***
Окончательно Хейг очнулась в помещении, в безошибочно узнаваемом японском стиле. Ощущая под собой твердость футона, девушка, сведя пальцы на переносице, села и тут же заметила человека рядом. Маленькая девочка сидела на коленях неподалеку и дремала, свесив голову вниз. Всё в ней — от худобы до черных волосиков, собранных в привычный высокий хвост на макушке, выдавало десятилетнюю Аяно. Именно такой Ева помнила японку при самой первой встрече. Хейг оглянулась по сторонам, пытаясь понять, что её может ожидать в этом испытании. Предыдущее далось слишком легко, но что насчет этого? Ева попыталась представить, что покидает маленькую Кавагучи и движется дальше, и это показалось и в половину не таким тяжелым испытанием, как если бы та была старше. «Что ж, похоже, это испытание будет тоже не особо тяжелым, — подумала Хейг, выбираясь из-под одеяла. — Мне просто надо уйти». Но как только та поднялась, маленькая Аяно вздрогнула и проснулась. И, не успев прийти в себя, тут же хмуро взглянула на Хейг. — Куда собралась? Ева подавила грустный смешок. Даже от взгляда маленькой Кавагучи ей становилось немного не по себе. Машинально Хейг обратила внимание на то, что подле девочки лежит маленькая катана. — Я должна идти, — спокойно сказала Ева. — Кто ты такая? — словно не услышав слов Хейг, спросила Аяно и тоже поднялась с пола. — Я никто, — ответила Хейг. — Абсолютно никто. Это было чем-то новеньким. Прежде все отпечатки душ, принявшие образы близких друзей, безошибочно признавали её, однако Аяно была единственным исключением. Более того, она была меньше и, судя по всему, либо ничего не помнила, либо принадлежала тому времени, когда девочки ещё даже не были знакомы. «Это странно, — подумала Хейг, нахмурившись. — Может, что-то пошло не так?» Но спросить она ни у кого не могла. Зато Кавагучи ответ незнакомки не понравился. — Ты лжешь, — совершенно по-взрослому сказала она, опуская ладонь на катану. Хоть Аяно и была маленькой, Ева всё равно не могла побороть испуга, поскольку знала, что та и в детстве была хороша в своём мастерстве. Впрочем, растерянность Хейг длилась недолго, и она, отреагировав на чистом инстинкте, прохладно проговорила: — Ты что, маньячка? Что за воспитание такое — чуть что, сразу на оружие хвататься? Нависло молчание. Хейг смотрела на девочку и не понимала своих действий, а Аяно от слов незнакомки заметно растерялась и ладонь всё-таки убрала. И взглянула на Еву с куда большим интересом.***
«Где она? Где бабуля?» Девятилетняя Ева готова была разреветься от отчаяния, носясь по безликим коридорам с незаметными перегородками. На пути ей не попадался ни один человек, который мог бы помочь, и донельзя напуганная девочка продолжала носиться по этому лабиринту в надежде обнаружить миссис Блэк. Вот зачем она вышла из комнаты? Ведь бабушка сказала ей тихо посидеть в гостиной, но Еве было так любопытно, что она не выдержала, вышла в коридор и… почти в то же мгновение потерялась. Никогда прежде Ева ещё не была так напугана. Хотя, пожалуй, однажды всё же была… Девочка упрямо замотала головой, прогоняя воспоминания об Африке, и поэтому, заворачивая за угол, не заметила внезапно возникшего препятствия и на всей скорости врезалась. Столкновение было таким мощным, что Ева, не удержав равновесие, рухнула на пол, больно ударившись копчиком о деревянные половицы. Её лоб горел адским пламенем, и Хейг с шипением села на полу, пытаясь разглядеть возникшее препятствие. Каково было её удивление, когда напротив она обнаружила девочку примерно её возраста в том же положении, что и она сама: незнакомка, держась за лоб, с прищуром поглядывала на Еву и выглядела ошеломленной. — Иттай нани? — проворчала она, нахмурившись. — Чего-о? — пролепетала Ева, ничего не поняв. Девочка перед ней неожиданно вскочила на ноги, одарив Хейг таким лютым взглядом, что та просто растерялась. А в следующий момент незнакомка требовательно проговорила: — Иттай дареда?! И вдруг она вынула меч из ножен и наставила острием прямо на Еву. — Котаите! — крикнула она. В обычной ситуации Хейг так бы и осталась сидеть на месте, испуганно глядя на острие этого странного короткого клинка, но сейчас в ней вдруг вспенилась такая отчаянная злость, что она, поднявшись, вызывающе проговорила: — Вы что тут, на всех гостей направляете мечи?! Маньячка! Неожиданно это сработало. Девочка напротив, явно растерявшись, опустила оружие и на очень странном английском проговорила: — Ты чего обзываешься? — Так ты умеешь говорить по-человечески! — воскликнула Ева, разозлившись ещё больше. — Чего ты тогда тут кричала? Незнакомка оскорбилась. — Я говорила на своем родном языке, — с достоинством проговорила она, приподняв подбородок. — А английский, на котором говоришь ты, мой второй язык, и я не обязана говорить на нём в своем доме. А вот кто ты такая и что тут делаешь — это интересный вопрос! Она говорила совсем как взрослая, будто она была хозяйкой, и это заставило гостью заметно стушеваться. — Я — Ева Хейг, — сказала она, стиснув кулаки. — Я тут потерялась и ищу свою бабушку! — Как ты сюда попала? — с явным недоверием спросила девочка. — Да не знаю я, — проворчала Ева, окончательно растерявшись. — Я же сказала, что пришла сюда с бабушкой! Девчонка напротив смотрела на неё так, будто не верила ни одному слову. — Лгунья, — проговорила она, снова опуская ладошку на свой меч. — Чего это я лгунья? — возмутилась Хейг, подбоченившись. — Я же правду сказала! — Никто мне не говорил, что к нам прибудут гости, — гнула своё маленькая японка. — Ты нарушитель! — Никакой я не нарушитель! — простонала Ева. — Как ты не понимаешь! Но вдруг эта самая девчонка так резко замахнулась своим мечом, что бедная Хейг еле-еле успела увернуться, чудом сохраняя шаткое равновесие. — Ты что творишь, дура?! — закричала она, округлив глаза. — Это же не шутки! Но та и ухом не повела. Схватив двумя ручонками свой короткий меч, она снова сделала выпад, и Ева с испуганным криком отскочила. Лезвие вошло в бумажную перегородку, как в масло, и зацепилось за деревянную перекладину. Японка потянула меч на себя, но тот так глубоко засел, что выходить на свободу явно не собирался. А Хейг, увидев это, поднялась с колен и, утирая внезапно хлынувшие от испуга слезы, пробормотала: — Ну, сейчас ты у меня получишь!... И в следующий момент бросилась на обидчицу, снеся её с ног.***
— Мой папа — глава клана Кавагучи, — говорила Аяно, ведя за собой Еву вдоль каменного сада. — У моего папы много врагов, но он самый сильный, поэтому мы никого не боимся. А я должна стать сильнее — достойной своего клана. Хейг посмотрела в спину девочки. «Да, врагов у твоего папы действительно много, — подумала она. — И одни из них решат украсть нас, чтобы ослабить твоего отца. Но у них ничего не выйдет». — Наследником клана станет Санемото, мой младший брат, — продолжала рассказывать Аяно. — Потому что главой клана может быть только мужчина, но мне достанется главная реликвия клана. — А что тогда ты будешь делать? — не удержавшись, спросила Ева. — Это решат мои родители, — спокойно сказала девочка. Хейг не стала ничего отвечать, глядя в спину худенькой маленькой японки. Как и в детстве, несмотря на небольшой рост Аяно казалось внушительной: она всегда манерно выхаживала, приподняв подбородок, но при этом умудрялась не выглядеть нахально и вызывающе. Стоило кому-то из прислуги пройти мимо, как те обязательно останавливались и кланялись маленькой госпоже, на что та каждому отвечала вежливым кивком. Ева уже давно примерно понимала японский менталитет и видела, что сквозь ничего не выражающие лица проступало глубокое уважение. Аяно дома любили, и это чувствовалось невооруженным взглядом. Хейг, заметив подтверждение собственной мысли, подавила неожиданный приступ паршивой ностальгии.***
На следующий день после драки маленькая Ева издалека наблюдает за своей противницей. Маленькая японка, пыхтя от напряжения, тренируется под руководством учителя на деревянном мече: клинок, которым эта сумасшедшая пыталась прикончить Хейг, отобрала у неё взбешенная мать. «Что это за манеры, Аяно?! — в голове машинально всплыл крик разозлившейся миссис Кавагучи. — Разве твой отец учил тебя бросаться с оружием на гостей?!» Девочка по имени Аяно не сказала тогда ни слова, утирая сопливый нос. Под глазом у неё горел синющий фингал: расплата Евы за разбитую губу и порванный свитер. Но тренироваться та всё равно продолжала, стиснув челюсти от злости. Тренировка, судя по всему, давалась не очень хорошо: Хейг понимала это по требовательной интонации учителя, а та злилась ещё больше, пока мужчина не хлопнул в ладони. Аяно прекратила махать мечом, выслушала тираду учителя и, сдерживая эмоции из последних сил, низко поклонилась одновременно с ним. В следующий момент мужчина трансгрессировал, а японка, оказавшись наедине с собой, неожиданно швырнула деревянный меч, и не куда-нибудь, а именно в сторону затаившейся Евы. Та взвизгнула от неожиданности и отскочила: оружие противницы снова порвало бумажную перегородку и оказалось в коридоре. — Ты что творишь?! — возмущенно крикнула Ева, заглядывая в проделанную японкой дыру. — Снова за старое?! Аяно сощурилась, поджав губы. — Снова ты, — процедила та со страшным акцентом. — Опять потерялась? — Нет, я гуляю, — ответила девочка, отодвигая створку. — Бабушка на каком-то очень важном собеседовании с лысым мужчиной. — Это мой отец, — холодно отозвалась Аяно, отворачиваясь. — И вообще, уходи. Тебе тут не место. Ева громко фыркнула и, подняв выброшенный за пределы комнаты меч, зашла внутрь. — Вряд ли ты теперь станешь бросаться на меня, зная, что я тогда была права! — рассудительно заметила девочка, протягивая маленькой Кавагучи её оружие. — Держи свой меч. — Никакой это тебе не меч! — фыркнула Аяно, рывком забирая своё деревянное детище. — Это боккэн. Что бы там ни говорила эта девочка, для Евы это всё равно был деревянный меч. — Боккэн так боккэн, — выставив ладони в примирительном жесте, согласилась Хейг. — Тебе виднее. Аяно промолчала, и Ева, выждав паузу, решила попытать счастье ещё разок. — А где ты будешь учиться? Тут, в Японии? Японка бросила на неё злой взгляд. — Да. — Классно, — протянула Ева, сцепив руки за спиной и оглядывая помещение для тренировок с неподдельным интересом. — А я буду поступать в Хогвартс. Некоторое время висело напряженное молчание. — И что это за Хогвартс такой? — хоть Аяно и пыталась напустить на себя равнодушие, маленькая Ева всё равно распознала любопытство. — Это волшебная школа в Англии! — ответила Хейг, поворачиваясь к ней лицом. — «Хогвартс» переводится как «вепрь». — Что за вепрь такой? — спросила Аяно, нахмурившись. — Это что-то вроде кабана. — То есть, вашу школу назвали в честь свиньи? — по выражению лица японки было видно, что она думает о Хогвартсе. — Нелепость. — Наверняка, этому есть какое-то объяснение! — воскликнула уязвленная Хейг. — Вот я туда поеду учиться и обязательно узнаю! — Удачи, — фыркнула Кавагучи. — А как, интересно, называется твоя школа? — поинтересовалась Ева, подбоченившись. — «Махотокоро». — Что-о? — протянула Ева. — Как ты вообще выговариваешь это название? — Легко и просто, — с достоинством ответила Аяно. — И как оно переводится? — Не знаю, — ответила японка, подрастеряв уверенности. Ева ухмыльнулась. — Наверное, не очень-то лестно с таким-то странным названием, — заметила она, улыбаясь. — Ещё одно слово о моей школе, и тебе не поздоровится, — предупредила японка, опускаясь на корточки перед ящиком для тренировочных мечей. — Ого, так ты уже учишься там? Ты получила письмо? — воскликнула Ева, пропустив мимо ушей угрозу. — Какое ещё письмо? — Ну, вот когда мне исполнится одиннадцать, сова принесет мне письмо о зачислении в Хогвартс, — пояснила девочка, неосознанно садясь на пол неподалеку от Аяно. — Тогда мы с бабушкой отправимся в Косой переулок, купим там всё необходимое, и я уеду в школу на девять месяцев! — В Махотокоро принимают с семи, — ответила Аяно, поворачиваясь к ней лицом и тоже садясь на татами. — Но общежитие нам дают с одиннадцати, а до тех пор я буду возвращаться домой после занятий. — У-у, — протянула Ева, надувшись. — Неплохо! Классно было бы уехать в Хогвартс в семь лет, но у нас так не принято. — А как вы тогда учитесь писать и считать? — спросила растерянная Аяно. — Обучение с семи по одиннадцать — это младшая школа. Это же важно! — Ну, меня бабушка учила, потому что мы с ней постоянно путешествуем, — пожала плечами Ева. — А кто-то нанимает преподавателя на дом, если хочет. Другие же ходят в школу с маглами. — Странное у вас обучение! — заметила Аяно. — Не странное! — воскликнула Ева, вытягивая ноги к лучику света. — Хогвартс — самая лучшая школа на свете! — Откуда ты знаешь, что она лучшая, если ты там никогда не была? — ехидно спросила японка. — Я просто… знаю, — проговорила Хейг, разглядывая свои изумрудные туфельки. — Знаю. Вот когда поступлю на Слизерин... тогда и удостоверюсь. — Что такое Слизерин? Ева подняла взгляд на девочку. — Это один из четырех факультетов в моей школе, — ответила она. — Слизерин, Гриффиндор, Когтевран и Пуффендуй. Учеников туда распределяет волшебная шляпа в зависимости от того, какие качества заложены в человеке. — И что за качества нужны в Слизерине? — спросила Аяно, подтянув ноги под себя. — Ну… вроде как ум, хитрость и амбициозность. — На тебя не похоже! — хмыкнула японка, явно надеясь своими словами задеть гостью, но та только опустила взгляд. Выглядела она расстроенной. — Мне даже бабушка так говорит, — тихо сказала она. — Но я всё равно пойду на Слизерин, даже если шляпа скажет, что мне место на другом факультете. — Почему? Ева не отвечала, постукивая носками туфель друг о друга, а потом вяло улыбнулась. — Там учились бабуля и мой папа, — ответила она, мотнув головой. — Так что и мне надо попасть именно туда. Аяно сощурилась, и Ева поняла, что та отметила перемену в её голосе. — Почему тогда ты путешествуешь со своей бабушкой? — спросила японка. — Разве ты не должна быть со своим отцом? Улыбка стекла с лица маленькой Хейг, и она, резво вскочив на ноги, сказала: — Он просто очень далеко. И я не думаю, что когда-нибудь ещё его увижу. Ева отвернулась, думая о том, что не смогла убедительно изобразить невозмутимость и теперь эта девчонка поняла всё, что творится у неё на душе. Всю боль и обиду, адресованную родному отцу, который поклялся убить ни в чем не повинную дочь.***
Ева среди семьи Кавагучи — словно белая ворона. Оказывается, у маленькой Аяно важная церемония: в торжественной обстановке мистер Кавагучи должен был вручить ей главную семейную реликвию — катану «Тсумэ», название которой, как знала Ева, переводится как «коготь». Хейг, сидящая на коленях где-то в отдалении от всей «семьи», наблюдала, как высокий лысый мужчина вверяет маленькой и взволнованной Аяно знакомый клинок — им семнадцатилетняя Аяно защищала Еву от напавших на Хогвартс Пожирателей смерти, а затем, через несколько месяцев, с ним в руках она и погибла, пытаясь защитить подругу от Маллиганов. Блондинка глядела в суровое лицо Кавагучи Торанаги, в восхищённое — маленькой Аяно, в спокойное — Ясмин Шаффик, сидящей в первых рядах и внимательно наблюдающей за дочерью, и чувствовала совершенно незнакомое ей отвращение. Её раздражало всё: начиная от приглушенного света в помещении, заканчивая лишенными эмоций лицами японцев, выражающих глубокую привязанность к главенствующей над ними семьей, включая маленькую Аяно. Все они считали великой честью для неё — унаследование оружия, предназначение которого — лишать жизни других людей. Это было огромным поводом для гордости всему клану, когда оружие переходит от главы к наследнику. Ева же считала это сумасшествием. Поэтому, не вынеся глодающих эмоций, она поднялась с колен и молча покинула церемонию. На неё никто не обратил внимания.***
Маленькая Ева тряслась, будто в страшной лихорадке. Вокруг было темно и ничего не видно, и из-за этого она забилась калачиком в угол, стиснув кулачки в напряжении. Каждую секунду она боялась, что сейчас откроется дверь и её снова куда-то заберут или причинят боль. Девочка прислушивалась к малейшему шороху вокруг, к голосам, которые могли бы прозвучать за дверью, и боялась самого страшного: что в этом мог быть замешан её отец. Что сейчас откроется эта самая дверь и в помещение войдет высокий мужчина с двумя шрамами на лице. И дверь действительно открылась. Ева тихонько заскулила, когда на неё упал яркий свет, но вошедшим был не тот, кого она боялась: эти мужчины были невысокого роста, и говорили на непонятном ей японском языке. Сама Хейг их мало интересовала, в отличии от того странного свертка, который они тащили вдвоем. — Бакемоно! — крикнул один из них и бросил сверток в сторону Евы. Та вскрикнула и попятилась, а затем, когда сверток застонал и зашевелился, поняла, что внутри был человек. И ей стало куда страшнее. Мужчины направились к выходу, громко переругиваясь между собой, но Ева, прислушивающаяся к каждому непонятному слову в этой речи, четко услышала фамилию «Кавагучи». Догадка пронзила её сознание. Хейг опасливо подползла к маленькому «свертку» и коснулась его. В следующий момент руку её пронзила острая боль, и она с криком отшатнулась, решив, что ошиблась и случайно коснулась собаки, которая вонзила в неё свои зубы. Но эта собака вполне по-человечески вдруг заговорила. Со странным, но знакомым акцентом. — Это ты, Хейг? — Я, — всхлипнула Ева, прижимая ладонь к груди. — Ты чего кусаешься, дура? — Что ты здесь делаешь? — проигнорировав вопрос, спросила Аяно странным изнеможённым голосом. — Они меня тоже схватили, — сказала Ева, предприняв новую попытку приблизиться. — Ты можешь встать? Японка закряхтела в темноте, пытаясь подняться, но вышло у неё не очень хорошо. Хейг наощупь схватилась за её плечо и попробовала помочь, но та только перевернулась на спину и осталась лежать. — Что произошло? — тихо спросила Хейг. — Кто эти люди? — Семья «Токимура», — ответила Аяно. — Это враги моего отца. — Что они с тобой сделали? — тихо спросила Ева. — Я пыталась драться, но… Маленькая Кавагучи замолчала, и Ева поняла, что та не преуспела. Всё правильно: даже если Аяно и была сильна в своем искусстве, против взрослых воинов была бессильна. И это было ясно с самого начала. — Почему они схватили тебя? — спросила вдруг японка. — Ты не часть моей семьи. Ева промолчала. Бабушка предупреждала, чтобы та никому ничего не рассказывала. — Мой папа преступник и он в волшебной тюрьме, — тихо ответила маленькая Хейг. — Может быть… они как-то связались с ним? — Как они могли с ним связаться, если он в тюрьме? — спросила Аяно после недолгого молчания. — И зачем ему ты? — Я не знаю, — соврала Ева, снова забиваясь в уголок. — Но это уже не так важно. Нас всё равно уже схватили. Ева не знала, сколько времени они с Аяно провели в заточении — ощущалось это как не менее чем несколько дней. Периодически появлялись тюремщики с едой. В такие моменты слабый свет падал на японку, и тогда Хейг видела лицо, опухшее от побоев. Лишь на мгновение: в следующее мгновение та вскакивала и пыталась драться с тюремщиками голыми руками, за что жестоко расплачивалась. В такие моменты Хейг, зажав руками уши и жмурясь, пыталась отгородиться от звуков удара и криков, полных боли. Неизменным было одно: кричащие японцы отшвыривали обессиленную Кавагучи, кидали половину буханки хлеба на двоих и с громкой руганью покидали помещение, плотно закрывая за собой дверь. Аяно в те моменты оставалась неподвижно лежать на полу, и Ева ужасно боялась, что та могла погибнуть, но всякий раз слышала сопение или шмыганье носом, и тогда облегчение заполоняло мысли. После очередного такого избиения Ева не выдержала и спросила: — Зачем ты постоянно пытаешься с ними драться? Ты же знаешь, что не победишь. Они сильнее тебя. И Аяно ответила: — Потому что я — Кавагучи Аяно. Я не опозорю семью поражением. — Но ты постоянно проигрываешь. Маленькая Кавагучи застонала и зашевелилась; Хейг поняла, что та снова пытается подняться, и поползла к ней на выручку. — Я проиграю, только если не продолжу пытаться или умру, — прохрипела японка. — Но этого не произойдет. Хорошо, что в темноте Аяно не видела её лица. Ева поджала губы и отвернула голову, ощутив вдруг огромное отвращение к самой себе и… самую кроху к этой бесстрашной японке.***
Небо здесь было совершенно неестественного желто-зеленого цвета, а воздух — тяжелым и холодным. Именно об этом и старалась думать Ева под напором беспощадного ветра на террасе внутреннего сада дома Кавагучи. По каким-то неясным признакам ощущалось, что день постепенно убывает, а это означало только одно: Хейг пора уходить отсюда. И как можно скорее. И только она готова была отправиться за скрипкой, как позади раздался голос: — Вы ушли с церемонии моей дочери в самый важный момент. Ева оглянулась и столкнулась взглядом с чужим на неэмоциональном лице Кавагучи Торанаги. Высокий японец предстал перед ней в своём торжественном наряде: просторных белых штанах хакама, в такой же белой накрахмаленной рубашке-кимоно и в красном хаори поверх этого одеяния. Ситуация становилась всё более странной. Мало того, что в предыдущих испытаниях Евы не было посторонних людей, которые точно не оставили бы на её душе никакого отпечатка, так ещё и один из людей обращался к ней напрямую. Хейг начала напрягаться. Может, она уже попала в лимб? Но никаких особых ощущений она не испытывала. Всё казалось ровно таким же, как и прежде. — Что вы от меня хотите? — на всякий случай спросила девушка. — Почему вы покинули церемонию? — снова спросил мужчина. Ева сощурилась. — Потому что считаю эту церемонию отвратительной, — ответила она, наконец, полностью поворачиваясь к мужчине. — Это надругательство над ребенком, а не почести. Казалось, мистера Кавагучи ничто не могло вывести из равновесия в этом мире: ни один мускул на его лице не дрогнул. — Ваши слова полны жестокости и лицемерия, — ответил он. — Большая жестокость — делать из дочери убийцу, — отозвалась Хейг. — Вы разрушаете её душу собственными руками и поощряете за то, что она опускается во тьму. И однажды поплатитесь за это. — Вы так же считали, когда дочь защитила вас в Хогвартсе от младшего Маллигана? — неожиданно спросил он. Ева так опешила от его слов, что неосознанно сделала шаг назад. — Что вы сейчас сказали? — спросила она внезапно пересохшими губами. — Вы слышали, — сказал мистер Кавагучи, делая шаг к ней. — Вы были так же против, когда она спасла вас? Или в любые другие разы, когда она выручала вас? Хейг не могла ответить на вопрос, потому как отец Аяно попал в самую суть её душевных терзаний: ведь когда умерла бабушка, Ева долго не могла свыкнуться с мыслью, что этого могло не произойти, если бы Аяно убила Иизакки. Но затем она вспомнила слова Сириуса на пустынной и бесконечной дороге. — Все рано или поздно умирают, — пересилив собственные размышления, выдавила она. — Что бы ни сделала тогда Аяно, бабуля всё равно умерла бы в ближайшее время. — Хоть вы так говорите, вы до конца в это не верите, — проницательно заметил мужчина. — Вся правда в том, что моя дочь всегда видела в вас сестру и любила, как члена семьи. А вы не отвечали ей тем же долгие годы, воротя от неё нос. Раньше Ева отрицала бы, но сейчас понимала, что японец прав, и даже не пыталась защищаться. — Аяно погибнет, — тихо сказала Ева, опустив голову. — Погибнет, потому что в очередной раз попытается защитить меня. И вы думаете, что после этого я смела хоть на секунду отпустить вину за её гибель? Она взглянула на мужчину, но даже в такой ситуации он оставался непоколебимо спокоен, будто и вовсе не слышал сказанного. — Я не сомневаюсь, что вы винили себя в этом, — сказал тот. — Но как вы и сказали, все люди когда-нибудь умирают. — Это же ваша дочь, — не выдержала Ева. — Как вы можете говорить такие вещи? — Если моя дочь погибнет в бою, значит, она погибнет как настоящий воин, — не моргнув и глазом, сказал мужчина, — и я буду горд за неё. — Мне это противно, — ответила Ева. — Меня отвращают ваш менталитет и методы воспитания. А ещё больше — ваше равнодушие к смерти собственной дочери. — Не более, чем меня — ваша зависть к ней. Хейг нахмурилась, решив, что ослышалась. — О какой зависти вы говорите? — О вашей, — ответил мистер Кавагучи, делая шаг навстречу. — К тому образу жизни, который она ведет, — с каждым предложением он делал шаг к Еве, а та отступала. — К тому, как она способна самостоятельно защитить себя и близких в отличии от вас. К тому, как её за трудолюбие уважает каждый член нашей семьи. К тому, чего у вас никогда не было — полноценной семьи. Хейг остановилась между террасой и садом, к которому уже долгие годы не прикасалась рука человека. Ева обернулась к нему, избегая лица мужчины, с непоколебимой уверенностью выбросив на поверхность самые отвратительные мысли, посещающие её на самой границе сознания. — Вы покинули эту церемонию не столько из-за отвращения к происходящему, сколько из-за зависти, — продолжал мужчина. — Ведь никто никогда не смотрел на вас так, как смотрели на неё в тот самый момент. Возможно, вы старались отбросить эти мысли, но все эти годы продолжали отталкивать её, потому как в глубине души понимали, что Аяно затмевает вас. Вас отвращало её поклонение миссис Блэк и вам, но в мыслях вы думали о том, что даже с таким подобострастным отношением она всё равно выглядит достойнее вас. Вы завидовали ей все эти годы. И это не делает вам чести после всего происходящего. Ева прикрыла глаза, словно хотела больше всего на свете очутиться где-то очень далеко от этого места и никогда не слышать того, что было сказано. — В упорстве Аяно не отнимать, — тихо ответила девушка. — Она с такой же настойчивостью пыталась прикончить меня в первую встречу, с каким все последующие годы — добиться моего расположения. Пусть так, — выдохнула она, переводя взгляд на мужчину. — Пусть так, как вы говорите — я не буду отрицать: эти мысли имели место быть, и я долгое время не могла с этим справиться. Я отталкивала её, считая, что мы разные и не сможем подружиться, но вы не хуже меня знаете вашу дочь. Рано или поздно каждый человек сдается под её напором. Я тоже в какой-то момент сдалась. И ни на секунду не пожалела. Ева накрыла щеки ладонями и выдавила болезненную улыбку. — Разве что в тот момент, когда её убили на моих глазах. Руки девушки безвольно опустились, но она так и продолжила стоять, понурив голову. — Презирайте, сколько хотите, — тихо сказала она, не взглянув на Кавагучи. — Мне плевать на ваше мнение. Хейг отвернулась, стиснув кулаки, и направилась прочь по коридору, намереваясь немедленно покинуть это место. Остановить её больше никто не пытался.***
Спасение к двум пленницам пришло тогда, когда этого совершенно не ожидаешь: раздался громкий хлопок, и сквозь сон Ева вскрикнула от испуга. Первой мелькнувшей мыслью было то, что Хейг не услышала, как тюремщики вошли к пленницам. Неосознанно она крепче сжала Аяно, с которой уснула в обнимку, спасаясь от холода, но как только её коснулись удивительно морщинистые, но теплые руки, девочка сразу поняла, что это не японцы. — Люмос. Волшебная палочка осветила лицо миссис Блэк, и за одно лишь мгновение Ева увидела весь испуг, бледность и усталость на лице бабушки. — Бабуля! — воскликнула Хейг, оторвавшись от японки. Миссис Блэк крепко обняла внучку, но в то же мгновение отстранила. — Вы целы? — быстро спросила она, оглядывая взглядом девочек. За дверью, откуда обычно приходили похитители, слышались какие-то крики и хлопки, и пожилая женщина мельком взглянула туда. — Сейчас мы будем трансгрессировать, — нервно сказала она. — Крепко держитесь за меня! Но не успели девочки схватиться на колдунью, как дверь распахнулась и в неё влетели двое мужчин с настоящими катанами. С возгласами на незнакомом языке они бросились к миссис Блэк, но та, не замедлившись, послала струю зеленого заклинания самому ближнему похитителю. Тот в ту же секунду замертво рухнул, но второй, перепрыгнув через товарища, замахнулся оружием на женщину. Она отскочила и ответила заклинанием. Однако японец сделал странный выпад, и струя зеленого цвета разбилась о клинок и растворилась в воздухе. Ева ясно видела мгновение растерянности на лице миссис Блэк, и это мгновение стоило дорого: новый замах катаной лишил её волшебной палочки, но та с болезненным криком сумела увернуться, сжимая окровавленное предплечье. В этот-то момент и случилось неожиданное. Аяно, до этого хищно наблюдающая за сражением, вдруг сорвалась с места, схватила катану растянувшегося на полу похитителя и с боевым кличем замахнулась на противника со спины. То ли потому, что она нетвердо держалась на ногах после многочисленных побоев, то ли чужая катана была для неё слишком велика, но Кавагучи споткнулась, и лезвие прошлось по ноге мужчины. Тот вскрикнул, от неожиданности выронив оружие, но устоял на ногах. А миссис Блэк не стала медлить. Схватив японский меч, она без сомнений вонзила его в грудь противника. Тот вздрогнул и замер, словно ни телом, ни сознанием никак не мог поверить во внезапное поражение. И чтобы оно оставалось таким наверняка, пожилая женщина резво вынула катану и вновь вонзила её в горло, будто подобным она только и занималась всю жизнь. Похититель захрипел и рухнул на пол, заливая его кровью. И больше не шевелился. Ровно мгновение в воздухе витало напряженное молчание. Ева, которая была не в силах пошевелиться, во все глаза глядела на маленькую девочку и пожилую женщину, которые так непоколебимо разделались с другим человеком, и не могла поверить в то, чему стала свидетелем. Они одновременно обернулась, а в голове у Евы пронеслось одно единственное слово. Убийцы. Они обе стали убийцами.***
Хейг успела только опуститься к скрипке, чтобы проверить, как вдруг перегородка в комнату раскрылась. Ева не глядя поняла, кто пожаловал. — Куда ты пропала? — требовательно спросила Аяно, входя внутрь. — Мне пора уходить, — сказала девушка, не глядя в её сторону. Ева сама не понимала, почему не может смотреть в глаза маленькой девочке. После сказанного мистером Кавагучи ей казалось, что все мысли, терзавшие когда-то, обязательно отразятся на лице, стоит только взглянуть на Аяно. Поэтому Хейг хотела как можно скорее сбежать отсюда и не смотреть, лишь бы не выдать того, что могло бы задеть её маленькую подругу. Пусть даже та ещё не знакома с ней. Девушка защелкнула футляр, поправила куртку Сириуса и, глядя куда угодно, но не на саму Аяно, решительно направилась прочь. Девочка отступила в сторону, но Ева всё равно чувствовала на себе пронзительный взгляд черных глаз. Хейг чувствовала себя как никогда погано, уходя вот так от человека, которого видит живым в последний раз, но всё равно ничего не могла с собой поделать. Если она задержится тут дольше, то эти чувства поглотят её. А этого нельзя было допустить. — За что ты меня так ненавидишь? Ева напоролась на эти слова, будто на нож, внезапно выскочивший в руках любимого человека. — Я никогда не ненавидела тебя, — тихо отозвалась она. — Забудь об этом. — Я противна тебе, — сказала Аяно таким голосом, какого Ева никогда прежде не слышала. Даже в те дни, когда они были в заточении у врагов её отца. — Я вижу это. Иначе бы ты не избегала смотреть на меня. Это было уже слишком. Ева обернулась и захватила маленькую подругу в объятия, крепко-крепко прижимая к себе и опускаясь на колени. Так они стояли какое-то время, и Хейг как могла старалась держать свои эмоции в узде, четко ощущая, как сильно они затягивают её в пучину небытия. — Послушай, — тихо начала она, борясь с собой из последний сил, — очень скоро ты встретишь девочку по имени Ева. Тебе очень захочется с ней подружиться, а потом захочется вернуть дурацкий долг её бабушке за спасение, но ты должна знать только одно — ты не должна делать этого. Ты захочешь поступить в Хогвартс, потому что она хочет, но тебе там не место — в Англии тебя ждет только опасность. Оставайся дома, учись в Японии, найди хороших друзей, которые будут по-настоящему ценить тебя, и забудь эту девочку навсегда. Она принесет тебе только несчастье и разочарование. Ева взяла Аяно за плечи и отстранила от себя, глядя в изумленное лицо девочки. — Ты поняла меня? — спросила она, и та неуверенно кивнула. Хейг, чувствуя, что окончательно исчерпала своё время здесь, не без труда поднялась с колен и отвернулась с ещё большим усилием. Она шла и шла словно во тьме, ощущая себя канатоходцем, который в любой момент может рухнуть в пропасть. Ева всем естеством стремилась к выходу, плохо ощущая собственное тело, но только упорство помогало ей держаться в тонусе. Она чувствовала, что перешла какую-то очень хрупкую и важную грань, которая чуть было не выкинула её в лимб, но не жалела о сказанных словах, в душе и надеясь, и боясь, что эта девочка прислушается к её словам.