на пару шагов и вся прогнулась в спине, заломив руки над головой. Действие было слишком знакомо, но не успел юноша произнести хоть слово, как вместо девушки на траве перед ним возникла громадная змея. Удивлённый этим сознательным превращением, Криденс отметил, что прошло оно быстрее, чем раньше, а лицо Нагини не исказилось от мучительной боли, как это всегда бывало в цирке. Змея около минуты извивалась на берегу, словно прислушивалась к уже подзабытым ощущениям, а затем, несмотря на свои огромные размеры, юрко скользнула в воду и за несколько секунд дважды пересекла реку, после чего неторопливо поплыла вдоль берега. Не прошло и нескольких минут, как Криденс, заворожённый её движениями, будто нехотя зашёл за ствол растущего неподалёку дерева и быстро разделся, аккуратно сложив вещи в стопочку прямо на траве. Почти неуловимым движением он спустился вниз к реке и оказался на глубине, где ему было уже по грудь. Змея подплыла к нему поближе, и Обскур уцепился за её гладкий хвост. В тот же миг она заскользила по воде с такой скоростью, что Криденс вынужден был приложить все силы, чтобы не выпустить её из своей хватки. Вода, рассекаемая мощным змеиным телом, взбивалась вокруг него бурунами, до одури приятно щекотала туловище и ноги. И больше юноша не вспоминал, что сам он не умеет плавать. Он прикрыл глаза и расслабился… Вдоволь наплававшись, Нагини-змея неожиданно для него переменила направление и молниеносно выползла на берег. Криденс уже знал, что за этим последует, поэтому скорее откатился в сторону. Змея изогнулась необыкновенной судорогой и — опять гораздо быстрее прежнего — обратилась в человека. В отличие от насквозь мокрого Обскура, Нагини была практически совершенно сухой, и даже её извечное синее платье почти не вымокло. — Ну, как ты? По-моему, трансформация даётся тебе уже намного лучше… — подал голос Криденс. — Ты прав. Это просто невероятно!.. я никогда такого не испытывала. Сколько помню, превращения всегда отзывались во мне жуткой болью, а тут… Всё-таки Дамблдор — великий маг! — отвечала Нагини воодушевлённо, потягиваясь всем телом и щурясь на солнце. Тут она заметила, что Обскур весь дрожит и стучит зубами. Пусть сейчас на дворе стояло лето, но от ветра ему, только что вышедшему из воды, явно было холодно. — Криденс, ты замёрз? — участливо спросила она. — Немного… — юноша слегка опустил голову. — Хочешь — иди ко мне. Будем греться вместе. В подтверждение своих слов Нагини уселась прямо на берег и приглашающе похлопала ладонью по траве рядом с собой. Криденс инстинктивно помедлил, но потом, подобрав свою одежду, приблизился к девушке и уселся с ней рядом. Садиться слишком близко он не решался и вряд ли осмелился бы, если бы Нагини сама не свернулась у него под боком, склонив голову на его влажное плечо.***
Двое влюблённых наслаждались долгожданным спокойствием, пока ещё не зная о том, что они были не одни. В тот самый домик, неподалёку от их коттеджа, въехал вовсе не новый житель Уилл Маккол, а кое-кто гораздо страшнее и изворотливее. Ни Нагини, ни Криденс и представить не могли, что рядом с ними под видом благодушного соседа поселился сам Гуннар Гриммсон. Именно его Гриндельвальд выбрал в качестве шпиона, подкорректировал внешность для конспирации и послал за «оружием», заблаговременно обустроив лазутчику дом. И сейчас Гриммсон восседал на кресле перед магическим кристаллом, таким же, который использовал Геллерт для слежки за Обскуром и маледиктусом в Хогвартсе. К счастью, таких шаров в Нурменгарде оказалось несколько штук, поэтому Геллерт спокойно отдал один Гриммсону. Поверхность кристалла слабо поблёскивала; внутри чётко виднелись фигуры Криденса и Нагини, гуляющих по Годриковой Впадине. На лице Гриммсона попеременно появлялись то любопытство, то ярость, то раздражение, особенно когда он видел, с какой теплотой Нагини с Криденсом смотрели друг на друга. Работать шпионом ему, конечно, было не привыкать, и Гуннар даже радовался, что на задание отправили именно его, а не выскочку Куинни, но постоянное наблюдение за парочкой, даже без перспектив на зрелища вроде высвобождения обскура, начинало уже приедаться. Они уже битый час гуляли и ничем особенным не занимались — так о чём же докладывать господину? Да, Криденс уже немного поднаторел в использовании своей палочки, но этого маловато, чтобы заслужить похвалу Гриндельвальда. И вдруг, оторвавшись от своих рассуждений, Гриммсон заметил нечто интересное. Молодые люди подошли к реке — явно собрались искупаться, — и на это можно было бы снова не обратить внимания, если бы не одно но. Нагини грациозно изогнулась, заломив руки над собой, и обратилась в извивающуюся на траве змею небывалых размеров. Шпион удивлённо хмыкнул: обычно превращение в змею сопровождалось болями и судорогами, мучительными для обладателя проклятия, но сейчас всё прошло гладко. И, кажется, Нагини трансформировалась по собственному желанию, а значит… её зелье тоже подействовало. Улучив свободную минутку, пока Нагини с Криденсом купались, Гриммсон вытащил из ящика небольшого комода зеркало. Миниатюрное, с резным серебряным обрамлением и чернеюще-бездонной глубиной, скрытой под словно ледяным стеклом. Магл принял бы его за обычный дамский аксессуар, но только маги знали его истинную ценность: оно давало возможность переговариваться на расстоянии. Пара незамысловатых движений палочкой над зеркалом — и стекло замерцало холодным блеском, а спустя миг отразило выжидательно-грозное лицо Гриндельвальда. — Надеюсь, у тебя есть, что сообщить мне, — промолвил он леденящим тоном, вперив в Гриммсона такой взгляд, что мог бы всю душу выжечь. На сей раз он остался в своей резиденции в одиночестве, отправив изрядно замотавшуюся Винду отдыхать. — Неужели за столько времени не случилось ничего стоящего моего внимания? — Случилось, мистер Гриндельвальд, — сияя от гордости, заговорил Гриммсон. — Во-первых, Криденс уже начал осваивать магию: даже дом очистил сам, при помощи палочки, — Гуннар скорчил недовольную гримасу и загнул один палец для достоверности, с любопытством глядя на господина и пытаясь угадать его реакцию. Это оказалось нетрудно: уголки губ Гриндельвальда дрогнули, а в разноцветных глазах блеснул дьявольский огонь ярости. Гриммсон продолжил, стараясь казаться невозмутимым: — Но это ещё не самое главное. Во-вторых, зелье Дамблдора подействовало и на девчонку Обскура: она сегодня впервые добровольно превратилась в змею. И никаких болей и судорог — более того, ей даже понравилось, — последние слова охотник за головами прибавил с некоторой осторожностью. Выводить Гриндельвальда из себя никому не стоит. Хотя есть, конечно, некоторые вещи, простительные разве что Винде Розье, но не ему. Минутная тишина: Гриндельвальд исчез из поля зрения. Затем раздался звук кулака, с размаху опустившегося на стол с другой стороны зеркала, и всё затихло. Спустя секунду Геллерт вновь появился перед зеркалом: с пылающими жаром глазами, бегающими туда-сюда, будто искал жертву, которую можно было наказать за все неудачи; с кровожаднейшей улыбкой, от которой у нормального человека волосы встали бы дыбом. Но, к счастью, Гриммсон не относился к классу таких «нормальных». — Действуем по прежнему плану, — пророкотал Геллерт с остервенением, делая над собой усилие, чтобы не разнести собственный кабинет. Снова. При мысли о прошлой своей слабости сердце как-то больно кольнуло, будто тонкой иглой. Тогда чуть не пострадала Винда, он едва не ранил её. Сама она, казалось, и не заметила этого, но воспоминание о том вечере раз за разом ядом просачивалось по его венам. — Наблюдаем, втираемся в доверие, обо всём сообщаем мне и мило улыбаемся. Мы же не хотим поставить операцию под угрозу, верно? И с этими словами он пропал, оставив лишь чёрную пустоту в зеркале.***
Криденс пошевелился и внезапно осознал, что уже почти высох. Тёплый летний ветер приятно обдувал его кожу, и юноша чувствовал, что распространившаяся во всём теле расслабленность была больше связана с девушкой, прижавшейся к его боку, чем с удобным расположением на мягкой траве. Нагини сидела лицом к нему, закинув ноги на его колени и положив голову ему на плечо. Взглядом юноша отвлечённо наблюдал за окрестностями, а рукой пытался нашарить её нежную ручку, которая покоилась на траве рядом с ним. Найдя искомое, он нежно сжал её, переплетясь пальцами, но при этом услышал лишь тихое сопение. Лёгкая усмешка коснулась его губ, когда он поднёс руку к лицу девушки и убрал несколько прядей со лба, после чего, вздохнув, мягко потряс её. — Нагини? Нагини, вставай. Идём… пора домой. Нагини даже не отреагировала. Юноша резко вдохнул, когда она, по-прежнему посапывая во сне, зарылась лицом в его шею. Губы её мазнули по чувствительной коже под правым ухом. Разом потемневшие карие глаза Криденса закрылись, а сам он едва сумел подавить стон, непроизвольно сорвавшийся с приоткрытых губ. Что только эта девушка делала с ним?! Её рука крепко обхватила его за талию, и положение сделалось ещё более неловким. — Нагини?.. — прохрипел он беспомощно, борясь с ощущениями и напрочь забыв о похожей ситуации, случившейся буквально вчера. — Нагини, тебе сейчас нужно проснуться. Девушка убрала руку с талии Обскура и медленно заскользила ею вверх по его обнажённой груди, остановившись с другой стороны шеи. — Ещё чуть-чуть, Криденс… — сонно пробормотала она. — Ещё пять минут, хорошо? Криденс издал сдавленный звук, окончательно растерявшись. Странно… ещё вчера он отнёсся к этому вполне спокойно, а что же сейчас?.. — Н-Нагини?.. Та бессвязно что-то пробормотала и прижалась ещё ближе. Её рука скользнула вокруг шеи Криденса, а пальцы лениво стали играть с волосами на его затылке. — Я опять задремала, да? — с сожалением спросила она, медленно отстраняясь от него. — Прости… Тебе было неудобно? — Э-э… Нет… не совсем, — пробормотал Обскур, когда Нагини поднялась на ноги и подала ему свою ладонь, чтобы помочь встать. Он молча принял её помощь и так же молча переоделся. Ему отчего-то не хотелось упоминать о том, что он только что чувствовал. — Пойдём домой, а? А то уже скоро вечер… — Пойдём, — согласилась девушка. В отличие от Криденса, она не испытывала никакой неловкости, хотя по его смущению обо всём догадалась. На самом деле она забылась сном в его руках совершенно случайно. Но это было так… привычно; она так скучала по объятиям своего товарища… Думая каждый о своём, они даже не заметили, как добрели до своего нового дома. Уже возде самого коттеджа их поджидал сюрприз: калитка соседского сада была приоткрыта, а на скамейке у забора сидела какая-то старуха и благодушно взирала то на солнце, то на улицу. Увидев незнакомых подростков, она близоруко сощурилась и оглядела их с ног до головы. — Здравствуйте, молодые люди! — проговорила она чуть дребезжащим, но весьма приятным голосом. — А что-то я вас тут раньше не видела. Кто вы такие? — А вы? — переспросила Нагини машинально — от растерянности. Ещё никто, кроме Дамблдора, не обращался к ним столь приветливо. — Батильда Бэгшот. Может, вы слышали обо мне, — ответила старуха. Она была не очень высокого роста, но всё ещё бодра и пряма, с величавой осанкой. Внимательно вглядевшись в лица незнакомцев, она покачала седой головой: — Хотя вряд ли: вы, должно быть, прибыли издалека. — Угадали. Но теперь мы ваши новые соседи, — девушка указала подбородком на дом Альбуса, который стоял буквально в двух шагах. — Меня зовут Нагини, а это мой… — она чуть замялась, — друг, Криденс Бэрбоун. Нас здесь поселил Альбус Дамблдор, чтобы скрыть от тёмного волшебника Гриндельвальда… При этом имени Батильда ахнула и схватилась рукой за сердце: — Гриндельвальда?.. Геллерт Гриндельвальд? Но ведь так звали моего внучатого племянника! Криденс и Нагини застыли, не веря своим ушам. — Что? — выдавил Обскур. — Гриндельвальд — ваш внучатый племянник? И вы разве не знаете, какая молва идёт о нём в последние годы?.. Батильда лишь ошеломлённо моргнула. Тогда Криденс присел на скамейку рядом с ней и принялся подробно, пусть и с запинками, рассказывать о собственных злоключениях, связанных непосредственно с Гриндельвальдом. Про своё тяжёлое детство он решил пока не упоминать. Нагини, отлично знавшая всю историю с начала до конца, не перебивала, но всем своим видом выражала самую искреннюю уверенность в его правоте. Наконец, когда Криденс окончил рассказ, старуха вышла из оцепенения, в которые её повергли слова нового знакомого, и произнесла: — Вижу, ты не врёшь, Криденс… И всё-таки… поверить не могу, что это Геллерт чуть не погубил тебя. Что он стал таким холодным, беспощадным властолюбцем… Юноша горестно кивнул. Ему очень понравилась Батильда, которая говорила с ним свободно и вежливо, и оттого было вдвойне жаль огорчать её такими дурными известиями. Однако старушка вдруг тряхнула головой: — Но я не такая, пусть даже и нахожусь с ним в родстве. Уж я вас не трону, не беспокойтесь. Пока вы не привыкнете здесь жить, я никому не дам вас в обиду. Эти простые слова самым благотворным образом подействовали и на Криденса, и на его подругу. Они одарили Батильду изумлёнными взглядами, полными благодарности. Все трое ещё долго сидели на скамье, пока старуха не пригласила новых соседей к себе домой — на ужин. Нагини и Криденс, не ожидавшие такого гостеприимства, весьма охотно согласились на её предложение.***
Гриндельвальд немного успокоился и взял себя в руки после известий от Гриммсона. А ведь в душе ещё теплилась надежда, что уж на Нагини зелье не подействует — ведь проклятье крови даже подавить обычно никому не под силу, — но, видно, Альбус Дамблдор не относился к числу обычных колдунов. Хотя не стоит и удивляться: он вечно будет вставлять палки в колёса и никогда не успокоится, пока не остановит своего бывшего возлюбленного. Геллерт поморщился, вспомнив об этом. Альбусу до него и дела нет теперь: все громкие слова развеялись на ветру — осталось лишь обещание; а вот про пресловутую любовь Дамблдор забыл. И одиночество ощущалось сейчас как нельзя пронзительнее, когда его окружала тишина пустующего кабинета. У Гриндельвальда стало вдруг так тоскливо на душе, будто кто-то сжигал её дотла, оставляя внутри лишь пустырь с выжженной травой. Он был совершенно один, до него никому не было дела (если делом нельзя считать его убийство, разумеется); правда, многочисленная армия вселяла веру, что у него есть сподвижники, но это всё не то. Прочие маги могут его предать в любой момент, если кто-то предложит им более высокую цену и они настолько осмелеют, что перестанут дорожить собственной жизнью. И только один-единственный человек понимал его по-настоящему — Винда Розье, которой ему сейчас так не хватало в этой огромной комнате. Он соскучился по её загадочному изумрудному платью, по волнистым тёмным волосам, взгляду, манящему и зовущему за собой. Она была для него не просто самой преданной соратницей — за столько лет она стала для него гораздо больше, чем даже просто друг. Хотя какие друзья могут быть у таких, как Геллерт… Но Винда — не пешка, в ней сиял живой огонёк, который семья с лёгкостью бы похоронила в золе, если бы Гриндельвальд не вытащил её из золотой клетки. Настоящая аристократка, способная заставить других колдунов идти вместе с ним к великой цели. Вдруг раздался стук в дверь. Геллерт удивлённо поднял брови. Неужели это Гриммсон сбежал с задания и поспешно ретировался в родное убежище? — Мистер Гриндельвальд, к вам посетитель, — раздался из-за двери тягучий голос, отдающий почему-то знакомыми нотками. Геллерт вздохнул и взмахом руки распахнул дверь, раздумывая, кто же это мог к нему заявиться. Каково же было его удивление, когда в дверях перед ним предстала Винда при полном параде: то самое головокружительное зеленоватое платье, от которого у мага перехватило дух; волосы, лёгкими завитками спадающие по плечам; на губах — очаровательно-изящная улыбка. В руках пришелица держала поднос с котлокексами. Гриндельвальд так и застыл от недоумения. — А где посетитель? — он даже приподнялся на миг, высматривая явно несуществующего посетителя. — Я пошутила, — на миг запнувшись, ответила девушка, и её застенчивая улыбка засверкала ещё ярче. — Здесь никого нет. Только вы… и я, — добавила она, сразу осмелев и доверчиво заглядывая господину в глаза. Кажется, застала врасплох. Геллерт, не имевший понятия, как реагировать на сложившееся положение, попросту осведомился: — Винда… ты что-то хотела? — Я хочу… — Розье направилась к нему, отчего-то тяжело дыша, — я хочу… — она вдруг уселась прямо на край стола, — угостить вас котлокексом. Несмотря на всю диковинность такого заявления в принципе, Гриндельвальд по-прежнему не двигался с места и не спешил прогнать нахалку. Винда же, по-хозяйски полулёжа на столе, невозмутимо взяла с подноса один котлокекс и протянула к губам господина. Тот машинально отгрыз кусок, тут же ощутив какой-то странный привкус. Но не успел он даже спросить, что это, как Винда с милой улыбкой уточнила: — Вкусно, правда? Они с огневиски. — Винда, а сколько ты их уже выпила? в смысле, съела? — слетел с его губ откровенно нелепый вопрос. Геллерт не узнавал сам себя. Как он мог растеряться в присутствии собственной заместительницы? Сейчас, когда она вот так улыбалась, проглоченный котлокекс у него внутри превратился в раскалённую лаву, расплавляя все суставы и кости, делая его, великого тёмного колдуна, беспомощным… — Нисколько, — отозвалась девушка. — Это всё только для вас. Понимаете… всё. Вымолвив последнее слово каким-то странным намёком, она соскочила со стола и со смехом направилась к выходу из кабинета, оставив поднос у Гриндельвальда. Но прежде чем она вышла, Геллерт наконец взял себя в руки. — Нет… останься, — он резко захлопнул дверь. Не оставлять же Винду опять в одиночестве, хоть смысл этой странной шутки всё равно покоился для него под слоем тайны. Девушка тут же обернулась и уселась в кресло напротив стола всё ещё с таким видом, будто зашла к себе домой. И на душе у Геллерта опять стало ощутимо теплее от одной её улыбки, от одного взмаха ресниц, которые, казалось, могли утопить в бездне или подарить счастье. Он до сих пор не понимал, что за тёплая волна поднималась от сердца всё выше и выше и почему злость на Альбуса забылась где-то далеко в сознании. Нет, Альбус никогда не понимал его по-настоящему… Как-то сам собой завязался разговор: о результатах первого дня шпионажа, о Гриммсоне, о победивших свои проклятия Криденсе и Нагини, о коварстве Дамблдора… Розье слушала с невероятным участием, ловила каждое слово господина как последнее, и вспыхнувший в её глазах огонь не угасал ни на минуту. Ей действительно было важно знать, чем жил Геллерт, что его тревожило и радовало; она была первая, кто не смотрел на него как на монстра и желал стать частью его великого плана. И в глазах сквозь отблески виднелся не просто азарт или интерес, а что-то больше похожее на страсть и тепло одновременно. И, глядя на Винду, на то, как она изящно поправляла выбившуюся прядь, не отрывая взора от него, Гриндельвальд понял, что пришла она вовсе не поговорить о деле их жизни. Нет, она явилась за чем-то более личным. — Не хочешь прогуляться по замку? — он внезапно улыбнулся ей. — Всё равно хороших вестей пока нет. Винда поспешно закивала, а в глазах её блеснули искры истинной радости. Кажется, такой же отблеск она сама приметила и в зрачках Гриндельвальда. Они ещё не знали, что весь их разговор слышала Куинни, притаившаяся за дверью.***
За прошедшие три дня Криденс и Нагини всё больше осваивались на новом месте, подгоняемые новыми и новыми впечатлениями. Их общение с Батильдой Бэгшот делалось теснее и неразрывнее с каждым днём и обещало мало-помалу перейти в настоящую, почти родственную дружбу. В её глазах они неизменно видели такую заботливую ласку, такую тёплую привязанность, что их жизнь в Годриковой Впадине уже от этого становилась гораздо светлее. Утром четвёртого дня, когда они сидели на кухне и завтракали, готовясь пойти потом к соседке, в окне вдруг раздался странный стук. — Криденс… это что, сова? — изумилась Нагини, заметив, как какая-то диковинная птица — сова пёстрого цвета — сидит на подоконнике и настойчиво стучит клювом по стеклу. — По-моему, да, — согласился юноша. — А что это у неё в клюве? Похоже на конверт… Надо бы впустить и посмотреть. Едва он распахнул окно, как сова тут же влетела внутрь, явно досадуя, что её не догадались впустить раньше. Сбросив свою ношу прямо в руки Криденсу, она зачем-то облетела кухню по кругу, но почти сразу же молниеносно унеслась в небо. — Так это письмо? — Нагини привстала из-за стола, наблюдая за тем, как Обскур надрывает конверт и читает вложенное туда письмо. — И от кого оно? Несколько секунд Криденс медлил с ответом; потом отозвался замедленным тоном, в котором отчётливо читалось крайнее удивление: — От Тесея Скамандера. Он приглашает нас завтра на свою свадьбу.