***
Порыв ветра был таким сильным, что Одри с трудом удавалось стоять на месте, а глаза слезились, но та вросла в землю ступнями, глядя на то, как чёрный огонь пожирает пламя Последнего дракона. Последний дракон. Все твои имена ничтожны, как ускользающий запах гари по ветру, Редсеб Маллиган. Одри сделала шаг вперед, и её собственное пламя взвилось на несколько метров ввысь. От него не было света, как от любого другого огня — он его поглощал также, как и всё остальное. В этом пламени сгинет любое упоминание о человеке, вплоть до воспоминаний. В нём исчезла рука Айзекса и изжарилась её не рожденная дочь, чья душа была серо-голубого цвета. Озиан. — Одри. Голос был тихим и взволнованным, но это не имело никакого значения. Значение имела лишь та пустота, что неотвратимо расползалась в ней с каждым новым мигом. В подтверждение к ней черные языки дикого огня взметнулись ещё выше. — Пожалуйста, уйдём. Оставь его. Одри метнула взгляд на Еву. Та смотрела на неё своими большими серыми глазами и выглядела странно спокойной. Ева твёрдо сжимала плечо женщины, и весь её облик говорил о том, что она точно знает, что хочет. — Он умрёт, — чётко сказала Одри. — А затем — всё остальное. — Ты не убийца! — сказала Ева. Но в противовес её словам раздался истошный и яростный вопль. Этот звук поколебал уверенность на лице Евы, и она беспокойно взглянула в гущу пламени. — Черт возьми, Одри! — выругалась она, умоляюще взглянув на спутницу. — Он же меня спасает! Всё это снова происходит из-за меня! Прекрати! Не выдержав, Одри стряхнула ладонь со своего плеча и впилась в неё свирепым взглядом. — Не каждый, кто тебя спасает, заслуживает того же! — выплюнула она. — Хватит уже строить из себя Мать Терезу! Просто заткнись! Поняла меня?! Заткнись и не лезь! Ева изумленно отстранилась, глядя так, словно та её ударила. Одри пронизывала её какое-то время в ожидании любой реакции, но та молчала. Женщина отвернулась и сделала новый шаг к Редсебу, и только тогда Ева вдруг сказала: — Оставь его в покое, иначе я себя убью. Одри бегло глянула за плечо. Ева стояла на месте, уткнув палочку в шею. На её лице больше не было того потрясения. Хуже всего было то, что она была твердо уверена в себе. — Отстань от него, поняла? Если я сдохну, черта с два ты закончишь свой вонючий ритуал! — процедила Ева сквозь зубы. — Черта с два! Её рука дрожала, а Одри не могла поверить тому, что она готова пойти на такое. Не хотела. — Если бы ты в самом деле хотела это сделать, то по условиям нашего Непреложного обета ты бы уже умерла, — сблефовала она, прекрасно помня о том, что обет уже давно разрушен. — Значит, обет ваш — херня! — прошипела Ева. — Отойди! Одри сощурилась, почувствовав вдруг нестерпимое раздражение. — Ну давай, — тихо сказала она. — Сдохни ради ублюдка, который перебил половину твоих близких. Одри отвернулась, полностью уверенная в чужом блефе, но почти в ту же секунду почувствовала, словно чья-то рука дернула её за плечо. Она обернулась как раз в тот момент, когда Ева пустила заклинание. Чёрное пламя утихло также мгновенно, как и возникло, когда Одри бросилась в сторону девочки. Заклинание прошло в нескольких миллиметрах от сонной артерии, но свежая кровь брызнула на чёрную толстовку. Совершенно по-магловски Одри ударила Еву по руке, из-за чего та выронила волшебную палочку. Та вскрикнула от боли и испуга одновременно, а затем уставилась в лицо женщины, чье выражение лица удивительно точно зеркалило её собственное. Одри с ужасом осознала, что только что могла её потерять. — Ты что, дура, делаешь?! — Одри больно ударила Еву по плечу, сдерживая крик из последних сил. Та мотнулась в сторону, и её глаза вдруг наполнились слезами. Сказать ей было нечего. — Что делаешь, а?! — рыкнула Одри, ощущая, как внутри что-то надламывается, а глаза жжёт сухим огнём. Ева глянула на неё исподлобья, утирая нос, а плечи её поджались так, словно она хотела стать меньше. Рана на её шее продолжала истекать кровью, но Одри с остывающим ужасом понимала, что её жизнь вне опасности. Не думая ни о чем другом, она сделала шаг, схватила Еву за плечи и заключила в крепкие объятия. Девчонку колотило от ужаса, и Одри стиснула её крепче, больше не пытаясь сдержать своих эмоций. Когда заклинание невидимым кинжалом пронеслось по коже Евы, Одри мгновенно выдернуло на много лет назад, когда ей было всего лишь шестнадцать. Она до сих пор просыпалась в холодном поту от воспоминаний о крохотной жизни в руках, которую она держала в руках, пока ладья вела её вдоль длинной реки. Этот мираж много лет носил имя её потерянной дочери и был окрашен в серые тона с голубым отливом. Объятия Ева были очень тёплыми — Одри почувствовала это, когда руки девушки нерешительно обвились вокруг её тела. Впервые в жизни Ева искренне обняла её в ответ, и Одри поняла, что вся её жизнь разрушилась окончательно. Айзекса больше нет, Озиан никогда не существовало, а убийце её любимого она никогда не отомстит. Одри отказалась от всего этого ради того, чтобы вновь ощутить тепло этой души в руках. Тепло, которое ей предстояло теперь самолично задушить. Опустив щеку на макушку, Одри беззвучно разрыдалась от захлестывающих эмоций. Больше нет никаких сомнений. Впервые она испытала ненависть к Сайлагх, которая дала ей испытание, прекрасно зная о цене, которую Одри нужно было заплатить.***
Редсеб был всё ещё жив — Одри видела, как тот со стоном лежит на выжженной земле, из которой сочился густой пар. Ева неотрывно смотрела на него, но подойти ближе почему-то не решалась, словно боялась, что тот всё ещё сможет её остановить. Одри внимательно наблюдала за ней и пыталась понять всю ту гамму странных чувств, которых Ева к нему испытывала. Наверное, где-то в глубине себя она его любила, но признаться в этом означало предательство не только тех, в чьей любви она не сомневалась, но и самой себя. И всё же в тот миг, когда Редсеб почти умер, она готова была вновь выбросить свою жизнь. Даже зная, что он бы не вынес её смерти. Одри опустила ресницы, с трудом примиряясь с таким поступком в отношении того, кого она даже сейчас хотела разорвать на куски. Какая же ты сломленная, Ева. — Прощай, Редсеб, — тихо сказала Ева и отвернулась. Больше она на него не смотрела. По телу великана через обрыв они перебирались, крепко держась за руки. Если бы кто-то спросил Одри, почему они всё ещё направляются к Гремучей Иве, она не смогла бы дать точного ответа, но зато она знала наверняка, что Еву тоже туда тянуло. С облегчением Одри заметила, что при нападении Пожирателей сама Ива осталась нетронутой. Корявые и страшные ветви обзавелись молодыми листочками, но в целом дерево ничуть не изменилось с тех лет, когда Одри ещё была Уильямс. Было в этом месте что-то, что незримо тянуло к себе всех, кто хоть как-то был связан с Хогвартсом. Именно здесь Одри выкурила свою первую сигарету, Айзекс впервые её поцеловал (и не единожды впоследствии), а пьяный в хлам Джи умудрился сблевать дорогущий виски мистера Оливандера на саму Иву. Одри до сих пор не знала, почему он тогда остался жив. А калейдоскоп фальшиво ярких воспоминаний одолевал её всё больше по мере приближения к желанным пейзажам, и от этого становилось только горше. — Айзекс погиб, — тихо сказала Одри больше самой себе. — Ритуал нам предстоит провести вдвоём. Ева промолчала. Она не подозревала, что со смертью Айзекса ритуал уже был запущен в действие, потому что именно смерть кого-то из них троих знаменовала его начало. Ева так же не знала, что эта участь готовилась для неё. Но цена уже заплачена, а приз в конце не имел никакого значения. Одри уже понимала, что никогда не сможет вернуть Озиан, а потому всё, что от неё требовалось сейчас, это отдать душу Евы в объятия Смерти. Как то и велела Сайлагх. — Что от меня нужно? Ева стояла в стороне, сжимая плечо в том месте, куда Одри её ударила ранее, и смотрела куда-то вниз. По ней было неясно, о чём она думает, и это терзало женщину не меньше всего остального. — Ничего, — тихо ответила она. — Я сама всё сделаю. Когда Одри взмахнула палочками, Ева снова обернулась к Хогвартсу и устремила на него полный лютой тоски взгляд. Она разглядывала его башни, могучие стены и огоньки, которые в нём горели, словно никак не могла насытиться этим видом. Ева тоже что-то вспоминала — это было видно по её лицу и блестящим глазам. Одри хотелось бы знать, что именно, но она не сказала ни слова. Вокруг них вспыхнул большой синий круг будущей пентаграммы. Символы и древние руны зажигались один за другим, отрезая Еву от старой жизни. Ветерок, который их обдувал, становился всё менее заметным, а шелест Запретного леса заглушался слоями непростой магии. Это была безумно сложная формула, над которой Айзекс и Одри корпели ни один год, но сейчас всё это казалось бессмысленным. В конце их не ждало ничего, кроме отчаяния. Наступила гробовая тишина. Пентаграмма была закончена и светилась ровным синим цветом, после чего Одри нехотя повернулась к Еве. Та поджала плечи, словно кожей ощутила этот тяжёлый взгляд, и медленно обернулась. Она без каких-либо эмоций смотрела на свою будущую убийцу, словно в душе умерла уже очень давно. Одри подошла к ней и вынула свои волшебные палочки. Легким движением она рассекла свою ладонь. Ева безучастно наблюдала за её действиями. Одри стиснула раненный кулак, после чего медленно опустила окровавленную ладонь на лоб девушки. Та слегка сжалась и опустила ресницы, продолжая молчать, даже когда на ней оставили кровавый отпечаток, и Одри не могла понять, почему она даже не спрашивала, что её ждет дальше. Ева открыла глаза и посмотрела прямо в глаза Одри, а та замерла, не в силах выносить в них зияющую пустоту. Именно это заставило в последний момент спросить то, что не давало ей покоя с момента пробуждения: — Что произошло до того, как я пришла в себя? Это подействовало. Ева уронила взгляд и слегка поджала губы. Ничего не сказала. Тяжело выдохнув, она низко опустила голову и зажмурилась. Что-то терзало её, и Одри терпеливо ждала, думая только о том, какой степени тяжести её ожидает признание. — Я почти убила человека. Её передернуло. Ева спрятала лицо в ладони, пачкая её в чужой крови, и после открыла глаза, глядя сквозь грязные пальцы. Она незряче смотрела куда-то вниз, словно прямо сейчас видела чужие мучения. — Руквуд чуть не убил Фреда, и за это я… пустила в него Круциатус. Не раз. Одри почувствовала, как внутри шевельнулась маленькая змейка. Она хорошо понимала, что это значит, и от собственных мыслей ей было жутко, но она не могла даже пошевелиться, глядя на измученную Еву. — Если бы кто-то не остановил меня, — продолжала она, — я бы окончательно стала, как он. И в тот момент мне было плевать, я хотела этого. Даже до сих пор не до конца... Она содрогнулась от собственных слов, словно её вновь должно было стошнить, а Одри подумала, что отчетливо видела такую же сцену много лет назад. — Ты из-за этого чуть было не убила себя там? — тихо спросила она. Ева долго ничего не отвечала, будто раздумывая над ответом. А затем коротко и смиренно вздохнула. — Всё это не имело значения с самого начала, — сказала она гораздо менее эмоциональным голосом. — Он в моей голове, и никогда оттуда не уйдет. Всё это бесполезно. Она обхватила локти, выпрямилась, и посмотрела на Одри уставшим и влажным взглядом, от которого внутри у неё всё перевернулось в который раз. — Но даже так... даже притом, какой я человек... ты была права, — едва слышно сказала она, и впервые её голос задрожал. — Я так жалею, что не провела время с ним в последний месяц. До того, как стала такой. Ева снова спрятала лицо в ладонях и затряслась. Одри молча смотрела на неё, перебарывая в себе желание вновь её обнять. Вместо этого она протянула раненную руку и легонько стиснула её плечо — в том месте, куда ударила до этого. Так они и стояли до тех пор, пока дрожь Евы не прекратилась. — Давай, — сказала она, не поднимая головы. — Просто сделай, что хотела. И закончим на этом. Она понимала, что её ждет. Это было так глупо, но в то же время красиво. Чувствуя странную пустоту внутри, Одри улыбнулась своей привычной синтетической улыбкой, в искренность которой прежде никто не верил, после чего некрепко сжала плечи Евы и осторожно соприкоснулась с ней лбами. Уверенности в том, что это уместно, не было, но Ева не дернулась в ответ. В этом нездоровом единении они вновь простояли некоторое время, не считая минуты. Небо за магическим куполом становилось всё светлее — солнце должно было выйти в ближайший миг. Сердце билось так сильно, что его удары эхом смешивались с едва различимым жутким криком за искусственной оболочкой. Они точно знали, кому он принадлежит. — Ты глупая девочка, Ева Хейг, — шёпотом сказала Одри, сжав плечи Евы сильнее. — Но лучше тебя никого нет и никогда не будет. Вспышка света ослепила их обоих.