***
Близнецы Уизли прибыли в квартиру ближе к утру, и к тому времени Ева успела задремать за креслом. Она не решалась покинуть своего убежища, поскольку опасалась, что магазин и квартиру могли проверить ещё раз, но в итоге усталость и количество выпитого сломили её, и она заснула в той же самой позе, в которой просидела всё это время. Фред, обнаруживший подругу, хотел перенести её в спальню Джорджа, однако Ева моментально проснулась и чуть было не ударила его по лицу от страха. Чуть позже девушка поведала им о гостях в доме, но о том, что сказал ей Редсеб, говорить не стала. Она была слишком напуганной и уставшей и пока не знала, что делать, а потому решила обдумать это после того, как хорошенько выспится. Троица посидела какое-то время около камина, а затем, сойдясь на том, что все слишком устали, поднялись наверх. Еве предоставили комнату Джорджа, в которой прошлым летом она и жила, а Фред отправился в свою. Девушка, пройдя в спальню, почувствовала, как замерзает. — У тебя тут прохладно, — поежившись, сказала она. — Беда. — Ты оставляла здесь свою одежду? — сонно спросил Джордж, залезая в шкаф. — Нет, всё осталось в Норе, — вздохнув, сказала Ева. — Из-за этого не было проблем? — Не-а, они решили, что это вещи Джинни, — ответил Джордж, поcлав ей слабую улыбку. — Я схожу к Фреду, у него есть чистая одежда для тебя. У меня тут бардак. Девушка согласно промычала что-то в ответ, подойдя к окну, а Джордж удалился из комнаты. Сейчас, наконец, пришло осознание, что, даже находясь в гостях у Уизли, она подвергла их серьезной опасности. Счастье, что её отец отправился сразу сюда, а не в их дом, иначе бы он догадался, что они покрывают её, а впрочем… раз уж теперь под их контролем министерство, они наверняка знают, что мистер и миссис Уизли опекуны Евы. А если ещё не знают, то наверняка поймут это… Внутри у девушки всё похолодело. Позади неё открылась дверь, и она дернулась, но пришедшим оказался Джордж с небольшой стопкой вещей. — Нашел! — сказал он, кинув футболку и шорты на свою кровать. — Ты чего там стоишь? Ева покачала головой и отвернулась. Парень подошел к ней и накрыл её руки своими. Её пальцы, которыми она сжимала плечи, были ледяными, а потому, когда она почувствовала тепло других ладоней, это подействовало на неё умиротворяюще. — Они узнают, что твои родители — мои опекуны, — шепотом сказала девушка. — А когда узнают, они доберутся до них… — За это не переживай, — сказал Джордж, опустившись к её уху. — Кингсли ещё на прошлой неделе стащил эти документы, сейчас вообще никто не в курсе, кто твои опекуны. Кроме некоторых членов Ордена. — Но они не идиоты, — с легким отчаянием в голосе прошептала девушка. — Они поймут. — Успокойся ты уже, — повторил Джордж и поцеловал её в висок. — Мы сможем за себя постоять в случае чего, не будь трусихой. Иначе я принесу тебе умиротворяющий бальзам. Джордж знал, что после того, как Ева чуть не умерла от зелья в начале лета, она до смерти боялась принимать любое из них, а тем более те, что действовали усыпляющим способом. — Никаких зелий! — громче, чем обычно, сказала Ева, и Джордж засмеялся, обнимая её и прижимая к себе. — Никаких-никаких, трусиха. Он ещё раз поцеловал её в щеку, а Ева сжала его руки, словно желая, чтобы он обнял её ещё крепче. — Всё будет хорошо, — сказал он, усыпая её мелкими поцелуями. Ева рвано выдохнула, но ничего не сказала, а Джордж оторвался. Некоторое время он наблюдал, как лунный свет освещал прозрачную бледную кожу девушки, её причудливо собранные волосы, как красиво мерцали блестки на них и камушки на платье. От его внимательного взгляда не укрылось и то, как бьется артерия на красивой худой шее, как беспокойно вздымалась грудь при дыхании, и как выбившаяся прядка волос слегка подрагивает от его дыхания. У Джорджа перехватило дыхание. Он поддел пальцами эту самую прядку и осторожно заправил за ухо, к которому сам был очень близко, а после осторожно прикоснулся к нему губами, словно пробуя на вкус. Рыжий коснулся губами за её ухом, подметив, как её руки покрылись гусиной кожей от этого прикосновения. И когда он коснулся губами её шеи, она как-то странно дернулась, внезапно напрягшись и обхватила локти руками. Джордж выдохнул, уткнувшись носом в её затылок и закрывая глаза. — Прости, — сказал он с улыбкой в голосе, после чего его рука соскользнула. Внезапно Ева молча схватила его руку, заставив её вернуть себе на живот. Парень замер на месте, глядя на неё так, словно не верил в увиденное: Ева его остановила. Девушка видела в отражение окна, как рыжий улыбнулся и шагнул к ней, вернув свою руку на плечо и, медленно поглаживая его, опустился губами к её шее, осторожно и мелко целуя, словно боясь спугнуть. Она была ужасно напряжена, и сердце её вновь колотилось так, словно в этот самый момент она боялась возвращения Пожирателей. Джордж, видимо, тоже это почувствовал, а потому прошептал на ухо: — Расслабься, всё хорошо. От его голоса ей стало спокойнее, однако сердце внутри неё буйствовало так, как никогда в жизни. Она чувствовала себя в западне из его рук, однако, хоть и волновалась, в глубине души ей было спокойно. Она чувствовала его руки и то, как он поглаживает её плечи: осторожно, с трепетом таким несвойственным его натуре, а от прикосновения его губ внутри неё вскипала лава, доселе мирно бурлящая. Джордж опускался ниже и ниже по шее, целуя её ключицу и плечо, а она, чувствуя кожей его дыхание и прикосновения, которые с каждым разом на крохотную долю становились увереннее, дышала всё более беспокойно. Заходя в его комнату, она не ожидала, что закончится всё именно этим. Если бы Джордж напрямую предложил ей заняться любовью, она бы смутилась и сказала, что не время. Однако сейчас Ева понимала, что, если Джордж остановится, она просто не выдержит. Её нервы были на пределе уже довольно долгое время, и сейчас, изнемогая от приятной истомы, она чувствовала, как всё то, что доставляло ей дискомфорт, тонет под гнетом той нежности, которую дарил ей этот человек. Она ощущала острую потребность в происходящем, мечтала забыть обо всех, кроме него, и даже о войне, которая разгоралась в эту самую минуту. Ева повернулась к нему лицом и на мгновение взглянула в глаза. Он не улыбался, однако в его взгляде читалось всё то, что девушка и так знала. Он безумно любил её, и сейчас не было такой силы, которая могла бы остановить его. Она коснулась пуговиц на его рубашке, однако Джордж резко подхватил её на руки и направился к кровати. Пока он нес её, она лихорадочно снимала рубашку с его плеч, и когда девушка оказалась на кровати, Джордж тут же навалился сверху. Ева, обхватив руками его шею, потянула к себе. — Хейг, — шептал он, водя губами по её шее, заставляя её тихонько постанывать. — Ты просто сводишь меня с ума... А он сводил с ума её. Руки Джорджа блуждали по её телу, и даже когда он стянул с неё остатки одежды, Ева не чувствовала холод. Наоборот, разгоряченное тело парня и холодная постель добавляли к ощущениям остроту. Его пальцы скользнули вниз, и Ева выгнулась, ощущая непреодолимое желание чувствовать его там. Он двигался сначала очень медленно, а она, изнемогая от удовольствия, давно перестала сдерживать себя, постанывая в полный голос, а затем набирал темп. Ева когтила его спину, оставляя красные полосы по всей её длине, а Джордж продолжал мучить её, усыпая её шею глубокими поцелуями и шепча какие-то слова на ухо. Напряжение нарастало, она чувствовала, как достигала пика удовольствия, с её губ срывались беспорядочные слова, которые она не помнила. Джордж предчувствовал скорый финал и, на мгновение замерев, нежно скользнул пальцем там. И это был конец. Удовольствие конвульсиями растеклось по телу Евы, а затем, словно волна океана, медленно отступило, оставляя после себя утомительное послевкусие. Она не успела прийти в себя, как Джордж оказался между её ног, упираясь в подушку руками с обеих сторон от её головы. Он внимательно смотрел на неё, однако действий не предпринимал, словно ожидая чего-то. Она чувствовала жар, исходящий от низа его живота, знала, чего он ждет. И тогда Ева слабо улыбнулась ему, после чего слегка сжала ногами его бедра, сделав недвусмысленное движение своими. Это и был её ответ. Джордж улыбнулся ей так нежно, как не улыбался её никогда, после чего слегка раздвинул её ноги и, выдержав ничтожную паузу, вошел. Ева вскрикнула от нестерпимой боли, но затем прикусила губу, приказав самой себе терпеть, во что бы то ни стало. Внутри всё горело, словно ей в тело вогнали раскаленный клинок, но постепенно горечь этого уходила на второй план. И тогда она, расслабившись, переключилась на другое. На то, что приносило ей истинное удовольствие. Она чувствовала в этот самый момент особую связь единения, и сам факт этого доставлял ей удовольствие куда большее, чем болезненный процесс. Чтобы не случилось дальше, она пообещала себе, что ни за то не выпустит Джорджа из своих объятий до рассвета. Но Джордж и сам не собирался этого делать. И они сдержали это обещание.***
Они оба стали тяжело больными. Каждый полудень превратился в мучительное времяпровождение: Джордж на пару с Фредом работали как будто бы как ни в чем не бывало, а Ева отсиживалась наверху, периодически нервозно прислушиваясь к обстановке снизу и реагируя на любой громкий звук резким вздрагиванием. В день они почти не виделись, однако ближе к вечеру, когда поток покупателей становился мизерным, Джордж бросал всё на брата и бегом несся наверх, где его ждала его Ева. Что бы она ни делала в тот момент, когда он врывался в их спаленку, она бросала это, после чего двое влюбленных буквально врезались в объятия друг друга и больше не размыкали их. Еве было дико больно первое время, однако она стоически терпела, и это вознаграждалось сполна. Сжимая друг друга до онемения пальцев, они смотрели друг другу в глаза, поражаясь той буре чувств, которая в них плескалась. Блондинка была готова хоть всю ночь смотреть в голубизну его глаз и видеть в них целый океан, сердце которого принадлежало ей. Они становились всё более раскрепощеннее друг к другу. Ева отдавалась ему с такой горячностью, что Джордж порой лишался дара речи, а сам парень вытворял с девушкой такое, отчего та долго не могла прийти в себя. Её боль ушла через неделю окончательно, и тогда уже ничто не могло им мешать любить друг друга в полной мере. Однако ушедшая физическая боль возвращалась к Еве в качестве моральной. Когда утром Джордж покидал её комнату, а она запиралась в ванной и подолгу сидела там под струями горячей воды, то не могла сдержать дрожи во всём теле, а иногда и рыданий. Она никогда ещё так страстно не хотела жить! Жить! Тихо и спокойно, где-то в небольшом домике, какой был у неё когда-то, вместе с Джорджем по вечерам пить чай, смотреть на лесные просторы, а потом вечерком пойти к обрыву и глядеть на то, как солнце уходит за горизонт, шум прибоя ласкал бы слух, а ветер игриво пошевеливал иссохшую траву под ногами и рыжие волосы её любимого. Она так хотела бы по вечерам садиться и писать нечто важное: не для кого-то, исключительно для себя, а потом в порыве внезапного вдохновения прибегать к нему и зачитывать вслух строчки, которые считала бы по праву гениальными! Она хотела бы взять в руки скрипку и играть для Джорджа, только для него, а он бы слушал с несвойственным ему терпением. В буйные вечера в их доме гремели бы песни Дэвида Боуи, Ведуний и кучи других музык как магловских, так и волшебных. А потом, через много-много лет они, вечно молодые и счастливые, отправились бы в путешествие на их красном кабриолете, как она и рассказывала Гермионе, а вернулись бы только для того, чтобы окончательно осесть в том же самом домике. Ева отчаянно сжимала свои белые волосы и рыдала, стиснув зубы, а душевая вода падала на её спину. Как же невыносимо сильно хотелось жить! Джордж же всё понимал. В моменты, когда они изнеможенные лежали в объятиях друг друга, он прижимал её так крепко к себе, словно боялся, что её тело сделано из воды и может в любой момент раствориться сквозь пальцы. Но он ни словом не обмолвился об этом, а Ева не позволяла себе проронить ни слезинки до тех пор, пока они смотрели друг другу в глаза. Ева понимала, что совсем скоро ей предстояло уйти, хочет того Джордж или нет, но каждая ночь сталкивала её с чудовищным выбором: остаться здесь с её любимым или же отправиться прочь и разобраться с теми проблемами, которые мешали ей жить. И каждый новый день ей было всё труднее думать о расставании. Жизненные обстоятельства казались ей попросту отвратительными, и девушка испытывала молчаливую ярость, в сотый раз думая о том, как ненавидит отца, который поставил её в такое положение, однако с каждым днем понимала, что винить только его во всем попросту больше не может. В этом не было смысла, и тогда она решила, что любой выбор, который она сделает, будет правильным. Она не будет жалеть о том, что совершила это, и той дороге, которой отдаст предпочтение, она отдастся с не меньшей страстностью, чем Джорджу в последние летние деньки. Время неслось слишком быстро, и девушка понимала всё более отчетливо: принять решение ей предстоит совсем скоро. И Ева уже чувствовала, как чаша её весов внутренне склоняется в определенную сторону.