Вечность

      Ева провела в доме Маллиган с конца октября по начало января. Девушка и не подозревала, что даже Новый год она встретила в том злополучном доме, но это уже не имело большого значения. Она была больше чем уверена, что никогда туда не вернется.       В кочевой стае, где она провела уже несколько дней, «волки» праздновали наступление нового года неделями. Об этом ей рассказала Илинка у огромного волшебного костра, где собралась вся её стая. Все по очереди подбегали к кострищу и кидали в него волшебные травы, после чего огонь окрашивался в какой-либо цвет, а огненные кентавры, эльфы, дриады и фавны на мгновение выпрыгивали из языков пламени и разбегались в разные стороны, веселя и пугая маленьких детей, и так же испарялись с последними искорками в ночной тьме. Илинка объяснила, что сжигание этих трав символизирует отречение от совершенных грехов. Ева сидела поодаль, наблюдая за танцующими под барабанную мелодию, сидящими на влажных бревнах ругару вокруг костра. Эти люди внешне ничем не отличались от обычных, разве что были все похожими друг на друга: темноволосые и черноглазые со смуглой кожей, будто все были одной большой семьей.       — Мы единственная стая, которая принимает заблудших волков, — пояснила Илинка, не отвлекаясь от вязания, — у нас тут сборная солянка, так сказать. Основной костяк, конечно, состоит из моих очень дальних кровных родственников, но нам не жалко принять лишние четыре лапы, — она засмеялась. — У нас тут и стаи, которые выродились и им не осталось ничего другого, кроме как примкнуть к нам, изгои и даже те, кто совершил преступление. А есть и редких королевских кровей! — женщина кивком указала на сидящих поодаль двойняшек — юношу и девушку — с длинными белоснежными волосами и прозрачными, будто слепыми глазами.       Ева кивнула в знак согласия и отвернулась, снова глядя на костер, за которым ей нравилось наблюдать гораздо больше. Сейчас она думала о том, как сильно изменилась с тех пор, как получила то проклятие в Отделе тайн. В данный момент её положение было, казалось, хуже некуда, но вот она стоит здесь, а не лежит, свернувшись калачиком, и жалеет себя. Несмотря на всё произошедшее, надежда до сих пор теплилась в ней.       Хейг думала так.       Если бы отец насовсем забрал магию, это точно не позволило бы Еве совершить тот ритуал вместе с Айзексами, где как раз и требовалась её магическая сила. Потеря магии как таковой противоречила Непреложному обету, который Хейг теперь наверняка должна совершить, а значит, девушка пала бы замертво еще в том доме. Но она все ещё жива, и соглашение до сих пор действует, а это означает только одно.       Магия всё ещё в ней, где-то глубоко внутри. И её можно вернуть.       В подтверждение этого Ева вновь увидела призрак Сириуса за костром, но стоило сфокусироваться на нём, как он растаял в теплом воздухе.       — О чем беседу ведете, волчицы?       Из темноты выпрыгнул такой же темноволосый и черноглазый юноша и приземлился между собеседницами, заставив потесниться.       — Тома! — разбушевалась Илинка, отвесив подзатыльник младшему брату. — Кобель!       — Су-учка, — почти любовно пропел парень и, повернувшись к Еве, сверкнул белоснежными зубами. — Как жизнь, Белячок? Осваиваешься в нашей дыре?       Ева на мгновение потерялась, услышав это прозвище, но от замешательства её спасла Илинка.       — Отстань от Евы! — строго сказала она, угрожающе направив спицы на брата.       — Да что я сделал-то? — прикинувшись оскорбленным, спросил Тома. — Скажи ей, Ева! Я же тебе не надоедаю?       А взгляд лукавый-лукавый.       Хейг хмыкнула.       — Я пока не определилась с этим, — сказала она, потирая замерзшие руки и пряча пальцы в рукавах, — но если ты принесешь мне чего-нибудь горячего, я буду благодарна.       — Ты не пожалеешь! — Тома тут же соскочил с места и вихрем унесся прочь.       — Мне тоже принеси! — крикнула ему Илинка вдогонку, но того было уже не остановить. — Просто ужас какой-то с ним! — пожаловалась она, обратившись к Еве. — Странно, что он вообще в волка превращается, а не в лису — с самого детства у меня с ним сладу нет!       — Он мне плохим не показался, — отозвалась Хейг, вернув спокойный взгляд в костру. — А уж по-настоящему плохих людей я повидала.       — Он добрый до жути, но хитрец тот ещё! — вздохнула Илинка, откладывая свое вязание в сторону. — Уж очень он свободолюбивый к тому же, плохо это. Я боюсь, что он оторвется от стаи, а волк, который отдалился от стаи, назад дорогу назад никогда не найдет!       Ева припомнила, что нечто подобное уже слышала.       — Что это значит? — поинтересовалась она. — Я уже слышала однажды это выражение, но что оно подразумевает?       — Да то и подразумевает, — сказала молодая женщина. — Коли ушедший ругару решил найти стаю, которую однажды покинул, то как бы долго и упорно он ни пытался их найти — не бывать этому. А когда ругару покидает своих, то сразу забывает семью, но семья, — Илинка запнулась, взглянув в сторону брата, который неподалеку что-то втолковывал двум девушкам у огромного котла, — не забывает его никогда.       Повисло неприятное молчание. Ева поняла, что их разговор затронул какую-то болезненную для молодой ругару тему, а потому она не спешила продолжать говорить.       — Наш отец так однажды ушел из стаи, — неожиданно тихо сказала Илинка, — и это разбило сердце маме. С тех пор мы с Томой сами по себе.       Повисла неприятная пауза.       — Мне очень жаль, — так же тихо сказала Хейг, смежив веки. — Это ужасно.       — Мне кажется, что Тома хочет уйти, чтобы найти его. Я ужасно этого боюсь.       Ева держала какое-то время глаза открытыми, испытывая смешанные ощущения от услышанного, а потом сказала:       — Если он всё-таки решится, уходи с ним.       Хейг почувствовала на себе острый взгляд ругару, а потому опустила лицо в ладони, не желая, чтобы кто-то разгадал её эмоции.       — Почему? — спросила Илинка.       Ева не отвечала, борясь с обуревающими её чувствами. Она не была уверена, что имеет право советовать кому-то что-либо, особенно в вопросах, касающихся семьи, но всё-таки сказала:       — Потому что один он может потерять не только семью, но и самого себя. Не дай ему уйти одному.       Хейг отняла руки от лица и посмотрела прямо на молодую женщину. Её лицо было изумленным.       — Никогда не расставайся с тем, кого любишь, — добавила она.       Илинка не могла вымолвить ни слова, но от ответа её спас Тома, прибежавший с тремя дымящимися кружками.       — А ну-ка подвиньтесь! — возмутился он, снова в наглую садясь между девушками. — Разбирайте!       Молодая женщина с задумчивым выражением лица приняла кружку, а Ева, взяв свою и не заглядывая туда, залпом осушила её, но поперхнулась, из-за чего большая часть осталась на снегу у её ног. Тома расхохотался и принялся хлопать Хейг по спине, жестом и взглядом давая понять обратившим на них внимание, что всё в порядке.       — Это ещё что за гадость? — хрипло возмутилась Ева, брезгливо заглядывая в кружку.       — Волчья кровь, — сквозь слабую улыбку ответила Илинка, и Хейг почувствовала, как к горлу подступает тошнота, и тихонько согнулась пополам.       — Да не блюй ты, это название такое! — весело сказал Тома, последний раз хлопнув девушку по спине. — Это наша ягодно-травяная настойка!       — Какая мерзость, — протянула Ева, борясь с рвотными позывами, — там было что-то склизкое!       — Возможно, гриб, — задумчиво проговорила Илинка, заглядывая в свой бокал. — Эй, не блюй здесь!       В целом, Еве здесь было хорошо.       Эта стая действительно оказалась в основном дружелюбной, и к счастью, ни на какие неприятности девушка не нарвалась за время своего пребывания здесь. Те, кто был расположен к общению, относились к Еве в большей степени сочувственно, а дети, не обладающие магическими способностями, с упоением слушали рассказы девушки о Хогвартсе. Впрочем, большинство взрослых магию не любили, потому в её потере посочувствовать Хейг не могли: кое-кто даже подметил, что произошедшее к лучшему. Еву это несильно задевало, потому она просто пожимала плечами на их слова. Эта стая относится к ней лучше, чем многие знакомые. Так будет ли она лишний раз с ними ссориться?       Хейг много времени проводила на улице по двум причинам. Первая — она наверстывала всё то время, что сидела в заточении, и теперь стены попросту сковывали и пугали. Эти ощущения порой переходили практически в клаустрофобию, из-за чего девушка могла выйти посреди ночи к костру, у которого сидели обычно самые крепкие любители попраздновать пришедший год.       А вторая причина заключалась в том, что Хейг не хотела видеть ноты, присланные ей Редсебом.       За всё это время она так и не притронулась ни к ним, ни к пластинке, которую записали её родители. «Мы» — явно относилось к их маленькой разрушенной семье, Ева прекрасно это понимала, но слышать этого не хотелось. Та семья, которую представляли её родители, когда были молодыми, давно уже не существует, а потому Хейг и не хотела слышать эту утопию и проникаться чувствами к несуществующему, пусть этого желал от неё Маллиган.       Ева подолгу ворочалась в кровати, злясь на него за то, что он скинул на неё такую непосильную ношу. Как легко, наверное, совершить всё то, что сделал он вместе с братцем, а потом скинуть все проблемы на неё! Это несправедливо! Она то и дело фыркала себе под нос, вспоминая строчки из его письма, заученные наизусть, ругала и корила, но затем неизменно выдыхала, переворачивалась на спину и, глядя в потолок, понимала, что ведет себя глупо.       Она не чувствовала к нему той злости, которую хотела бы чувствовать. Ева не хотела себе признаваться в том, как на самом деле глубоко её тронуло письмо Маллиган. Хейг сначала решила, что оно — часть хитроумного плана, но потом поняла, что больше не сможет выдавать Редсеба за классического отрицательного персонажа, как бы ей того ни хотелось. Она чувствовала, что эта исповедь — очередная попытка искупить свою вину за совершенное с отцом, но с недавних пор она задалась вопросом, что же Маллиган думает о ней самой? Редсеб сполна описал свои чувства к Элайдже, в том, как он пытался выдать преступление, совершенное им и его братом, за исключительно свою ошибку, чувствовалась и любовь к Иизакки, но что до неё самой?       Хейг не знала, почему для неё это имело важность, но что-то в глубине души давало понять, что покуда она не узнает всю правду, не сможет идти дальше. Эта неразгаданная загадка будет мучить её не меньше, чем те, что уже отгаданы.       Также Ева ждала, когда стаю ругару посетят Айзексы. Она понимала, что теперь это вопрос времени, учитывая, что отец совершил то, чего они так боялись. И в один из ничем не примечательных дней это действительно произошло: Илинка оторвала Еву от разговора с пожилым волком и сказала, что её ищут мужчина с женщиной, в которых нет крови ругару. Хейг мысленно взяла себя в руки и, поднявшись, направилась за молодой женщиной.       — Ты уверена, что это хорошая идея? — ругару выглядела напряженной. — Их запах мне не очень нравится.       — Я ждала их, — ответила Хейг, осторожно спускаясь по углублению.       — Так они твои приятели?       Ева заметила неподалеку два силуэта с зажженными палочками и сказала:       — Нет. Просто у меня к ним должок.       Как Хейг и ожидала, эти люди мало изменились за их разлуку. Айзекс казался таким же, как и прежде: загадочным, с живым взглядом и вполне здоровым, однако Одри, как показалось при освещении, похудела и на её лице не было привычной беспричинной улыбки, которая обычно вводила Еву в заблуждение. Однако в целом и она была прежней.       Зато когда они увидели Еву, их лица изменились. Бесстрастное лицо Делмара будто бы окаменело, а женщина глядела на неё большими глазами, будто не девушку видела перед собой, а призрак во плоти. Хейг это не смутило: она знала, что потеряла за два с лишним месяца около девяти килограмм (хоть и парочку уже успела вернуть благодаря стараниям Илинки), но себе поклялась, что что бы ни услышала, её не выведут из себя слова этой парочки.       Илинка остановилась с факелом в руках и вопросительно взглянула на Еву. Та коротко кивнула, и ругару, смерив строгим взглядом Айзексов, направилась обратно в сопровождении двух мужчин, которые не пускали волшебников в стаю и несли караул.       Наконец, старые знакомые остались наедине.       — Ева, ты... — начала было говорить Одри, но девушка подняла руку, говоря тем самым, что не желает ничего слышать.       — Я хочу начать говорить, — сказала она. — Отец применил против меня своё заклинание, и я действительно лишилась магии. Это означает, что ваша сделка с Сайлагх нарушена, и теперь вам необходимо совершить ритуал, о котором мы говорили, так?       Расстроенная Одри взглянула на супруга, лучше владеющего собой, и Айзекс сказал:       — Да, это так. Но...       — Я не закончила, — снова оборвала Ева и продолжила. — Я пойду с вами и в назначенное время помогу совершить этот ритуал, потому что уже принесла Непреложный обет, но для этого мне нужен способ вернуть магию. Это возможно?       — Мы отправимся к Сайлагх и выясним это, — сказал Делмар.       — Хорошо, — согласилась Ева. — Мне нужно будет с ней поговорить об этом и о многом другом. Но перед тем, как мы отправимся в путь, я хочу сказать несколько вещей. Я совершила ошибку, решив, что, так как я нужна вам живая, вы наверняка выручите меня из беды. Когда я попала к Маллиган, я поняла, что вы хотели, чтобы я узнала их тайны, но то, что произошло там, почти сломило меня, и я готова была покончить с собой. Второго такого раза не будет: больше я не сдамся и буду бороться до самого конца. Я хочу, чтобы все это закончилось.       — Мы тоже этого хотим! — воскликнула Одри, делая шаг навстречу, но Хейг тут же выставила ладонь, не давая женщине приблизиться.       — И ещё одно, — сказала Ева, глядя прямо в глаза пришедшим. — С этого момента я не хочу слышать никаких фальшивых слов в свой адрес. Я не хочу, чтобы со мной вы надевали свои дружелюбные маски, особенно это касается тебя, — Хейг посмотрела на Одри. — Я поняла, что я для вас инструмент для достижения цели, и меня это теперь вполне устраивает. Я сама попала в вашу ловушку — значит я должна с этим справиться. Это не значит, что я буду ставить вам палки в колеса — я просто буду говорить и делать то, что считаю нужным. Вы может и друзья моему отцу, но мне — нет. Мы просто партнеры, у которых есть общее незаконченное дело, а потому личное оставляем при себе. Согласны?       Ева подумала, что Одри сейчас разревется на месте — по крайней мере, такое у неё было лицо, но Айзекс, опустив руку супруге на плечо, сказал за двоих:       — Более чем. Сколько времени на сборы тебе необходимо?       — Около получаса, — ответила Ева. — Мы отправимся к Сайлагх?       — Да, немедленно, — подтвердил мужчина, и Ева, кивнув, отвернулась.       — Ждите здесь, я вернусь, — сказала она и направилась обратно.       В шатер, где она ночевала, она ворвалась с бешено колотящимся сердцем. Несмотря на то, что с Айзексами она держалась более чем хладнокровно, сейчас она буквально сгорала от переполняемых чувств. Хейг раз за разом вспоминала их переменившиеся лица, то, как Одри чуть было не разревелась, и ярость снова начала в ней закипать.       — И как только наглости хватило, — пробормотала девушка, чуть ли не задыхаясь от злости. Она смежила веки, запрокинула голову и глубоко и размеренно задышала, приводя себя в душевное равновесие. Несмотря на то, что сейчас девушка вышла из себя, она всё равно чувствовала гордость за то, что держалась с гостями так по-взрослому. Раньше бы она набросилась на них и начала бы кидать обвинения в предательстве. Теперь же она сумела сдержать свои эмоции в узде, и это было большим скачком в развитии.       — Я молодец, — твердила она самой себе, переодеваясь в вещи, в которых оказалась здесь. — Я с ними со всеми справлюсь!       Ева хотела было отправиться к костру и попрощаться со стаей, которая так хорошо её приняла, но замерла на месте и обернулась.       На кровати лежали пластинка и нотные записи.       Девушку обуревали противоречивые чувства. Всё это время она боролась с собой, не желая из принципа слушать пластинку своих родителей, но сейчас понимала, что наедине она уже вряд ли останется. Делиться с Айзексами работой отца и матери она не хотела совершенно, поэтому здесь и сейчас ей придется пересилить собственное нежелание и сделать это.       Она должна это сделать не потому, что хочет, а потому, что так нужно.       В углу её шатра был старенький проигрыватель, и девушка, установив пластинку на крутящийся диск, поставила тонарм и, сев на пуф рядом, отвернулась от проигрывателя. Ева сложила руки в замок и опустилась на них лбом, закрывая глаза.       Первые мелодии эхом отразились в её голове.

***

      — Ева, ты это куда?       Хейг обернулась, взглянув на Тому, чья хитрая улыбка постепенно блекла. Он посмотрел на её незнакомое пальто, на сверток в крафте, а потом на лицо, а затем всё понял.       Девушку охватило знакомое паршивое чувство.       — Ты что, уходишь? — тихо спросил ругару.       — Да, — просто ответила Ева.       — И ты хотела уйти, даже не попрощавшись? — сурово спросил Тома.       — Как раз именно это я и хотела сделать, — спокойно сказала девушка и сделала шаг к парнишке. — Прощай, Тома. Спасибо, что заботились обо мне с сестрой.       — Но ведь Илинка столько всего для тебя сделала! — возмутился ругару.       — Илинка знала, что я не останусь тут насовсем, — сказала Ева. — И я уже попрощалась с ней. Она всё понимает.       — Но я не понимаю! — Тома развел руки. — Почему ты не можешь остаться здесь? Ведь там тебя ищет отец и хочет убить!       Повисло неприятное молчание.       — Откуда ты это узнал? — спросила Хейг, сощурившись.       — Тот парень, что принес тебя, сказал мне об этом! — осекшись, заявил Тома.       — Врешь, — тихо сказала она. — Никогда бы он такого не сказал незнакомому человеку. И я не говорила. Так откуда ты узнал?       Парень выглядел очень злым за свою несдержанность, но, пересилив себя, выдавил:       — Я прочитал твоё письмо. И да, ладно, прости меня за это! Я просто хотел узнать, кто ты такая!       Хейг хмыкнула, изобразив подобие ухмылки.       — Но ты ничего этим не добился, — равнодушно отозвалась Ева. — Только лишь испортил прощание.       Девушка махнула рукой и, сжав сверток крепче и спрятав свободную руку в карман, направилась прочь, слыша скрип снега под ногами. Но затем Хейг услышала стремительный шаг позади себя и, не успев обернуться, почувствовала, как её схватили за плечо. Сверток Редсеба выпал и рухнул в снег.       — Ты что, не понимаешь, что если уйдешь, то навсегда забудешь про нас? — прошипел Тома, в глазах которого плескалась ярость. — Ты уйдешь, а мы с сестрой будем помнить о тебе! А когда твой отец убьет тебя, мы все это почувствуем! Мы больше не будем чуять твой запах, дура, так мы это и поймем!       — Мне всё равно, — сказала Ева, впрочем, не предпринимая попыток вырваться. — Я была с вами всего лишь две недели, так что мой уход не будет для вас большой трагедией, которую ты пытаешься создать. Ты хочешь заставить меня остаться тут, потому что испытываешь ко мне жалость, но мне твоя и чья-либо жалость не нужна. Мне нужен мой отец.       — Но он хочет тебя убить! — рыкнул молодой ругару, глаза которого вспыхнули янтарным отблеском. — А ты не заслуживаешь этого! Ты классная и добрая, хоть и пытаешься показать обратное! Я это знаю!       Хейг резко вырвала свою руку и так грубо толкнула его, что Тома, не удержав равновесие, рухнул прямо в снег. Он ошеломленно вскинул голову, а Ева сделала шаг к нему.       — Да что ты знаешь обо мне! — прошипела она, сжимая кулаки. — Думаешь, я добрая, да? А я не такая! Я заставляла других людей защищать и умирать за меня, лишь бы только самой выжить! Мужчину, которого любила, я бросила после того, как сказала, что останусь с ним навсегда, а человека, которого ненавидела больше всех других, почти убила своими собственными руками! Но я была бы рада, если бы кто-то другой прикончил их всех, чтобы меня все, наконец, оставили в покое. Ради этого я бы ещё раз сто позволяла себя защищать и бросила бы всех, кого любила! Вот я какая!       Ева замолчала, переводя дух и глядя в по-детски растерянные глаза Томы. Парнишка не спешил подниматься из сугроба, глядя на неё так, словно она на его глазах прикончила человека.       — Ты не такая… — неверующе прошептал он.       — Ты не знаешь, какая я, — выдохнула Ева, сделав шаг назад и опускаясь за своим свертком в сугробе. — Я никого никогда не любила больше, чем саму себя. Я всех вычеркнула из своей жизни, и вас, — Хейг наклонилась, — тоже вычеркну.       Она выпрямилась, скользнув по молодому ругару безынтересным взглядом. Парнишка так и продолжал сидеть в снегу.       — Прощай, Тома, — сказала она и, отвернувшись, побрела прочь, уверенная в том, что на этот раз её точно никто не станет останавливать.       Вдалеке виднелись люди с зажженными волшебными палочками. Это вызвало у девушки приступ отвратительнейшего дежавю. Повеяло ранней осенью, запахом пороха во Вредилках и теплыми объятиями Патрика.       Хейг крепче прижала к груди ноты с пластинкой и на мгновение зажмурилась.       В этот раз она не станет оборачиваться. Слабина — и смерть.