***
Иизакки хохотал так, как хохочет человек, которому терять уже нечего. В этом смехе нет никого веселья и теплоты, как было бы в смехе любого другого человека. Слезы стекали по его грязному лицу, но он не мог перестать смеяться, убегая от преследования уже добрую часть времени. Элайджа не сказал ни слова с начала схватки. Как бы Иизакки не пытался, он не мог прочесть своего некогда названного отца, словно незамысловатую книжку. Он превратился в машину, которая хорошо делала ту единственную работу, на которую была способна — а, именно, убивать. Из раскуроченных теплиц позади Элайджи всё ещё валил густой дым. Они не заботились о том, что происходило вокруг них. В этот момент Элайджа не испытывал ничего, похожего на человеческие чувства. Его единственным стремлением было стереть это лицо перед собой так, чтобы и воспоминания о нём не сохранилось. — Ты кусок дерьма! — в который раз выкрикнул Иизакки, чье лицо в один миг окрасилось гневом. — Все эти годы мы делали всё, что ты хотел! Мы были рядом и помогали тебе! Это мы вытащили тебя из халупы, в которой тебе пришлось прятаться из-за неё! Я вытащил тебя из Азкабана! Я спас твою жизнь в этом месте год назад! Эти слова не произвели на Элайджу никакого впечатления. Зелёный луч пронзил разряженный воздух, врезаясь в то место, где секунду назад находился Иизакки. Тот перекатился на живот и мигом подскочил на ноги. Он бегло посмотрел на то место и метнул взгляд на Элайджу. — Иннанель была шлюхой, которой было срать на тебя, — посмеиваясь, сказал Иизакки. — А ты — овца, даже мнения своего не имеющая! Ты недостоин того, чтобы мы называли тебя своим отцом! Земля под ботинками Элайджи раскололась, и в самый последний момент он успел отскочить. Но трещина разрасталась с такой скоростью, что он спотыкается на ровном месте. Иизакки продолжал хохотать, наблюдая за бегом своего противника. А Элайджа, замерев, взглянул на него с такой лютостью, что любому бы стало понятно. Сейчас что-то произойдет.***
— Что делать?! Что нам теперь делать?! Иизакки носился из одного угла в другой, раздражая двух других обитателей комнаты. — Сидеть смирно и не высовываться, — машинально ответил Элайджа, откинувшись к спинке кресла у двух кроватей. Он бы и сам хотел знать, что ему теперь делать, но Иизакки, который в очередном истеричном приступе пересекал комнату, мешал ему это делать. — Но Тёмный Лорд дал нам задание! — громко сказал он, выпучив глаза. — Мы должны идти туда уже завтра! — Все на взводе, — бросил Элайджа, опустошая очередной бокал с виски. — Сиди смирно. Иизакки в очередной раз психанул. Он умел выжидать, если это было необходимо, однако в нестабильной обстановке он ломался первым. — Сука! Остановившись на секунду, он не выдержал и грохнул ногой по столику с кувшином с такой силой, что ножка переломилась надвое. Вся конструкция рухнула на пол с грохотом. Осколки стекла смешались с вином и деревянными щепками, но взбалмошного подростка это не успокоило. — Я сказал тебе заткнуться. Угрожающе тихий голос прозвучал из противоположного угла комнаты. Редсеб, сидящий у окна на привычном кресле, был мрачнее тучи. Шестеренки в его голове вертелись так быстро, что Элайджа мог увидеть это в его взгляде. Иизакки предупреждение брата, однако, не успокоило. — Как ты можешь быть таким спокойным?! — он метнулся к Редсебу. — Может, ты знаешь, что нам делать? Редсеб сидел так смирно, словно боялся шелохнуться, но Элайджа почувствовал, как засосало под ложечкой. Так недвижимо сидят животные, которые готовы броситься в атаку в любой момент. — Как такое могло произойти?! Младенец грохнул Тёмного Лорда?! Серьёзно?! Что это, черт подери, за младенец такой?! Может, ты знаешь, а?! Он пнул кресло, на котором восседал Редсеб, и он подскочил почти в одно время с Элайджей. Не говоря ни слова, он двинул кулаком Иизакки в лицо с такой силой, что тот отшатнулся. — Эй! — Элайджа подал голос. Увидев на пальцах кровь, Иизакки ломанулся на брата с каким-то диким криком. Они сцепились с такой силой, словно намеревались как минимум придушить друг друга. Элайджа был в шаге от того, чтобы прикончить их обоих. Двумя шагами он преодолел расстояние, с силой отпихнул Иизакки в сторону. Тот грохнулся на пол, а уже в следующий миг Элайджа схватил старшего за руку, которую тот уже занёс для нового удара. Взбешенный Редсеб попытался вырваться, продолжая прожигать взглядом Иизакки с нездоровой остервенелостью, но Элайджа грубо встряхнул его, заставляя посмотреть на себя. — Учись себя контролировать! — прошипел он, больно стискивая его предплечье. Редсеб поморщился и попытался вырваться, но тот снова тряхнул его с такой силой, что тот присмирел. — Ты слышал меня? — Элайджа говорил очень тихо, но этого было достаточно. Редсеб, который смотрел на его лицо исподлобья, первым отвёл взгляд, и только тогда Элайджа выпустил его руку. Не глядя ни на кого, Редсеб утер нос и молча покинул комнату, громко хлопнув дверью. Иизакки, который всё это время провожал брата взглядом, неловко поднялся с корточек, утирая разбитый нос. Он был в ярости, но буянить больше явно не собирался. Бухнувшись в кресло Редсеба, он запрокинул голову, но почти в ту же секунду поперхнулся и закашлялся. Элайджа, вернувшийся на свое место, наблюдал за ним украдкой, но ничего не говорил. Иизакки злился и бесился, не в силах совладать с потоком крови, после чего, наконец-то, метнул на него взгляд. — Исправь это. Голос у него был тихим и раздраженным, словно больше всего сейчас он стыдился свой беспомощности. Но Элайджа не собирался потакать его слабостям. — Ты уже слышал это заклинание, — сказал он, неотрывно наблюдая за переливами янтарной жидкости в граненном стакане. — Я забыл! — крикнул уязвленный мальчишка. — Вспоминай. Иизакки засопел, озлобленно глядя на улицу из окна, после чего громко встал с дивана и стремительно покинул комнату, оставив Элайджу наедине со своими демонами.***
Чудовищная боль пронзила голову и всё естество. Иизакки выронил палочку, с трудом удерживаясь на ногах, и вцепился пальцами в волосы, лишь бы хоть как-то унять боль. И когда кратковременная вспышка пошла на убыль, он осознал, что только что произошло. Элайджа только что отобрал его магию. — Вонючий выродок, — сипло сказал Иизакки, борясь с темными кругами перед глазами. — Думаешь, это сломает меня? Словно в доказательство своих слов, он случайно наступил на волшебную палочку. Она переломилась надвое, но в ту же секунду Иизакки выхватил свой кинжал и крепко сжал его в ледяных пальцах. Сдаваться он не собирался даже в новом положении. — Я твою морду на куски покромсаю! — рыкнул он, но заклинание потерявшего разум от ярости сбило его с ног. Он рухнул на землю, до посинения сжимая кинжал, пока всё его тело заходилось в болезненных судорогах. Высокий силуэт промелькнул очень близко, но Иизакки оставался лежать на земле. — Кто из вас решил это сделать? Иизакки вздрогнул. Элайджа заговорил впервые с момента их драки, и его удивило то, насколько спокойным был его голос. Всё это было так непохоже на человека, который последние годы срывался по пустякам, что это сбивало с толку. — Да почему тебя это до сих пор заботит?... Пытка повторилась вновь, но закончилась так же быстро, как и началась. Выплюнув сгусток крови, Иизакки с трудом перевернулся на спину, устремив взгляд в лицо Элайджи. Тот горой возвышался над ним, устремив волшебную палочку прямо в его лоб. Этот ракурс он видел столько раз, что, улыбнувшись, он засмеялся вновь. Тихо, истерично и отчаянно. Он понимал, что ни одно слово не достигнет разума названного отца. — Кто из вас решил это? — повторил Элайджа. Иизакки поджал губы, словно решался на что-то. Понимание вперемешку с горьким отчаянием промелькнуло у него в глазах. Он размыкал губы так, словно говорить ему было тяжело физически. — Редсеб, — ответил он. — Это был Редсеб. И в следующий миг он разразился слезами.***
Когда Элайджа без проблем очутился во внутреннем дворе скромного двухэтажного домика, он мгновенно понял, что опоздал. Холодок летней ночи мягко коснулся его шеи, заставляя покрыться мурашками. Какая-то надежда угасающим огоньком теплилась в его сознании, когда он, судорожно выдыхая клубы пара, на полном ходу распахнул входную резную дверь, и в следующий миг она сдохла в муках. Элайджа в последний момент успел увернуться от зелёного луча, но в дом он ворвался почти сразу после этого. — Черт! — Иизакки выглядел напуганным, опуская руку с палочкой. — Я тебя не узнал... Но Элайджа на него уже не смотрел. Тяжело дыша, он ступил через то, что осталось от тела Бенджамина Фенвика, и медленно прошёл внутрь дома. На раскуроченной лестнице у ног мальчишки лежала женщина в домашнем халате. Элайджа, пройдя вперед, осторожно опустился над телом. Внутри что-то ухнуло, когда он разглядывал распустившиеся кровавые бутоны на белоснежной ткани. Онемевшими пальцами он коснулся спутанной пряди темных волос, но почти сразу одернул руку, словно обжегся, и медленно взглянул на подростка. Иизакки наблюдал за ним с настороженным интересом. Между ними произошёл немой диалог, и Элайджа впервые ощутил странный трепет от взгляда на мальчишку. Он поднялся, продолжая смотреть на Иизакки, и тот неосознанно сделал шаг назад. Ярость вспенилась так быстро, что Элайджа не смог себя сдержать. Он отвесил такую звучную пощёчину, что Иизакки отшатнулся от него, словно от дикого животного. Это мгновенно избавило его задорного огонька в глазах, и он посмотрел на Элайджу с потаенным страхом, который распалил его ещё больше. Что было бы дальше, узнать им обоим было не суждено. Когда во дворике зазвучали хлопки трансгрессии, Иизакки мгновенно ощетинился и выбросил руку с палочкой в сторону двери. Элайджа был проворнее. Отрезвев в один миг, он без лишних раздумий схватил его за шкирку и потащил на второй этаж. — Пусти меня! — Иизакки сопротивлялся, пытаясь вырваться из хватки своего наставника, но тот уже грубо впихнул его в кабинет и подтолкнул к дверце шкафа. Иизакки ударился спиной и, истерично оглянувшись, мгновенно понял, что к чему. — Я бежать не стану! — крикнул он, и его ломающийся голос дал слабину. Элайджа раскрыл дверцу шкафа, крепко удерживая Иизакки за плечо. — Редсеб должен быть снаружи, — сказал он. — Как только встретитесь — сразу же на дно. Последнее, что Элайджа видел в глазах Иизакки перед тем, как тот толкнул его в нутро шкафа — мелькнувшее отчаяние. Он открыл было рот, но было поздно — Исчезательный шкаф поглотил убийцу своих хозяев. Элайджа захлопнул дверцу, выждал полминуты и отошёл на значительное расстояние. Внизу уже были слышны крики, голоса и топот чужих ног. Мракоборцы должны были появиться тут с минуты на минуту. Не заботясь о том, чтобы оставаться незаметным, мановением палочки Элайджа заставил Исчезательный шкаф взорваться на мелкие щепки. Грохот заставил людей снизу притихнуть, но он понимал, что это ненадолго. Стараясь не дышать деревянной пылью, Элайджа приготовился и резко дернул на себя дверь. Он не станет ждать, когда на него нападут. Через несколько дней его посадили в Азкабан. Через тринадцать лет Иизакки будет тем, кто освободит его.***
Всё было странным. Хейг не вполне понимал, что именно движет им в эти самые мгновения. Все голоса в голове кроме его собственного были немы, и опуская руку с волшебной палочкой, он не мог себе объяснить, почему делает это. Ревущий Иизакки, так пристально наблюдающий за любым его движением, на миг даже успокоился, но Элайджа не хотел с ним говорить. Разум трезвел с каждым новым вздохом, принося с собой новое осознание и неожиданную слабину к убийце его любимой женщины. Элайджа ни секунды не сомневался, что именно Редсеб был зачинщиком той безумной затеи. Он слишком хорошо знал этих двоих, чтобы ожидать чего-то подобного от Иизакки. Один указывает направление и бежит, другой лишь следует, и так было всегда. В этом был смысл, который Редсеб мог придумать. Что тогда так сильно его задело? Ответа на этот вопрос Элайджа найти не мог. Он сделал несколько шагов назад, продолжая нерешительно смотреть в лицо названного сына, после чего развернулся и медленно побрел прочь. Элайджа так и продолжал слышать сухие рыдания за спиной. Но именно в этот самый момент Элайджа заметил приближающуюся к ним фигуру. Он остановился, сощурившись, и ощутил, как внутри что-то ухает от неприятного ощущения. Он никогда не видел этого человека воочию, но без труда догадался о том, кто это такой. И судорожный вздох позади дал понять, что и Иизакки знаком с этим человеком. — Нет… — прохрипел вдруг он. За спиной послышалась возня. Элайджа коротко взглянул за плечо — Иизакки, шипя от боли, прикладывал все усилия для того, чтобы подняться. — Собираешься бежать, нэ? Страшный акцент, непривычная для англичан одежда. Длинное лезвие меча — такого нехарактерного для волшебников оружия — опасно блеснуло в свете луны. Он прошел мимо Элайджи, не обращая на него никакого внимания. Высокий японец обладал такой тихой поступью, что тот решил, что ни за что бы не почувствовал приближения незнакомца, если бы не увидел его издалека. Элайджа никогда не был в Японии, но то, что человеком был глава клана Кавагучи, сомнений не было. — Ты младший или старший? — японец обратился к Иизакки, остановившись. Его голос был пронизан непоколебимым спокойствием. Иизакки был белым, словно мел, и ничего не ответил. — Мой английский не очень хорош, — сказал Кавагучи Торанага. — Со дэс'ка, ты можешь не отвечать. Я знаю, что ты младший брат. Иизакки сглотнул и перехватил кинжал в дрожащей ладони поудобнее. Мужчина расправил плечи. — Ты собираешься ответить. Моё уважение. Иизакки взглянул на Элайджу, но тот оставался на месте. — Не стоит тебе рассчитывать на помощь своего отца, — сказал японец, словно читал мысли Маллигана. — Нет в мире такого милосердия, которое позволило бы тебе сбежать сразу от двух мужчин, которых ты лишил любимых. — Что ты собираешься с ним сделать? — машинально спросил Элайджа, которого передёрнуло от последних слов. Кавагучи Торанага посмотрел на него своим внимательным, но ничего не говорящим взглядом. Ни одна эмоция не могла бы выдать того, что было у него на уме. — Самая страшная месть для бездушных — отчаяние, господин Элайджа. Даже несмотря на то, что я должен был уступить своим детям в праве на месть за их мать, именно Маллигана Иизакки я не мог оставить в покое. — Как и я, — неожиданно отозвался Элайджа. — Не после смерти моей жены. Он не мог понять, почему вдруг стал откровенен с этим незнакомцем, и Торанага явно это понимал. — Месть за погибших не приносит желаемого покоя, на который ты рассчитываешь. Я позволил своим детям прийти сюда, чтобы они раз и навсегда уяснили этот урок, — Торанага помедлил, словно раздумывая над словами или же их переводом, после чего добавил, — И уж убийство сына вам его не принесет подавно. — Не из-за того ли ты здесь? — резко спросил Элайджа, ощутив вспышку ярости. Но японец отвернулся, а Иизакки напрягся, увидев что-то пугающее в его лице. Элайджа видел, как трясутся его коленки. — Оставить в покое того, кто лишил мою дочь ноги... о нет. Это та вещь, которую нельзя игнорировать. Жители вашей страны должны осознать, что покушение на наше наследие непростительно. Острие длинного меча быстро указало на Иизакки. — За твоей душой, Маллиган Иизакки, я прибыл сам. Маллиган метнул взгляд на Элайджу, но тот продолжал молча наблюдать за развернувшейся сценой. Его обуревали противоречивые чувства, которым он не мог дать внятного объяснения. Незримая нить всё ещё тянулась в сторону человека, виновного в смерти его любимой женщины, и Элайджа словно не мог так просто оставить его на растерзание, но и сдвинуться с места он не мог. — Возвращайтесь к своей дочери, Хейг Элайджа, — добавил японец. — Госпожу Айзекс ранили в сражении с великанами у Деревянного моста. Они обе там. Элайджа промолчал, но Иизакки что-то понял по его лицу, отчего его плечи безжизненно опустились. — Ублюдки, — еле слышно выдохнул он и покачал головой, издав смешок. Элайджа заметил, как нервно он стискивает кинжал рукой. — Да пошло оно всё, — процедил он, обведя взглядом двух мужчин перед ним. — И ваши выродки тоже. Повеяло холодом с севера. Внутри что-то оборвалось за секунду до того, как всё это произошло. На полувдохе Элайджа видел, как кинжал вонзился в шею своего хозяина, но японец был не менее стремительным. Меч пронзил голову Иизакки насквозь прямо через рот владельца, который всю свою жизнь не мог держать язык за зубами. Элайджа не смог уловить, чей клинок быстрее достиг назначенной цели, зато выпученные глаза смотрели только на него до последнего неровного вздоха. Тело Иизакки рухнуло на землю, а японец резко вырвал окровавленное лезвие. Отсутствующим взглядом он наблюдал, как резким и отточенным движением он вытирает меч и кладёт обратно в ножны. Элайджа бездумно приблизился к телу своего сына, чьи глаза теперь были устремлены в черное небо. Гомон сражения, который не утихал с начала его прибытия, отошел на второй план, и в кои-то веки обезумевший пес больше не был его частью. Иизакки Маллиган нашел свое последнее пристанище, и Элайджа почувствовал странную пустоту, словно с его уходом его мир стал значительно тише.