Принципиальный обмен

      Иван без особой спешки собирал вещи. До отбытия поезда оставалось немногим более двух часов. Хотелось опоздать, и лишь потраченные на билет деньги заставляли Брагинского хоть как-то шевелиться. Впереди маячила перспектива провести в шумном вагоне двенадцать часов. Или чуть больше. Альфред упорно отказывался лететь на самолете, так как у него внезапно открылась аэрофобия. Посему пришлось согласиться на места в каком-то «суперэкономном вагоне», где даже прилечь невозможно.       Сам Джонс в данный момент находился на занятиях. Он исправно посещал лекции с понедельника и не переставал удивлять тем самым соседей. Даже таинственная работа в ночную смену не мешала ему вставать при желании вовремя.       - Жаль, что ты не едешь с нами, - проговорил Иван, обратившись к Яо.       - Что-то не хочется, - усмехнулся парень. – Только представлю, какая семья могла вырастить сие создание, - дрожь по телу от ужаса.       - Уверен, что родители у него нормальные… Да он и сам не такой уж придурок, если настроится на серьезный лад.       - Я тоже так думал. Но за последний месяц он резко изменил мое мнение о нем.       - Это просто игра на публику.       - Окей. Не буду спорить.       На деле, Вану просто было не до разговоров. Покончив с календарем (оставалось лишь дождаться окончательного варианта из издательства), Яо взялся за подработку в главной газете соседнего города. Неплохая практика перед окончанием учебы. Оставаться там парень, конечно, не хотел, но опыт лишним не бывает. Выбирая журналистский путь почти шесть лет назад, Ван грезил одним крупным техасским издательством. Теперь же, достигнув некоторых успехов, Яо устремил свой взор в Нью-Йорк. Чем черт не шутит? Одно время парень едва не изменил своей цели, обратив внимание на Лос-Анджелес, однако голливудские страсти быстро отпустили его. Теперь только Нью-Йорк. Джонс, как всегда, ворвался в комнату подобно урагану. Бросив невнятное приветствие, парень принялся скидывать в рюкзак все, что попадалось под руку. Сборы не заняли у него и пяти минут. Покончив с ними, Альфред плюхнулся на кровать и облегченно выдохнул, но отдых его длился недолго. Едва переведя дух, парень в привычно быстрой манере начал допрос:       - Ты все взял? Зубную щетку не забыл? Мне не жалко, но свою не дам. Это не гигиенично. Ты не подумай, что я брезгливый или что-то в этом роде. Просто личные вещи – это личные вещи…       - Кто бы говорил… - пробубнил Ван себе под нос. За период, проведенный с Альфредом в одной комнате, он успел потерять всякую надежду на неприкосновенность любого имущества. Если Джонсу что-то приходило в голову, он мог со спокойной душой воспользоваться чужой одеждой, чужим шампунем, полотенцем, бритвой, и (чего таить?) нередко Ван находил свою зубную щетку на соседской кровати.       - Я все взял, - утвердительно кивнул Брагинский и продемонстрировал свой рюкзак. – Мы ведь едем на один день…       - На один?! – Альфред даже подскочил на месте. – Как минимум, мы задержимся там до второго ноября! Что ты успеешь посмотреть за один день? Ну, сходим мы на этот ежегодный карнавал, посмотришь на чудиков в костюмах… У меня в городе полно всяких достопримечательностей! В кафе мистера Сомерсета продают лучшее пиво всех северных штатов.       - Ты лично проводил конкурс на лучшую пивнушку севера? – Ван скептически вздернул бровь.       - Все так говорят! Мистер Коллинз, например, успел поколесить по Америке, пока был волосатым пацифистом. Он каждый раз повторяет, что самое лучшее пиво именно у Сомерсета…       - А у вас там есть места, интересные в историческом плане? – прервал хвалебную речь Иван.       - А как же! У нас есть дом, в котором жил сам Роналд Девентпорт.       - Кто это? – зевнув, спросил Яо.       - Стыдно не знать! Это герой Гражданской войны, он родился в моем городе.       - Прости, но я не обязан знать поименно всех героев Гражданской войны местного разлива, - развел руками Ван. Частенько у них с Джонсом в разговорах всплывала тема американской истории. Как правило, в такие моменты Яо становился китайцем, поскольку бесконечное размусоливание ужасов Гражданской войны наводило на него одну лишь тоску. Он бы еще послушал что-нибудь об истреблении индейцев, но Джонс с неизменных пафосом продолжал прославлять Конституцию, отмену рабства и персону Линкольна со всеми вытекающими. Благо, в своей почти научной деятельности Альфред занимался поселениями коренных народов. В противном случае, он не смог бы работать по профессии, так как волны нездорового патриотизма раз за разом топили в нем историка.       - Есть нормальные достопримечательности? – на сей раз интерес проявил уже сам Ван. – Хотя бы храм какой-нибудь или мост...       По непонятной причине улыбка быстро сползла с лица Джонса, а весь энтузиазм куда-то испарился. Помолчав немного, Альфред ответил:       - Есть церковь. Но там ничего интересного. Ее пуритане строили в начале прошлого века.       - Иван, а ты был в Соборе Василия Блаженного? – встрепенулся вдруг Яо.       - Я и в Москве-то никогда не был, - развел руками Брагинский. – Не пора ли нам в путь? До вокзала далековато, а автобуса не дождаться. Ван, пойдешь с нами?       - Эх… - Яо лениво потянулся. – Пожалуй, мне стоит размяться. Уговорил!

***

      Ольга торчала на лестничной площадке уже достаточно долго, но надавить на тугую кнопку дверного звонка никак не решалась. Вместо этого, она переминалась с ноги на ногу и в сотый раз перечитывала надписи, выскобленные чем-то острым на стенах. «Володя + Настя», «Ира я тебя люблю», «Мир, май, трут», «Сидоркин-дурак», «Свобода», «Слава Брежневу»… Дом, стоящий в самом центре города, полнился людьми со всеми их мыслями, глупыми, странными, человеческими. Через маленькие оконца на лестницу падал сероватый свет, по обшарпанным стенам стелилась черная плесень. Ольга переключила внимание на узорные перила в облезшей синей краске. Кому только в голову пришло покрасить их в этот грязный синий цвет? Где-то внизу послышались шаркающие шаги. Преодолев четыре пролета, этажом ниже показался Гильберт. Ольга отступила к стене, но, поймав себя на глупой панике, вновь выровняла осанку и встала на прежнее место.       - Кого я вижу! – воскликнул Байльшмидт. Как только он сквозь свое близорукое зрение узнал Ольгу, в лице его что-то едва уловимо поменялось.        - Вот… Решила зайти, - пробормотала девушка, убирая с глаз несуществующую прядь волос. – Они ведь приглашали…       - Почему меня не позвала? – Гильберт вдруг нахмурил брови.       - У тебя, кажется, занятия должны сейчас быть.       - Препод уехал в Киев на конференцию.       Байльшмидт, не раздумывая долго, нажал на звонок. Вскоре за дверью послышалась возня с цепочками и ключами. Ожидание было, пожалуй, даже слишком долгим. В конце концов, на пороге показался молодой темноволосый худощавый человек с короткой стрижкой и усталым смуглым лицом. Окинув гостей несколько растерянным взглядом, он без приветствий пропустил их внутрь.       - Дэн, кто там? – послышался с кухни чуть хрипловатый женский голос.       - Гил с... Олей.       Карие, почти черные, глаза хозяина квартиры выдавали нервозность. Взгляд его метался из угла в угол. Парень усиленно разминал кисти рук.       - Случилось что-то? – спросил Гильберт, повесив пальто на вешалку.       - Ерунда, - отмахнулся Дэн. - Опять соседи на меня жаловались, участковый с утра заходил.       - Как обычно.       - Ну, да.       - Что пить будете? – вновь раздался голос с кухни.       - Еще не вечер, Жанна. Успеем, - ответил Гильберт.       Девушка покинула свое укрытие и вышла в коридор. Внешний вид ее был практически противоположен облику хозяина квартиры. Хотя короткие волосы точно так же топорщились на голове, натуральный их оттенок полностью потерялся благодаря сильному осветлителю. Белесо-голубые, огромные глаза девушки смотрели на гостей с холодным спокойствием, поза выдавала расслабленность. Тонкий шелковый халатик с китайским орнаментом едва скрывал бледное тело. Скользкая ткань так и норовила сползти, обнажив костлявенькие плечики.       - Тогда просим в зал, - проговорила девушка.       Квартира произвела на Ольгу сильное впечатление еще в первый раз, когда она, скрываясь от холода осенней ночи, согласилась пойти с Гильбертом к его друзьям. Тогда здесь было полно народу, не меньше десятка человек. Все в импортных одеждах, с модными стрижками, чуть захмелевшие. Поначалу Ольгу смутили темы разговоров. Так или иначе, все сводилось к политике. Обсуждали какие-то странные фильмы и книги, о которых девушка раньше ничего и не слышала; пили дорогие напитки, не встречающиеся на прилавках в магазинах. Люди, собравшиеся вместе в ту ночь, производили неоднозначное впечатление. С одной стороны, они казались интереснейшими собеседниками, сведущими в совершенно разных вопросах, с легкостью раскручивающими любые темы. И многие мысли, прозвучавшие из их уст, казались Ольге близкими. Однако, с другой стороны, девушку не покидало ощущение собственной жалкости. Эти люди, бесспорно, были своеобразной элитой. Но таковыми они стали по воле независящих от них обстоятельств. Все выдавало наличие у них если не денег, то связей. Запад для них не запирался на все замки. Дети дипломатов, послов, крупных чиновников, военных– все они от рождения имели чуть больше свободы и теперь преспокойно могли рассуждать о том, что теоретически лучше. Да! Эрудированность, способность анализировать вызывали в Ольге неподдельное восхищение, однако легкая зависть делала свое дело.       Девушка прошла в зал и заняла кресло в углу. То самое, на котором она провела ночь в прошлый раз. Рядом стоял маленький столик, все так же заваленный иностранными книгами. Полки стенки ломились от заграничных сувениров. Ольга не могла точно сформулировать цель своего визита. Здесь просто было интересно. Эта квартира по обстановке напоминала ей, скорее, музей. А обитатели ее – каких-то древних философов... Хотя философия прежде не вызывала в девушке никакого интереса. Основным предлогом, чтобы прийти, было желание Жанны избавиться от части обуви. По счастливому стечению обстоятельств, у Ольги оказался тот же размер ноги.       Дэн достал с полки одну из пластинок, и уже знакомая для Брагинской музыка наполнила просторный зал.       - Один парень с моего потока хотел бы перекупить у тебя куртку, - вдруг сообщил Гильберт.       - Осеннюю? – уточнил Дэн, поудобнее устраиваясь на диване.       - Да. Готов отдать две с половиной сотни за нее.       - Пусть приходит.       Жанна опустилась на диван, и Дэн смог положить голову ей на колени. Некоторое время все сидели в задумчивом молчании. Ольга рассматривала сувениры, Гильберт просто слушал музыку.       - Это «Синий альбом»? – как-то лениво спросил Байльшмидт.       - Угу... Еле достал.       На сей раз вечер прошел как-то странно. Не было прежнего оживления, пылких дискуссий. Все четверо просто слушали музыку и изредка обменивались короткими фразами. Но все это пробуждало в Ольге непривычное волнение. Ей казалось, что происходящее уносит ее куда-то в век девятнадцатый, когда студенты-свободолюбцы точно так же тайком собирались в чьих-нибудь квартирках и вершили свои маленькие революции. Романтика...       Уже на пороге Дэн задержал Гильберта, зацепив его под локоть.       - Осторожнее с ней, - шепнул хозяин квартиры. – Сам знаешь: тут, кроме нее, все почти...       - Разумеется, - оборвал Байльшмидт.

***

      - Когда я поступал, этот мост еще только строился, - объявил Альфред достаточно громко и ткнул пальцем в окно. Иван вздрогнул, уже в пятый раз очнувшись ото сна благодаря всезаглушающему голосу Джонса.       - Круто, - пробормотал Брагинский.       - Там еще раньше мельницы стояли... Или мы их уже проехали? Нет же! Что я несу?! Они только впереди. Настоящие мельницы, представь!       - Удивительно.       - Ты чего такой вялый? Давай-ка я схожу за кофе.       - Отличная идея.       Как только Джонс вскочил со своего места, Иван прикрыл глаза и мгновенно провалился в сон. Но назойливый сосед и тут не давал ему покоя. Даже во сне голос Альфреда звучал так четко, что Иван невольно дергался. А ведь впереди еще не меньше трех дней. Достаточно, чтобы окончательно свихнуться от недосыпа.       - Я взял тебе с сахаром, - Альфред вернулся даже слишком быстро.       - Спасибо.       - Ты пьешь с сахаром?       - Да.       - Два кубика... Сколько обычно сахара ты добавляешь в кофе?       Брагинский лишь пожал плечами. Он вообще не мог припомнить, когда в последний раз пил кофе. Возможно, никогда.       - Расскажи, как там... – невнятно проговорил вдруг Джонс и уставился куда-то вдаль через соседнее окно.       - Где?       - В Союзе.       - Тебе бы там не понравилось, наверное, - откровенно ответил Иван. – То есть... Мне там привычно и хорошо, но здесь все так странно. Наверное, тебе бы не понравилось у меня на родине, там все было бы для тебя чужим.       - Эх! – громко выдохнул Джонс. – Ты сам странный. Но чужим бы я тебя не назвал. Фраза прозвучала чуть более эмоционально, чем хотелось бы. Альфред тут же с удвоенным рвением прильнул к кофе. И все равно, что напиток до боли горячий. Пусть лучше все думают, будто нелепейший румянец на щеках проступил от жара.       - А та женщина... – вновь заговорил Джонс. – Как так вышло?       - Ты сегодня невнятно изъясняешься. Что за женщина?       - Зина, кажется...       - Фред! – протянул устало Иван и развалился в кресле. – Сколько можно?       - Мне хочется знать, были в твоей жизни хоть какие-то безумные поступки. Просто у тебя, как послушать, все идеально, что блевать хочется. Примерный ученик, спортсмен, на какой-то ерунде играешь, успеваешь встречаться с красоткой... Только эта Зина добавляет в твою унылую сахарно-розовую жизнь какого-то перца.       - Я не хочу о ней вспоминать. Почему бы тебе не вздремнуть часок?       - Действительно! – Альфред перешел на активную жестикуляцию. – О чем я говорю? Какая еще сахарно-розовая жизнь? У тебя все кроваво-красное, как знамя или этот галстук, который ваши дети на шее носят.       - Пионерский галстук.       - Неважно. Просто тебе самому не тошно? Не хочется оторваться, забыть о том, что за тобой честь нации и прочая чушь? Ведь, если подумать, кому ты сдался, человечишка? Вас миллионы. Ничего не случится, если один...       - Случится. Сначала один, за ним другой. Каждый несет ответственность.       - Прекрати! – Джонс вдруг вцепился в край куртки Ивана. – Просто скажи, были ли в твоей жизни неправильные поступки? Ведь были же! И мир не рухнул.       - К чему ты клонишь?       Альфред вдруг замолк. Он открыл было рот, но так не смог ничего ответить. Действительно, к чему это он?       - Ты прав, - проговорил Джонс тихо. – Кто-то должен быть образцом. Живи так, если тебе хочется.       - Ты еще не пожалел, что позвал меня с собой?       - Нет. Ошибаться – это нормально.       Альфред уже думал помолчать немного, окончание диалога вышло каким-то серьезным. Оно предрасполагало к раздумьям. Однако натура взяла верх над стремлением к созданию правильного образа.       - Клянусь, что ты у меня пройдешь через все круги Ада! – заявил Джонс и ткнул Ивана кулаком в плечо.