Как приручить Злобного Змеевика

Астрид будит какой-то подозрительный скрежет. Сквозь сомкнутые веки она видит, что на улице ещё даже не начинает светать, а значит, вся деревня на данный момент видит десятый сон. Звук не прекращается, когда она открывает глаза и приподнимается на локтях, только становится громче и будто бы ближе. Будь Астрид младше или трусливее, она бы испугалась и побежала бы за первыми попавшимися под руку взрослыми. Однако Астрид — Хофферсон, а Хофферсоны за помощью не бегают. Она берёт верную секиру, лежащую неподалёку от кровати, поднимается и тенью выскальзывает в коридор. Деревня у них мирная, красть друг у друга некому и незачем, но если внутрь смог пробраться враг… Требовательный низкий рык откуда-то сверху заставляет её подпрыгнуть на месте от неожиданности. — Громгильда! — дракониха, каким-то чудом умудрившаяся просунуть край морды в лаз с чердака, скрежещет снова, явно довольная собой. — Хель тебя задери, как ты меня напугала! На нахальной драконьей морде вполне ожидаемо не отражается ни малейшего следа раскаяния. Напротив, она только пытается втиснуться ещё дальше, чтобы Астрид могла дотянуться рукой до её носа и этот самый нос почесать. Разумеется, Астрид тут же мысленно обещает себе не поддаваться на провокации и не позволять собой так явственно манипулировать. Через минуту напряжённых полночных гляделок она сдаётся, поднимается по лестнице к своей драконихе и чешет ей нос, вызывая низкое урчание. Та ненадолго застывает, словно статуя, потом неуклюже прижимается мордой к боку своего человека и резким движением — подумаешь, ободрав пару новых досок… — вытаскивает голову назад. Астрид негласное приглашение принимает, проворно забирается наверх. Оружие она оставляет на лестнице — как выясняется, в нём нет никакой нужды. — Ну и зачем ты меня разбудила? Громгильда, опустившая было рядом с ней голову и доверчиво подставившаяся под ладони, вскидывается и хлещет по полу хвостом в явном волнении. Она поднимается на лапы, проходится по своему гнезду и выскакивает на насест снаружи. Астрид успевает послать короткую молитву Одину и остальному пантеону, чтобы ей не пришло в рогатую голову зарычать посреди ночи. И даже не потому, что кто-то может услышать одного дракона, а потому, что с очень высокой вероятностью на рёв одного откликнутся остальные. А вот это уже может кончиться буквально чем угодно: от пожара, потому что нет ничего, что начиналось бы быстрее пожара, до всеобщей паники. Но дракониха молчит, уставившись внимательным взглядом куда-то вдаль. Она поворачивает голову к Астрид, требовательно указывает в сторону улицы, подтверждая своё намерение коротким шипением. — Куда ты собралась посреди ночи? — интересуется Астрид, заранее зная, что затея что-то выяснить обречена на бесславный провал. — До утра подождать не может? На этот раз шипение откровенно нетерпеливое, дракониха прижимается к своему насесту и сердито растопыривает немаленькие крылья. Снова поворачивает морду на улицу, и, насколько это возможно для дракона, топает лапой, демонстрируя свое недовольство. С таким ведь и не поспоришь. Почему-то Астрид не покидает уверенность в том, что даже если она сейчас попытается отправиться в постель, Громгильда найдёт способ и из комнаты её вытащить, чтобы отправиться на какое-то важное путешествие, которое ну никак не отложить хотя бы до начала рассвета. Серьёзно, эту ящерицу ни в коем случае нельзя недооценивать, многие викинги не обладают тем уровнем изобретательности, который она играючи демонстрирует каждый день. Всемогущий Тор, как же хочется спать. Астрид некультурно зевает — что драконихе её отсутствующие манеры. Очередное шипение очень похоже на раздражённый скрип огня в большом костре. Это явный признак того, что чужое терпение находится на своём окончательном исходе. — Ладно, лофтово ты создание, — дракониха фыркает, будто понимает, к кому её приравняли, и испытывает от этого невероятное удовольствие. — Дай мне хоть одеться нормально. По ночам на Олухе морозно, и Астрид, выйдя из дома в плотном плаще и заперев дверь, видит, как расходится облачками её дыхание. Из пасти спрыгнувшей к ней Громгильды и вовсе валит пар — драконы гораздо теплее людей. Спрятавшись под приглашающе вытянутое крыло, Астрид кладёт руку на чешуйчатый бок, аккуратно, чтобы не задеть бугристый шрам от очевидно зазубренного копья, и позволяет Громгильде вести её, куда нужно. По-хорошему, ей бы встревожиться, но мысль об этом даже не приходит Астрид в голову. Дорожки, по которым они идут, покрыты нетронутым белым инеем. Скоро выпадет первый снег, как бы они не обманывались последними солнечными днями, опять будут холода. Астрид недовольно ёжится. Зато не придётся воевать с драконами, бегая по снегу и пытаясь не провалиться в сугроб. — Мы очень своевременно помирились, знаешь, — делится она с Громгильдой, которая цепляет её зубами за капюшон плаща, не давая соскользнуть с камня. — Вам же тоже неудобно зимой — ветрила жуткий… Дракониха урчит и поддевает её носом. Они идут долго, и хотя спустя некоторое время глаза Астрид привыкают к ночной темноте, окружающей их, Громгильда всё равно порой подхватывает её за шкирку, чтобы не дать оступиться. В иных местах Астрид и вовсе ненадолго садится на драконью спину — аккуратно, чтобы не порезать ноги об острые края чешуи. Ни в какой книге драконов не сказано, что сидеть на змеевике нужно крайне осторожно, потому что одно неловкое движение может стереть вам ляжки в кровь, и никакие плотные штаны не спасут, так что Астрид чувствует себя кем-то вроде первооткрывателя. Это на редкость приятное чувство. До нужного места они доходят как раз к рассвету. Первые лучи солнца подсвечивают спокойную морскую гладь, когда Громгильда заворачивает за какой-то угол, короткими прыжками поднимается по крупной насыпи, с которой любой человек бы грохнулся ещё в самом начале восхождения, и вдруг оказывается перед небольшой пещерой у обрыва. Дракониха опускается на землю, подбирая под себя лапы. Астрид тут же спрыгивает, проходит внутрь — от одного взгляда вниз у неё слегка идёт кругом голова, и она решает не искушать судьбу. Пещера просторная, куда крупнее чердака деревянного дома, и взрослому змеевику здесь должно быть гораздо удобнее. И гнездо у неё тут тоже есть — в специальном углублении, всё закрытое листьями и ветками. Даже со стороны входа Астрид ощущает исходящее от того места тепло. И при этом почти каждую ночь Громгильда упрямо проводит в деревне викингов. Астрид оборачивается на призывный рокот и садится на землю, постелив себе плащ и свесив ноги с края пропасти. Дракониха устраивается рядом, сворачивается вокруг чешуйчатым клубком и снова кладёт голову рядом с ладонями. Один её глаз внимательно изучает Астрид будто в ожидании какой-то реакции. И Астрид рада бы эту реакцию предоставить, но сглотнуть неожиданный ком в горле на практике оказывается гораздо труднее, чем в теории. Поэтому она просто гладит загнутый рог, проводит костяшками по драконьей переносице, оставляет ладонь лежать на чужом лбу. От уверенного тихого дыхания чешуя под пальцами мерно поднимается и опускается, Астрид чувствует это движение всем телом. Вокруг них тишина, тишина, и её не нарушает ни случайная птица, ни далёкое блеяние овец, ничего. Только вдалеке, на горизонте, медленно поднимается солнце и светлеет небо. — Спасибо, — наконец выговаривает Астрид. Она сомневается, что хоть кому-то ещё, из людей ли или драконов известно о существовании этого места. Ещё несколько минут проходят в уютном молчании. — Так вот, что тебя по утрам будит! — вдруг восклицает Астрид, когда первые лучи света касаются подножия скалы, на краю которой они сидят. — Не будь солнца, ты бы целыми днями дрыхла. Громгильда, такое чувство, прекрасно понимает, о чём с ней говорят, потому что она раздражённо рычит и толкает своего человека носом — аккуратно и так, чтобы она оказалась подальше от пропасти. Астрид смеётся, поднимается и вместо этого заваливается на крепкую драконью шею, поворачивая голову так, чтобы следить за восходом. Лежать так оказывается неожиданно удобно, и она даже согревается — видимо, тепло от драконьего гнезда распространяется по всей пещере. Невольно прикрыв глаза, Астрид практически сразу проваливается в приятное полусонное состояние — прерванный ранее отдых всё-таки сказывается. Из этого состояния её выбрасывает низкое ворчание, переместившееся ближе, и она даже приоткрывает один глаз, пытаясь понять, что вокруг неё изменилось и где она вообще находится. Впрочем, малейшие зачатки тревоги тут же увядают и исчезают без следа: Громгильда, поднявшая над ней морду, медленно опускает голову на живот Астрид, смотрит в лицо янтарным взглядом с широким зрачком и, будто разглядев всё необходимое, с щелчком опускает чешуйчатое веко. Шумно выдыхает, пуская клубы дыма гулять по пещере, и расслабляется всем громадным телом. Она тяжёлая, но при этом тёплая и уютная, поэтому Астрид практически не замечает давления на рёбра. Однако кое-что другое она, напротив, замечает: — Мы с тобой используем друг друга как подушки, — Громгильда шипит, когда по основаниям её рогов проходятся тёплые пальцы, ерошит чешую. — Очень удобно, кстати. Согласное фырканье. Астрид поглаживает её, неподвижную и спокойную, одной рукой, вторую держа на полу, и невольно поражается. Острые длинные клыки, рвавшие на части как добычу, так и корабли викингов, находятся в считанных дюймах от её кожи. И ничего даже приблизительно похожего на страх Астрид от этого не испытывает. Если уж говорить об ощущениях, ей только немного жестковато лежать на плаще, а не на кровати, но мелкие неудобства довольно быстро отходят на второй план. Громгильда дёргает мордой и требовательно подставляет макушку — видимо, недовольная тем, что ушедший в свои дурацкие мысли человек перестал её поглаживать. Астрид послушно возобновляет мерные аккуратные движения, убаюкивая как себя, так и дракониху. А солнце сну, оказывается, совсем не мешает.