***
Её веки никогда в жизни не были такими тяжелыми, а стремление упасть обратно в сон — таким мощным. Сознание безумно медленно возвращалось к девушке, и ей пришлось приложить все усилия для того, чтобы задержаться на этом свете. Пробуждение было невыносимым. — Госпожа Аяно? Она даже прийти в себя не успела, но уже отдалённо услышала знакомый голос. — Пожалуйста, не напрягайтесь, госпожа. Аяно очень пыталась сфокусировать зрение, но в этом не было никакого толка — перед глазами всё равно были лишь неясные пятна. — Не переживайте — ваше зрение повредилось, но оно скоро придёт в норму. Аяно открыла рот и непривычно прохрипела: — Сэн, — горло напоминало наждачную бумагу. — Где?.. — Не переживайте, госпожа Аяно, вы дома, и вы в безопасности, — служанка была где-то рядом, но девушка не могла понять, где именно. — Вы были без сознания несколько дней. Доктор Краб просил уведомить о вашем пробуждении сразу же. Позвольте мне отлучиться? Аяно промолчала, зная, что Сэн и так поймет её ответ. Она слышала шуршание складок её кимоно необычайно остро, будто слух обострился в равновесие ухудшившимся зрению и общему физическому состоянию. А вот хлопок перегородки она услышала уж очень громко. — Наконец-то! Голос был очень знакомым. Дурацкое прозвище «доктор Краб» этому человеку дал её отец ещё в молодости, когда его младший брат воспротивился иметь дела с якудза. Кавагучи Акира, как его тогда звали, нисколько не обиделся и носил эту кличку с честью — как напоминание самому себе, что уж он-то гораздо выше всей этой преступной деятельности. Аяно его обожала даже несмотря на это. — Нет-нет, лучше не двигайся, — почему-то дядя говорил на английском. — Даже не думай этого делать, пока твоё зрение окончательно не вернётся. Она услышала возню где-то очень близко и вздрогнула, когда холодная рука коснулась затылка. — Это нужно выпить. Давай, сразу будет легче говорить. В нос ударил резкий запах, напоминающий смесь мяты и нашатыря, но Аяно покорно выпила всё до последней капли. Горло отозвалось резкой болью, но уже через пару мгновений жгучий ментол принёс ледяное облегчение. — Ты сорвала голос, когда кричала, — продолжал доктор Краб. — Ничего удивительного. Скоро полегчает. — Когда?.. — Аяно прочистила горло. — Когда зрение вернётся? — Сейчас уже должно было стать лучше, но окончательно оно придёт в норму через пару дней, — голос дяди был где-то близко. — Видишь меня сейчас? Девушка посмотрела в упор туда, откуда доносился голос. Она видела силуэт мужчины, которой нависал над ней чуть более чётче, чем раньше, но всё ещё очень плохо. — Смазано. Мужчина издал невесёлый смешок. — Недалеко от реальности. Мысли бились в голове, словно обезумевшие мошки, и Аяно никак не могла прийти в себя, чтобы сформулировать что-то адекватное. Ужасные воспоминания во тьме подсовывали ей самые дикие догадки. Левая рука машинально поползла к ноге, когда вдруг её пальцы перехватили. Девушка успела только нащупать бинты, отчего внутри всё похолодело. — Не стоит, — только лишь сказал дядя Краб, стиснув пальцы, но Аяно всё поняла. Значит, ей не показалось. Помедлив, мужчина продолжил говорить: — Яд был на лезвии, которое ранило твою ногу. Если бы ублюдки не прикончили Хашимото, он бы сумел вытащить его за пару секунд. Но во всей это неразберихе… что ж. Миссис Айзекс спасла тебе жизнь. — Лучше бы я умерла. Собственный голос эхом отразился от стен помещения. Аяно отвернула лицо от дяди, чтобы он не видел выражения её лица, которые она всё равно не могла сейчас контролировать. — И думать об этом забудь, — с необычайной строгостью сказал он. — Это не конец света. Аяно промолчала, поскольку не хотела никого переубеждать. Дядя, который отдалился от их привычных устоев, никогда в полной мере не понял бы, что это для неё значило. — Я поставлю тебе протез, когда твоё тело будет готово к этому, — продолжал доктор Краб. — Восстановишь зрение и форму, затем сможешь вернуться к тренировкам, и… — Где отец? Она спросила это с нескрываемым раздражением, лишь бы дядя перестал говорить о том, что ничего не изменит. — Он в порядке. Ему и твоему брату пришлось покинуть Киото на пару дней, но я уже сообщил о твоём пробуждении. — А мама? Где она? Повисло молчание, от которого неприятные бабочки распустили крылья в её перевязанном животе. Мужчина заговорил на английском. — Брат приказал всем скрывать от тебя правду, но я скажу как есть, моя племянница. Его пальцы коснулись ладони девушки и крепко её сжали. От этого прикосновения по телу Аяно прошёл электрический ток, и за секунду до его слов она уже поняла, что он скажет. — Твоей мамы больше нет. Ясмин не пережила эту бойню. За окном пели птицы, которых Аяно слышала необычно сильно. Дядя молчал, его ладонь оставалась такой же холодной, а пронзительный взгляд Аяно почувствовала даже несмотря на незрячесть. Она прикрыла глаза и отвела голову в сторону, ощущая, как что-то очень горячее волной расходится по всему телу. Лучше бы ей было действительно не просыпаться.***
— Мне кажется, папа мной недоволен. Смуглая женщина выглянула из-за плеча девочки, глядя ей в глаза в отражении зеркала. Аяно отвела взгляд, стесняясь своих слов. — С чего ты так решила? — поинтересовалась она, возвращаясь к иглам и ниткам. Её руками новенькая форма первокурсника подгонялась под очень маленькую Аяно. — Папа наверняка хотел, чтобы я училась в Махотокоро, а не в Хогвартсе. Ясмин странно улыбнулась. — В жизни никогда не происходит всё так, как нам бы того хотелось, — сказала она. — Ты никогда не сможешь оправдать ожидания всех людей в этом мире, даже если очень захочешь. Аяно пустилась в размышления, что не осталось незамеченным для женщины. — Твой отец далеко не всегда поступал так, как хотели родители, — мягко сказала она, заставив дочь поднять взгляд. — Взять хотя бы меня. Господин Нобу и госпожа Марико готовили для него более выгодную партию в качестве невесты. Но твой отец всё равно выбрал меня. Ясмин скользнула взглядом по Аяно. Та смотрела на неё с недоверием и растерянностью одновременно. — Почему он это сделал? Аяно не удивляло, что дедушка и бабушка готовили для её папы кого-то в пару. Гораздо больше её поражало то, что такой строгий и консервативный человек, как её отец, пошёл против воли своих родителей. — Потому что он знал, как убедить своих родителей в том, что наш с ним брак принесёт больше выгоды, — сказала женщина, взмахивая палочкой. — Потому что он знал, что я именно тот человек, кто сможет здесь выжить. И потому что он любил меня. Все волшебные нитки стянули ткань так, что школьная форма идеально села на теле девочки. Ясмин придирчиво рассмотрела результаты своей работы и, удовлетворившись, снова взглянула в зеркало, найдя в нём личико дочери. Она коснулась её плеч и прижалась щекой. От неё всегда исходил этот тонкий жасминовый запах, который подходил ей как нельзя лучше. — Твоему отцу крупно повезло, что ему не пришлось делать выбор между любовью и долгом — он получил всё сразу, но только потому, что не был глуп. Он знал, как нужно было поступать. И ты должна понимать, дочь. Ты выбрала этот путь, потому что так тебе подсказало сердце, но только умом ты сможешь показать всю правильность этого решения. И тогда даже отец не сможет отказать тебе в твоём праве жить так, как велит твоё сердце.***
— Мам. Ответом служила тишина. Аяно смежила веки. Это слово сопровождало её с самого рождения, но каждый раз, когда она его говорила, то непременно слышала ответ. А сейчас его не было. Аяно повторяла это слово каждый день с тех пор, как очнулась. Осторожно, чтобы никто не слышал, как она обращается в пустоту к человеку, которого больше никогда не увидит. Мам. Ма-ам. Ма. Ма. Она никогда не думала, что потеряет её в семнадцать. Аяно съехала на футоне, отвернувшись к стене, и шмыгнула носом. За окном светало, а осенняя прохлада проникала сквозь перегородки в сад. Девушка накрылась тяжёлым одеялом по уши и судорожно выдохнула в ткань, закрывая мокрые глаза. С момента пробуждения прошло около двух недель. Первая была очень тяжелой. Аяно мучилась от лихорадки и нескончаемой боли в ноге, и доктор Краб проводил у её постели практически круглые сутки. На восьмой день она, наконец, почувствовала облегчение. Дядя сказал, что произошедшее — результат нервного перенапряжения и стресса. Аяно не покидала своей аскетичной комнаты, предпочитая с растущим раздражением дожидаться вердикта. Доктор Краб был у неё каждый день, осматривал рану, на которую девушка даже краем глаза не хотела смотреть, спрашивал о самочувствии и пытался быть… дядей. Он предлагал племяннице выйти за пределы комнаты, спрашивал, хочет ли она что-то из еды или личных вещей, но на всё это Аяно отвечала отказом. Единственное, что ей мог дать дядя, это желанный протез, чтобы встать на ноги, но доктор Краб только и твердил, что слишком рано. Увечье должно было зажить. Её так же навестил младший брат Санемото. Когда он переступил порог комнаты, Аяно не сразу узнала в нём того четырнадцатилетнего мальчишку, каким он был до всего произошедшего. Похудевший и какой-то брошенный, он смотрел на неё с непривычной хмуростью. Ещё более неэмоциональный, чем сама Аяно, Санемото пересёк комнату и присел рядом. Девушка смотрела на него, но он, отводя взгляд, опустил голову к плечу сестры и лег на краешек футона. Наверное, в последние разы Санемото тянулся к ней, когда был совсем маленьким. Они не были особенно дружными, поскольку то и дело между ними возникали глупая вражда и стычки, а когда Аяно уехала в Хогвартс, они стали совсем мало общаться. Но вот сейчас, несмотря на всё это, её младший брат всё равно пришел к ней, как раньше бы он пришел к маме. В этом доме Ясмин могла достучаться до любого. До непоколебимого и упрямого отца, до ершистого и закрытого Санемото и, конечно, до самой Аяно. А теперь они все потеряли эту связывающую силу и, кажется, понятия не имели, как поступать дальше. Аяно, например, так и не имела возможности увидеться с отцом. Судорожно вздохнув, она отвернулась на другой бок, и перевязанный обрубок вместо ноги отозвался ноющей болью. К этому лишению невозможно было привыкнуть. Аяно просыпалась сквозь ночь с фантомными болями и хваталась за бинты, поскольку всего секунду назад была уверена — нога на месте, но кто-то её отбирает. В последний такой раз девушка не выдержала и в ярости от собственного бессилия зашвырнула фарфоровую свинку в каменный сад. Самураи, охранявшие её комнату неподалеку, мгновенно ворвались в комнату, но не увидели никого, кроме самой Аяно. Так стыдно, как тогда, ей не было уже давно. От дяди Аяно узнала, что Пожиратели смерти уничтожили треть её дома, Маллиганы все-таки похитили Еву, а Одри Айзекс чудом уцелела от самих обитателей дома благодаря доктору Крабу. Все эти вещи Аяно слушала почти вполуха за исключением новостей о Еве. Что-то болезненное кольнуло в ней от упоминания этого имени. В одно мгновение обычная жизнь Аяно превратилась в какое-то сплошное чёрное болото. Она тонула в этой липкой и вязкой жиже, захлебываясь от невыносимого бессилия. Дядя и младший брат стали единственной отдушиной, но этого было слишком мало для того, чтобы выплыть на поверхность. Если при отце Аяно всегда держала лицо и старалась выражать исключительно силу духа, то с возникшей проблемой она всегда шла к маме. Ясмин знала, как выбраться из любой щекотливой ситуации, поскольку была в этом мастером своего дела. Она умела хранить секреты. Она была сильной и очень мудрой. А ещё она была одной из немногих людей, которым не составляло труда вызвать улыбку на лице Аяно. Всего этого у неё больше не было. — Мам, — произнесла Аяно одними губами. За окном уже начали перезвон ранние пташки, но в комнате стояла тягучая тишина.***
. Особенно солнечным днём в перегородку её комнаты постучали. Аяно утерла нос, отложила книгу в сторону и подняла взгляд на появившейся контур Сэн за бумажной пеленой. — Госпожа Аяно, к вам пришел мистер Вуд. Я могу пустить его? Аяно впервые за долгое время испытала что-то вроде удивления. Кого угодно она ждала увидеть, но уж точно не его. Девушка вмиг представила, в каком виде встретит человека и ужаснулась. Худшего варианта и не придумаешь. Она готова была уже сказать, чтобы служанка не пускала гостя, но за перегородкой неожиданно раздалось: — Брось, Сэн, дай мне пройти. Кавагучи, пусти! Смежив веки на мгновение, Аяно смиренно сказала Сэн пустить требовательного гостя. Вуд вошел в комнату с широко расправленными плечами, словно выходил на поле для квиддича — столько решимости в нём было. Аяно чуть сжалась, с легким отчуждением в ответ глядя на этого парня. От всей этой бешеной ауры ей хотелось накрыться одеялом с головой, но она заставила себя выпрямиться, потому что так её воспитали. Она не собирается показывать постороннему свою слабину. Оливер прошел к ней и выдавил из себя улыбку. — Ну привет тебе! — поздоровался он, садясь на татами поблизости. — Честно говоря, добираться до тебя — всё равно что проходить тренировку по квиддичу. — Что ты здесь делаешь? — спросила девушка, сохраняя спокойный тон. — Я слышала, что ты давно уехал. — Я и уезжал, — ответил Вуд. — Но попросил у твоего дяди, чтобы он сказал, когда ты очнёшься. И вот, вернулся. — Зачем? — Проведать тебя, конечно, — ответил Оливер таким тоном, словно это было само собой разумеющееся. — Что тебя так удивляет? Аяно пожала плечами. Она не задумывалась над тем, пришла ли бы сама проведать Вуда, окажись тот на её месте. Но ей было скорее приятно, что для него это было чем-то очевидным. Между ними возникла неловкая пауза. Они никогда не были особенно близки даже несмотря на то, что оба дружили с Евой. — Мне очень жаль, что с тобой и твоей семьей произошло… такое, — вдруг без предисловий заговорил Оливер. — Несправедливо, что вас это коснулось. — Спорное мнение, но спасибо, — молвила девушка. — Почему дядя вообще согласился сказать тебе о том, что я очнулась? Это была единственная тема, за которую девушка могла ухватиться, чтобы сменить направление разговора. — Потому что дядька у тебя вообще мировой! — с улыбкой заметил Оливер. — Если бы он не приехал в тот же день, то неизвестно, что бы со всеми нами произошло. Никто ж кроме тебя по какой-то причине не говорит на английском! — Некоторые разговаривают, — спокойно сказала Аяно. — Просто не считают нужным говорить с вами. — Ага, Краб так и сказал, — фыркнул Оливер. — Ну, в общем, мы нашли с ним общий язык. — На него это похоже, — больше сама себе сказала девушка. — Он жил за границей все эти годы, поэтому гораздо больше похож на иностранца, чем… — На одного из вас, — закончил Вуд. Аяно кивнула. — Да, он славный мужик. Выручил меня и защитил перед твоим отцом эту Одри. Аяно хмыкнула, не удержавшись, и это не укрылось от Оливера. Но тот промолчал. Девушка до сих пор не знала, как относиться к своей «спасительнице». Технически женщина рисковала своей жизнью, чтобы спасти её собственную, но в то же время… Её левая нога отсутствовала выше колена, и Аяно сложно было представить, что любой протез вернет утерянное мастерство. Да и было ли у неё это мастерство, если её сразил никто иной, как Иизакки Малиган? — Какие дальнейшие действия? — поинтересовался Оливер, явно намекая на новое положение девушки. Вопрос застал Аяно врасплох, но она быстро нашлась. — Жду, когда дядя позволит установить специальный протез, — ответила она очень будничным тоном. — А до тех пор мне остаётся только ждать. — Отличный настрой, Кавагучи, — с улыбкой сказал Вуд. — Я рад, что несмотря ни на что, ты не унываешь! Аяно посмотрела на него так, что его улыбка поугасла, но в следующий миг девушка чуть приподняла уголки губ и сказала: — Я стараюсь. Она отвела взгляд, чувствуя себя близкой к границе терпения. Вуд и понятия не имел, каково ей было сейчас притворяться сильной. Впрочем, чего ещё можно ожидать от тупоголового игрока в квиддич? Скорее бы он убрался отсюда. — Что-нибудь слышно о Еве? Это имя мелькнуло в сознании так стремительно, что Аяно ухватилась за него с отчаянием утопающего. Оливер мгновенно посерьёзнел и потер лоб. — Мы её ищем, но никаких следов нет. Я не знаю, говорил ли тебе кто, но пару дней назад сюда приезжал Джордж. Весь взвинченный, словно бладжер, сказал, что Ева сбежала, предварительно его усыпив. — Почему он направился именно сюда? — спросила Аяно, не особо заинтересованная в разговоре. — Она что, сказала ему, куда собирается? Оливер выглядел растерянным. — Я сам не до конца понял… но, по-моему, у него было какое-то видение или типа того. В голове мелькнуло какое-то смутное воспоминание, заставившее Аяно нахмуриться, но она не придала этому значения. Оливер тем временем не спускал с неё взгляда. — Слушай, я хотел… Речь Оливера прервал стук в перегородку, и оба синхронно посмотрели в ту сторону. — Госпожа Аяно, господин Кавагучи здесь. Я открываю. Аяно показалось, что внутри неё что-то взорвалось с огромной ударной волной. Она встрепенулась и по привычке попыталась встать, но это было так же бесполезно, как и всю неделю до этого. Оливер растерялся и поднялся с колен, нервно поглядывая на открывающуюся перегородку. Увидев попытку Аяно подняться, он наклонился к ней, чтобы помочь, но японка остановила его жестом руки. Она успела понять тщетность своей нелепой попытки. Нетипично высокий японец преступил порог комнаты. Сколько Аяно его помнила, он всегда ходил в традиционной японской одежде, которая отличалась лишь степенью официальности того или иного мероприятия, где он появлялся. Отец всегда был налысо стрижен, но позволял себе короткую бородку, а его телосложение всегда отличалось спортивностью даже в сорок лет. Даже когда он не хмурился, у него было суровое и благородное лицо настоящего воина, один взгляд на которого давал понять, что к такому человеку нельзя относиться легкомысленно. Кавагучи Торанага обвел внимательным взглядом помещение, задержав взгляд на растерянном Оливере и после, наконец, посмотрел на дочь. Аяно смотрела на него в ответ, боясь вдохнуть. — Ладно, я, пожалуй, зайду в другой раз, — пробормотал Оливер. — До встречи! Он поспешил удалиться, напоследок бросив напряженный взгляд на Аяно и её отца. Когда перегородка за ним захлопнулась, Аяно вдруг почувствовала себя странно беззащитной перед отцовским взглядом. Она знала своего отца. Она была уверена в том, что он ни за что не придёт к ней и скорее дождётся Аяно, потому что он словно Фудзияма. Гора никуда не идёт — она непоколебимо остаётся на месте и внушает благовейный страх и уважение. Но вот «гора» здесь, и Аяно мысленно готовилась к худшему. — Извини, что встречаю тебя в таком неподобающем виде, — тише обычного сказала девушка. Торанага не обратил никакого внимания на слова дочери, вместо этого неспешно прошёл к другой перегородке. Он раскрыл её, позволяя осенней прохладе проникнуть в комнату. Аяно следила за ним, не отрывая взгляда, но отец так и стоял к ней спиной, глядя на окрестности небольшого внутреннего сада. — За время моего возвращения совет нашего клана собирался дважды, — наконец, заговорил мужчина. — И на этих встречах присутствовали все, за исключением тебя. По какой причине ты решила пропустить эти собрания? Аяно предчувствовала, что в первую очередь отец спросит об этом. — Доктор Краб сказал, что мне не следует выбираться из этой комнаты, — сказала она. — Этот человек ничего не решает в нашей семье, и ты прекрасно это знала, — сказал мужчина, скрестив ладони за спиной. — Значит, это было исключительно твоим решением. Любая попытка ответить казалась Аяно жалким оправданием, и она это понимала. Однако она не могла сознаться в том, насколько постыдным для неё было нынешнее состояние. Она с содроганием и тошнотой представляла, чтобы кто-то из совета семьи видел её, жалко перебирающую костылями, или ещё хуже — передвигающуюся с помощью инвалидной коляски и кого-то, кто толкал бы её позади. Хуже было только признаться во всех этих слабостях отцу, который и не пытается скрыть разочарования. — Я жду твоего ответа. Он всегда шёл до конца, если ему нужно было выяснить правду, и Аяно понимала, что выбор у неё небольшой. — У меня нет ответа, — тихо сказала она. — Я подвела тебя и этого больше не повторится. В этот момент она чувствовала апогей ненависти к своему состоянию. Мужчина молчал, а Аяно всё ожидала, когда колотящееся сердце выдаст все её страхи. Девушка обожала и уважала своего отца, но в то же время испытывала благоговейный страх к нему. Выверни её наизнанку, и он не найдёт там ничего, о чём не знал или не догадывался. — Я предельно понял, что происходит. Наконец, Кавагучи Торанага обернулся, и Аяно тут же взглянула на него. Почему-то эти слова звучали, словно приговор. — Туманный Альбион расслабил тебя. Все учения твоей семьи пошли на убыль, когда ты отправилась чествовать немощность со своими иностранными приятелями во главе с Евой Хейг. Я предупреждал, что так будет. Аяно потупила взгляд, не смея спорить с отцом. — Ты заверяла меня, что даже в чужой стране не забудешь свои корни, но ты и в этом меня обманула. Отец подошел к футону и, опустившись на одно колено, взялся за кончик одеяла. Он чуть откинул его, оголяя ногу и пустую пижамную штанину. Аяно проглотила ком в горле и опустила голову ещё ниже. Мужчина коснулся штанины и стиснул её, чуть приподняв. Аяно подумала, что сейчас он её дернет, но его кулак, сжатый до дрожи сильно, неожиданно разжался. Ткань выскользнула сквозь пальцы. — Это результат твоей слабохарактерности. Девушка ничего не ответила, сидя в кровати необычайно прямо. Глава клана выпрямился и беззвучной поступью направился прочь. В эту секунду Аяно верила, что хуже уже просто и быть не может, но вдруг услышала характерный знакомый звук и вскинула голову. «Тсумэ», настоящий предмет её гордости, блеснула в жилистых руках отца. — Я не позволю покрыть позором реликвию нашей семьи, хранящуюся на протяжении многих веков. Аяно встрепенулась, словно готова была сорваться и остановить мужчину, но, очнувшись, смиренно опустила голову. Кавагучи Торанага покинул комнату, оставив после себя шлейф осенней прохлады и горького разочарования. Девушка не двигалась с места, замерев с низко опущенной головой, и только до побеления сжатые пальцы выдавали всю ту гамму чувств, которую она испытывала.***
Аяно была уверена в том, что опустилась на самое дно этой безысходной трясины, однако даже в этом густом месиве появился неожиданный просвет. Крохотный и почти неразличимый. Но он появился. — Ай!!! Ты что вытворяешь?! Дело было глубокой ночью. С колотящимся сердцем Аяно сжимала небольшое лезвие и силилась прийти в себя после резко оборвавшегося сна. Рядом с её футоном находился человек, которого она узнала только по голосу. — Ты здесь что забыл, чёртов Вуд?! — прошипела она с возмущением. — Я тебя погулять собирался вытащить! — в тон ей прошипел Оливер, сжимая ладонь. — Кто ж знал, что тебе обязательно надо ножом махать?! — Время за полночь, ты в моей комнате спустя месяц после нападения на наш дом! Чего вообще ты ждал?! Оливер зло вздохнул и задержал дыхание. На его обычно добродушном лице заиграли желваки, что сделало его непривычно суровым. Махнув ладонью в неопределённом жесте, он с тихим шипением отвернулся. Лунный свет осветил его окровавленную ладонь. Несмотря на то, что Аяно считала себя правой, ей почему-то стало стыдно. — Как ты вообще сюда пробрался? — сменив тему, спросила она, откладывая лезвие под подушку. — Дядя твой помог, — сухо сказал Оливер, вынимая волшебную палочку. — И почему именно ночью? — со вздохом спросила девушка, приняв сидящее положение. — Дай помогу. — Помогла уже! — фыркнул Вуд, бросив на неё быстрый взгляд. Он коснулся палочкой раны и что-то пробормотал, но вместо этого струйка крови потекла обильнее. Оливер выругался, тряхнул раненой ладонью и повернулся к Аяно. Та почти бесстрастно наблюдала за ним всё это время. Смирившись, парень опустился на корточки и протянул ей руку. Он продолжал хмуриться, но всё же казался чуть более спокойным. Аяно молча взяла свою волшебную палочку и направила её на ладонь. Голубое свечение озарило их лица, пока девушка залечивала рану, которую сама же и нанесла. — Извини, — сказала она, не поднимая взгляда. — Забудь. Ты права — это я тебя напугал. Свет померк в тьме ночи, но Оливер не спешил подниматься. Аяно взглянула на него. — Так и что ты здесь делаешь? — Я уже сказал. Я хотел вывести тебя погулять. Глаза девушки сузились. — Я что, напоминаю тебе некого пекинеса, которого необходимо выгуливать? Оливер закатил глаза. — Мерлин, не придирайся к словам. Я имел в виду не это. — А я думаю, что именно это. — Тебе просто хочется, чтобы это так выглядело, — сказал Вуд. — Но это не так. Ты давно не была на свежем воздухе. Днём слишком людно, и я решил, что ночью на это больше шансов. Аяно издала смешок. — Кто тебе сказал, что я не выхожу из комнаты? — спросила она. Оливер цокнул на самого себя, а затем признался: — Дядя твой. Аяно кивнула и со вздохом опустилась на подушки. — Ему не стоило вмешивать тебя в эти дела. Передай ему, что я в полном порядке и нет никакой нужны беспокоиться. Ну а ты не позволяй моей семье манипулировать тобой. — Никто мной не манипулировал, — терпеливо сказал Оливер. — Я сам решил к тебе прийти. Аяно прикрыла глаза, не желая видеть лицо парня. — Тебе вдруг захотелось повозиться с калекой? — ровно спросила она. — Чувствуешь жалость? Или у тебя такой милый фетиш — вечно защищать слабых девочек? — Да считай, как хочешь! — возмутился Оливер. — А я не уйду отсюда, пока ты не покажешь мне… не знаю, ваш чёртов сад, например. Вот да, я давно хотел посмотреть на настоящий японский сад! М-м, бонсай или как там его? В общем, советую тебе думать быстрее, потому что если утром тебя застукают с каким-то парнем, то мне наверняка сделают харакири. — Если тебе так хочется, пусть тебе этот сад покажет тот, кто тебя сюда пропустил, — процедила девушка. — А меня оставь в покое. В комнате повисла напряженная тишина. Оливер не сдвигался с места, а Аяно упрямо лежала на футоне с закрытыми глазами. — То, что ты лежишь здесь и не выходишь за пределы комнаты, ничем тебе не поможет, — необычайно терпеливо проговорил Вуд. — Откуда тебе знать, что мне поможет? С каких пор ты стал экспертом? — Тут и целителем не надо быть, чтобы понять — мышцы быстро атрофируются, если не передвигаться, — голос парня звучал увереннее. — Я вот однажды попал в Больничное крыло и пролежал там неделю, и даже этой недели хватило, чтобы я потом летал на метле как мешок с дерьмом. Аяно фыркнула, не удержавшись. — Ну и что с тобой было? — поинтересовалась она, продолжая лежать к нему спиной. — Ну, — вопрос явно застал парня врасплох. — Я съел флоббер-червя. На спор. Аяно глянула на него через плечо с лёгким отвращением. — Сырого? — Ага. — Дурак. Но что ж, только если ты не заметил, то у меня здесь не просто несварение. Оливер спорить не стал. — Это я заметил, но, в любом случае, выбора у тебя нет, Кавагучи, — заключил он, хлопнув по коленям. — Наша цель на ближайшие месяцы — поддерживать тонус твоих мышц, чтобы, когда тебе установили протез, ты могла на нём удержаться. Так что давай, вставай. Он в самом деле поднялся с колен, видимо, рассчитывая на то же самое и с Аяно, но та продолжала лежать спиной к нему. — Я не пойду, Вуд. Она услышала тяжёлый вздох. Не было никаких сомнений в том, что в какой-то момент он не выдержит и взорвется, или же просто молча покинет помещение. Вместо этого он спросил: — Почему? Простой вопрос, который на этот раз застал врасплох саму Аяно. Не было ничего, чего бы она могла сказать в своё оправдание вместо правды, но правду говорить не хотелось. — Я проиграла этот бой, Вуд. Я покрыла семью позором, и я не хочу никому показываться на глаза. — Тяжело, я могу это понять, — спокойно сказал Оливер. — Я неоднократно проигрывал матчи, и я хорошо знаю, что это такое. Но… — Это не дурацкий квиддич, Вуд! — неожиданно резко ответила Аяно, повернувшись к нему лицом. Она наконец-то села, оказавшись с ним на одном уровне. — Это не какой-то там флоббер-червь, это всё — моя жизнь! Это не одно и то же! Она тяжело дышала, с гневом глядя на него, но Оливер и не моргнул, глядя в её лицо с выдержанным спокойствием. — Я и не говорил, что это одно и то же, — сказал он. — Но принцип у этих вещей одинаковый. Правда в том, что если ты не встанешь именно сейчас, ты не встанешь никогда. Так и будешь всю жизнь прятаться за этими перегородками, пока о тебе все не забудут окончательно. Все и так в курсе того, что с тобой произошло, а от того, что они увидят тебя, ничего не изменится. Факт останется фактом. И если даже твой дядя-доктор не смог заставить тебя выйти отсюда, то никто другой из твоей семьи не попытается. Аяно не шевелилась, пронизывая его горящим взглядом. — Я — твой последний шанс, Кавагучи, — сказал Оливер. — Вставай. Они смотрели друг на друга долго, словно проводя последнее сражение в собственном упрямстве. Оба понимали, что тот, кто отведет взгляд, проиграет в ту же самую секунду. В конце концов Аяно опустила ресницы и тут же нахмурилась. Оливер молча поднялся с колен и принялся снимать свою куртку. Они продолжали молчать. Аяно приняла куртку, которую ей дали, с ужасом ощущая, как её бросает в жар от осознания происходящего. Она не ожидала, что Вуд окажется таким… стойким. Она всегда видела его как безмозглого остолопа, который не думал ни о чём, кроме квиддича, но он оказался на удивление крепким орешком. Подумать только. Она проиграла даже Оливеру Вуду. — Ты не замёрзнешь? — поинтересовалась Аяно, мельком заметив, как тот остался в одной толстовке. — Не-а. Оливер был полон решимости увидеть настоящий японский сад, который на самом деле не был ему интересен. Это было и горько, и забавно одновременно. Но когда он с непоколебимой уверенностью в своих силах протянул руки к девушке, Аяно возмутилась до глубины души. — Ты что, на руках меня нести собрался? — осведомилась она. — А как ещё? — Костыли наколдуй, умник. — Без обид, но пока ты дойдёшь, то разбудишь половину дома, и в сад мы придём к рассвету. Так будет быстрее и безопаснее для нас обоих. — Кто-то что-то про «держать мышцы в тонусе» говорил, — заметила она. — Начнем с малого. Аяно сощурилась, а этот остолоп как-то сразу понял, в чём заключалась суть проблемы. — Кавагучи, — со вздохом сказал Вуд, всё-таки поднимая её на руках, — успокойся. Ты бы людей на стейки так стеснялась рубить, как меня. — Ещё одно слово, и стейк я сделаю из тебя, Вуд. Хмыкнув, Оливер направился на выход. — Боюсь, он тебя разочарует. Слишком деревянный . Аяно закатила глаза и отвела взгляд. Какой шутник. Пронизывающий ужас. Именно это она ощущала, когда парень переступил порог её комнаты. Она хотела зажмуриться, но не позволила, чтобы не показывать Вуду, настолько ей тяжело это дается. И несмотря на всю абсурдность ситуации, он мужественно нес её на руках добрые десять минут и даже ни разу не поморщился. Появиться в саду семьи было так же странно, как и покинуть свою комнату. У её семьи был действительно огромный сад с многочисленными сочными деревьями, внушительными глыбами, покрытыми налетом зелени и извилистый пруд с бесконечными мостиками. Обилие клёна в саду даже среди ночи создавало впечатляющее кровавое зарево, и в противоположность ему — умиротворяющий вечнозелёный ореол хвойных кустарничков. Аяно выдохнула первые клубы серого пара — вестника приближающейся зимы. Она не была здесь очень давно. Вдруг она осознала, что они до сих пор стоят на месте. — Вуд? Оливер качнул головой и направился вглубь сада. Аяно хмыкнула. — Что, понравилось? — Ага, прикольно, — ответил Оливер, продолжая разглядывать окрестности большими темными глазами. — Когда остепенюсь, сделаю себе что-то похожее. Они прошли по каменной тропинке прямо через пруд, и Вуд прикусил губу, боясь оступиться. Он крепче стиснул Аяно, и та оказалась прижатой к груди. Это приносило большой дискомфорт. — Там есть скамья, — тихо сказала девушка, указав за извилистый ряд кустарников. — Я ещё не всё посмотрел! — Ну так посади меня и смотри. Я устала. Оливер вздохнул и покорно направился по указанному направлению. Очень осторожно, что, казалось, было ему несвойственно, он опустил девушку на скамью и выпрямился, засовывая покрасневшие ладони в карманы толстовки. Аяно откинулась на спинку, запрокинув голову. Здесь было так тихо и спокойно, что она успела пожалеть, что не выбралась сюда раньше. — Может, тебе принести какое-нибудь обезболивающее? — поинтересовался Вуд. — Я могу сходить в твою комнату. — Не стоит тебе лишний раз самостоятельно здесь передвигаться, — ответила японка. — За нами уже наблюдают, я уверена. — Из-за меня? — Разумеется, — ответила девушка. — Ты иностранец, и мало ли, что взбредёт в твою странную голову. — Гайдзин. Аяно взглянула на Вуда не без удивления. — Я заметил, что меня здесь так называют, — сказал парень. — Надеюсь, это значит «иностранец», а не какой-нибудь придурок. — Да, Вуд, ты иностранец, а не придурок, — сказала девушка. — В Японии никто не станет оскорблять человека в его присутствии, даже если ты не понимаешь язык. — Обнадёживает, — хмыкнул Оливер и присел на край скамьи. Аяно разглядывала поалевшие листья клена в поисках того самого идеального. В детстве это было своеобразным квестом для неё с братом. Они искали идеальный лист для того, чтобы первому сорваться с к матери и получить от неё желанную похвалу. Девушка почти всегда справлялась быстрее Санемото, за что тот потом пытался толкнуть её в пруд. В конечном счете отправлялся туда он сам. — Ты молодец, Кавагучи, — сказал парень, взглянув на неё. — Это большой шаг. — Прекрати, — тут же сказала Аяно. — Я не хочу об этом говорить. — Хорошо, — сдался Оливер. — Но ты всё равно должна это знать. Ты молодец. Девушка предпочла молчать, но Вуд не желал умолкать. — Что произошло между тобой и семьей? Аяно опустила взгляд, стиснув покрасневшие руки в замок. — Между нами всё хорошо, — ровно сказала она. — Не понимаю, к чему этот вопрос. — Ты это брось. Краб мне уже сказал, что ты поссорилась с отцом и он отстранил тебя от семьи. Меч твой даже забрал. Аяно почувствовала, что в следующую встречу просто обязана хорошенько ударить дядю за длинный язык. — Ему не следовало этого говорить, — сказала Аяно, разглядывая свои тонкие пальцы. — Но я понимаю, зачем он это делает. — Ну и зачем? — Надавил на жалость, чтобы ты пришел и приободрил меня, — ответила Аяно и посмотрела на парня. — Моя семья не так проста, как кажется. Ты считаешь себя свободным и даже не замечаешь, как тобой манипулируют. Оливер сощурился, а затем откинулся на спинку. Хоть он и говорил, что никто не сумел бы им манипулировать, кажется, что сейчас у него не было никаких контраргументов. — Ты добрый, но не очень умный, поэтому тебе не стоит втягиваться в этот мир, — заметила Аяно. — Постарайся держаться от нас подальше. — Я тебе уже сказал, что сам решил сюда прийти, — с лёгким раздражением сказал Оливер. — Хватит говорить фразами из кино. Ева вон всю жизнь с тобой провела, и ничего! Он осёкся, вспоминая все минувшие события и, кажется, помрачнел сильнее. Аяно тяжело вздохнула. — Она рассказывала тебе, как мы познакомились? — Не помню. Может быть. Японка хмыкнула. Они ещё на первом курсе договорились никому не рассказывать о подробностях этой встречи. — Нас похитили враги моего отца, — сказала девушка и почувствовала, как Оливер перевел на неё взгляд. — Ева подвернулась под руку, и я до сих пор считаю удивительным тот факт, что её не прикончили на месте. Нас продержали несколько дней в плену, ожидая, что мой отец сдастся. — И что он? — Отец никогда бы не предал интересы семьи, — ответила Аяно. — Благодаря миссис Блэк они нашли нас, а тот противоборствующий клан вырезали поголовно. Она перевела спокойный взгляд на парня, но тут словно и не слушал. Вместо этого он сказал: — Погоди. Не говори мне, что ты поссорилась с отцом именно из-за этого. Его взгляд опустился на увечье японки, и та мгновенно почувствовала всю свою уязвимость. Она ожидала, что рассказанное Вуда отвернет, но вместо этого он вдруг докопался до того, о чём она не хотела говорить. И её молчание он расценил как утверждение. — Вот дерьмо, — пробормотал он и откинулся на спинке. Аяно стало неприятно. Меньше всего она хотела выставлять себя в таком жалостливом виде. — Забудь об этом, — тихо сказала она. — У моей семьи жёсткие законы, но именно так мы выживаем. Я знаю свои ошибки, благодаря которым сейчас здесь. Оливер посмотрел на неё так, как обычно он смотрел на проштрафившихся игроков своей команды. Зрелище было малоприятным. — Я бы понял, если бы ты сама оттяпала ногу, но это ведь не так! В моем понимании семья должна поддерживать друг друга, а не наоборот. Особенно когда… Оливер осекся и отвернулся, но Аяно прекрасно поняла, что он имеет в виду смерть её мамы. Она поежилась. — Ничего страшного, — инстинктивно сказала она. — Это нормально, что ты не понимаешь. Вуд втянул носом воздух. — Хорошо. Попробуй объяснить. Японка не горела желанием рассказывать о всех тонкостях своей жизни, но почему-то чувствовала странную обязанность пояснить свои слова. Поборов себя, она все-таки заговорила: — Я мало тренировалась с тех пор, как покинула Японию и уехала в Англию. А после того, как вступила в бой в конце шестого курса, чувствовала себя по-настоящему неуязвимой. Мне тогда почти удалось прикончить Иизакки Маллигана. И если бы меня тогда не остановили… — Аяно прикрыла глаза. — Я была уверена в том, что в следующий раз ему не жить… Она обхватила локти, что было нехарактерным. Оливер смотрел на неё. — Что произошло? Аяно вздохнула, поскольку следующее признание было одним из самых тяжёлых. — Роули наслал на одного из наших лучших воинов Империус. Я была рядом и не могла предугадать этого, из-за чего он смог ранить меня. Это было ранение в левую ногу, Вуд. И на лезвии был яд. Девушка умолкла, чувствуя, как лёд ветром проникает в самые потаенные уголки её сознания. — Ты его убила? — Всё равно, что убила. Между Аяно и Оливером воцарилось неприятное молчание, которое девушка нарушила. — Если бы я занималась тренировками усерднее, то не подвела бы семью, Еву и саму себя, — заключила Аяно. — Я слишком понадеялась на своё мастерство, и вот к чему это привело. Оливер вздохнул. — Это просто жесть, но этого всего уже никак не изменить. В твоих силах сейчас работать с тем, что у тебя осталось. — У меня почти ничего не осталось. Почти всё, что было мне дорого, у меня забрали. Девушка судорожно выдохнула. В голове вертелись бесконечные воспоминания о временах, навсегда канувших в лету, и ей казалось, что паршивая жизнь отобрала у неё так много, но ничего не предложила взамен. Может, у неё и так было слишком много всего, и теперь она должна жить с минимальными потребностями? Она не знала. Сейчас она казалась опустошенной. — У тебя есть дом, есть дядя, который о тебе заботится и есть друзья, — сказал Оливер, пододвигаясь к ней. — Ты очень сильная и смелая, и я видел это неоднократно. А то, что произошло между тобой и твоим отцом… — он вновь раздраженно вздохнул, — это паршиво. Он не должен был поступать с тобой так ни по какой причине. Он протянул руку и похлопал её по плечу, словно хотел обнять, но сомневался в уместности. Аяно, до этого прилагающая все усилия на то, чтобы держать себя в руках, поежилась. — Ну а насчёт того, что произошло… Никто не может предвидеть всего. Ты делала всё, что в твоих силах, чтобы остановить их. Аяно опустила ресницы, переносясь в воспоминаниях на несколько лет назад. Однажды ещё в Хогвартсе, будучи достаточно смелой и кровожадной, Аяно почти надавала хороших тумаков парню-гриффиндорцу, что был на год её старше. Не все «львята» представляют из себя настоящих рыцарей в сверкающих доспехах, и в одного из таких японка вонзила свои неядовитые клыки за попытку скинуть Еву в Черное озеро. Вуд был семикурсником, о котором не знал только ленивый. По всем клише «истинного гриффиндорца» — здоровый, неопрятный и с присущей спортсмену придурью, но тем не менее излучающий всю эту невыносимую тягу к справедливости. Конечно же, он не мог пройти мимо такой вопиющей несправедливости. Скрутил своего же сокурсника и пинком отправил купаться в Озере. Ева смотрела на своего новоявленного друга с облегчением и восхищением одновременно, а Вуд, потрепав её по голову так по-братски, смотрел на растрепанную Аяно с улыбкой, от которой у девочки сводило зубы. Ей не понравилось, что он вмешался. — Какая страсть! Я удивлён, что мы не однокурсники. Аяно промолчала и с достоинством разгладила волосы на голове. Обидчик с возмущением и барахтаньем уже выбирался из озера и что-то кричал Вуду. Девочка тем временем подняла потерянную волшебную палочку. — Эй ты! А ну отдай сейчас же! Он сменил своё направление к Аяно, которая бесстрашно смотрела на него снизу вверх. И когда ему оставалось всего пару шагов, японка сказала: — Плыви. И с ювелирной точностью закинула его палочку обратно в озеро. Истошный вопль был предвестником новой драки, и уже через полчаса Аяно, Ева и Вуд сидели у кабинета Макгонагалл. Та тем временем отчитывала их гриффиндорского обидчика. — Хорошо, что я оказался рядом, — невозмутимо сказал Оливер, наблюдая за солнечным бликом на потрепанных кедах. — Дженкинс полный придурок, вечно к девчонкам с другого факультета лезет. Особенно к слизеринкам. Аяно еле сдержалась, чтобы не фыркнуть. Этот здоровяк прямо-таки гордился тем, что в очередной раз сумел побыть рыцарем без страха и упрека, но девочку это почему-то очень задевало. Это было её первым настоящим сражением. Пусть она не держала в руках настоящей катаны, а противником был жалкий старшекурсник, но это было только её сражением. Её семья прекрасно поняла бы это и не стала вмешиваться. Этот же идиот считал, что поступил правильно. — Эй, ты в порядке? Аяно хмуро взглянула на Вуда, но тот смотрел на её лицо с какой-то обеспокоенностью. Она машинально коснулась виска, нащупав влагу. А она и не чувствовала никакой боли. — Сиди тут, Ева, мы идем к Помфри, — решительно сказал парень, поднимаясь. — Идти сможешь? — Я сама дойду, — с достоинством сказала девочка, сползая со скамьи. — Мне помощь не нужна. И в подтверждении своих слов она направилась к Больничному крылу, осторожно потирая висок. Но уже через несколько метров неугомонный парень её нагнал. — Я тебя всё-таки провожу, — невозмутимо сказал Оливер, засунув руки в карманы. — Я же сказала, что не надо, — процедила Аяно, начиная внутренне закипать. Но Вуд плёлся рядом, то и дело поглядывая на девочку. Та решила игнорировать его присутствие, стараясь собраться с мыслями. — Тебя так сильно обидело, что я вмешался? — неожиданно сказал он. — Меня ничего не обидело. Зачем ко мне пристал? — Да брось. Я ж помочь хотел, бука. Аяно притормозила и посмотрела на него. Вуд остановился и посмотрел на неё уже без улыбки, скорее с каким-то усталым разочарованием. — Я тебе не «бука», — сказала девочка, сощурившись. — И нечего спрашивать меня о том, что ты даже понять не в состоянии. — Ну и чего же такого я не пойму? — с бесячей и снисходительной улыбкой поинтересовался Оливер. — Что ты возомнила себя Джеймсом Бондом и решила проучить Дженкинса, который в два раза тебя больше? Ты хоть знаешь, как этот придурок лупил дубинкой на вступительных испытаниях в этом году? Он гораздо сильнее и Джорджа, и Фреда, да только у парня явные проблемы с контролем гнева. И что, ты считаешь себя равной такому бугаю? Аяно смотрела на него нисколько не растерявшись. — Ева говорила, что вы познакомились, когда ты защитил её от таких же придурков, как этот ваш Дженкинс. Для тебя было делом чести защитить слабую девочку от нападков своих однокурсников, да? — девочка перевела дух. — По-твоему, только у тебя, всего такого честного и справедливого, есть потребность к таким вещам? Оливер улыбаться перестал и наконец взглянул на Аяно как-то иначе. Он устало вздохнул, словно вся эта полемика ему страшно надоела, и сказал: — В таком случае в другой раз выбирай себе подходящих противников, потому что на будущий год меня здесь уже не будет. Холодный ветерок подул, заставляя уже взрослую Аяно открыть глаза. Отчего-то это глупое детское воспоминание заиграло новыми красками именно сейчас. — Постарайся выбирать себе подходящих противников, — пробормотала она, чувствуя, как губы сами собой растекаются в искусственной улыбке. Оливер вопросительно посмотрел на неё. — Это были твои слова в день нашего знакомства, — хмыкнула девушка. — Как же ты меня тогда раздражал, Вуд. Она опустила голову, сведя пальцы на переносице. Слова, которые семнадцатилетний Оливер сказал тринадцатилетней Аяно сейчас были особенно болезненными. — Что, Кавагучи, а сейчас не раздражаю? — в голосе Оливера был намёк на улыбку, но японке весело не было совсем. — Раздражаешь, — тихо сказала она. — Может, и надо было тебя тогда послушать. Она почувствовала крепкую ладонь на плече, и на этот раз пальцы сжали его достаточно крепко. Аяно не шевельнулась. — Нет, не надо было, — сказал он. — Сейчас тебе кажется, что ты проиграла, но поверь мне. Ты гораздо круче, чем можешь представить. Японка шмыгнула носом, ненавидя себя за то, что не может сдержать эмоций и выдаёт их перед кем-то вроде Оливера Вуда. Но тот, не догадываясь о её мыслях, сказал: — Просто у тебя сейчас тяжелый период, но он пройдет. Это я тебе обещаю.