Вечность

      Вздрогнув, Ева открыла глаза, сфокусировав зрение. Размеренный стук рельс стремительно возвращал её к реальности, выталкивая неприятное ощущение падения, от которого она и проснулась.       — Как спалось?       Ева взглянула в сторону, где Одри сосредоточено заставляла чайник левитировать. Получалось у неё это не слишком хорошо: фарфоровая крышка нехорошо дрожала, норовя упасть, а струя чая пару раз попадала не по назначению. Однако женщина всё же справилась с задачей, и тогда Ева приняла чашку, опасаясь, что та может отправить её заклинанием.       — Спасибо, — всё ещё сонно сказала девушка. — Как долго я спала?       — Долго-долго, — улыбнувшись, ответила Одри. — Мы уже скоро будем на месте.       — Отлично, — отозвалась Ева, вспоминая, как изнеможённо себя чувствовала, когда они сели в поезд. Сейчас же она ощущала медленный прилив сил.       Девушка скосила взгляд на свои руки, на которых красовались еле-заметные полосы от Непреложного обета, и от этого ей всё ещё было не комфортно. Она понимала, что через некоторое время перестанет обращать на это внимание, но сейчас до сих пор никак не могла привыкнуть к мысли, что её руки частично связаны. И тем не менее, она обрела рядом с собой могущественных волшебников, защиту, в которой нуждалась на время своего путешествия. Даже несмотря на то, что эта самая защита может стать причиной её смерти...       Ева вздохнула и отвела взгляд. Об этом лучше не задумываться.       Хейг взглянула на Одри, которая случайно капнула чаем на себя, а сейчас пыталась палочкой избавиться от пятна. Получалось это у неё действительно скверно.       Ева незаметно махнула палочкой, и пятно тут же исчезло. Уж что-что, а бабушка её научила многим полезным заклинаниям. И не только хозяйственным.       — О! — воскликнула женщина. — Прекрасная работа!       — Пустяки, — уныло сказала девушка, убирая палочку. — Это просто.       — Не для меня! — призналась Одри. — Я хороша только в боевой магии, да и то потому, что у меня слишком огромная мощь, с которой не так-то просто справится. Что до мелких и кропотливых заклинаний, включая легилименцию — это всё к Айзексу.       Ева кивнула, не зная, что сказать на слова женщины, а затем решила перевести тему разговора.       — Почему Айзекс не любит, когда его называют по имени? — спросила она.       — Он его не любит, — ответила Одри, забираясь на кушетку с ногами. — Это имя дала ему его семья, с которой он порвал отношения.       — Но всё же он носит фамилию этой семьи, — заметила Ева. — Как-то нелогично.       Одри прямо посмотрела на девушку, таинственно улыбнувшись. Похоже она улыбалась в день их первой встречи по «Вредилках», когда Хейг ещё не знала о её существовании.       — Айзекс — девичья фамилия его матери, а настоящую он нигде не использует. И прежде чем ты бы спросила о том, что это за фамилия, я попрошу тебя не спрашивать! — быстро протараторила Одри. — Потому что соврать я тебе не смогу, ты знаешь, а секреты Айзекса я выдавать не в праве. Надеюсь, ты войдешь в моё положение.       Еву так и подмывало спросить это назло женщине, хотя бы чтобы проверить, и правда ли Непреложный обет действует, но вместо этого она брякнула:       — А он рассказал о том, что ваша семья отказалась от вас!       — Хорошо, что он рассказал тебе это, — невозмутимо проговорила женщина. — Это уже не то, что приносит мне боль, поэтому я не против того, что он это рассказал. К тому же, зная Айзекса, я понимаю, что просто так он этого не сказал бы. — она зевнула. — Он умный.       Ева помолчала некоторое время, а затем продолжила:       — Всё-таки это нечестно.       — Что нечестно? — повернув голову к девушке, спросила Одри.       — Вы знаете обо мне слишком много, но я о вас не знаю практически ничего.       — Спрашивай обо мне всё, что угодно, — с улыбкой ответила женщина. — А у Айзекса про него, он ответит.       — Что со мной будет? — спросила девушка, решив повременить с расспросами об этих людях. — Вы сказали, что проклятие Арки смерти снова начало расти. Это на самом деле так?       Одри с легкой грустью посмотрела на неё с ног до головы, после чего ответила:       — Да. Это невооруженным взглядом видно.       — Но в прошлый раз мои волосы начали чернеть спустя пару недель, — заметила девушка. — Сейчас же прошло несколько месяцев, и я не вижу никаких изменений.       — О, это впереди. Раньше проклятие покушалось на твою жизнь, но профессор Дамблдор сумел запечатать его. После его смерти защита надломлена, но она не исчезла. Проклятие распространяется, но не теми же темпами, что раньше, намного дольше. Но всё же благодаря его защите проклятие не обязательно отберет твою жизнь. Как мы и говорили ранее, это может быть что угодно. Рассудок, может быть даже часть тела... Но так или иначе мы сделаем всё, чтобы в конце концов лишить тебя этого проклятия, — сказала Одри. — У меня есть одна мысль, и я хочу обсудить её с бабулей.       Ева сначала растерялась, а затем вспомнила, что Одри звала бабулей пророчицу Сайлагх.       — Почему нельзя снова наложить на меня ту же защиту, какую накладывал на меня профессор? — поинтересовалась Ева.       Одри вздохнула.       — Его защита, как я говорила, ещё не исчезла, а потому поставить новую невозможно. Но если бы мы попробовали убрать её, то не успели бы поставить новую: тебя бы сразу не стало, поскольку твое время уже истекло. Поэтому мы в затруднительном положении.       Блондинка вздохнула и откинулась к стенке вагона, прикрыв глаза. Всё это было так сложно и муторно. Как много этих «но» и «если»! Почему в жизни так мало простоты?       — Это, конечно, сложно, но постарайся пока не думать об этом. У нас ещё есть время, и мы что-нибудь придумаем, — утешающе сказала Одри, взглянув на девушку. — Лучше ты мне скажи, что за новая палочка у тебя?       — Да почти такая же, — вздохнув, ответила Ева. — Виноградная лоза, — она вынула палочку, разглядывая ее, — и волос ругару.       Одри на последних словах резко повернула к ней голову, а после вовсе села.       — Волос ругару? — уточнила она, глядя то на Еву, то на палочку у неё в руках.       — Ну да, — неуверенно сказала Хейг, которую странная реакция женщины напрягла.       — Дай-ка взглянуть! — Одри протянула руку, но Ева сказала:       — Она обжигает любого другого человека, кроме меня.       — Блин, точно! — женщина опустила руку. — Я забыла об этом. Но ты всё же не совсем права. Она обжигает не любого человека, а только того, в ком нет крови ругару.       Ева тупо смотрела в лицо женщины, осознавая только что озвученную ею мысль.       — Чего-о? — протянула она, выпрямляясь.       — Ага-а, — так же протянула Одри, слабо улыбаясь. — Тебя, например, она не может обжечь. Иннанель она бы не обожгла. И её папу, твоего дедушку, Гэбриела Дэреш, она бы тоже не обожгла.       Ева не могла поверить в сказанное.       — Вы шутите! — проговорила она, но та лишь покачала головой.       — Нет, Ева, не шучу, — сказала она. — О таких вещах не шутят. Твой дед был последним ругару в своём роде, Иннанель часто говорила об этом, да и мне однажды даже удалось это увидеть собственными глазами. Ты ведь помнишь, кто такие ругару?       — Типа оборотни, — отмахнулась девушка, пожирая ту глазами.       — Оборотни обращаются с полной луной, но ругару делают это по собственной воле, — поправила её Одри.       — Так вы хотите сказать... что мама тоже была ругару? — с сомнением проговорила Ева.       — Нет, конечно, она не была. Мистер Дэреш женился на миссис Дэреш, обычной волшебнице, а в этом случае гены ругару передаются только по мужской линии, и то не всегда. Иннанель их, конечно, не получила. Как и ты, разумеется.       — А если бы у меня был мальчик? — тут же спросила Ева.       — Нет, он был бы обычным волшебником, — покачала головой Одри. — Он бы тоже не получил этих генов.       Ева перевела взгляд к окну в поезде, в котором стремительно сменялся пейзаж, стараясь переварить вывалившуюся информацию.       — В Румынии раньше была целая колония ругару, — продолжила женщина, тоже глядя в окно. — Возможно, они находятся там и сейчас, но мы это не узнаем. Как только Гэбриел Дэреш женился на миссис Дэреш, его изгнали из стаи и больше он никогда их всех не видел. Если ругару изгоняют, он никогда не находит дорогу домой. Но мистер Дэреш всегда говорил, что не жалеет. Он очень любил свою жену и дочь.       Ева громко выдохнула и откинулась на кушетке, пытаясь переварить всю информацию. Ну и ну! Кто бы вообще мог подумать, что у неё такое необычное родство.       — Я надеюсь, у моего отца и братьев Маллиган нет никакого родства с этими ругару? — поинтересовалась девушка, сжимая палочку.       — Нет, насколько я знаю, — ответила Одри. — Ни у меня, ни у Айзекса. Да и ни у кого из твоего ближайшего окружения.       — Это хорошо, — проговорила Ева, закрывая глаза.       По крайней мере она может быть спокойна за то, что никто не сможет воспользоваться палочкой против её воли.       Дорога была неимоверно долгой, но разговоры с женщиной скрашивали эту поездку. Одри оказалась похожей на девочку не только внешне, но и внутренне, и от этого иногда Еве казалось, что она общается со слегка фриковатым подростком. Брюнетка сидела на своей полке в позе лотоса и, активно жестикулируя, рассказывала Еве байки из своей молодости, а та не смогла сдержать слабой улыбки. Да, Ева всё ещё не могла доверять этому человеку, помня последние предупреждения бабушки и Джорджа, но всё же чувствовала некоторую симпатию к этой странной волшебнице, ведь несмотря ни на что, рассказы её были очень захватывающими.       Ева узнала, что они долгое время были в Египте, где и познакомились с Биллом Уизли, у которого были на свадьбе этим летом. Также они были и в Японии, в которую сейчас направлялись: Сайлагх отправила их туда защитить древнего японского духа, который имел облик зонтика с одним глазом. Девушка слушала, слушала, пока ей не захотелось задать свои вопросы.       — Расскажите мне про мою маму, — сказала она, отхлебнув из третьей чашки чая. — Я не очень давно узнала, что Сириус Блэк был влюблен в мою маму. Вы же знали его? Он учился с вами в одно время.       — Конечно, знаю, — протянула Одри. — Ох и бабник он был...       — В самом деле? — улыбнулась Ева.       — Ещё каким! — в подтверждение своих слов женщина закивала. — Мы с Айзексом всё боялись, что нас однажды снесет волной девичьих слез по этому сердцееду!       Девушка с улыбкой покачала головой. Она подозревала, что её названный отец в молодости был далеко не пай-мальчиком. Будь кто-то другой на его месте, Ева бы наверняка осудила бы такое поведение, но привязанность к Сириусу была настолько сильна, что девушка могла простить ему даже бурную молодость.       — Вот и Элли он в своё время разбил сердечко, — глядя на дно бокала без улыбки проговорила Одри.       Сначала Ева растерялась, но затем до неё дошло, что женщина имеет в виду её маму Иннанель.       И улыбка тотчас пропала с её лица.       — Сириус разбил сердце маме? — тихо спросила Ева, сжимая бокал, а женщина кивнула, на неё не глядя.       — Они встречались, наверное, около года, с середины шестого курса. Сириус всегда относился к девушкам довольно-таки потребительски, но когда он сошелся с Иннанель, его буйный нрав немного приутих. Таким окрыленным его, наверное, никогда не видели, ни до, ни после. Я слышала, как учителя поговаривали, что хоть кто-то имеет влияние на негодника Блэка, а девчонки готовы были в волосы Элли вцепиться за то, что она была так непозволительно счастлива с ним. Но в конце концов все просто свыклись с мыслью, что бесполезно пытаться к ним лезть, и тут ничего не исправить. И стоило этому произойти, как в середине седьмого курса они внезапно разошлись! Вся школа только об этом и гремела, Хогвартс заполнил рой жужжащих пчел, которым непременно нужно было выяснить, по какой причине произошел этот внезапный разрыв.       — И по какой же? — спросила Ева, от волнения забывая, как правильно дышать.       — Никто так и не знает, хотя слухов ходило много, — вздохнув, ответила Одри. — Мы на тот момент не общались еще с Элли, но как раз нам как-то пришлось утешать её. Но даже после того, как мы стали друзьями, она никогда не рассказывала, что произошло, и имя Сириуса было под строжайшим табу. А я не хотела спрашивать у неё о том, что причинило ей так много боли.       — Но что говорили в школе?       — Разное. Самыми адекватными версиями было то, что Сириус ей изменил с кем-то, и это было куда больше похоже на правду. Мы знали Элли довольно-таки неплохо... Украдкой за ней следили, так что знали наверняка, что произошедшее глубоко на ней отразилось. Сириус, конечно, вернулся к своим похождениям, но и он отчасти стал другим. Что бы там между ними ни произошло, больно было каждому.       Ева вздохнула, отведя взгляд в окно. Очередные загадки всплывают, стоит ей глубже копнуть в прошлое, а ответов на них слишком мало!       — Но она всё же сошлась с отцом, — заметила Ева.       — Да, — подтвердила Одри. — Джи поддержал её тогда, когда она в этом нуждалась, и постепенно это переросло в нечто большее.       — А моя мама его действительно любила?       Этот вопрос давно не давал Еве покоя ещё с тех самых пор, как её отец обвинил Иннанель в неверности. Она глубоко вздохнула ещё раз, на мгновение смежив веки, а затем сказала, не дав Одри ответить на свой вопрос:       — Когда я виделась с отцом в последний раз... он сказал, что Иннанель, то есть мама, была ему неверна. И что именно Сириус виноват в этом.       Возможно, волшебница умела очень хорошо притворяться, но Еве казалось, что озвученное ею лишило женщину дара речи. Она так и замерла, не поднеся к губам чашку чая, а после, отхлебнув, задумчиво посмотрела в окно.       — Интересно, — медленно протянула женщина. — Возможно ли это?       — Возможно что? — спросила Ева.       — Я неплохо знала Элли и никогда бы не подумала, что она могла бы пойти на измену. Но также я знаю, что друзья не всегда понимают истинную сущность их близкого друга. Могла ли я ошибаться насчет неё? Да, вполне могла. Но мне хочется думать, что это не так.       Одри допила чай и окончательно отставила чашку.       — Возможно, именно эта истина, о которой нам говорила бабуля, и должна изменить что-то в Элайдже, — добавила она. — Я чувствую, что когда мы узнаем, что с ними произошло, то сможем понять, как нам поступить с другом, сошедшим со светлого пути.       Ева промолчала на эти слова, думая, что в этом Одри права. Хейг тоже считала, что приоткрыть завесу тайны её родителей самый верный путь понять в том, что происходит сейчас.       Возможно, именно это являлось главной недостающей деталью мозаики, в которой девушка погрязла по самую макушку.