Принципиальный обмен

      Светловолосая, несколько худоватая женщина лет сорока пяти на вид в сотый раз за утро смерила кухню короткими медленными шагами, устало зевнула и вновь подошла к окну. Стриженый газон, кустики петуний да блеклый садовый гномик – ничего нового. Женщина бросила взгляд в угол. Там, в тени холодильника, высилась горка тыковок.       - Бесовство, - усмехнулась своим же словам хозяйка дома.       Еще один круг по кухне. На сей раз женщина остановилась у плиты, задумчиво уставившись на конфорку. В голове своей она перелистывала меню на предстоящий день. От легкого волнения забурчало в животе. Мало того, что соседи обещали зайти на ужин в честь весьма сомнительного праздника, так ведь еще и сын решил привезти какого-то университетского друга! Сама женщина не противилась гостям, но не в таких же количествах…       - Твою мать, Фред! – раздался едва ли не вопль за окном. – Закрой свой рот хоть на минуту!       Хозяйка дома встрепенулась. Видимо тревожные мысли увлекли ее настолько, что она не услышала даже шума подъехавшей машины.       - У себя дома будешь рот людям затыкать! Что хочу, то и говорю! – послышался уже знакомый женщине голос. Перебранка, возникшая по неведомой причине, казалось, только нарастала.       - Что за крики? – как можно беззаботнее произнесла женщина, выйдя на порог. На лице ее сияла широкая улыбка, никак не сочетавшаяся с обеспокоенным взглядом и нервным напряжением мышц на тонкой дрябловатой шее.       - Мама! – забыв обо всем, Альфред подбежал к хрупкой женщине и, крепко обняв, оторвал ее от земли. Иван, немного смущенный тем, что первое впечатление о нем уже смазалось, предпочел постоять в стороне. Когда же торжественный момент воссоединения семейства подошел к концу, Брагинский лишь скромно поздоровался небольшим кивком.       - Знакомься, мама! – объявил Альфред. – Это мой лучший друг – Иван Брагински… Брагинский!       - Очень приятно, - женщины вновь неестественно улыбнулась, хотя неестественность эта вовсе не означала немилость или равнодушие. Миссис Джонс просто не умела гармонично выражать свои эмоции, и даже если радость переполняла ее сердце, на лице играла лишь кривенькая ухмылка.       - Иван! – продолжил Альфред. – Эта женщина, благодаря которой я стал таким, каков есть. Можешь звать ее Самантой…       - Фредди! – воскликнула миссис Джонс.       - Окей. Можешь звать ее Самантой с завтрашнего дня. Тогда вы будете уже достаточно знакомы.       Чтобы прекратить очередной приступ клоунства у сына, женщина пригласила всех пройти в дом. Но стоило Саманте Джонс развернуться к входу, как с грохотом поднялись гаражные ворота, и на свет вышел крепкий усатый мужчина. Одежда его вся была испачкана, и даже на светлых, чуть рыжеватых волосах каким-то чудесным образом проступали мазутные пятна.       - Приехал, сученок! – бодро воскликнул мужчина и, обтерев руки о джины, похлопал Альфреда по плечу. – А ты тот самый Иван? Ну, здравствуй!       Мистер Джонс крепко пожал руку Брагинского.       - Теперь можно и завтракать, - Саманта вновь попыталась пригласить всех в дом, однако в этот момент на улицу выскочил еще один член семейства. Лицом он был похож на Альфреда даже больше, чем родители.       - Мэтти, куда ты выбежал в пижаме? – строго проговорила мать, но призыв ее остался без внимания.       - И давно ты у нас так бегаешь? – с довольным видом Альфред задал немного странный для посторонних вопрос.       - Я встал через пару дней после твоего отъезда, - ответил Мэтт и с некоторой опаской взглянул на гостя. Вежливость, однако, заставила его изобразить дружелюбие. Вышло вполне в духе матери.       - Круто! Значит, поедем на озера завтра.       - Если я починю машину, - вмешался мистер Джонс. – Неделю не могу завести это корыто.       - Кто-нибудь голоден? – стояла на своем Саманта.       - А что не работает? – обеспокоился Альфред.       - Да черт его знает!       - Не богохульствуй, Джонс!       - Позже вместе посмотрим.       - Нужно в мастерскую везти. У меня уже мозги рвет от этого корыта.       - Завтрак, мужчины!       - Ну, я все равно посмотрю.       Оставив вещи около входа, Иван проследовал за Джонсами к небольшому овальному столу.       - Мэтти, пока не переоденешься, завтрак не получишь, - тихо, но строго проговорила мать. – Иван, ты можешь сесть здесь.       - Это стул бабушки, - добавил свое пояснение Альфред.       - А где она сама? – спросил Брагинский, усаживаясь.       - Точно не знаю, но склоняюсь к Аду…       - Альфред! – воскликнула миссис Джонс.       - Не кипятись так! – одернул ее супруг. – Зная твою маму, могу сказать, что она, наверняка, там на почетных должностях.       Саманта ничего не ответила мужу, лишь одарила его грозным взглядом и принялась накрывать на стол. Мэтт, между тем, переодевшись, спустился и занял место напротив Ивана. Получив порцию, Альфред хотел уже приступить к еде, но и тут женщина ненавязчиво напомнила о своем авторитете шлепком по спине. Убедившись, что все выглядит, как положено, Саманта села по правую руку от мужа.       - То, что ты сейчас увидишь, может показаться тебе странным, - шепнул Альфред Ивану. И уже через мгновение Брагинский понял, что именно тот имел в виду.       - Если тебе не покажется это слишком фамильярным, можешь присоединиться к молитве, - голос Саманты быстро смягчился.       - Простите, что? – недопонял Иван.       - Он атеист, - вновь поспешил пояснить Альфред.       На некоторое время миссис Джонс впала в замешательство. Мэтт равнодушно уставился в окно, отец семейства с тоской взглянул на тарелку. Его больше всего заботил остывающий завтрак. Иван же испытал резкое желание выйти подышать свежим воздухом.       - Фредди, а что это значит? - словно очнувшись, спросила миссис Джонс. - Опять какие-то ваши молодежные движения?       - Да, мам, - ответил Альфред, чтобы побыстрее закончить разговоры. Вопрос женщины и его ввел в ступор, что случалось не так уж часто.       Тяжело вздохнув, Саманта взяла за руки мужа и Мэтью, Альфред, несколько сконфузившись, вложил ладонь в руку отца. На сей раз Ивана настала очередь неловко отвернуться к окну. «Это совсем не смешно, - уверял он себя, сжав плотно губы. – Ни капельки!»       Завтрак прошел в непривычном молчании. Тишина прерывалась лишь шумом соседской газонокосилки за окном да просьбами мистера Джонса передать ему соль и крекеры. Но даже эти короткие фразы вызывали в Саманте сдержанное негодование.       Иван мог припомнить лишь один в своей жизни завтрак, сравнимый по напряжению с этим. Три года назад он с сестрой, взяв без спросу отцовскую машину, отправился в клуб, что находился в соседней деревне, и, по законам жанра, въехал в первое же дерево. Только тогда в их доме был такой же молчаливый, напряженный завтрак. Здесь же, похоже, подобное когда-то стало нормой.       Время до обеда было потрачено на украшение дома. Миссис Джонс долго пересчитывала конфеты, которые должны были пойти на угощение, и потому без ее гнетущего надзора, наконец, воцарилась непринужденная атмосфера. Все-таки власть этой женщины над домочадцами была до подозрительного велика, учитывая ее тихий голос, грацильное сложение и вечно тревожный взгляд.       Альфред расстелил газеты на полу и достал из кучи в углу тыквы.       - Сейчас будем делать фонари! – объявил он, протянув Ивану нож. – Работы много, поэтому не тупим, друзья мои. Мэтт, почему ты не сделал эту ерунду заранее? Парень в ответ лишь пожал плечами.       - Что за фонари? – спросил Иван.       - Джек-фонарь, - не отвлекаясь от работы, ответил Альфред. – Фишка в том, чтобы выпотрошить у этой тыквы все внутренности, вырезать жуткую морду и вставить в сердцевину свечку.       - А почему этот фонарь так называется?       - Мэтт, расскажи ты. Мне лень, - Альфред громко зевнул и хотел уже продолжить свое занятие, но растерянный взгляд брата заставил его все-таки отвлечься. – Хорошо! Я расскажу в двух словах. Был один славный малый по имени Джек. И случилось так, что за свою жизнь ему дважды удалось загнать в ловушку самого дьявола, и в итоге получил он с него обещание, что ни при каких условиях дьявол его душу в Ад не заберет. Ничто, как известно, не вечно, и Джек наш скончался. Полетела его душа в Рай, но выяснилось, что таких грязненьких душонок туда не берут. А Джек, надо сказать, праведностью при жизни не отличался. Тогда, погрустив немного, полетела душа его в Ад. Но и дьявол не взял его, так как был на то уговор. Дал дьявол Джеку адский уголек, чтобы тот хоть путь себе освещать мог, коль уж суждено ему мотаться между Раем и Адом. И побрел Джек своей неведомой дорогой. Дул ветер, и Джек, чтобы не погас уголек, сунул его в пустую репу, кажется... Да! В репу. Ну, вот такой и вышел фонарь. И бродит Джек по сей день в ожидании Судного Дня. А фонари из тыкв вроде как должны оберегать дома, чтоб всякие личности (вроде Джека) внутрь не прошли, ибо в канун Дня всех святых мертвые приходят к живым...       - Бред какой-то, - усмехнулся Иван и, взглянув на тыкву Мэтью, принялся за дело.       - Даже меня иногда уносит дух Хэллоуина, и я начинаю верить в подобное, - проговорил Альфред. – В конце концов! Это ведь просто интересно.       - Что именно?       - Привидения, духи умерших родственников...       - Это бред, - Иван стоял на своем, хотя легкое негодование Альфреда уже начинало его забавлять.       - Я до пятнадцати лет боялся в эту ночь в одиночку на улицу выходить!       - Какое откровение…       - Да пошел ты! – Джонс с размаху воткнул нож в мякоть. Так, что желтоватый сок брызгами запачкал белую майку Мэтью. Альфред, однако, не заметил своей оплошности.       - Пойдешь сегодня ночью в парк? – спросил он уже совсем спокойно. – Там будет ярмарка сувениров… и всякие тематические конкурсы… Ты ведь это хотел увидеть?       - Наверное, это.       Тогда тебе нужен костюм или хотя бы маска…       В глазах Альфреда мелькнул уже знакомый Ивану блеск азарта – явный признак скорых неприятностей. Благо, миссис Джонс, разобравшись с угощением, зашла на кухню и прервала тем самым поток коварных мыслей, несомненно, струившийся уже в голове ее сына. Женщина уселась на стул и, вновь криво улыбнувшись, начала заготовленную любезную речь:       - Ума не приложу, откуда только у этого разгильдяя берутся такие приличные друзья. Честное слово, его невозможно порой выносить. Иван, ты ведь знаешь Фредди совсем немного, так? Наверняка, ты пока пребываешь в счастливом неведении относительно его характера. Поэтому спешу тебя предупредить, дабы ты не разочаровался после! Альфред – самый несносный мальчишка, какой только мог родиться в этом чудном городке.       - Миссис Джонс, я вовсе не… - хотел было вступиться Иван, но женщина, казалось, оглохла. Устремив чуть затуманенный грезами взгляд вверх, она продолжала говорить:       - Помнится, я была так рада, когда Фредди сдал вступительный экзамен в местную школу с религиозным уклоном. Как ты заметил, семья у нас глубоко верующая…       - О да…       - Он не глупый мальчик. Немного взбалмошный, порой ему не хватает усидчивости. Но экзамен он сдал. И был в числе неплохих учеников. Но представь! Его выгнали за драку. Мое бедное больное сердце тогда едва не остановилось. Он очень сильно побил одного мальчика, учившегося на два класса ниже. Сломал ему руку и три ребра. А синяков было просто не счесть! И ведь никому так и не объяснил причину. А Мэтти! Сколько он вытерпел от него!       - Мама! – на сей раз не вытерпел уже сам Мэтью. Но так как особо перечить женщине он не смел, гнев его выразился только в нахмуренных бровях.       - Разве я лгу? У нашего Мэтти с детства очень слабое здоровье. Даже хуже, чем у меня. Он постоянно болеет. И знаешь, что сказал однажды Фред? Он пожелал Мэтти поскорее сдохнуть и не мучиться!       - Вот такой я нехороший, - Альфред явно гордился собой.       - Ах, Иван! – женщина с шумом выдохнула. – У него ведь и друзья все такие были. Все страшные хулиганы! Курят всякую гадость, ругаются ужасно, носят рвань. Тьфу! Хотя и друзьями бы их не назвала. Никто долго не мог продержаться рядом с моим ребенком. А эта его бывшая девушка? Рэйчел! Блудница! Весь город прошел через ее койку. Но нет! Альфреду тоже захотелось… Странно видеть рядом с ним кого-то спокойного, прилично одетого… И как ты только с ним связался?       - Мы спим вместе, - спокойно и быстро ответил Альфред. Лицо его было совершенно невозмутимым, он даже не отвлекся от своего фонаря.       Мэтт замер, а затем перевел взгляд на Ивана, который, казалось, был не менее озадачен таким поворотом разговора.       - Что? – тихо переспросила Саманта Джонс.       - Мы встречаемся, - Альфред пожал плечами. – Это любовь с первого взгляда. А ты говорила, что я не умею выбирать партнеров! Иван же тебе понравился…       - Мама, тебе плохо?! – заметив, как резко побледнела женщина, Мэтью быстро вскочил на ноги и набрал стакан воды. – Выпей…       Миссис Джонс приняла стакан дрожащими руками. Альфред сидел, низко опустив голову. Несведущему человеку могло бы показаться, что он стыдливо прячет виноватый взгляд, но на деле парень скрывал лишь бесстыдную улыбку.       - Ты больной, - тихо процедил Иван.

***

      Шел шестой час после полудня. Миссис Джонс, положив на лоб полотенце, смоченное холодной водой, обессилено растянулась на диване. Мэтью сидел у изголовья и молча глядел в пол. Мистер Джонс, опершись на дверной косяк, пристальным взглядом изучал то своего сына, то Ивана. Сам Брагинский почти все время с обеда потратил на то, чтобы восстановить истину, однако Альфред умело извращал любые его слова. В итоге Саманта Джонс окончательно укрепилась в мысли, что Иван просто стесняется или бережет ее слабое больное сердце.       - Как же так? – прошептала женщина. – Только этого за тобой еще не было…       - С чего ты взяла, что не было? – спокойно спросил Альфред, и в ответ ему раздался лишь изнемогающий стон.       - Может, хватит уже? – голос Ивана звучал устало.       - Это ты прекрати тушеваться. Поверь, на деле она сильнее танка. Только любит устраивать театр одного актера.       Хлопнув дверью, отец вышел прочь.       - Ну, жестокий сын, добей меня еще чем-нибудь! – проговорила мать.       - Я все сказал. Хотя постой! Давай Мэтью сегодня переночует в комнате бабушки. Сама понимаешь, что с нами ему будет неловко…       - Я не буду там спать! –неожиданно громко запротестовал тихий брат. – Мне все равно, что между вами, но сегодня ночью я там спать не буду!       - Все еще боишься? – Альфред прищурился.       - Да ты сам туда заходишь только пока светло!       Иван закрыл лицо руками; жест этот, однако, вовсе не спасал от разворачивавшегося вокруг театра абсурда. И актеров в этом театре набиралось немало. Что же он, Иван Брагинский, имел в данный момент? Один экземпляр немолодой, вечно тревожащейся, суетливой, болтливой женщины-ипохондрика в предобморочном состоянии. Также один экземпляр молчаливого, можно сказать, забитого чрезмерной опекой, парня на грани нервного срыва из-за боязни… призраков? К тому же никуда не исчез кошмар последних недель – Альфред. Ему, похоже, вновь стало скучно, а это чревато печальными последствиями, ибо парень будет веселиться всеми возможными способами. Возможно, обещанные круги Ада уже начались? Безымянный пока мистер Джонс казался вполне адекватным человеком на общем фоне, но по причине своей адекватности он вынужден был сбежать туда, где разум его остался бы в целостности.       -С меня хватит, - пробормотал Иван и встал с места. – Прошу извинить за доставленные неудобства, но мне лучше уехать отсюда поскорее. Иначе у вас тут либо кто-то скончается, либо просто с ума сойдет… Возможно, я.       - Ты куда собрался? – улыбка быстро сбежала с лица Альфреда. Он крепко вцепился в рукав рубашки Ивана.       - На вокзал.       - Что за ребячество? Не глупи. Ты вовсе не мешаешь никому. У нас дома постоянно происходит нечто подобное.       - Постоянно?! - Брагинский даже закашлялся, так как от удивления хлебнул излишек воздуха.       - Что случилось? – миссис Джонс приподнялась, и мокрое полотенце сползло ей на глаза. Женщина, и без того чрезмерно эмоциональная в этот день, сбросила мокрую тряпку на пол. – Вы поругались?       - Он вздумал сбежать! – воскликнул Альфред.       - Как? – миссис Джонс с трудом поднялась, так как тело ее провалилось во вмятину, образовавшуюся с годами в старом диване. – Постой, Иван. Я должна поговорить с тобой наедине.       В этот момент Брагинский понял, что окончательно потерял контроль над происходящим. Все было словно во сне. События развивались слишком стремительно, а изменить что-либо он, главный герой своего сна, уже не мог. Альфред и Мэтью незаметно куда-то исчезли, выполнив просьбу матери. Миссис Джонс села, выпрямив спину, и заглянула Ивану в глаза. Взгляд у этой женщины был воистину пронзительный.       - Раз уж так вышло, - проговорила она медленно. – Раз уж вы теперь вместе, будь, пожалуйста, с ним помягче. Альфред очень тяжело переживает все, что касается сферы чувств. С виду он ведь кажется таким поверхностным, легкомысленным… А если дернешь за нужную ниточку, он весь и расклеится, что не собрать потом. Да ты и сам, наверное, понял, если уж у вас такие тесные отношения. Я тут устроила целый спектакль, чуть все не испортила. Честно скажу, не верю, что все у вас надолго. Просто не верю, что можно вместе быть без семьи, детей… Но пусть лучше оно само пройдет, чем вы вот так вот на эмоциях разбежитесь. От Альфреда у меня много проблем, но он мой единственный ребенок. Хотя я и Мэтью считаю родным сыном… Не о том речь! Ты понимаешь меня хоть?       Иван отчаянно не желал ничего понимать, но во имя спокойствия миссис Джонс пришлось кивнуть. Женщина улыбнулась, и впервые за день мимика ее совпала с мыслями.

***

      - Очень страшный костюм! – заверил Альфред и похлопал Ивана по плечу.       - Но это просто повязка дружинника, - Брагинский с недоверием посмотрел на кусок красной ткани, намотанный на руку. – Даже без надписи.       - Это очень страшный костюм! – повторил Альфред. – Вы, коммунисты, вообще все жуткие. Вам даже костюмов не надо.       - Спасибо. А кем ты будешь?       - Буду дантистом. Они тоже все страшные. У меня где-то валяется белый халат. Если испачкать его красной краской…       Не договорив, Альфред полез к верхним полкам шкафа с одеждой. Иван еще раз окинул спальню взглядом. Та ее половина, где обитал его «друг», почти пустовала. На ней стояла лишь односпальная кровать, покрытая пледом с героями диснеевских мультиков. Пустота эта, скорее всего, объяснялась тем, что Альфред мало времени проводил дома. Другая же часть комнаты, принадлежавшая Мэтью (и предоставленная во временное пользование Брагинскому) явно несла на себе отпечаток ярого хоккейного фаната. Стены сплошь были увешаны плакатами с фотографиями известных и не очень игроков и команд, на прикроватной тумбочке аккуратными рядами выстроились фигурки хоккеистов. В рамках для фотографий красовались автографы. Над кроватью даже висели две скрещенные клюшки, которыми, судя по состоянию краски, никто никогда не пользовался. Вообще, в почти незаметном Мэтью не так-то просто было разгадать спортивного фаната.       По привычке миссис Джонс называла эту комнату детской, хотя обоим ее обитателям было уже по девятнадцать лет. По косвенным уликам Иван понял, что Мэтью приемный ребенок в семье, пусть это и кажется странным, учитывая его сходство с братом. Однако одинаковый возраст и мимолетно брошенные слова самой миссис Джонс служили неоспоримым доказательством.       - Нашел! – довольно объявил Альфред и вытянул из шкафа мятый кусок белой ткани, в котором едва угадывались признаки медицинского халата. – Я его стащил из больницы, когда навещал Мэтта.       - А чем он болен, если не секрет?       - Да всем он болен! – Джонс махнул рукой. – Долго рассказывать. Нужно кровь приготовить. Не акварелью же себя поливать! Кстати, где акварель? Я ведь помню, что у меня оставались краски после начальной школы…       - Фред, а зачем ты наплел своей матери всю эту ерунду?       - Ты о нас? Не знаю. Мне нравится капать ей на нервы, она так умилительно изображает приступы. Надо будет с папой поговорить, а то он, кажется, тоже повелся.       - А если с ней действительно что-то случится?       - Вот я ее и закаляю для таких случаев. А то уперлась в свое стремление к идеальной семье из рекламы моющего средства, и никуда ее не сдвинуть. И пироги она соседям печет, и рукоделием занимается, и в церковь ходит каждое воскресенье… Еще и отца с Мэттом ходить заставляет. А они ей слова против сказать не могут. Должен же хоть кто-то спускать эту женщину с небес на землю. Кстати, о чем вы с ней говорили наедине? Ты после этого разговора какой-то тихий стал. Да и она мне почти на мозг не капала.       - Да так… - Иван еще раз окинул взглядом стену около кровати. – Она попросила тебя беречь. Ты, вроде как, ранимый.       Фраза прозвучала так нелепо, что Брагинский сам чуть слышно усмехнулся. Альфред же, сделав вид, будто усиленно ищет краски, спрятал лицо за дверцу шкафа. Предательская улыбка сводила скулы. Хотя для особой радости и причин-то не было.       - Я скоро вернусь, - быстро проговорил Джонс. – Только смесь на кухне сделаю… Дверь громко хлопнула. Так, что Иван, успевший углубиться в свои спутанные мысли, слегка вздрогнул. Похоже, нервы у него и вправду начинали шалить. Раньше он спокойнее реагировал на подобные пустяки. Неожиданно свалившаяся на плечи усталость заставила молодого человека прилечь. Только желание хоть краем глаза взглянуть на этот загадочный Хэллоуин заставляло его бороться со сном.       Вскоре Альфред вернулся с кружкой тягучей темно-бордовой жидкости, практически неотличимой на вид от венозной крови. Размазав данную субстанцию по халату, Джонс сделал заключение о полной готовности своего костюма. И через полчаса, когда «кровь» высохла, а на город окончательно опустилась зловещая хэллоуинская ночь, парни покинули дом.       Темные улицы с редкими фонарями, обычно уже пустынные в это время, на сей раз полнились разряженными детьми. Маленькие ведьмы, демонята, привидения и прочая нечисть, быстро семеня коротенькими ножками, бегали от дома к дому, стучались в двери, так как не всегда доставали до кнопки звонка, и требовали своего законного угощения. «Кошелек или жизнь!» - раздавалось со всех сторон.       - Похоже на колядки, - заметил Иван.       - Что это?       - У нас после Нового Года тоже принято наряжаться и клянчить угощение у односельчан. Только длится это все святки, кажется...       - Странно слышать от тебя подобное.       - Бывает.       Ночь выдалась прохладной, хотя, скорее всего, Иван просто уже привык к мягкому климату побережья. Теперь же, чуть углубившись в континент, он, словно забыв о родных морозах, просто зяб. Северный ветер шумел пожелтевшей листвой на деревьях и предвещал скорое наступление зимы.       - Не знаешь, звезды здесь те же, что и над моей страной? Они ведь только для Северного и Южного полушария разные, так? – спросил вдруг Иван.       - Я как-то раньше не интересовался… - задумчиво проговорил в ответ Джонс, но тут же спохватился. – Только не нужно про звезды! А то это совсем как-то… Ну, ты понял!       - Нет. Я тебя, товарищ, вообще не понимаю.       Улыбнувшись как-то тоскливо, Иван положил руку на плечо Альфреда.       - У меня такое чувство, что ты пьян, и я тащу тебя домой, - наигранно ворчливо заметил Джонс.       - У меня тоже такое чувство. Только я больше не буду с тобой пить. Мне не понравилось.       - Просто ты смешал мой коктейль с травой…       - Не напоминай.       - Брось! Стеф симпатичная девушка. Я бы не отказался рядом с ней проснуться.       - У меня есть девушка. И ни с какой другой я просыпаться не хочу, - голос Ивана звучал до странного мягко и равнодушно. Он просто устал повторять в разных формулировках одни и те же мысли.       - И тебе совсем не интересно? Ты готов вот так прожить всю жизнь, даже не имея возможности сравнить?       - У меня есть с чем сравнивать.       - Опять за старое! – Альфред изобразил негодование. – Я бы предпочел примитивный онанизм такому опыту.       - Будем считать, что я не смог перевести это слово.       - Но ты смог… Сейчас свернем налево и выйдем к парку.       И без пояснений Джонса Иван прекрасно слышал, что праздник где-то рядом. Ветер доносил звуки музыки и гвалт голосов. Вскоре показался железный забор, увешанный цветными флажками и старыми гирляндами с лампочками, работающими через одну. Уже у ворот молодых людей остановила фигура, облаченная в балахон Смерти.       - Живым сюда хода нет! – скрипучим голосом проговорила она.       - Поверьте, мисс Ли, мы очень даже мертвы, - заверил Джонс, положа руку на сердце.       - Охотно верю, но сегодня я не мисс Ли…       - Разумеется!       Альфред не стал дослушивать и потянул Ивана вглубь парка.       - Это библиотекарша из моей последней школы, - пояснил он. – С ней лучше не разговаривать. Ей пятьдесят, и она живет с котами, поэтому болтать может вечность. Парк условно можно было бы поделить на две зоны. Первая предназначалась для прогулок и предрасполагала к уединению. Тропинки, выложенные мелкой щебенкой, петляли меж густых стриженых кустов и высоких деревьев. Летом здесь, наверняка, царит прохладная тень, но к концу октября этот участок парка теряет свою привлекательность. Листья быстро опадают с кустов, оставляя лишь черные колючие ветки; от земли идет сырой запах прелости, а туман, низко стелящийся у ног, намекает на близость реки. И только деревья до последнего стоят в том особом осеннем наряде, который поэтично можно назвать «золотым убором». Или же, не утруждая воображение, - сухой листвой. По случаю праздника, однако, голые кусты украсили все теми же флажками.       За прогулочной зоной начинался пустырь с колесом обозрения и парой старых скрипучих каруселей. Выцветшие от времени кони, словно нехотя, медленно ползли по кругу, но за неимением лучшего народ был доволен и этим. В будни здесь почти никого не было, на выходных же частенько собирались дети с родителями и парочки, которым больше некуда пойти. Все-таки в небольшом городке не так много развлечений. Но ярмарка, давно ставшая своеобразной традицией на Хэллоуин, собрала настоящую толпу. От костюмов пестрило в глазах, голоса сливались в единый гул. Странно, что во всей этой мешанине Альфред умудрялся с легкостью угадывать всех своих знакомых. То и дело он с кем-то здоровался, приветливо улыбался кому-то и вообще выглядел, как самый доброжелательный парень в мире. Даже с учетом окровавленного медицинского халата. Ивана вся эта пестрота привлекала лишь первые несколько минут. Затем же он, как истинный турист, твердо решил купить какую-нибудь ерунду сестре и поскорее сбежать в тишину. Но отчаянные его мечтания были прерваны громким девичьим голосом:       - Кого я вижу! Джонс!       Молоденькая рыжеволосая незнакомка в ковбойской шляпе повисла на шее Альфреда и крепко поцеловала его в щеку, оставив яркий отпечаток помады.       - Рэйчел?! – не менее удивленно воскликнул Джонс, оборачиваясь. – Сколько я тебя не видел… Ты вернулась из Майями?       - Мне надоели пляжи! Можешь мне не верить, но это так, - девушка чуть ослабила свою хватку, но продолжала сиять от радости. – Как ты? Как учеба?       - Меня еще не отчислили… Познакомься, это мой сосед из общежития. Его зовут Иван.       Девушка повернула лицо на Брагинского.       - А он ничего… Может, втроем? …       - Я больше в твоих затеях не участвую, - почти серьезно заявил Альфред, и тон его вызвал у подруги волну громкого хохота.       - Кстати, меня зовут Рэйчел, - посмеявшись вдоволь, представилась девушка. – Когда-то мы с Фредди неплохо отрывались.       - Я наслышан, - проговорил Иван.       - Как ты мог все разболтать, негодник? – Рэйчел надула губки и звонко шлепнула Альфреда сзади. – Хотя я о тебе тоже всем рассказываю. Сколько у меня после тебя было парней, ни один не мог вынести всех моих причуд. А ты долго держался.       Рэйчел болтала без умолку. Обменявшись с Джонсом парой любезностей по поводу прошлого, она начала активно рассказывать о своих приключениях во Флориде, и от историй этих у приличного человека уши могли бы свернуться в трубочку. Иван потихоньку начинал понимать, что назвать себя приличным человеком он уже не может. Ему просто было смешно, как всем. Девушка обладала очень живой мимикой и, несмотря на все ее выходки, как-то предрасполагала к себе. Но в то же время нечто в ней необъяснимо раздражало Ивана. Он никогда не был против некоторой фамильярности в общении, да и легкий нрав рыжеволосой красотки вполне приходился ему по вкусу. Но что-то все равно было не так…       - Постойте-ка! – прервала Рэйчел сама себя. – Тебя зовут Иван? Ты русский, так?       - Ну, да.       - В Майями у меня был один Иван. Такой грубый! Ужас просто… Ну, мы сумели направить его агрессию в мирное русло, - Рэйчел многозначительно подмигнула. – А ты давно здесь живешь?       - Я приехал только на один семестр, но из-за проволочек с документами немного опоздал. Уеду к зимним каникулам.       - Уже завел себе здесь подружку?       - А вы с Фредом и вправду хорошая пара, - Иван устало вздохнул и вновь принялся искать глазами подходящий подарок для Ольги.       - Парни! Сегодня я хочу танцевать до утра! Я так устала сидеть без дела… Фредди, зайдешь ко мне завтра? Мне скучно! Хотя поговорим об этом позже. Здесь Сомерсет поставил свою лавочку. Иван, ты обязан попробовать его пиво!       Идея тихо сбежать с сувениром неумолимо шла ко дну. Если одного Альфред еще можно было уговорить вернуться пораньше, то с такой подмогой как Рэйчел Джонс становился непоколебим.

***

      Едва добравшись до кровати, Иван свалился пластом. Сил не было больше ни на что, да и хмель слегка кружил голову. Ноги гудели от усталости – сказывалось отсутствие тренировок. Часы на прикроватной тумбочке показывали половину четвертого. Возможно, Рэйчел и дальше таскала бы их из одного конца города в другой, если бы около клуба они не наткнулись на незнакомых молодых людей из соседнего штата. Уж слишком Рэйчел была падка на сомнительных незнакомцев.       - Ну как? – спросил Альфред, выпутываясь из халата.       - Это было круто, - проговорил Иван в подушку.       - Я был прав, как всегда! Ты уже собрался спать?       - Я больше не буду шевелиться… никогда.       На минуту в темной комнате стало совсем тихо. Только клен, росший под окном, царапал ветками по стеклу. А затем около самого уха Ивана раздался томный шепот:       - Тогда я помогу тебе раздеться, любовь моя…       И Альфред бесцеремонно уселся на спину Брагинскому, просунув руки ему под живот, дабы добраться до пуговиц.       - Эй! – раздалось глухое возмущение из недр подушки, однако никаких действий за возгласом не последовало. Более того, Иван даже покорно поднял руки, когда Джонс все-таки умудрился расстегнуть его рубашку.       - Ну, ты бы хоть посопротивлялся для приличия, - Альфред ткнул Брагинского кулаком в спину.       - У меня нет сил… Хоть чечетку на мне танцуй, я не пошевелюсь.       - Тогда я тебя просто изнасилую, - Джонс провел рукой вдоль позвоночника снизу вверх, сбив майку. Внимание его приковал неестественно выступающий шейный позвонок. Плохой знак.       - ...Но завтра я встану и отомщу… Где у тебя рука, там почеши.       - Эксплуататор, - Альфред беззвучно рассмеялся и выполнил просьбу. – Так нормально?       - Прекрасно.       - Я все равно тебя изнасилую, а то мне скучно, и спать не хочется.       Джонс лениво потянулся и разлегся на спине Ивана, уткнувшись лицом в область левой лопатки. Где-то там, в глубине крепкого тела, неразмеренно и сильно билось сердце. Удары его то учащались, то замедлялись.       - Не моргай – мне щекотно, - Иван чуть повернул голову, чтобы получить доступ к воздуху.       - Чечетку танцевать можно, а моргать нельзя?       - Ты тяжелый.       - Знаю.       - Иди спать на свою кровать. Ты не даешь мне дышать.       - Не пойду. Буду лежать и моргать.       - Что за противное создание!       Альфред даже возмутиться не успел, когда Иван, быстро сбросив «груз», плашмя навалился сверху.       - Теперь можешь спать здесь, - проговорил Брагинский и вновь уткнулся лицом в подушку.       - Ты тяжелее меня, - невнятно возмутился Джонс и заерзал локтями, пытаясь принять более удобное положение. После короткой возни ему удалось перевернуться на спину, однако тут же под матрасом что-то тихо хрустнуло, и кровать мгновенно просела вниз.       - Ай! – только и успел воскликнуть Иван, ударившись о бортик.       - Черт! – Джонс вновь беззвучно рассмеялся. – Мы сломали Мэтью кровать. Теперь ты точно от мамы не отвертишься!       - Чему ты радуешься? – Брагинский потер ушибленное плечо. – Не ударился?       Альфред промолчал, но даже в полумраке легко было разглядеть, как резко он изменился. Задор, искрившийся во взгляде секунду назад, куда-то улетучился; напряженное лицо расслабилось, как только улыбка сползла с губ.       - Что я творю? – проговорил он тихо. – Тебе ведь все это даже не кажется неоднозначным…       Ветер сильнее просвистел в листве клена и принес откуда-то отзвуки легкого рока. С окна тянуло уличным морозным воздухом. Джонс чуть приподнялся, остановившись в дюйме от лица Ивана. Так, что свисающие волосы Брагинского теперь касалась его лба. Не шевелясь и затаив дыхание, Альфред испытующе смотрел в глаза напротив, но ресницы его предательски дрожали. Только оробевший в эту минуту разум еще помнил, что по негласным, самим им выдуманным правилам закрывать глаза первым нельзя. Это будет непростительной уступкой. Особенно при данных обстоятельствах.       - Вот теперь кажется… кажется, - тем же тоном ответил Иван, и губы его сами собой дрогнули в нервной улыбке.        «Считай до трех и сваливай сам! Утром еще посмеешься над ним, - откровенно сорвавшись, решил Джонс. – Раз…» Произнести что-либо вслух он, однако, не мог.       Досчитать Альфред не успел, так как Иван, похоже, негласного правила не знал. Веки его не с первого раза, но все-таки сомкнулись, и тут же в комнате вдруг стало совсем душно. В пору бы не терять времени, но Альфред, подавшись вперед, вдруг отвлекся на глупое лирическое воспоминание. Сдавленные легкие напомнили ему об одной книге, прочитанной еще в подростковом возрасте. Точнее, о параллели, проведенной между туберкулезом и любовью. Кашель подступил к горлу, однако Альфреду удалось его сдержать, вот только старания эти уже потеряли смысл…       За стенкой раздался пронзительный крик, необратимо загубивший едва сложившуюся атмосферу.       - Мэтью? – отстранившись, проговорил Иван.       Альфред кивнул и неловко выбрался из провалившейся постели.